вой
версии рассказа о ней; возможно, Гримониус Гримблейд выставил  как  приманку
живых ягнят.
   Алкмар Божественный был убит третьим драконом, с которым сражался.

   Вот Селкитар с боевым мечом, солнце в злате кудрей,
   Желает он славой себя покрыть, лишив дракона когтей
   Кричит он: "А ну, выходи, подлый червь, мой меч жаждет крови твоей".

   Джон покачал головой. Никогда в жизни не желал он славой себя покрыть, но
даже если бы решил начать, то не с помощью звонкой скачки по длинному  холму
при дневном свете, как, по слухам, это делал  Селкитар,  вооруженный  только
мечом - ну, пусть еще и щитом,  как  будто  щит  мог  чем-то  помочь  против
30-футового адова урагана кислотных брызг и вихрящихся шипов.
   - Может, мальчик прав. - Голос  Маффла  вытащил  его  из  воспоминаний  о
Драконе Вира, о черных когтях Моркелеба, обрушившихся на него из мрака...
   Джон окунул гарпун, который он держал, в котел и наблюдал, как  с  железа
стекает раствор, жидкий, как вода.
   - Эта дрянь не густеет, - заметил он. - Может, мне стоило бы вернуть сюда
тетушку Джейн. Ее соусы всегда застывают.
   Маффл поймал его руку. - Будь серьезней, сынок.
   - Зачем? - Джон положил наконечники гарпунов на край чана и закашлялся  в
дыму. - Через двадцать четыре часа я могу быть мертв.
   - Это ты можешь, - мягко ответил кузнец и искоса глянул на  Яна  в  ярком
янтарном свете. - И что потом?  Четыре  года  назад  ты  заключил  сделку  с
Королем, чтобы сюда прислали гарнизоны. Отлично,  они  тут  полезны,  но  ты
знаешь, всему есть цена. Если ты умрешь, думаешь, твоим  мальчикам  позволят
это унаследовать? У них, на юге, есть законы против  волшебников,  владеющих
собственностью или властью, а  Адрику  всего  восемь.  Думаешь,  Королевский
совет собирается позволить ведьме быть Регентом  Вира?  Особенно,  если  они
думают, что могут получать налоги, коль будут править здесь сами?
   - Я - подданный Короля. - Джон отошел от огня,  слишком  обжигавшего  его
голые руки. - И я слуга короля, а Регент - мой друг. Чего ты просишь?  Чтобы
я не сражался с этим драконом?
   - Я тебя прошу, чтобы ты позволил Яну сделать то, чего он просит.
   - Нет.
   Маффл сжал губы, что сделало его поразительно  похожим  на  их  отца.  За
исключением того, подумал Джон, что их отец никогда не  позволил  бы  сжатым
губам удержать слова, и никогда не отреагировал бы на Нет простой  гримасой.
В последний раз Джон открыто сказал Нет старому лорду Аверу в 12 лет, и  ему
повезло, что его ключица срослась правильно.
   - В деревне  говорят,  что  он  способный  мальчик.  Он  перечитывает  те
магические книги в твоей библиотеке, вроде того как ты перечитываешь книги о
паре, дыме и древних машинах. Он достаточно знает...
   - Нет, - сказал Джон. А потом, увидев в маленьких карих глазках  толстяка
страх за себя, добавил:
   - Есть вещи, о которых парню его возраста знать не стоит. Не так скоро.
   - Вещи, которые подвергли бы твою жизнь - и твоих  людей  -  опасности  -
только чтобы пощадить его?
   Джон  думал  о  том,  что,  по  словам  Дженни,   находится   в   древних
рассыпающихся Каэрдиновых книгах. О том, что он читал в книгах, которые были
частью его сделки с принцем Гаретом за сражение с Драконом Злого  Хребта.  О
том, что он читал в молчании Дженни, когда заставал ее иногда врасплох в  ее
собственном маленьком кабинете, о том, что изучается в бездне ночи.
   Он сказал:
   - Ага, - и увидел, как изменилось выражение глаз Маффла.
   - Люди вокруг знают, что делает  магия  Джен.  -  Джон  поднял  гарпун  и
повертел в руках древко. - Или что делал  старый  Каэрдин.  Рождение  детей,
защита сараев от мышей в плохой год,  или  там  получение  часа  для  уборки
урожая, когда надвигается шторм. Те, кто помнит мою мать, почти все  умерли.
- Он быстро глянул поверх дужек очов на Маффла. - Но, во всяком  случае,  из
того, что я слышал от моих тетушек, моя мать никогда не делала самое  худшее
из того, что могла.
