Барбара ХЭМБЛИ
     ДРАКОНЬЯ ПОГИБЕЛЬ 1-2

     ДРАКОНЬЯ ПОГИБЕЛЬ
     ТЕНЬ ДРАКОНА

                             Барбара ХЭМБЛИ

                            ДРАКОНЬЯ ПОГИБЕЛЬ




                                    1

     Бандиты часто подстерегали  путников  в  развалинах  на  распутье,  и
Дженни Уэйнест чувствовала уже,  что  сегодняшним  утром  они  там  засели
втроем.
     Сказала ли ей об этом ее магия, или  же  просто  сработало  чутье  на
опасность, присущее любому, кто сумел дожить до зрелых лет в  Уинтерлэнде,
но только Дженни натянула поводья - как раз у самых руин крепостной стены.
Здесь, под густыми деревьями, она была укрыта вдвойне - осенним туманом  и
сумраком раннего утра. Машинально она отметила,  что  лошадиный  помет  на
глинистой дороге  еще  не  тронут  изморозью,  окаймлявшей  палую  листву,
отметила также тишину в развалинах: не было слышно шороха кроличьих  лапок
в желтизне ракитника, обрызгавшей склон холма, на котором стояла  когда-то
церковь Двенадцати  Богов,  столь  почитаемых  прежними  королями.  Дженни
показалось  даже,  что  она  чует  дым  костра,  укрытого   в   развалинах
придорожной гостиницы.  Будь  это  добрые  люди,  они  бы  двинулись  туда
напрямик и оставили бы след в россыпи росы, покрывающей заросли  сорняков.
Белая кобыла по кличке Лунная Лошадка дернула ушами, почувствовав близость
других лошадей, и Дженни,  оглаживая  косматую  гриву,  шепотом  успокоила
животное.
     Под  прикрытием  теней  и  тумана  она  притаилась,  как   куропатка,
слившаяся с коричневатыми тонами леса. Дженни и впрямь  слегка  напоминала
куропатку: маленькая, неприметная в блеклых северных пледах, худощавая, но
крепко сбитая, жесткая, как вересковый корень. В сосредоточенном  молчании
она вплела заклинание в струю тумана и  направила  ее  вдоль  дороги  -  к
безымянным руинам.
     Она  умела  это  делать  еще  ребенком,  еще  до  того,  как   старый
бродяга-колдун Каэрдин указал  ей  пути  власти.  За  тридцать  семь  лет,
прожитых в Уинтерлэнде, она хорошо научилась распознавать запах опасности.
Запоздавшие с перелетом черные дрозды, проснувшиеся в коричневом  плетении
плюща, наполовину скрывавшего полуразвалившуюся стену гостиницы, тоже вели
себя тихо. А момент спустя Дженни почуяла  запах  коней  и  смрад  грязных
мужских тел.
     Один   из   бандитов   наверняка   скрывался   в    обрубке    башни,
господствовавшей  когда-то  над  южной  и  западной  дорогами,   -   части
укреплений  разрушенного  города,  оставшейся   от   тех   времен,   когда
королевские законы еще способны были что-либо защитить...  Бандиты  всегда
прятались именно там.  Второй,  надо  полагать,  засел  за  стеной  старой
гостиницы. А вскоре Дженни почувствовала  и  третьего:  этот  наблюдал  за
распутьем из желтой чащи сыплющего семенами тамариска. Она уже чувствовала
зловоние  их  душ:  застарелую  алчность  и  нежные,  как  костная  гниль,
воспоминания о каком-то давнем то ли насилии, то ли  убийстве...  Все  это
давало им минутное ощущение полноты  жизни,  заключавшейся  в  том,  чтобы
причинять и терпеть боль. Прожив всю жизнь в  Уинтерлэнде,  Дженни  знала,
что эти мужчины едва ли могли стать иными,  и  нужно  было  отбросить  как
ненависть, так и жалость и попробовать сплести подходящее заклинание.
     Она сосредоточилась и принялась  нашептывать  им  сонливую  усталость
мужчин, слишком долго простоявших в дозоре. А на тот случай,  если  она  в
чем-нибудь ошибется... Дженни высвободила на треть из чехла свою алебарду,
перепоясала потуже куртку из  оленьей  кожи  и  тихонько  толкнула  Лунную
Лошадку вперед, к руинам.
     Того бандита, что притаился в башне, она так  и  не  увидела  вообще.
