нц!
     Но  до  того,  как  бедняга  Гарет  смог  что-либо  ответить,   Зиерн
воскликнула вдруг: "Моя  дорогая!"  -  и  поспешила  к  Дженни,  простирая
маленькие белые руки из кремовой пены кружев.  Улыбка  ее  была  нежной  и
приветливой, как будто она встречала лучшую подругу, с которой  давно  уже
не виделась.
     - Моя дражайшая леди Дженни, извините, что я не сразу  вас  заметила!
Вы выглядите блестяще! Неужели наша  милая  Трэй  одолжила  вам  черное  с
серебром? Как это великодушно с ее стороны...
     В обеденном зале прозвучал колокол, и  музыканты  на  галерее  начали
играть. Зиерн взяла Дженни за руку, и гости прошли в зал - -  первыми,  по
южному обычаю, женщины, затем  мужчины.  Дженни  огляделась,  ища  глазами
Джона, но его нигде не  было.  Сердце  испуганно  екнуло  при  мысли,  что
придется остаться среди них одной.
     А легкий танцующий голос продолжал:
     - Ах да, вы ведь тоже колдунья, не так ли?.. Знаете,  я  не  получила
должного образования, но у меня врожденный дар волшебства. Вы  обязательно
должны мне рассказать, как вы зарабатываете на жизнь с  помощью  магии.  У
меня самой никогда не возникало такой необходимости...
     Насмешливые взгляды придворных  щекотали  спину  Дженни,  как  острия
ножей.
     И все же мелкие уколы Зиерн, несмотря на всю их обдуманность, цели не
достигали. Дженни скорее готова  была  злиться  на  нее  за  бесцеремонное
искушение Гарета, чем за насмешки в свой адрес. Высокомерие она предвидела
- грех этот был свойствен магам. Дженни и сама становилась его жертвой  не
меньше других. Кроме того, она ясно  ощущала  огромную  колдовскую  власть
Зиерн. Но эти мелочные придирки были скорее достойны девчонки,  пытающейся
скрыть свою неуверенность.
     "Странно, - подумала Дженни. - С чего бы это Зиерн быть неуверенной?"
     Опустившись на свое место, она медленно  оглядела  стол,  похожий  на
зимний лес - снежный лен скатертей  и  хрустальные  сосульки  канделябров.
Каждая серебряная тарелка  была  выложена  золотым  узором  и  окружена  с
флангов дюжиной вилочек и ложечек - сложным  арсеналом  этикета.  Все  эти
молодые придворные в их раздушенном бархате и  тугих  кружевах  явно  были
рабами хозяйки, каждый стремился вступить в диалог с ней, а не с  соседом.
Вообще все в этом изящнейшем охотничьем домике было  посвящено  Зиерн:  от
вензеля, вырезанного по углам на потолке, до  искусного  бронзового  литья
статуи рогатой богини любви Хартемгарбес в нише у двери. У идола было лицо
Зиерн. Даже плывущая с галереи нежнейшая  музыка  гобоев  и  еще  каких-то
сложных инструментов, напоминающих шарманку, казалось, провозглашала,  что
Зиерн не выносит ничего, кроме совершенства.
     Откуда тогда эта неуверенность, граничащая со страхом?
     Дженни всмотрелась в Зиерн с любопытством врача, пытаясь  понять  эту
странную девчонку.  Глаза  их  встретились,  и  Зиерн,  конечно,  заметила
сочувственный вопрос во взгляде гостьи. На секунду золотистые очи  хозяйки
сузились; насмешка, злоба и гнев  шевельнулись  в  их  глубине,  но  затем
нежная улыбка вернулась и Зиерн спросила:
     - Что же вы ни к чему не притрагиваетесь, дорогая? Или в  Уинтерлэнде
не пользуются вилками?
     Внезапно легкое смятение возникло в арке,  ведущей  в  зал.  Один  из
музыкантов на галерее извлек нестерпимо фальшивую ноту из своей  шарманки,
остальные, запнувшись, смолкли.
     - Ну надо же! - произнес голос  Аверсина,  и  головы  над  сверкающим
столом повернулись, как на грохот оброненной тарелки. - - Опять опоздал!
     Он ступил в восково светлый зал  с  легким  побрякиванием  кольчужных
заплат и приостановился, осматриваясь. Очки просияли,  как  оправленные  в
сталь луны. На Джоне снова был дорожный отороченный волком камзол, весь  в
металлических  шипах  и  бляхах,  потертые  кожаные   штаны   и   покрытые
многочисленными шрамами башмаки. Его пледы  были  отброшены  за  спину  на
манер плаща, почищенные,  но  обтрепанные  и  мятые.  В  глазах  светилось
озорство.
