ся только круг из камней, и слез по  лестнице  развести
огонь для ужина. Закутавшись в пледы и шкуры,  он  сел,  скрестив  ноги,  на
обрубок  старой  стены  и  съел  подгоревшие  ячменные  лепешки,  пристально
вглядываясь на север, на лишенные леса пустоши, куда никогда не  простирался
закон Короля, а у него над ухом жалобно ныли миллионы  москитов  и  мошкары.
Согласно Дотисовой Истории,  Воронья  Башня  гордилась  лесными  угодьями  у
подножья, и в ней всегда наготове был сложенный  костер,  который  разжигали
как предупреждение, хотя к сожалению, та часть тома, где говорилось, за  чем
наблюдала башня, была утеряна. Сейчас  поблизости  все  же  росло  несколько
деревьев, но насколько Джон видел в молочно-белом  свете,  не  было  никаких
признаков того, что вокруг башни есть леса ... Однако Джон смотрел на  север
и задавался вопросами.
   Возможно, Ледяные Наездники.  Или  кто-то  из  их  давно  забытой  родни.
Усобица и чума давно вытащили королевских солдат на юг. Но  что-то  же  ведь
разрушило эту башню и опустошило все земли  между  нею  и  Дальним  Западным
Выездом, который до сих гордится внушительными стенами.
   Может,    думал    Джон,    в    тысячный    раз    прихлопнув    ноющего
нападавшего-невидимку, их  согнали,  или,  что  более  правдоподобно,  съели
живьем москиты.
   И хотя был он утомлен, он  надолго  засиделся,  наблюдая,  как  пропадают
краски этих земель. Ему казалось, он различал их очертания, созданные  всеми
оттенками прозрачно-голубого, пока не взошла поздняя луна  и  не  омыла  все
холодом и магией.  Он  вытащил  свою  шарманку  и  ее  глубоким  безыскусным
печальным голосом наиграл песню, которую написал для  Дженни,  желая,  чтобы
она была с ним. И не только  из-за  того,  с  чем,  он  знал,  ему  придется
столкнуться, но и чтобы разделить  с  нею  эту  красоту,  эти  сумерки,  эти
пейзажи и восторг дневного  полета.  Он  коснулся  красной  ленты,  все  еще
нарядно вплетенной в волосы.
   Сверху, еще перед тем, как бросить якорь, он увидел  рога  гор  Тралчета,
покрытые белой коркой и замаскированные ледниками, чьи лапы резко обрывались
в темно-зеленом море. Для второго дня полета, при том, что заклинания  тепла
в хотвейзах медленно исчезали,  это  было  безрассудное  расстояние.  Гномы,
которые вручили их ему, сказали, что они себя исчерпают за три  полных  дня,
но он в этом сомневался.
   Однако ничего другого не  оставалось.  Гномы  Бездны  Тралчета  были  его
единственной надеждой на успех в путешествии, и он мог только молиться,  что
они слышали его имя от  своей  родни.  Через  какое-то  время  он  залез  по
лестнице и попытался найти в телескоп на южном небосклоне  комету,  которая,
как он высчитал по старинным записям, должна быть  здесь,  но  ее  не  было.
Потом  он  установил  все  рычаги  машинных  механизмов,  с   которыми   мог
справиться, перед тем как завернуться в пледы и медвежьи  шкуры  и  заснуть.
Ему казалось, он  долго  лежал  без  сна,  наблюдая  за  семью  лунно-белыми
воздушными  шарами,  которые  сталкивались  под  ночным  бризом   и   тускло
светящимся  мерцанием  северного  сияния,  голубого,  багряного  и   белого,
струившегося в опаловом небе над плетеными планширами.
   К утру Молочай опустился на добрых 20 футов. Это было не так  плохо,  как
боялся Джон, но хорошего в этом тоже не было. Ночью поднялся туман, поэтому,
когда он  -  до  рассвета  -  очнулся  от  вымученной  дремоты,  то  на  миг
запаниковал, не сумев ничего разглядеть, словно его поразила слепота.  Но  в
следующее мгновение бодрящая ледяная липкость сказала  ему,  что  это  всего
лишь один из убийственных туманов на торфяниках. Они назывались  "пожиратели
луны", или обманные туманы, и следовали за тремя сестрами-волшебницами - или
жрицами, в соответствии  с  Лапидарными  толкованиями  -  которые,  говорят,
путешествовали с ними и пожирали  души  путников.  В  известном  смысле  это
успокаивало. Он очень тщательно обследовал следы в окрестностях Кайр Корби и
не нашел ничего более зловещего, чем присутствие в тундре  волков,  но  тот,
кто мог найти якорный канат и взобраться по нему на Молочай в таком тумане -
это действительно был бы умный противник.