Позади  разрушенной   стены,   заслоненные   коричневато-красной   листвой
боярышника, переминались две стреноженные лошади -  их  дыхание  клубилось
белыми султанами в утреннем воздухе. А  мгновением  позже  Дженни  увидела
второго - рослого мужчину в грязной и старой кожаной одежде, присевшего на
корточки  за  обломком  стены.  Сначала  он  наблюдал  за  дорогой,  потом
вздрогнул,  выругался  и  принялся  с  остервенением  скрести  в  паху   -
раздраженно, но без особого удивления. Дженни он не увидел - призраком она
скользнула мимо. Третий бандит, восседающий  на  костлявой  черной  лошади
между проваленным углом  гостиницы  и  рощицей  оборванных  берез,  просто
уставился в пространство, пребывая в наведенной на него дреме.
     Она  почти  уже  миновала  его,  когда  мальчишеский  голос  отчаянно
прокричал со стороны южной дороги: "БЕРЕГИСЬ!"
     Дженни выхватила алебарду из чехла, и бандит, вздрогнув, очнулся.  Он
увидел ее и проревел проклятие. Краем уха  Дженни  слышала  приближающийся
топот копыт.
     "Еще один путник, -  с  мрачным  раздражением  подумала  она.  -  Как
вовремя!.."
     Бандит устремился к ней, но  Дженни  еще  успела  бросить  взгляд  на
слякотную, тонущую в тумане дорогу, по которой (к  ней  на  выручку,  надо
полагать) скакал во весь опор какой-то юноша.
     Бандит,  вооруженный  коротким  мечом,  ударил  плашмя,  стараясь  не
слишком искалечить жертву и сберечь для предстоящего изнасилования. Дженни
отбила удар как можно выше и тут же послала  длинное  лезвие  на  шесте  в
образовавшуюся брешь. Ноги впились клещами в бока Лунной Лошадки, иначе бы
Дженни вылетела из седла, когда оружие вонзилось мужчине в  живот.  Доспех
был из толстой кожи, но металла под ним  не  оказалось.  Дженни  выдернула
окровавленное лезвие, а воющий бандит, сложившись пополам, все еще пытался
ухватиться за древко. Оба коня танцевали и кружили,  одурманенные  запахом
горячей брызжущей крови. Бандит еще валился на грязную,  изрытую  копытами
дорогу, а Дженни  уже  развернула  коня  и  поспешила  на  выручку  своему
нечаянному избавителю, вовлеченному в нелепую и отчаянную битву со  вторым
бандитом - тем, что раньше прятался за руинами крепостной стены.
     Ее рыцаря подвел длинный плащ алого бархата, ухитрившийся  запутаться
в корзинообразном плетении рукоятки украшенного драгоценными камнями меча.
Лошадь юноши была несомненно лучше тренирована и привычна к битвам, чем он
сам: маневры мощного гнедого мерина были единственной причиной  того,  что
владелец его  еще  жив.  Бандит,  вскочивший  на  лошадь  сразу  же  после
предостерегающего оклика, гнал благородного  противника  назад  -  в  чащу
орешника, разросшегося среди опрокинутых камней гостиничной стены.  Прежде
чем Дженни, пришпорив Лунную Лошадку, кинулась в драку,  волочащийся  плащ
юноши зацепился за низкие ветви и после очередного  рывка  коня  бесчестно
выдернул своего владельца из седла.
     Использовав правую руку  как  точку  опоры,  Дженни  нанесла  дальний
рубящий удар по вооруженной мечом руке бандита. Мужчина развернул коня,  и
она увидела поросячьи глазки,  глубоко  упрятанные  под  козырек  грязного
железного шлема.  Сзади  все  еще  слышались  стоны  раненого  разбойника.
Нынешний противник  Дженни  мог  явно  составить  ему  компанию,  поэтому,
уклонившись от первого  выпада,  он  хлестнул  по  морде  Лунную  Лошадку,
заставив кобылу отпрянуть, и, пришпорив своего коня, припустился вверх  по
дороге, не желая ни связываться с  оружием,  превосходящим  по  длине  его
собственное, ни хотя бы помочь тому, кто все-таки имел глупость связаться.
     Последовал короткий треск в зарослях вереска, и третий  бандит  (тот,
что укрывался в руинах башни)  канул  в  туман.  Затем  наступила  тишина,
нарушаемая хриплыми стонами умирающего.
     Дженни легко спрыгнула с седла. Ее юный избавитель все  еще  бился  в
сплетении  кустов,  как  хорек  в  ловушке,   полузадушенный   драгоценной
перевязью плаща. Дженни  осторожно  зацепила  крюком  на  тыльной  стороне
лезвия алебарды рукоятку меча и вывернула ее  одним  движением  из  слабых
пальцев, после чего шагнула поближе -  откинуть  залепивший  лицо  бархат.