   Не считая, может  быть,  одного-двух  раз,  подумал  он  и  вытолкнул  те
несвязные воспоминания из памяти.
   - Люди здесь даже не знают, что такое магия на самом  деле,  -  продолжил
Джон. - Они не видели, что она может  сделать,  не  видели,  что  она  может
сделать с теми, кто занимается ею. Вы всегда как-то за нее платите,  а  иной
раз  платят  другие,  те,  кто  рядом  с  вами.  Ну  глянь,  -  добавил  он,
поворачиваясь к котлу и окуная гарпун еще раз,  -  это  еще  хуже,  чем  чай
кузины Роуэнберри. Давай-ка положим туда щепотку порошка, посмотрим,  может,
это все же загустеет и поможет нам получше.

***

   Сердце Яна сильно стучало, когда он пустил  своего  низкорослого  пони  в
галоп с Жабьего холма.
   Заклинания смерти.
   И дракон.
   Он всегда ненавидел гарпуны, которыми его отец убил Дракона Вира  за  два
года до его рождения. Он инстинктивно сторонился  шкафа  в  шумном  кабинете
отца, в котором те находились. Если же он касался древесины,  то  чувствовал
их даже прежде, чем осознал, что в нем есть магия. Иногда они ему снились, и
каждое колючее и зазубренное копье  из  железа  обладало  своей  собственной
отталкивающей сутью, нашептывая во тьме о боли и холоде и отталкивая его.
   Его мать работала отлично.
   Ян вздрогнул. В  первые  восемь  лет  своей  жизни  он  редко  ее  видел,
поскольку она жила одна со своими котами на Водопаде, приходя в Холд,  чтобы
несколько дней побыть вместе с его отцом. Она рассказала ему позднее - когда
его собственные силы пересекли границу между сновидениями и реальностью  дня
- что в те дни ее силы были невелики. Она жила  отдельно,  чтобы  изучать  и
медитировать, чтобы работать с тем немногим, что у нее было. Сколько  раз  в
жизни ей приходилось чем-то жертвовать.
   А потом пришел Дракон Злого Хребта.
   Его родители уехали на юг, чтобы сразиться с ним, вместе  с  гонцом,  что
приехал за ними, неуклюжим близоруким парнем в очках. Оказалось, этот парень
был принцем Гаретом, в дальнейшем - Регентом, в связи с  нездоровьем  короля
Уриена Белмари. Тогда Ян без сомнений согласился с тем, что его  отец  легко
может  поразить  дракона  и  его  это  особенно  не  беспокоило.  Как  бы  в
подтверждение его мнения,  родители  вернулись  более-менее  невредимыми,  и
только много позже он узнал, как близко оба они подошли  к  тому,  чтобы  не
вернуться вовсе.
   После этого Дженни  жила  в  Холде.  Но  она  все  еще  иногда  приходила
медитировать в старый каменный дом на Мерзлом Водопаде, и именно  здесь  она
начала обучать Яна, вдали от развлечений Холда. В этом  тихом  доме  ему  не
нужно было быть братом, или племянником, или первенцем своего отца.
   Даже если бы Ян не был магом и не  мог  без  труда  видеть  в  прозрачной
голубой тьме, он бы смог пройти по тропинке, что вела от деревенских полей к
Жабьему холму. Дальний склон усеивали развалины одного из многих исчезнувших
городков, говорившие о  том,  чем  Уинтерленд  был  и  чем  стал.  Вдребезги
разбитые стены, обвалившаяся кладка там, где  были  колодцы,  почти  утонули
нынче в легком тумане, что поднимался от клюквенного болота.
   С вершины холма он оглянулся и увидел у деревенских ворот своего  отца  и
дядю, которые  говорили  с  привратницей  Пэг.  Ворота  были  приземистые  и
массивные, воздвигнутые  из  булыжников,  которые  стащили  из  разрушенного
городка. Над ними горел фонарь, но Яну  не  нужны  были  те  тусклые  желтые
грязные пятна, чтобы увидеть, как его отец повернулся в седле Молота  Битвы,
изучая бесформенные выросты холмов и жестикулируя при разговоре.
   Он знает, что я ушел. Ян почувствовал укол вины. Он наложил на Пэг слово,
заставившее ее встать с кровати в башенке и опустить разводной  мост,  чтобы
дать ему пройти. Эти чары - не совсем то, чему его учила мать, но он  выучил
их по одной Каэрдиновой книге и экспериментировал, главным образом на  ни  о
чем не подозревающем Ардике. Он  прекрасно  знал,  что  такая  магия  -  акт
предательства, насилия, и корчился от стыда каждый раз, когда это делал, но,
как волшебнику, ему нужно было нагружать себя работой, чтобы учиться.
