- Я видел троих убийц на крыше. И те двое, что убили третьего, гнались за
мной, хотя было очевидно, что я не убийца.
   - Ладно, - сказал  Мурильо,  не  отводя  взгляда  от  разодранной  одежды
молодого вора и порезов и шрамов на его лице  и  руках,  -  я  склонен  тебе
верить.
   - Идиоты! Крупп сидит за столом с идиотами, - Крупп уставился на  спящего
человека. - А Колл самый большой идиот из них. Но,  к  сожалению,  одаренный
чувством самосознания. Что до его нынешнего состояния, из него можно  многое
почерпнуть о его истинной природе. Встречи, Мурильо? Крупп  не  думает,  что
город изобилует молодыми дамами, бодрствующими в это время  суток.  В  конце
концов, что они увидят в зеркале? Круппа кидает в дрожь при одной  мысли  об
этом.
   Крокус  помассировал  синяк,  прикрытый  длинными  темными  волосами.  Он
поморщился, потом наклонился вперед.
   - Давай, Крупп, ходи, - пробурчал он.
   - Моя очередь?
   - Видимо, чувство самосознания не распространяется на  карты,  -  холодно
прокомментировал Мурильо.
   Послышались шаги по ступенькам. Все трое  обернулись  и  увидели  Раллика
Нома, сходящего со второго этажа. Высокий человек с  темной  кожей  выглядел
хорошо отдохнувшим. На нем был его повседневный плащ,  глубокого  пурпурного
оттенка, заколотый на шее брошью  в  виде  серебряной  ракушки.  Его  темные
волосы были только что подстрижены и  обрамляли  его  узкое  чисто  выбритое
лицо. Раллик подошел к столу и ухватил Колла за густые волосы. Он  приподнял
голову спящего из пивной лужи и наклонился посмотреть в прыщавое лицо Колла.
Затем он аккуратно опустил голову человека на место и подтянул себе стул.
   - Это та же игра, что и прошлой ночью?
   - Разумеется, - ответил Крупп. - Крупп загнал в угол этих  несчастных,  и
они рискуют расстаться с последней рубашкой! Рад  снова  видеть  тебя,  друг
Раллик! Этот парень, - Крупп указал на Крокуса  пухлой  ручкой  с  дрожащими
пальцами, - без конца говорит об убийстве. Прямо  ливень  крови!  Ты  слышал
когда-нибудь подобную чушь, Раллик-друг?
   Раллик пожал плечами.
   - Очередные слухи. Этот город держится на слухах.
   Крокус хмуро поглядел на него. Похоже, что в это утро никто не  собирался
отвечать на вопросы. Он еще раз подумал о том, что могли обсуждать Мурильо и
убийца, склонившись над тускло освещенным столом в одном из  углов  комнаты.
Крокус подозревал, что о  чем-то  тайном.  Не  то,  чтобы  такие  вещи  были
необычны, просто в большинстве случаев в них оказывался замешан Крупп.
   Мурильо повернулся к стойке бара.
   - Салти! - позвал он. - Ты проснулась?
   Из-за стойки донеслось неясное бормотание, затем появилась сама Салти  со
встрепанными волосами и личиком, которое казалось еще круглее, чем обычно.
   - Да, - пробормотала она, - а что?
   - Завтрак для моего друга, - Мурильо поднялся и критически  оглядел  свой
костюм. Ярко-зеленая рубаха с мягкими  складками  теперь  болталась  на  его
тощем теле вся измятая и залитая пивом. Штаны из тонко выделанной кожи  тоже
измялись и покрылись пятнами. Вздохнув, Мурильо шагнул прочь от стола.
   - Я должен вымыться и переодеться. Что касается игры, я сдаюсь, для  меня
вес безнадежно. Крупп, как мне кажется, никогда не сделает своего хода, а мы
так и будем сидеть и выслушивать его размышления и воспоминания до скончания
веков. Всем спокойной ночи.
   Он обменялся взглядом с Ралликом и слегка кивнул.
   Крокус  заметил  этот  обмен  взглядами,  и  хмурое  выражение  его  лица
усугубилось. Он поглядел вслед уходящему Мурильо, затем обернулся к Раллику.
Убийца сидел, уставясь на Колла, выражение его лица  по-прежнему  оставалось
непроницаемым.
   Салти ушла на кухню, и секунду спустя оттуда долетело звяканье посуды.
   Крокус бросил свои карты на середину стола и откинулся на стуле,  прикрыв
глаза.
   - Юноша сдается? - поинтересовался Крупп. Крокус кивнул.