Юноша судорожно ударил воздух, как человек, отгоняющий осу, и уставился на
Дженни большими и серыми близорукими глазами.
     После продолжительного изумленного  молчания  он  прочистил  горло  и
отстегнул золотую,  украшенную  рубинами  цепь,  с  помощью  которой  плащ
застегивался под подбородком.
     - Э... Спасибо, миледи, - выговорил он каким-то извилистым голосом  и
поднялся на ноги.
     Дженни давно уже привыкла к тому, что люди, как правило,  превосходят
ее ростом, но не настолько же!
     - Я... гм... - Кожа  у  него  была  нежнейшая,  а  белокурые  волосы,
несмотря на молодость, уже начинали заметно редеть на  макушке.  Спасителю
было не более восемнадцати, и  его  естественная  неуклюжесть  удесятерена
была трудностью задачи - поблагодарить спасаемую им даму за  спасение  его
жизни.
     - Примите мою глубочайшую признательность, - сказал он  наконец  и  с
немыслимой грацией изобразил умирающего лебедя  -  придворный  поклон,  не
виданный в Уинтерлэнде с тех самых пор, как последние аристократы покинули
эти земли с арьергардом уходящей королевской армии.
     - Я - Гарет из рода Маглошелдонов. Странствую в этих землях  и  спешу
принести нижайшие уверения...
     Дженни качнула головой и подняла руку, прерывая его.
     - Подожди, - сказала она и, повернувшись, пошла прочь.
     Сбитый с толку юноша последовал за ней.
     Умирающий разбойник все еще  шевелился  в  глинистом  месиве  дороги.
Кровь скапливалась в выбитых пятками ямках, внутренности вывалились,  вонь
была ужасающей. Мужчина слабо стонал. В матовой бледности  туманного  утра
кровь казалась поразительно светлой.
     Дженни вздохнула, почувствовав разом холод,  усталость  и  омерзение,
глядя на дело своих рук. Она опустилась на колени перед  умирающим,  снова
собирая вокруг себя тишину магии. Она слышала, как  приближается  Гарет  -
его башмаки  хрустели  мокрыми  от  росы  сорняками  в  торопливом  ритме,
ломающемся, когда он спотыкался о меч. Устало шевельнулось  раздражение  -
именно из-за Гарета ей пришлось это сделать. Не закричи он - Дженни и  эта
бедная злобная умирающая тварь разошлись бы каждый своей дорогой...
     ...И он бы наверняка убил Гарета чуть  позже.  И  других  путников  в
придачу.
     Она  давно  уже  прекратила  попытки  отделить   доброе   от   злого,
свершившееся от возможного. Существовало множество вещей,  о  которых  она
перестала думать хотя бы для того,  чтобы  не  лгать  себе  самой.  Однако
неприятное чувство возникло снова, стоило  ей  положить  руку  на  грязный
липкий висок умирающего и, начертав надлежащие руны, прошептать заклинания
смерти. Самоосквернение и привкус желчи во рту...
     - Ты... - испуганно шепнул сзади Гарет. - Он... он мертв?
     Дженни поднялась, отряхивая кровавую грязь с юбки.
     - Я не могла оставить его ласкам и лисам,  -  ответила  она  и  пошла
прочь. Уже слышно было маленьких пожирателей  падали,  собиравшихся  вдоль
обочины на запах крови и ждущих нетерпеливо,  когда  убийца  покинет  свою
жертву. Ответ  прозвучал  резко  -  Дженни  всегда  ненавидела  заклинания
смерти. Выросши в землях, где нет законов,  она  впервые  убила  человека,
когда ей было четырнадцать. С тех пор число убитых ею достигло шести, - не
считая умирающих, которых  она  избавляла  от  жизни  как  целительница  и
повивальная бабка - единственная от Серых гор до моря. Но легче  от  этого
не было.
     Она хотела как можно быстрее покинуть  это  место,  но  юноша  Гарет,
пошатнувшись, схватил ее за руку, переводя  взгляд  с  нее  на  убитого  и
обратно в каком-то  странном  очаровании  отвращения.  "Никогда  не  видел
мертвых, - подумала она. - По крайней мере - в таком неприкрашенном виде".
Горохово-зеленый бархат его испятнанного грязью камзола, золотые  застежки
на башмаках, вышивка на кружевной батистовой рубашке и,  наконец,  искусно
уложенные волосы, кончики которых были окрашены в зеленый цвет, выдавали в
нем придворного. Все, включая смерть, требовало соблюдения  приличий  там,
откуда он пришел.