   Он прощупал по планширу канаты от мешков  с  балластом.  Обманные  туманы
редко лежали выше 30 футов - он много лет проводил измерения по стене  башни
Алин Холда - так что он вылил немного воды из двух мешком на противоположных
сторонах лодки, меняя направление до тех пор, пока над головой  медленно  не
материализовались неясные луны воздушных баллонов. Затем, неожиданно, словно
пройдя сквозь воду, он оказался над этой густой мглой,  а  вокруг  плетеного
корпуса вздымались клубы испарений, сквозь которые в  отдалении  возвышались
серые каменные холмы - острова в бледно-лиловом мире гаснущих звезд.
   Черные клыки гор обернулись утесами на берегу этого таинственного океана.
Он опустил лестницу за борт на такую длину, чтобы слезть и освободить якорь,
и лодку немного отнесло, пока  он  снова  карабкался  наверх.  Это  означало
подгоревшие вчерашние ячменные лепешки на завтрак вместо чего-нибудь свежего
и горячего, но утренняя заря над таким миром  тумана  стоила  замены,  и  он
завел оставшиеся рукояти и установил рычаги. Лопасти сделали оборот, странно
вспыхивая в полутьме.
   Если я умру на севере, подумал он, по крайней мере у меня будет это.
   Ему хотелось только, чтобы здесь, с ним была Дженни.
   Если бы Джен была здесь, может,  я  бы  и  уцелел  на  севере,  но  будем
обходиться тем, что есть.
   Восход солнца среди вздымающихся колонн водяных  паров.  Птицы,  уходящие
под воду, как летающие рыбы. Дневная луна, сияющая словно зеркало для бритья
Бога. Почти невыразимая красота, и снова красота, и  снова,  особенно  когда
туманы поредели, поднялись и потом рассеялись,  а  внизу  в  утреннем  свете
осталась лежать вся эта земля, нетронутая и неведомая.
   Как только рассеялся туман,  Джон  целый  день  составлял  карту,  ставил
паруса и собирал судовое оружие: пять небольших катапульт  с  арбалетами  из
южной стали  и  лук,  заряженный  шестифутовыми  гарпунами.  Некоторые  были
отравлены - из  той  последней  партии,  что  сделали  они  с  Яном.  Другие
содержали разъедающие вещества или зажигательные бомбы,  он  готовил  их  по
старинным рецептам и в прошлом году использовал против  Ледяных  Наездников.
Хорошо они сделаны или нет, он не знал. Может и плохо. Если он столкнется  с
волшебником, который забрал его сына, они будут бесполезны.
   Ян, - подумал он, - я делаю все, что могу.
   Временами у него получалось не думать о глазах Яна, когда тот спускался с
холма к  дракону;  получалось  не  думать  об  ужасающем  золотисто-опаловом
взгляде дракона, что повернулся встретить  мальчика.  Временами  он  не  мог
думать ни о чем другом.
   Он играл на свистульке под щелканье машин и мягкий скрип такелажа. Сумрак
покрывал горы впереди призрачными тенями, и в  этих  тенях  он  видел  пятна
света и факелы в воротах Бездны Тралчета.

***

   Во мраке, что находился в полостях самого жаркого  огня,  Дженни  видела,
как он поставил на якорь свое нелепое судно  и  пошел  по  дороге  к  Бездне
Тралчета. Черт возьми, не СЕЙЧАС! - подумала она. Трижды за  десять  лет  до
них доходили слухи, что это гномы Тралчета стоят за бандитскими налетами  на
фермы за рабами, что Владыки этой Бездны  -  они  были  известны  людям  как
Рагскар и Рингчин - используют людей для работы в  самых  глубоких  туннелях
рудников, где воздух загрязнен и обитают скелки, живущие в земле, и пещерные
духи. Джон не сдерживался при разговорах на эту тему даже с гномами Вилдума,
которым он служил.  И  именно  это  заставило  его  покинуть  Вилдум  ночью,
втихаря.
   С трудом сидя перед жаровней с углями от усталости, она  видела,  как  из
ворот вышли гномы, приземистые, закованные в броню фигуры с  фантастическими
гривами бледных волос, протащенных  сквозь  шипы  шлемов;  видела,  как  они
окружили его алебардами и  копьями.  Джон,  нимало  этим  не  обеспокоенный,
тыльной стороной своей шипастой перчатки отстранил от себя лезвия, шагнул  к
командиру охраны ворот, схватил его руку и потряс ее; она чуть  не  слышала,
как он воскликнул:
   - Маггичин, старина..., - или Малдиварп, или Гандиснетч, или кто там еще,
- ...как дела? А Их Величества  у  себя?  Дай-ка  им  знать,  что  тут  Джон
Аверсин, дружище.