     Гарет на другом конце стола помертвел, а  затем  зарделся  до  корней
своих  редеющих  волос.  Дженни  со  вздохом  закрыла  глаза  и   подумала
обреченно: "Джон!.."
     Он бодро прошествовал в залу и  отвесил  приветственный  поклон  всей
честной компании. Придворные за столом все  еще  не  могли  произнести  ни
слова. В большинстве своем они предвкушали появление этакого  деревенского
братца, который бы позабавил их безуспешными попытками следовать  правилам
приличия, а в залу вошел варвар, даже и не подозревающий  о  существовании
каких бы то ни было правил.
     Дружески кивнув хозяйке, он опустился на свое место - по  левую  руку
от  Зиерн  (Дженни  сидела  справа).   Оглядел   с   недоумением   арсенал
принадлежностей по обе стороны тарелки и  с  безупречной  аккуратностью  и
изяществом приступил к еде с помощью рук.
     Зиерн опомнилась первой. С шелковой улыбкой она взяла рыбную вилку  и
предложила ее Джону.
     - Позвольте дружеский совет,  милорд.  У  нас  здесь  несколько  иные
нравы...
     Леди, сидящая в дальнем конце  стола,  прыснула.  Джон  посмотрел  на
Зиерн с нескрываемым подозрением. Та наколола на вилку устрицу  и  вручила
ему. Джон расцвел в улыбке.
     - А, так вот они для чего! - сказал он с облегчением.  Снял  пальцами
устрицу с зубцов и откусил от  нее  деликатнейшим  образом.  С  чудовищным
северным акцентом, какого Дженни и дома-то ни разу не слышала, он добавил:
     - Я вот думаю: только приехал,  а  уже  вызван  на  поединок  местной
ведьмой. Да еще и незнакомое оружие. Я прямо робею.
     Сидящий слева от него Бонд Клерлок поперхнулся супом, и Джон дружески
ахнул его по спине.
     - Помню я, - продолжал он, жестикулируя  вилкой,  а  свободной  рукой
выбирая очередную устрицу, - раскопали мы однажды  в  подвале  целый  ящик
таких вот штуковин - тоже все разные, как эти... Ну, когда топили баню  по
случаю свадьбы кузины Кэт. И ведь так и не додумались,  для  чего  они,  -
даже папаша Гиеро (отец Гиеро, наш священник). А  тут  как  раз  с  холмов
напали бандиты, так мы заложили все это добро в баллисту вместо камня -  и
метнули разом. Одного бандита уложили наповал, а остальные ускакали  через
вересковую пустошь, все утыканные этими самыми штуковинами...
     - Я так поняла, - холодно проговорила Зиерн, в  то  время  как  вдоль
стола катились сдавленные смешки, - что свадьба вашей кузины  была  весьма
выдающимся событием, раз вы топили по этому случаю баню.
     - Да я думаю! - Лицо  Аверсина,  обычно  замкнутое  и  настороженное,
раздвинулось в умопомрачительной улыбке. - Она выходила за одного парня  с
юга...
     Вполне возможно, подумала Дженни, что за этим  столом  в  первый  раз
слушают не Зиерн, а кого-то другого, и, судя по опасному мерцанию в глазах
колдуньи, ей это не очень-то нравится. Но давящиеся смехом придворные были
уже  вовлечены  в  круг  грубоватого  обаяния  Аверсина;  его   варварство
обезоруживало  их,  а  подробности  чудовищной  полупридуманной  байки   о
замужестве его кузины доводили до беспомощных нечленораздельных  всхлипов.
На минуту Дженни даже ощутила злорадство при виде  растерянности  Зиерн  -
той самой Зиерн,  что  совсем  недавно  высмеивала  Гарета  за  отсутствие
чувства юмора. Впрочем, Дженни быстро совладала с  собой  и  сосредоточила
внимание на своей тарелке. Если уж Джон решил отвлечь их  на  себя,  чтобы
дать ей спокойно закончить  трапезу,  то  самое  меньшее,  что  она  могла
сделать, - это не дать его попыткам пропасть втуне.
     По ту сторону стола Трэй сказала мягко:
     - Не такой уж он и дикий. По балладам Гарета я представляла его иначе
- стройным и миловидным, как статуя  бога  Сармендеса.  Но  я  полагаю,  -
добавила она, вынимая мясо  из  эскаргота  специальными  щипчиками,  чтобы
подсказать Дженни, как это делается, -  было  бы  чрезвычайно  утомительно
проделать долгий путь из Уинтерлэнда с человеком, который только и  знает,
что "озирает дол орлиным оком", как об этом говорится в песне.