   И теперь он был счастлив, что практиковался.
   Было все еще слишком темно, чтобы различить в грязи следы копыт его пони.
В любом случае он считал, что у его отца нет времени искать. А у него,  Яна,
- медлить. Он поплотнее натянул старый камзол и пустил  пони  быстрой  рысью
сквозь разбитые стены, и их поглотили клочья болотного тумана.
   Заклинания смерти. При этой мысли его ладони похолодели. В  глубине  души
он прекрасно знал, что, возможно, у него нет силы, чтобы овладеть ими, и  уж
наверняка ее нет, чтобы овладеть ужасающей мощью, которую он  ощущал  всякий
раз, когда касался гарпунов. С тех пор, как вчера пришло первое сообщение  о
драконе, он отчаянно пытался связаться с матерью, как могут волшебники  (она
говорила об  этом)  -  вглядываясь  в  огонь,  воду,  осколки  зачарованного
кристалла или стекла. Но он  увидел  только  спутанные  образы  деревьев,  и
однажды - покрытый мхом стоячий камень и воду, мерцавшую в свете прибывающей
луны.
   Помни об Ограничениях, сказал он себе, прокручивая в  голове  материнские
инструкции. Позже сверни все магические круги и  рассей  их.  Не  работай  в
доме. Не работай вблизи воды...
   В  доме  на  Мерзлом  Водопаде  должно  быть  что-нибудь,  что  он  может
использовать для спасения отцовской жизни.
   Мерзлый Водопад напоминал крепкий серый череп из  гранита,  возвышающийся
почти  на  200  футов  над  заболоченной  низиной  -  этого  хватало,  чтобы
освободиться от москитов, которые делали лето в Уинтерленде таким  кошмаром.
Весной здесь вырастали огромные маки, а после них -  желтые  маргаритки.  На
большинстве других гор не произрастало ничего, кроме вереска и  колючек,  но
Мерзлый Водопад гордился скромной ложбиной с почвой,  где  сотни  лет  назад
какой-то упорный арендатор высадил овес.  Нынче  тут  был  сад  его  матери,
окруженный, как и дом,  ограждающими  и  охраняющими  линиями.  Ян  мысленно
повторил их, надеясь, что  сможет  пройти  последние  ворота,  надеясь,  что
откроет двери. Треугольник,  треугольник,  руна  Наблюдения...Последние  два
раза, когда он был здесь, она просто стояла сзади  и  позволила  делать  это
ему, так что вероятность была...
   В доме вспыхнул свет.
   Она вернулась! Ликование и слепящее облегчение. Неяркий  отблеск  пламени
свечей, словно пятно на  голубой  массе  теней.  Сквозь  полуоткрытую  дверь
промелькнуло радужное мерцание огня в камине. Он торопливо намотал на ворота
вожжи пони и взбежал по тропинке. Она вернулась, она сможет помочь!
   И только когда его нога была уже на ступеньке, он  подумал  Если  бы  это
была мама, она бы сразу же поехала в Холд.
   И в эту минуту он увидел на ступеньке что-то яркое.
   Он остановился и наклонился, чтобы взглянуть. Похоже на морскую  ракушку,
сделанную из стекла, хрупкую, как  мыльный  пузырь  и  расколотую  с  одного
конца. Чуть выше расколотого конца лежало что-то  похожее  на  каплю  ртути,
искрившейся на мокром камне в рассеянном отблеске свечей.
   - Действуй! - произнес  низкий,  дружелюбный  голос  из  дома.  -  Можешь
потрогать. Это совершенно безопасно.
   Когда Ян поднял глаза, он увидел мужчину,  сидевшего  около  материнского
камина, мужчину, которого он никогда не видел раньше. Крупный, коренастый  и
привлекательный, он был одет так же, как южане, прибывавшие от  королевского
двора - короткая  стеганая  куртка  фиолетового  шелка,  подбитая  мехом,  и
отороченный  мехом  берет,  расшитый  фиолетовым.  Икры  обтягивали  дорогие
сапоги, на коленях лежала пара черных лайковых перчаток,  а  бледные  пальцы
снова и снова вертели драгоценный камень - темный, словно  морские  глубины,
сапфир. Ян знал, что он должен быть волшебником, раз был в доме, но спросил:
   - Вы маг, сэр?
   - Да. - Мужчина снова улыбнулся и указал пальцем  на  хрупкую  стеклянную
ракушку и капельку ртути на ступеньке. - И я здесь, чтобы помочь  тебе,  Ян.
Принеси мне это, если можешь, мой мальчик.