   Двери за ним закрылись - черная железная утроба. Она  и  прежде  пыталась
заглянуть в Бездну Тралчета с помощью магического стекла, разыскивая  рабов,
но выяснила, что Бездна окружена заклинаниями магического кристалла и магией
гномов. Она оперлась руками на лоб.
   Джон, подумала она, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   Вот уже несколько дней в перерывах  между  перевязкой  солдатских  ран  и
плетением в очередной раз исцеляющей магии она возвращалась к своей  арфе  и
заклинаниям музыки, которые направляла сквозь нее, сквозь воду  на  поросшем
мхом камне в сожженной рощице к юной ведьме в лагере Балгодоруса. Она знала,
что девушка все еще без  сознания.  Через  день  она  уловила  в  ее  разуме
оранжевый дымный свет факела в переплетении жердей и соломы на крыше,  а  от
выхваченной посредине наспех сделанной еды - каши-размазни и сыра -  в  носу
остался привкус резкой вони дыма, а на языке - грубая смесь трав и  дешевого
ликера. Потом картина ускользала, а она оставалась с раскалывающейся головой
и сведенным желудком.
   Сейчас, когда над этой землей шепталось прохладное спокойствие ночи,  она
отбросила видение о Джоне, а вместе с ним и все  мысли  о  нем,  как  делали
драконы. С арфой, висевшей за спиной, она слезла со стены по веревке и тенью
двинулась в леса.
   Рядом с поросшим  мхом  камнем  она  смочила  пальцы  в  росе,  погладила
шелковистые волокна лунного света, словно скручивая нитку. Из тех нитей  она
снова сплела паутину магии и светлым пологом набросила вокруг  себя:  лунный
свет и тишина, сияние звезд и  мир.  А  когда  паутина  была  сплетена,  она
подняла арфу и нежно, мягко  запела  -  о  надежде,  о  тоске;  о  нежности,
задушенной, похороненной и забытой на годы.
   Дитя, думала она, еще не поздно.
   Незадолго до  рассвета  она  услышала  шорох  грубой  шерсти  в  зарослях
орешника и легчайший хруст травы под ногами, обутыми в мягкую обувь. Ей было
трудно оторваться от мрачно сиявших  пучин  музыки.  Она  рассчитала,  когда
девушка перейдет через ручейки, один поменьше,  другой  побольше,  услышала,
как ее куртка из шкур смахнула березовые сучья прямо на вырубке.
   В первую очередь взгляд девушки к камню притянула музыка, что выходила из
водоема в нем. Открыв глаза, или скорее приспособив их к обычному  зрению  и
обычному восприятию, Дженни увидела, что девушка не замечает ее, думая,  что
это еще одно дерево или скала чуть меньше первой.
   Для своего возраста  девушка-ведьма  была  высокой,  худой,  худобой  тех
несчастных охотников и ловчих, что год за годом  прозябают  в  глуши  лесов,
едва ли видя кого-либо, кроме  своих  семей.  Эти  люди  хотя  и  не  совсем
опускались до уровня мьюинков или грабби, но часто бывали чрезвычайно грубы.
За долгое знакомство Дженни с ними у нее было полно сведений  о  жестокости,
случайных убийствах  и  кровосмешении,  о  почти  невероятном  невежестве  и
нищете. Такими же преступлениями было отмечено и длинное узкое лицо девушки,
угрюмое и грязное, на  котором  сквозь  жесткую  копну  волос  всматривались
огромные глаза. Ее крупные губы были мягки и  печальны.  Она  направилась  к
камню через  вырубку  и  удивленно  потянулась,  чтобы  обмакнуть  пальцы  в
расщелину с водой, а потом коснулась мокрыми кончиками глаз, рта, висков.
   Зная, что девушка еще не отошла от удара по голове,  Дженни  постаралась,
чтобы ее голос прозвучал как во сне. - Чего ты хочешь, дитя?
   Девушка покачала головой. - Мою маму, - ответила она от всего сердца.
   - Как тебя зовут?
   - Изулт. - Она подняла голову, удивившись  при  виде  маленького  темного
силуэта Дженни во мраке под деревьями.