     - Ты... ты - ведьма? - Он сглотнул.
     Уголок ее рта слегка шевельнулся.
     - Так оно и есть, - сказала она.
     Он отшагнул от нее в страхе, затем споткнулся, ухватился за ближайшее
деревце, и Дженни заметила среди декоративных разрезов камзола безобразную
дыру, сквозь которую виднелась рубашка - темная и мокрая.
     - Со мной все в порядке,  -  слабо  запротестовал  он,  когда  Дженни
двинулась поддержать его. - Мне только нужно...
     Он сделал неуклюжую  попытку  освободиться  от  ее  руки,  его  серые
близорукие глаза выискивали что-то в наносах палой листвы на обочине.
     - Для начала тебе нужно присесть.  -  Она  отвела  его  к  сломанному
пограничному камню, заставила сесть и расстегнула бриллиантовые  застежки,
скрепляющие рукав камзола. Рана была неглубокая,  но  кровоточила  сильно.
Дженни развязала кожаный ремешок,  перехватывающий  ее  черные  волосы,  и
стянула им руку выше раны. Гарет вздрогнул, резко выдохнул и, пока  Дженни
отрывала полоску на бинт от  своей  сорочки,  попробовал  освободиться  от
перетяжки, так что пришлось  шлепнуть  его  по  пальцам,  как  маленького.
Момент спустя он все-таки попытался встать.
     - Я должен найти...
     - Я найду их, - сказала Дженни, уже догадываясь,  что  он  собирается
искать.
     Она закончила бинтовать руку и направилась к зарослям  орешника,  где
Гарет недавно боролся с бандитом. Холодный дневной свет  колюче  сверкнул,
отразившись от кусочка стекла в палой листве. Подобранные Дженни очки были
погнуты, утратили форму,  одна  из  линз  украшена  звездообразным  узором
трещин. Стряхнув со стекол грязь и влагу, она отнесла очки Гарету.
     - А вот теперь, - сказала она,  когда  Гарет  водрузил  их  на  место
трясущимися от слабости и пережитого руками, - тебе нужно, чтобы за  рукой
твоей кто-нибудь приглядывал. Я могу взять тебя...
     - Миледи, у меня нет времени! - Он глядел на нее, немного  щурясь,  -
небо над ее  головой  становилось  все  светлее.  -  Я  в  поиске  ужасной
важности...
     - Такой ужасной, что из-за нее  стоит  потерять  руку?  А  если  рана
загниет?
     Видимо, уверенный, что такое может случиться с кем угодно, только  не
с ним, он продолжал торжественно:
     - Говорю тебе, со мной все в порядке. Я ищу лорда  Аверсина  Драконью
Погибель, тана Алин Холда и  лорда  Вира,  величайшего  воина,  когда-либо
садившегося на коня в Уинтерлэнде.  Ты  ведь,  вероятно,  слышала  о  нем?
Стройный, как ангел, прекрасный, как песня... Его слава распростерлась  по
южным землям, как талые воды разливаются по весне... Я должен  найти  Алин
Холд, пока не поздно!
     Дженни вздохнула раздраженно.
     - Вот и хорошо, что должен, - сказала она. - Как раз в Алин Холд я  и
собираюсь взять тебя.
     Прищуренные глаза юноши стали круглыми, рот приоткрылся.
     - В Ал... в Алин Холд? Ты не шутишь? Это недалеко?
     - Это ближайшее место, где мы можем осмотреть твою  руку,  -  сказала
Дженни. - В седле удержишься?
     "Будь он умирающим, - усмехнувшись, подумала она,  -  он  бы  вскочил
точно так же".
     - Да, конечно... Я... Ты, следовательно, знаешь лорда Аверсина?
     Дженни помолчала. Затем сказала мягко:
     - Да. Я знаю его.
     Она свистнула лошадей - рослую белую Лунную Лошадку и мощного гнедого
мерина, чье имя было, как сказал Гарет, Молот Битвы. Несмотря на истощение
и боль в грубо перевязанной руке, юноша сделал галантную попытку подсадить
Дженни в седло. Они тронули коней по каменистому косогору, чтобы  миновать
валяющийся в зловонной жиже труп. Гарет спросил:
     - Если... если ты ведьма, миледи, почему ты не справилась  с  ними  с
помощью магии, а пустила в  ход  оружие?  Бросила  бы  в  них  огонь,  или
превратила бы в лягушек, или поразила бы их слепотой...