     Несмотря на неодобрительные взгляды Зиерн,  ее  верный  кавалер  Бонд
утирал слезы смеха, стараясь, правда, не повредить косметику. Даже  слугам
приходилось  прилагать  изрядные  усилия,  чтобы  сохранить   бесстрастное
выражение  на  лицах,  подавая  жареного  павлина,  вновь  облаченного   в
блистанье собственных перьев, и дымящуюся оленину в сливках.
     - ...а жених хотел повесить одежду и начал искать эти ваши  деревяшки
вроде тех, что в моей комнате, - невозмутимо продолжал Джон. -  Не  нашел,
ну и повесил все на стояк для кольчуги. И черт меня  возьми,  если  кузина
Кэт, поднявшись среди ночи, не приняла одежду за бандита  и  не  проткнула
мечом...
     "Нет, появись Джон в обличье из баллад Гарета, - подумала  Дженни,  -
он бы не имел и половины такого успеха". Дьяволенок  озорства,  сидящий  в
нем, околдовал всех точно так же, как околдовал в свое время саму  Дженни.
Конечно, Джон не смог бы удержаться от подобной  выходки,  чтобы  защитить
себя от насмешек этих щеголей,  но  то,  что  выходка  его  вызвала  такой
восторг, заставляло Дженни думать лучше о придворных Зиерн.
     В молчании она закончила трапезу и удалилась  из-за  стола  никем  не
замеченной.


     - Дженни, подожди! -  Высокая  фигура  отделилась  от  толпы  светлых
камзолов и поспешила к ней через холл, споткнувшись по дороге о  подставку
для ног.
     Дженни приостановилась в причудливом  сплетении  теней  на  лестнице.
Музыка, доносящаяся из зала, изменилась - это уже  была  не  игра  усталых
музыкантов, но сложнейшие пассажи, свидетельствовавшие об искусстве  самих
придворных. Виртуозное владение инструментом, видимо, считалось  признаком
истинного благородства: двойные цимбалы плели музыкальные кружева,  мотивы
лишь проглядывали временами, как полузнакомые лица в толпе. Среди  сложных
гармоний беззаботно гулял веселый голосок жестяной свистульки,  следуя  за
мелодией на слух. Дженни улыбнулась. Если  бы  Двенадцать  Богов  сошли  с
небес, даже они вряд ли бы сумели смутить Джона.
     - Дженни, я... я сожалею. - Гарет  слегка  задыхался  от  спешки.  Он
вновь водрузил на нос свои многострадальные очки, трещина в  правой  линзе
сверкнула, как звезда. - Я не знал, что все так получится. Я думал,  он  -
Драконья Погибель, а он...
     Дженни стояла несколькими ступеньками выше, и поэтому глаза  их  были
почти на одном уровне. Она протянула руку и коснулась лица Гарета.
     - Ты помнишь, как вы с ним встретились в первый раз?
     Он покраснел и оглянулся. В иллюминированной гостиной потертая кожа и
потрепанные  пледы  Джона  делали  его  похожим  на  мастифа  в  окружении
комнатных собачек. Он с огромным интересом изучал сделанную в форме  лютни
шарманку,  пока  рыжеволосая  Прекрасная  Изольда   из   рода   Гринхайтов
рассказывала очередной анекдот про гномов, самый свежий из  ее  коллекции.
Хохотали все, кроме Джона, он был слишком занят музыкальным  инструментом.
Дженни видела, как губы Гарета сжались от гнева и стыда. "Ехал на север за
своей мечтой, - подумала Дженни, - и вот теперь лишился  не  только  того,
что искал, но и того, что нашел".
     - Я бы не позволил им так смеяться над тобой, - сказал наконец Гарет.
- Я не думал, что Зиерн...
     Он запнулся, не  в  силах  договорить.  Горечь  искривила  его  губы;
разочарование  худшее,  чем  в  Холде  у  свиного  загона,  терзало   его.
"Возможно, - подумала Дженни, - он никогда не видел Зиерн такой  мелочной,
а  может  быть,  просто  воспринимал  ее  раньше,  не  выходя  за  границы
созданного ею мирка".
     - Я был уверен,  что  все  улажу...  но  я  не  знал,  как!  -  Гарет
беспомощно развел руками.  С  жалкой  иронией  он  добавил:  -  Знаешь,  в
балладах очень легко кого-нибудь  выручить.  В  крайнем  случае  потерпишь
поражение, но тогда хотя бы есть возможность красиво погибнуть, зная,  что
никто потом не будет три недели смеяться над тобой.