   - Ха, значит, Крупп остается непобедимым, - он сложил карты и засунул  их
за салфетку, повязанную на его жирной шее.
   Подозрения о готовящемся заговоре у вора усилились. Сначала война  убийц,
теперь Раллик и Мурильо что-то  затевают.  Он  мысленно  вздохнул  и  открыл
глаза. Все его тело ныло после ночных похождений, но он прекрасно осознавал,
как ему повезло. Крокус тоже уставился на Колла невидящим взглядом.
   Ему вновь представились те высокие черные фигуры, и он передернулся. Если
оставить в стороне все опасности, поджидавшие его на крышах прошедшей ночью,
он понимал, насколько все было странно и волнующе. Вор дрожал еще целый  час
после того, как захлопнул за собой дверь  корчмы  и  получил  из  рук  Салти
кружку пива.
   Он сосредоточил взгляд на Колле. Колл, Крупп,  Мурильо  и  Раллик.  Очень
странная компания  подобралась:  пьяница,  жирный  маг  весьма  сомнительных
способностей, франтоватый хлыщ и убийца.
   Несмотря на вес их недостатки - его лучшие друзья. Его  родители  погибли
во время  Крылатой  Чумы,  когда  ему  было  четыре  года.  С  тех  пор  его
воспитанием занимался дядюшка Маммот. Старый ученый сделал все, что мог,  но
этого было недостаточно. Для Крокуса тени улицы и безлунные ночи  на  крышах
были куда как более интересны, чем заплесневелые тома из дядиной библиотеки.
   Однако сегодня он чувствовал себя чрезвычайно одиноким. С Круппа  никогда
не спадала маска блаженного идиотизма, ни на секунду.  Все  эти  годы,  пока
Крокус набирался от толстяка умения воровать, он  никогда  не  видел,  чтобы
Крупп вел себя иначе. Цель жизни Колла,  казалось,  состояла  в  том,  чтобы
никогда не оставаться трезвым по неизвестным Крокусу причинам,  хотя  иногда
ему казалось, что Колл был чем-то большим, нежели просто пьяницей. А  теперь
Раллик и Мурильо не хотят, чтобы он участвовал в их заговоре.
   Перед его мысленным взором появился образ - освещенные луной изгибы  тела
молодой девушки, и он сердито тряхнул головой.
   Появилась Салти с завтраком: ломтики хлеба, обжаренные в  масле,  головка
козьего сыра, гроздь местного  винограда  и  кофейник  с  черным  кофе.  Она
накрыла сперва для Крокуса, и он пробормотал слова благодарности.
   Нетерпение Круппа увеличивалось  по  мере  того,  как  Салти  обслуживала
Раллика.
   - Какая наглость, - сказал  толстяк,  расправляя  широкие  рукава  своего
пальто,  заляпанные  пятнами  неизвестного  происхождения.  -  Крупп   готов
обрушить на эту Салти тысячи действенных проклятий.
   - Круппу не стоит этого делать, - отозвался Раллик.
   - Нет, нет, конечно, не стоит,  -  произнес  Крупп,  утирая  лоб  носовым
платком, - маг моего уровня никогда  не  станет  унижаться  до  того,  чтобы
применять свои умения против какой-то судомойки.
   -  Судомойки!  -  обернулась  к  нему  Салти.  Она  схватила  тарелку   с
поджаренными хлебцами и обрушила ее на  голову  Крупна.  -  Не  волнуйся,  -
сказала она, уходя обратно за стойку, - с твоими волосами никто ничего и  не
заметит.
   Крупп встряхнул кусочки. Он собирался было бросить их на  пол,  но  затем
передумал. Он облизнулся.
   - Сегодня утром Крупп великодушен, - произнес он, расплываясь  в  широкой
улыбке и стряхивая крошки обратно в тарелку. Он наклонился к столу и  сцепил
пухлые пальцы. - Крупп, пожалуй, начал бы свою трапезу с винограда.

Седьмая глава

   Я видел в огне кого-то, кто корчился вместо меня,
   В огне, что меня не затронул, в моем погребальном костре...
   Эпитафия Гадроби
   Неизвестный автор

   На этот раз мечты Круппа привели его через маршевые ворота, затем на  юг,
левее  судоходного  озера.  Небо  над  его  головой  приобрело  на  редкость
неприятный серебристый оттенок с добавлением бледно-зеленого.