   Ян потянулся к этой вещи и заколебался, поскольку подумал, что  ртуть  на
камне ступеньки слегка шевельнулась. Издалека ему показалось, что внутри нее
были глаза, смотревшие на него. Яркие маленькие глазки, как  у  ящерицы  или
краба. У нее было собственно имя, и более того, она  знала  его  самого.  Но
через минуту он подумал Это всего лишь свет. Он аккуратно сгреб эту  вещь  в
руку.

Глава 4

   Алкмар Божественный, величайший из героев древности  (так  говорили),  во
время своей службы королю Эрнайна  сразил  двух  драконов  -  хотя  согласно
принцу Гарету, существовала позднейшая Импертенгова версия этой  легенды,  в
которой говорилось, что четырех -  используя  аркан,  сделанный  из  цепи  и
раскаленного докрасна железного копья, который он бросал в глотку  драконам.
Цепь, должно быть, якорная, думал Джон, хотя, конечно,  Алкмар  был  семи  с
половиной футов роста, имел мышцы как у быка, и, по-видимому,  тратил  много
времени на метательные упражнения.
   Поскольку кое-кто другой был на палец меньше шести футов и имел мышцы как
у 38-летнего мужчины, который тратит большую часть жизни, объезжая границу в
холода, ему, возможно, была бы предпочтительнее другая стратегия.
   Джон Аверсин сгорбился и прислушался, надеясь, что  этот  чертов  сержант
Маффл и запасные лошади в  базовом  лагере  на  Глубоком  Ручейке  сохраняют
абсолютное молчание. Три с половиной мили - это достаточно далеко?
   Мир,  укутанный  вереском  и  камнем,  покрывало  утреннее   спокойствие,
нарушаемое только жужжанием комаров и пчел. Даже скрип его стремянного ремня
и сухой свист хвоста Молота Битвы казался оглушительным.
   Интересно, что величайшего героя легенд описывали как человека, который в
дракона что-то швырнул - вместо того, чтобы возвышенно отрезать  ему  голову
одним движением могучего меча, и к черту  Селкитара,  Антару  Воительницу  и
Гримониуса Гримблейда, благодарю покорно.
   Молот Битвы втянул воздух и прижал уши. Хотя ветер дул с юга, с руин Кайр
Дхью, но если жеребец смог почуять дракона отсюда, то смог ли дракон почуять
их?
   Или услышать,  при  полном  отсутствии  пронзительных  рассветных  криков
птиц?
   Драконья погибель. Он был единственным, кто,  предположительно,  все  это
знал.
   Джон согнул руки. Стены завала все еще защищали его, а журчание  ручейка,
может, скрывает щелканье копыт Молота Битвы. Проблема  с  драконами  большей
частью была в том, что никто не знает, что сработало.
   Он соскользнул с седла,  проверил  подпруги,  проверил  гарпуны  в  своих
кобурах. Поднял каждую их четырех ног боевого коня,  чтобы  быть  уверенным,
что тот не подцепил камня. Это все, что мне нужно. Проделывая  все  это,  он
мысленно просматривал руины. Он проверял их несколько месяцев назад; вряд ли
там многое изменилось. Дракон мог залечь в склепе.
   Он должен поймать его там, прежде чем тот поднимется в воздух.
   Лестница, холл, дверь, дверь...Как быстро передвигаются драконы? Моркелеб
появился из тьмы главного рыночного зала Бездны Ильфердина словно  атакующая
змея. Разрушенные стены,  обрыв  склона,  и  все  вперемешку  с  вереском  и
выпавшими кирпичами. Рвы, незаметные из-за сорняков, что в них росли. ...Что
за место для галопа. По крайней мере, хоть местность ему знакома.
   Он пристроил  свой  шлем  поплотнее  на  голове,  а  в  волосах  все  еще
развевалась красная лента. Джен, у меня неприятности, ты нужна мне,  приходи
скорее.
   Хотя он полагал, что если она видит его в  своем  кристалле  сейчас,  она
догадается об этом и без ленты.
   Он снова закрепил очки,  опустил  руку  назад,  чтобы  коснуться  первого
гарпуна в кобуре, и глубоко воздохнул.
   - А ну, выходи, подлый червь, - прошептал он и дал шпоры.
   Они знали о твоем приближении с пятисот ярдов,  с  подветренной  стороны,
против ветра, во тьме, в бурю. В этом, кажется, были единодушны все легенды.
Может и больше, чем с пятисот. Может и намного больше.