     Дженни засмеялась  и  потрепала  его  ободряюще  по  руке.  Во  мраке
прорисовывался лишь очерк угловатой скулы да круглые  стекла  очков,  став
непрозрачными, отражали свет ламп, пронизывающий  редкие  пушистые  волосы
Гарета и колюче посверкивающий в кружевах воротника.
     - Не горюй. - Дженни улыбнулась. - Как и убийство дракона, это особое
искусство.
     - Послушай, - сказал Гарет. - Я... я сожалею, что обманул вас.  Я  бы
не сделал этого, знай я, как все потом обернется. Но  теперь  уже  поздно:
Зиерн послала гонца к моему отцу (отсюда до Бела всего день пути),  и  для
вас уже отведены комнаты во дворце. Я буду с вами, когда вас представят, и
я уверен, что  отец  захочет  договориться...  -  Он  спохватился,  словно
вспомнив все свои прежние уверения. - Поверь мне в этот раз, я  знаю,  что
говорю. Как только пришел дракон, за его убийство  была  обещана  огромная
награда -  гораздо  больше,  чем  плата  гарнизону  за  год.  Отец  должен
выслушать Джона.
     Дженни прислонилась плечом к ажурной  стене;  мелкие  стружки  света,
просыпаясь сквозь каменное кружево, падали на ее черное с серебром платье,
обращая серебро в золото.
     - Это так важно для тебя?
     Гарет кивнул. Даже в своем лилово-белом камзоле с подбитыми  по  моде
плечами он выглядел тощим, сутулым и утомленным.
     - Я заврался в Холде, - сказал он тихо. - Но  я  действительно  знаю,
что я не воин и не рыцарь и не гожусь для единоборства. И не  настолько  я
туп, чтобы не понимать... В общем, окажись я рядом с драконом, он убил  бы
меня в минуту. Все вокруг смеются, когда я говорю о чести и о рыцарстве  -
вот и ты с Джоном тоже... Но ведь должно же быть что-то,  отличающее  тана
Уинтерлэнда от простого бандита!.. Лучше бы он не  убивал  того,  первого,
дракона! - Юноша устало повел плечом, отсветы скользнули по  белым  лентам
его разрезного рукава к бриллиантам на плече. - Не надо  мне  было  ничего
делать. Все равно ничего не вышло...
     Никогда  раньше  не  испытывала  Дженни  такой   симпатии   к   этому
нескладному юноше.
     - Если бы у тебя ничего не вышло, - сказала она, - нас  бы  здесь  не
было.
     Она медленно взошла по ступеням и пересекла галерею, охватывающую зал
кольцом. Как и  лестница,  галерея  была  заключена  в  сквозную  каменную
резьбу, изображающую лозы и деревья; колеблющиеся тени порхали по платью и
волосам Дженни. Она устала от собственной скованности, от тайных укусов  и
от затянутой в кружева злобы. Дженни испытывала жалость к этим  людям,  но
сегодня вечером ей так не хватало непробиваемой толстокожести Джона.
     Им отвели небольшую комнату в дальнем крыле. Следующая, попросторнее,
предназначалась Гарету. Как и все в доме Зиерн,  обставлены  спальни  были
превосходно. Алые камчатые пологи  над  кроватями  и  алебастровые  лампы,
казалось, кричали о безупречном вкусе хозяйки, как, впрочем, и о том,  что
король согласен исполнить ее малейшую прихоть. "Не удивительно, - подумала
Дженни, - что Гарет ненавидит любую ведьму, пленившую сердце правителя".
     Стоило  ей  свернуть  из  галереи  в  коридор,   в   конце   которого
располагалась их комната, музыка и  голоса  за  спиной  смолкли,  и  шорох
одолженного платья по выложенному деревом  полу  снова  пробудил  к  жизни
инстинкты Уинтерлэнда.  Дженни  подобрала  кружева  и  бесшумно  двинулась
дальше. Свет лампы из приоткрытой  двери  лежал  впереди  на  темном  полу
трапециевидной лужицей золотого расплава. Дженни ощутила  беспокойство.  В
зале Зиерн не было, и Дженни не хотелось бы столкнуться  лицом  к  лицу  с
этой красивой, порочной и могущественной девчонкой  -  особенно  здесь,  в
темном  уголке  ее  дворца.  Поэтому  Дженни  миновала  приоткрытую  дверь
невидимой, под прикрытием охранного заклятия, а миновав, приостановилась в
тени, откуда было хорошо видно, что делается в комнате.