   - Все течет и меняется, - простонал Крупп. Его ноги несли его по  пыльной
безжизненной дороге. - Монета досталась ребенку, а он даже не подозревает об
этом. Разве гоже Круппу брести по этой Обезьяньей дороге? К счастью, круглое
тело Круппа являет собой  пример  совершенной  симметрии.  Если  кому-то  не
повезло  родиться,  имея  подобные  очертания,  он  должен   приобрести   их
ревностным трудом. Конечно же, Крупп представляет собой уникальное  явление,
ему для этого трудиться не пришлось.
   В  поле  слева  от  дороги,  в  кругу  молодых  деревьев,  горел  костер,
отбрасывая красные отблески на цветущие ветви. Острые глаза Круппа различали
одинокую фигуру, сидящую у костра и, казалось, держащую руки в пламени.
   - Слишком много камней подворачивается под ноги, -  простонал  он,  -  на
этой проклятой утоптанной дороге.  Крупп  попробует  идти  прямо  по  земле,
покрытой в это время года растительностью. А он и в самом деле жарит бекон.
   Крупп свернул с дороги и пошел к купе деревьев.
   Когда он протиснулся между двух тощих стволов и шагнул в освещенный круг,
человек в капюшоне  медленно  обернулся,  чтобы  посмотреть  на  него.  Лицо
сидящего оставалось в тени, несмотря на горящий перед ним костер. Он  держал
руки с длинными чуткими пальцами, разведенными в стороны, прямо в  огне,  но
они легко переносили жар.
   - Я хотел бы посидеть у твоего огня, - произнес Крупп с легким  поклоном.
- Такое не часто встречается в снах Круппа в последнее время.
   - Незнакомцы проходят сквозь твои сны, - произнес сидящий высоким голосом
со странным акцентом. - Такие, как я. Ты что, призывал меня? В последний раз
я ходил по земле в незапамятные времена.
   - Призывал? - Брови Круппа удивленно поползли вверх.  -  Нет,  только  не
Крупп, он тоже жертва этих снов. Представь сперва, что Крупп сейчас спит под
теплым  одеялом  в  своей  убогой  комнатке.  А  теперь  взгляни  на   меня,
незнакомец, - мне холодно, я совсем замерз.
   Сидящий негромко засмеялся и пригласил Круппа к огню.
   - Я опять пытаюсь найти ощущения, - сказал он, - но мои  руки  ничего  не
чувствуют. Было бы почетно разделить боль просителей. Боюсь, у  меня  больше
нет последователей.
   Крупп промолчал. Ему не нравились такие мрачные сны. Он приблизил руки  к
огню, чтобы ощутить тепло. Леденящая боль пронзила его  колени.  Наконец  он
взглянул на фигуру в капюшоне, сидящую напротив него.
   - Крупп полагает, что ты один из верховных богов. У тебя есть имя?
   - Я известен как К'рул.
   Крупп окаменел. Его догадка была верна. Мысль о том, что верховного  бога
разбудили  и  отправили  бродить  по  его  сну,  заставила  сознание  Круппа
заметаться подобно напуганному кролику.
   - Как же ты попал сюда, К'рул? - спросил он с дрожью в голосе. Ему  стало
вдруг очень жарко. Он вытянул из рукава носовой платок и утер пот со лба.
   К'рул поразмыслил, прежде чем ответить, и Крупп услыхал  сомнение  в  его
голосе.
   - За стенами этого славного города была пролита кровь, Крупп,  на  камне,
освященном когда-то моим именем. Это... это  ново  для  меня.  Когда-то  умы
множества смертных были подчинены мне, они приносили мне  в  жертву  вдоволь
крови и костей.  Задолго  до  того,  как  смертными  были  возведены  первые
каменные башни, я бродил среди охотников, - К'рул  поднял  голову,  и  Крупп
почувствовал обращенный на него взгляд бессмертных глаз. -  Кровь  пролилась
вновь, но этого недостаточно. Я  полагаю,  что  я  ожидаю  того,  кто  будет
разбужен. Того, кого я знал когда-то, много времени тому назад.
   Горькое чувство охватило Круппа.
   - А что ты принес Круппу?
   Верховный бог резко поднялся.
   - Древний огонь, который принесет тебе тепло в минуту нужды, - сказал он.
- Но я напрасно задерживаю тебя. Найди Т'лан Аймассов, они приведут женщину.
Они разбуженные. Я думаю,  что  мне  следует  готовиться  к  битве.  Один  я
проиграю.
   Глаза Круппа широко раскрылись от внезапного прозрения.
   - Тебя использовали, - выдохнул он.
   - Возможно. Если это так, младшие  боги  совершили  серьезную  ошибку.  В
конце концов, - он страдальчески улыбнулся, - я  проиграю  битву.  Но  я  не
умру.