   Будучи сама магом, девушка видела сквозь иллюзии, и Дженни  не  применила
ни одной, только нежность, что она использовала для  сыновей.  -  Балгодорус
добр к тебе? - Дженни подумала, что она ненамного старше Яна.
   Девушка кивнула. Потом она сказала:
   - Нет. Но не хуже, чем папаша, когда напивался. Кое-кто из них хуже.
   - Но ты не должна позволять им обижать себя, - мягко убеждала  Дженни.  -
Для этого и существует магия.
   Изулт засопела и потерла голову, не затылок, куда попал камень  из  пращи
Дженни, а виски. Дженни заметила свежий синяк на глазу, треугольный шрам  на
тыльной стороне руки, похожий на след от раскаленного лезвия  ножа.  Были  и
более старые шрамы такой же формы, и след на подбородке, - отпечаток  зубов,
который остается у женщины, когда мужчина бьет кулаком в челюсть. - Я боюсь,
- сказала она.  Ее  короткие  плотные  пальцы  теребили  незавязанные  концы
рубашки. - Солдаты начинают вопить на меня и колотить, и я не могу думать. Я
злюсь, словно могу призвать огонь и швырять в них горстями,  но  чаще  всего
это не работает. А Балгодорус, он говорит, что если  кто-нибудь  из  солдат,
кто-нибудь из них, пострадает, мне же будет хуже. Я не  могу  заставить  это
работать все время.
   Исцарапанные пальцы крутили и теребили шнурки, а темные от  кровоподтеков
веки скрывали глаза.
   Неверный источник, подумала Дженни. Никакого представления о том,  откуда
приходит сила, или как она меняется с фазами луны  или  перемещением  звезд.
Бедный ребенок вероятно, даже не знает,  как  отследить  собственные  лунные
циклы, чтобы улучшить ауру тела.
   - Ты бы хотела уйти от него?
   Веки резко распахнулись, взгляд, как у оленя, которого заметили в чаще за
миг до залпа. Тело девушки задрожало, когда она вставала на ноги.
   - Что это? Не подходи. - В  последнее  слово  она  вложила  Силу,  мягкое
касание, что можно было сбросить, как  прикосновение  застывшей  руки.  Губы
девушки дрожали.
   - Ты от Роклис.
   Дженни покачала головой. - Я знаю командира Роклис, - сказала она. - Я не
работаю для нее.
   - Ты с ее людьми, теми, что в крепости. Ты  пришла  с  ее  солдатами.  Ты
хочешь забрать меня. Мне нужно идти.
   - Пожалуйста, не надо.
   - Ты ведьма.
   - Как и ты.
   - Я - нет. Не настоящая. - Она отступила почти  к  краю  вырубки.  Дженни
знала  заклинания,  что  могли  бы  принудить  девушку,  особенно  когда  ее
сосредоточенность ослаблена страхом и истощением от ран. Но Изулт ощутила бы
их и узнала бы, для чего они нужны.
   - А хотела бы быть? - вместо этого спросила  она.  И  когда  глаза  Изулт
задумчиво расширились, - Мужчины не обижают ведьм.
   Изулт опустилась на колени и вздохнула. Грязный палец исследовал ноздрю.
   - Ты ведьма? - Сейчас это был вопрос, у Дженни было ощущение, что девушка
впервые на нее взглянула. Видя ее такой, какая она была, а не  такой,  какой
ее нарисовал страх.
   Тьма над  деревьями  редела.  Драконьи  чувства  Дженни  донесли  до  нее
путаницу голосов, крошечных и резких, как картинки в далеком кристалле:
   - Я проучу эту сучку! - и - Не доверяйте никому, капитан, никому из них!
   Голос ее прозвучал ровно. - Меня зовут Дженни. Если хочешь, я помогу тебе
уйти от Балгодоруса.
   Показались  острые  маленькие  белые   зубы,   покусывая   израненные   и
потрескавшиеся губы. - Он меня поймает.
   - Нет
   - Раньше он меня ловил. - Она дрожала, и Дженни ощутила прилив ярости  по
отношению к этим людям.
   - Раньше у тебя не было настоящей волшебной защиты.
   Треск в деревьях, удары по воде, по скалам. Не может  быть,  чтобы  Изулт
этого не слышала - или она даже этого не изучила?
   - Ты пытаешься обхитрить меня.  -  Девушка  снова  отступила,  ее  темные
зрачки были обведены белым. - Ты ведьма командира Роклис, а я  слышала,  что
она делает с ведьмами. От Ледяных Наездников слышала.
   - Ничего она не делает, - сказала Дженни. - Она пытается основать  школу,
чтобы помочь обучению магов.