     Ее бы все равно не заметили, даже если бы она не прибегла к магии.  В
островке света  от  ночной  лампы  на  стуле  черного  дерева,  украшенном
мерцающей позолотой, сидела Зиерн - так тихо, что даже розовая  прозрачная
тень вуали лежала на ее платье недвижно. Колдунья держала в  ладонях  лицо
Бонда Клерлока, замершего перед ней на  коленях.  Ни  малейшего  движения;
сапфиры в волосах молодого придворного тлели ровным, не мерцающим  светом.
Лицо его с закрытыми глазами, обращенное к Зиерн, было  искажено  страстью
столь сильной, что уже граничила с болью.
     Магия клубилась  в  комнате  -  тяжко,  как  невидимая  туча.  Будучи
колдуньей, Дженни чувствовала ее запах, похожий на запах ладана. Но  ладан
был отравлен гниением, и Дженни попятилась с содроганием. Хотя Зиерн всего
лишь касалась руками лица Бонда, на глазах Дженни  несомненно  происходило
что-то запретное и непристойное. Веки Зиерн  были  плотно  сжаты,  детские
брови сведены сосредоточенно, а губы  изгибала  улыбка  блаженства,  какая
бывает сразу после любви.
     "Нет, это не любовь, - растерянно подумала Дженни, отступая от  двери
и бесшумно двинувшись дальше. - Не любовь, но все равно -  что-то  глубоко
интимное..."
     Она долго сидела в темной оконной амбразуре своей комнаты и думала  о
Зиерн. Поднималась луна, голые вершины деревьев над плотным  белым  ковром
земляного тумана становились все светлее. Дженни слышала бой часов  внизу,
голоса и смех. Луна была в первой четверти,  и  это  почему-то  беспокоило
Дженни,  хотя  в  тот  миг  она  не  задумывалась  над   причиной   своего
беспокойства. Прошло уже довольно много времени, когда  дверь  позади  нее
открылась  бесшумно  и  Дженни,  обернувшись,  увидела  на  фоне  тусклого
полусвета  из  коридора  силуэт  Аверсина.  Неяркие  блики  скользнули  по
металлическим заплатам камзола, неровный ореол  обволок  грубые  шерстяные
пледы.
     Он мягко спросил в темноту:
     - Джен?
     - Да.
     Лунный свет блеснул в его очках. Тень оконного  переплета  падала  на
черное с серебром платье, делая Дженни почти невидимой. Аверсин  спустился
по темной лестнице, прошел по ровному полу; его лицо и руки тускло  белели
на фоне темной одежды.
     - Вот так, - сказал он с отвращением, сбрасывая  пледы.  -  Собирался
драться  с  драконом,  а  в  итоге  изобразил  медведя,  пляшущего   перед
ребятишками.
     Он сел на край завешенной  балдахином  кровати,  расстегивая  тяжелые
пряжки камзола.
     - Гарет говорил с тобой? - спросила Дженни.
     Очки его снова блеснули - Джон кивнул.
     - И?
     Он пожал плечами.
     - Поглядев на  его  компанию,  я  не  удивляюсь,  что  этот  недотепа
считается здесь не умнее тутовника кузины  Дилли.  И  надо  же,  отважился
поехать за мной! - Голос его стал  глуше  -  Джон,  нагнувшись,  стаскивал
башмаки. - Готов поставить все золото дракона против зеленого яблока, он и
не подозревал, чем рискует... Хотя не представляю, как бы я сам повел себя
на его месте, - зная, что не имею ни единого шанса против дракона. -  Джон
поставил башмаки на пол и снова сел прямо. - Но раз  уж  мы  здесь,  то  я
свалял бы дурака, не поговорив с королем и не узнав его условий, хотя чует
мое сердце, что со всей этой затеей мы каким-то образом перебегаем  дорогу
Зиерн.
     "Для пляшущего перед ребятишками медведя, - подумала Дженни,  вынимая
из волос заколки  (вуаль,  шурша,  соскользнула  на  пол),  -  он  слишком
сообразителен". От окна тянуло холодом, тугой шелк был  прохладен  под  ее
пальцами, как и волосы, освобожденные от заколок и упавшие с сухим шорохом
на ее худые полуобнаженные плечи.
     В конце концов она сказала:
     - Знаешь... когда Гарет впервые  заговорил  о  ней,  я  почувствовала
зависть; я возненавидела ее еще до того, как мы с ней встретились. Ей было
дано все, о чем я только могла мечтать, Джон: талант, время... и  красота.
- Чувствуя, что это тоже существенно, она добавила: - Я уже тогда боялась,
что так оно все и окажется...
     - Ну не знаю, милая. - Он поднялся на  ноги,  босой,  в  морщинистой,
заправленной в штаны рубахе, и двинулся к Дженни. -  Не  очень-