   К'рул отвернулся от огня. Его внимание вновь обратилось на Круппа.
   - Играй, смертный. От рук смертных гибнут боги.  Это  единственный  конец
бессмертия.
   Тоска верховного бога  не  укрылась  от  Круппа.  Он  подозревал,  что  в
последних его словах содержалось великое откровение, откровение, которым  он
должен воспользоваться.
   - И Крупп воспользуется им, - прошептал он.
   Верховный бог вышел из освещенного круга и побрел на северо-восток  через
поля. Крупп уставился на огонь,  который  жадно  лизал  дрова,  но  зола  не
появлялась, огонь не насыщался, но и не умирал. Крупп передернулся.
   - В эту ночь Крупп и впрямь один в мире. Совсем один, - пробормотал он.

***

   За час до рассвета Рушащий Круги  освободился  от  дежурства  в  Цитадели
Деспота. В эту ночь  никто  не  пришел  на  свидание  под  воротами.  Первые
проблески  света  появились  на  вершинах  Талинских  гор,  пока  человек  в
одиночестве шагал по улице Чар Аниса в квартале Специй. Впереди сияло озеро,
торговые суда из далеких земель - Каллоуса, Элингата, Злобы Кеплера - стояли
темными громадами у освещенных газом причалов.
   Прохладный ветерок с озера донес до человека запах дождя, хотя звезды над
головой продолжали сиять ясным светом. Он снял свой плащ стражника и нес его
теперь в кожаном мешке за плечом. Лишь простой короткий меч у бедра  выдавал
в нем солдата, но солдата неизвестного войска.
   Он освободился и двигался по направлению к воде. Годы  службы,  казалось,
отступали от него. Воспоминания о детстве, проведенном в доках, были светлы.
В доки манило очарование, исходившее от купцов  из  дальних  стран,  которые
походили на  заслуженных,  потрепанных  испытаниями  героев,  вернувшихся  с
какой-то изначальной войны. В  те  дни  часто  можно  было  увидеть  галеры,
принадлежащие Вольным Купцам, изящные и легко идущие по волнам, несмотря  на
низкую от награбленного добра осадку. Они возвращались из таких таинственных
мест, как порты Филмен Оррас, Форт  Половины,  Рассказ  Мертвеца  или  Место
Изгнания. Эти названия пели  мальчишке,  который  никогда  не  покидал  стен
родного города, о мире приключений.
   Человек замедлил ход, когда достиг каменного  причала.  Годы,  отделяющие
его от детства,  пронеслись  перед  его  мысленным  взором,  сделав  военные
воспоминания  еще  более  мрачными.  Если  ему  на  ум  приходили   все   те
бесчисленные перекрестки, которые он проходил  в  прежние  годы,  он  всегда
видел над ними мрачные  грозовые  небеса,  а  рядом  -  опустошенные  земли.
Возраст и опыт давали себя знать, и какой бы выбор он ни сделал  тогда,  все
казалось предрешенным и безнадежным.
   "Неужели только молодости известно отчаяние?" - спросил он себя,  подходя
к краю причала, чтобы сесть. Перед ним лежали черные воды залива. В двадцати
футах  лежало  скалистое  побережье,  утопающее  во  тьме,  осколки   стекла
поблескивали то там, то тут, словно звезды.
   Человек медленно повернул голову вправо. Его взгляд  пробежал  по  склону
холма, достиг вершины, на которой стояла громада Зала Величия.  "Никогда  не
заходи слишком далеко" - простой урок, извлеченный из жизни много лет  назад
на горящей палубе пиратского  капера,  трюмы  которого  заполнялись  морской
водой по мере удаления от  стен  и  башен  города  под  названием  Сломанная
Челюсть. Высокомерие -  так  ученые  мужи  назовут  огненный  закат  Вольных
Купцов.
   Никогда не заходи слишком далеко. Его взгляд остановился на Зале Величия.
Тупик, в который городской Совет зашел после убийства члена Совета Лима,  не
был разрешен. Совет бродил  по  кругу,  часы,  которые  следовало  посвящать
работе, тратились на досужие домыслы и сплетни.
   Турбан Орр, который явно должен был победить при голосовании, выскользнул
из его рук в последний момент и теперь всюду пускал  своих  псов  вынюхивать
шпионов, которые, как он подозревал, следили за  ним.  Член  Совета  не  был
глуп.
   Над его головой в сторону озера пролетело несколько серых  чаек,  оглашая
прохладный воздух криками.  Он  вздохнул,  передернул  плечами  и  с  трудом
оторвал взгляд от Зала Величия.