   - Это все ложь! - Голос Изулт был на грани истерики. - Она им лжет, чтобы
заставить прийти, чтобы она могла скормить их демонам.
   - Это не правда. - Дженни слышала  эту  старинную  сказку  дюжину  раз  в
дюжине разных видов. Ее любили все Ледяные Наездники: мать Джона  рассказала
Дженни (еще ребенку)  что  короли  древности  пили  кровь  детей,  рожденных
ведьмами, или приносили их в жертву демонам на скалах вблизи  океана  или  у
подножия идолов, сделанных из латуни. В других историях говорилось, что  они
используют магические заклинания, чтобы превратить их в воробьев, или мышей,
или котов.
   - Она никогда не причиняла вреда ни мне, ни моему сыну, у  которого  тоже
есть магическией дар.
   - Ты мне лжешь! - Попав в ловушку  между  страхом  перед  Балгодорусом  и
ужасом неизвестного, Изулт вне себя от испуга завизжала:
   - Ты просто хочешь, чтоб я помогла тебе навредить моему мужчине.
   - Он не твой мужчина, - устало сказала Дженни. - Он...
   Голова Изулт приподнялась. Во мраке за деревьями кричали голоса:
   - Я с нее шкуру спущу, с этой суки! Отвечай, маленькая шлюха, или...
   - Я здесь, - отчаянно завопила Изулт. - Я здесь. Она хочет меня схватить,
убить меня! - Она грубо и неумело метнула заклинание, и  живот  Дженни,  все
тело свело от тошноты и боли. И тут  же  Дженни  услышала,  как  закричал  и
согнулся от рвоты один из людей Балгодоруса. Ограничения.  В  ярости  Дженни
отшвырнула эту магию, в которой было не больше силы, чем в руке  ребенка,  и
растворилась в темно-зеленых тенях деревьев.
   - Не бей  меня!  -  услышала  она  вскрик  Изулт.  -  Она  выманила  меня
колдовством. Она пошла туда, видишь, в деревьях?
   Она указывала пальцем - на это ее  магических  способностей,  по  крайней
мере, хватало - и Дженни повернулась  и  скользнула  в  сторону,  укутавшись
темным  узором  пледов,  чтобы  скрыть  очертания  тела.  Балгодорус  ударил
девушку, отчего та упала на колени в прошлогоднюю мертвую листву,  и  Дженни
кожей ощутила отчаянную вибрацию бесформенной магии, которую Изулт  пыталась
метнуть в него: заставить его забыть, заставить его любить ее, заставить его
не бить ее, заставить его уйти...
   Ничего не достигло бы цели, не будь  даже  эта  магия  ослаблена  страхом
девушки: и не только страхом, но и  отчаянным  желанием  быть  любимой  хоть
кем-то, пусть даже мужчиной, носок башмака которого врезался в ее  ребра.  -
Это ж она делала эти заклинания! -  всхлипывала  Изулт.  -  Она  только  что
наслала на тебя боль!
   Люди расходились по лесу,  вытащив  мечи.  Дженни  затаилась,  укутавшись
туманами и тьмой, до тех пор, пока они не прошли мимо, а  Балгодорус  в  это
время за волосы поднял Изулт на ноги, стащил со спины корсаж и полосовал  ее
ремнем, и среди старых рубцов на белой коже спины загорались новые отметины.
Только после того, как он пихнул ее  перед  собой  -  дрожащую,  закрывающую
тонкими руками голые груди - в заросли по направлению к лагерю, только тогда
Дженни развернулась и направилась в поместье.

***

   - И черт меня побери,  если  это  не  оказалось  что-то  вроде  железного
помойного ведра, а вовсе никакой не дракон! - Джон подался вперед на  низком
диване с  подушками,  горячо  жестикулируя  пригоршней  тушеной  рыбы.  Лорд
Рагскар переглянулся с Лордом Рингчином, а потом с  тремя  другими  гномами,
которые замыкали круг за Высоким Столом Мудрейших под  замысловатым  пологом
из  резного  песчаника.  Все  замерли   от   удивления,   щипцы   и   ложки,
инкрустированные золотом, застыли в руках. Слуги - только гномы,  в  ливреях
из ярких мягких шелков, струящихся до самой земли,  и  с  огромными  искусно
сделанными драгоценностями - подтянулись поближе, чтобы  послушать,  и  Джон
придал голосу оттенок глубокого горя.
   - И вот сижу я там на своей лошади, чувствую себя полным ослом  со  всеми
этими гарпунами, стрелами и прочим - ну в  смысле,  я  пойду  против  любого
дракона в северны