     "Я и поразила их слепотой, -  угрюмо  подумала  она.  -  Пока  ты  не
закричал!.."
     Но сказала только:
     - Потому что не могу.
     - Из соображений чести? - с сомнением спросил он. - Но  мне  кажется,
что есть ситуации, в которых понятие чести неприменимо...
     - Нет. - Она глянула искоса сквозь завесу распущенных волос. - Просто
потому, что моя магия недостаточно сильна.
     И она толкнула коня в более  быстрый  шаг,  въезжая  в  смутные  тени
голых, выступающих из тумана сучьев.
     Сколько уже времени миновало, а все равно перехватывало горло,  когда
приходилось  признаваться  в  собственном  бессилии.   Даже   теперь,   по
прошествии  стольких  лет,  ей  трудно   было   это   выговорить.   Дженни
давным-давно примирилась с мыслью, что некрасива, но свыкнуться с тем, что
в единственном деле, к которому стремилась, ей недостало таланта!..  Самое
большее, что она  могла  сделать,  -  это  притвориться  равнодушной.  Как
сейчас.
     Земляной туман  обвивал  ноги  коней,  голые  корни  тянулись  сквозь
испарения к дороге, словно руки  наспех  прикопанных  трупов.  Воздух  был
тяжел и отдавал плесенью, то здесь, то там слышалось  тихое  потрескивание
мертвых листьев, как будто деревья сговаривались о чем-то в тумане.
     - А ты... Ты видела, как он убил дракона? - нарушил молчание Гарет. -
Ты не могла бы рассказать мне? Аверсин Драконья Погибель - единственный из
живущих людей, кому это удалось... О его доблести сложены  баллады...  Это
моя страсть. Я имею в виду - баллады. Баллады о драконоборцах, таких,  как
Селкитар в царствование Энита Доброго,  Антара  Воительница  с  братом  во
времена Усобицы. Говорят, ее брат поразил...
     "Похоже,  этаким   манером,   -   подумала   Дженни,   -   он   может
разглагольствовать о великих  драконоборцах  часами,  пока  кто-нибудь  не
попросит его сменить тему".
     - Я всегда мечтал увидеть Драконью Погибель, великого воина... Слава,
должно быть, покрывает его, как золотая мантия...
     И далее, к удивлению ее, он запел колеблющимся тенорком:

                  Въезжает на холм, на обветренный камень.
                  Доспех дорогой сверкает, как пламень.
                  В деснице - клинок, вселяющий страх.
                  Удары копыт отвергают прах.
                  Правит дорогу в драконий лог -
                  строен, как ангел, мощен, как бог.

                  Плачут две благородные дщери -
                  нежные лилии в черной пещере.
                  Старшая молвит: "К нам едет воин!
                  О, как он мощен! И как он строен!
                  Перья на шлеме - как пена у скал...

     Дженни смотрела в сторону, чувствуя, как что-то сжимается в груди при
воспоминании о Золотом Драконе Вира. Ясно, как будто это было вчера, а  не
десять лет назад, она снова увидела  вспышку  золота  в  тусклом  северном
небе, игру огня  и  теней,  девчонок  и  мальчишек,  визжащих  на  околице
Большого Тоби. Вспоминать об этом следовало с ужасом, и Дженни  сознавала,
что кроме радости при мысли о смерти дракона  она  ничего  чувствовать  не
должна. Но сильнее радости и ужаса был привкус странной печали и  пустоты,
вернувшийся к ней из тех времен вместе  с  металлической  вонью  драконьей
крови и пением, замирающим в опаленном воздухе...
     Сердце ее ныло. Она сказала холодно:
     - Ну, во-первых, из двух детей, унесенных  драконом,  Джон  застал  в
живых только мальчика. Девчонка к тому времени  задохнулась.  В  драконьем
логове, знаешь ли,  трудно  о  чем-либо  молвить,  особенно  если  ты  уже
мертвый. Так что вряд ли они могли бы обсуждать внешность Джона, даже если
бы он и вправду прибыл туда верхом. Но он был пеший.
     - Пеший?.. - Дженни почти слышала, как  рушится  взлелеянный  Гаретом
образ.
     - Разумеется. Будь он на коне, он был бы убит немедленно.
     - Тогда как же?..
     - Единственный путь, когда имеешь дело с тварью столь большой и столь
неуязвимой - это яд. Джон попросил меня сварить самое убийственное  зелье,
какое я только знала, и намочил в нем концы гарпунов.
     - Яд? - ужаснулся юноша. - Гарпуны?.. А как же меч?
     Она уже, право, не знала, смеяться  ли  над  его  растерян