   Слишком поздно, чтобы думать о том, чтобы  не  заходить  слишком  далеко.
Будущее человека было решено в тот день, когда к  нему  пришел  агент  Угря.
Кто-то назвал бы это государственной изменой. Возможно, это и было  изменой.
Кто мог бы сказать, что у Угря на уме? Даже главный его шпион, который лично
общался с ним, и тот не мог бы сказать, что на уме у хозяина.
   Его мысли вернулись к Турбану Орру. Он восстановил  против  себя  хитрого
человека,  человека,  обладающего  силой.  Его   единственное   спасение   в
анонимности. А это ненадолго.
   Он уселся на причале, поджидая человека Угря. Он  должен  передать  этому
человеку записку для Угря. Что может измениться с доставкой  адресату  этого
сообщения? Что с ним случилось, что он ищет помощи, ставя  под  угрозу  свои
анонимность и одиночество, которые давали  ему  столько  внутренней  силы  и
делали его решения непреклонными? Но тягаться с Турбан Орром он не сможет  в
одиночку.
   Человек открыл свой заплечный мешок и вытащил письмо. Рядом с местом,  на
котором он стоял, был перекресток, узнать его было  легко.  Чтобы  заглушить
свои страхи, он написал письмо с просьбами о помощи.
   Было бы очень легко сдаться  сейчас.  Он  подержал  хрупкий  пергамент  в
руках, ощущая его малый вес, маслянистость его поверхности, грубое  плетение
скрепляющих его веревочек. Очень легко впасть в отчаяние.
   Человек поднял голову. Небеса начали бледнеть, озерный ветер нес с  собой
запахи начинающегося  дня.  Наверное,  пойдет  дождь,  принесенный  северным
ветром, обычное дело для этого времени года. Город станет чище, его дыхание,
полное запаха специй, - свежее. Он стянул с пергамента веревочку и развернул
его.
   "Слишком легко".
   Легким движением человек разорвал послание. Он разбросал обрывки,  и  они
свободно слетели к погруженной в тень прибрежной полосе озера.  Вздымающиеся
волны подхватили и понесли прочь распухшие от воды куски пергамента.
   Ему  почудилось,  что  где-то  в  глубине  подсознания  он  услышал  звон
вращающейся монеты. Звон был печален.
   Через несколько минут он ушел с причала.  Агент  Угря,  совершавший  свой
утренний обход, отметил в записке отсутствие человека и продолжил свой путь.
   Человек же продолжил свой  путь  по  Озерной  улице,  оставив  за  спиной
вершину холма с  Залом  Величия.  Пока  он  шел,  начали  появляться  первые
торговцы шелками, они раскладывали свой товар на булыжных  тротуарах.  Среди
шелков он узнал окрашенные лавандой мотки  из  Иллема,  бледно-желтые  шелка
Сетты и Леста, двух городов на юго-востоке, которые, как ему было  известно,
были захвачены Всевидящим Паниона в прошлом месяце, и тяжелые  мотки  шелков
Саррокалла.  Удивительная  закономерность:  торговля  с  северными   землями
замирала по мере роста военных успехов Малазанской империи.
   Он свернул от озера, прошел через ворота Благовонного Дерева и оказался в
городе. Через четыре улицы отсюда его  ждала  одинокая  комната  на  третьем
этаже  обшарпанного  дома,  серая  и  молчаливая  в  свете  зари,  дверь  ее
запиралась на задвижку и замок. В этой комнате не было оставлено  места  для
воспоминаний;  ничего,  что  могло  бы  рассказать  мудрому   человеку   или
наблюдательному шпиону о его жизни. В этой комнате он был анонимом для  себя
самого.

***

   Леди Симталь расхаживала по комнате. В последние дни слишком много  ее  с
таким трудом добытого золота было потрачено, чтобы утихомирить разгоревшиеся
страсти. Эта проклятая Лимова сучка не позволила  горю  притупить  жадность.
Лишь два дня походила в черном, а потом выставилась  на  люди,  повиснув  на
руке этого хлыща Мурильо, самодовольная, как ворона в павлиньих перьях.
   Симталь подвела карандашиком выщипанные  брови  Мурильо...  Этот  молодой
человек делает все, чтобы его заметили. Возможно, им стоит заняться.
   Она прекратила метаться по комнате и посмотрела на человека,  лежащего  в
ее постели.
   - Итак, вы ничего не узнали, - в ее тоне прозвучало невольное презрение.
   Член Совета Турб