   Молот Битвы понесся по  открытой  почве  стремительным  галопом,  а  Джон
наблюдал за бесконечностью стен перед ним:  разрушенный  камень,  продольные
балки внешних стен, угловатые  сосны  и  карликовые  ивы,  раскинувшиеся  на
земле. Теперь все было разрушено и сожжено драконьей  кислотой  и  ядом  его
дыхания. Он представлял это мысленно, оскальзываясь  на  вдребезги  разбитом
лестничном пролете. Сто футов  длиной...Бог  Земли,  пусть  они  ошиблись  в
этом...
   Он был тут,  в  расколотых  воротах.  Сентуивир,  голубой  с  золотом  на
суставах. В пятидесяти футах впереди,  вздыбившийся,  вскинув  птицеобразную
голову.  Голубой,  как  горечавка,  голубой,  как  лазурь  и  сияние   зари,
переливающийся  голубизной  как  летнее  море,  весь  усеянный,  вышитый   и
расцвеченный лютиково-желтым, с  глазами,  подобными  двойным  расплавленным
опалам, золотым как старинное стекло. От этой  красоты  у  него  перехватило
дыхание, а рука пошла назад, смыкаясь вокруг  ближайшего  гарпуна,  хотя  он
знал, что было еще слишком далеко, чтобы бросить, и  размышлял  60  футов  в
дюймах - это...
   Сентуивир, голубой с золотом на суставах.
   Тварь прошла через ворота и  раскрыла  крылья,  и  Джон  метнул:  кистью,
спиной, бедрами, каждым мускулом, которым владел. Гарпун ударил  по  розовой
впадине ниже правого крыла, где кожа была нежной, словно бархат, и он жестко
осадил Молота Битвы и резко свернул в сторону, уходя, выхватил другое орудие
и вскинул его, чтобы швырнуть в пасть.
   Алкмар, если ты среди богов, ты мог бы помочь...
   Первый гарпун промазал, когда по  нему  нанесла  удар  змееподобная  шея,
гигантская узкая голова,  обрамленная  защищавшей  ее  гривой,  черно-белой,
бледно-желтой и зеленовато-голубой. Молот Битвы пронзительно заржал, упал  и
завертелся, сбитый с ног резким  размашистым  ударом  драконьего  хвоста,  а
Джон,  оттолкнувшись,  почти  инстинктивно  высвободился   от   стремени   и
перекувырнулся. Желто-зеленая кислота глухо ударила в вереск под его ногами,
и жесткая щетка обратилась в пламя.
   Молот Битвы. Он слышал, как лошадь снова визжит от боли, но не  отважился
повернуться, чтобы посмотреть, только сгреб с земли четыре гарпуна - сколько
смог достать - и побежал.
   Сохрани это до ворот. Сохрани это до ворот. Если он остался на  земле,  у
тебя есть шанс.
   Звездная птица снова нанесла удар по  нему,  головой  и  хвостом,  плюнув
кислотой,  что  воспламенялась  в  воздухе.  Джон  ринулся   под   прикрытие
разрушенной  стены,  потом  перекатился,  быстро  приблизившись  к   ограде,
ошеломленный струящейся стеной сине-золотых шипов. Вереск вокруг него  горел
ярким пламенем, дым жег глаза.  Дракон  кусался,  хлестал,  отбрасывал  его,
беспрепятственно  уползая  из  ограничивавших  его  стен.  Джон  ударил  его
гарпуном, пытаясь остановить; когти, похожие на клинки с золотыми  лезвиями,
перехватили его ногу, лишив равновесия. Он снова ударил гарпуном, когда  эта
голова с зубами, похожими на мокрые  зубила,  и  слюной,  выжигающей  кровь,
нагнулась к нему.
   Слепящие удары, жар, борьба за свободу. Один раз он  упал  и  скатился  в
старый оборонительный ров за секунду до того, как в  землю  ударил  шипастый
набалдашник на конце драконьего хвоста. Он осознавал,  что  ранен  и  сильно
истекает кровью, но не знал, когда или как это случилось. Только боль и  тот
факт, что он не мог вздохнуть. Он всадил второй гарпун, и  третий,  а  затем
раздался ужасающий кожистый треск крыльев, и он увидел солнечный свет сквозь
золотые перепонки и светящиеся темно-красные вены,  когда  дракон  поднялся,
взлетел невесомый, словно лист, гонимый ветром. В отчаянии Джон бросился под
прикрытие упавшей стены и где-то даже  с  удивлением  понял,  что  не  может
стоять.
   Будь оно все проклято.
   Он бросился под камень за секунду до того, как  на  его  голову  пролился
ливень кислотного огня: дым, удушье,  яд.  Все  плыло  перед  глазами  и  он
пробрался подальше в рас