(  ее  собственных,
вытесненных и охваченных ужасом мыслях),  как  долго  продержался  настоящий
Карадок, хватаясь за медленно тающие призрачные оковы собственной плоти и  с
ужасом крича, что он совсем  не  это  имел  в  виду,  когда  просил  демонов
даровать ему власть.
   А может быть, и это. Может быть, когда пройдет достаточно времени, ты уже
больше не сможешь объяснить разницы.
   Он потрепал Дженни по подбороку, как это  делали  мужчины  со  шлюхами  в
тавернах. - Как тебе это понравилось?
   Чудовище, чудовище! закричала она ему, а может, самой  себе,  еле-еле,  в
отчаянии - ее никто не услышал. За  исключением  Амайона,  конечно,  который
хихикал в пресыщенном удовольствии от того, что она все еще может испытывать
эмоции, и смаковал ее ужас как пикантный десерт. Демон  в  ней  расхохотался
такому ответу на вопрос Карадока, и рука Дженни огладила собственное тело  -
ласкающее  выражение  полного  удовлетворения.  Где-то  она  услышала  ответ
Амайона демону - его имя было Фолкатор, она  его  откуда-то  знала  (надутая
тварь, сквозь которую пробивались  полупереваренные  всхлипы  дюжины  других
демонят) - это он обитал в глазах Карадока. Ты же знаешь, как это приятно  -
в первый раз заниматься этим с новичком.
   И Карадок - Фолкатор - понимающе рассмеялся. - Рок  вскоре  собирается  в
путь, - сказал он. - Мы ударим по ним снова  сегодня  вечером.  -  Что-то  в
выражении его лица изменилось, сдвинулось, и с привычным видом он достал  из
кармана зеленый драгоценный камень, отполированный перидот размером  с  яйцо
чайки, и протянул ей - как леденец ребенку.
   Ублюдки, ублюдки! - кричала Дженни, пытаяясь призвать  из  тела  хотя  бы
крохи силы, пытаясь вышвырнуть Амайона из  себя  самой,  из  своего  сердца,
своего разума. Хотя она знала, что без него она, какая-то  часть  ее  самой,
умрет задолго до  того,  как  кто-нибудь  сможет  изгнать  Амайона,  -  если
кто-нибудь мог такое совершить, но ее охватывал  ужас  при  мысли,  что  она
навсегда останется их пленницей.
   Амайон что-то сделал с ней, почти не задумываясь, как человек шлепнул  бы
ребенка, чтобы его утихомирить, что-то, от чего ее охватила боль. А что это?
- спросил он, оглядывая Фолкатора, оглядывая драгоценность.
   - У меня есть собственные причины, - ответил  драконий  маг,  подбрасывая
эту драгоценность на ладони.
   Все насмешки, игривость  безжалостно  пропали,  и  внезапно  Амайон  стал
холоден и смертельно опасен, как кобра. Об этих  причинах  знает  Повелитель
Ада?
   В мертвых глазах Карадока появился и замерцал демонический  свет.  -  Мой
дорогой Амайон... - Этот голос прозвучал в ее  мыслях  тигриным  урчанием  -
бритвенно-острая сила, упрятанная в бархартные ножны. - Уж не думаешь ли ты,
что я делаю здесь хоть что-то без ведома лорда Адромелеча? Он мой  господин,
как и твой - и если он не раскрыл своих мыслей и планов тебе, то по  крайней
мере, мне он их раскрыл. У Адромелеча есть свои планы. А теперь, любимая,  -
он снова протянул камень Дженни, - у меня тут конфетка.
   Дженни послала ему воздушный поцелуй (Подлец! - завопила она на него,  на
них обоих, на них всех), открыв рот, чтобы получить  этот  камень,  и  села,
улыбаясь, строя гримаски и поигрывая  языком,  пока  драконий  маг  создавал
вокруг нее окружности и соединял их с энергией. В душе Дженни плакала и теми
остатками силы, что у нее были, пыталась созвать достаточно мощи,  чтобы  не
поддаться.
   Она чувствовала, как перемещается в камень.
   Роклис снялась с лагеря с рассветом  и  целый  день  вела  войска  сквозь
мрачные заросли леса Импертенга. Карадок, Дженни и другие  маги  вызвали  не
подходящие по сезону туманы, которые покрыли всю  землю  до  подножия  Злого
Хребта. В нем драконьи маги скользили тихо, как тени, над самыми  верхушками
деревьев, и их окружала холодная серая влага.  Сквозь  решетчатую  структуру
драгоценности Дженни чувствовала касание магических попыток рассеять  туман,
и вместе с другими она обновляла заклинания, сгущая испарения. Когда дракон,
на котором она ехала, очаровательный зелено-золотой птенец по имени  Меллин,
опускался, зрением демона Дженни видела командира, которая  ехала  в  полном
вооружении на лоснящемся гнедом жеребце, и Карадока рядом с  ней.  Временами
они разговаривали и Карадок объяснял ей что-то вкрадчивым  голосом,  который
она знала  долгие  годы,  едва  ли  осознавая,  что  разговор-то  вел  демон
Фолкатор.
   - Многие волшебники таковы, командир. - Лунный камень  на  его  посохе  с
головой гоблина мягко вспыхнул. - Вам придется им потакать, если  вам  нужна
их помощь. Это страшит меня так же, как и вас, но...
   Два-три раза за это утро Дженни что-то тревожило,  что-то  настораживало;
она не знала, что. Исследуя туманы  вокруг  с  помощью  магии  демонов,  что
заполняла ее душу и тело, она не определила ничего.  Но  той  отделенной  ее
частью, сердцем, заключенным в бледно-зеленый кристалл,  что  висел  на  шее
Карадока в плоской серебряной фляге, она узнала его и прошептала его имя.
   Моркелеб.
   Он был здесь. Где-то здесь. Она видела, как он исчез,  растаял  как  дым,
даже когда колени и бедра еще ощущали его шипы и чешую.
   И ее захваченная в плен душа, вглядываясь в  туман  собственным  зрением,
как  она  однажды  смотрела  глазами  Моркелеба,  узнала  и   еще   кое-что:
драгоценность, в которой она томилась, была с трещиной.
   Целый день она изучала эту драгоценность так же детально, как собственное
тело. По здравому рассуждению сейчас она и была ее телом. Она вспомнила, что
видела камень в шкатулке с драгоценностями в покоях Роклис в Корфлине, и она
знакомилась с каждой молекулой углерода, с каждой  слабой  примесью,  каждой
линией излома и утечкой энергии. Узнавала их и ненавидела их. И это  лучшее,
что вы смогли сделать? - пожаловался Карадок. И еще Думаю, вас надули...
   Карадок был  прав.  Роклис  была  воином,  а  не  магом.  Столкнувшись  с
необходимостью сохранить деньги для платы  солдатам,  столкнувшись  с  умным
торговцем драгоценностями и горстью великолепных камней,  она,  по-видимому,
не знала, как проверить каждую драгоценность.
   Дженни не смогла бы точно сказать, почему алмаз  или  рубин  были  лучшей
тюрьмой для бестелесных душ, чем топаз или перидот. И не смогла бы объяснить
дилетанту, почему магия должна работать с чистыми металлами  и  безупречными
драгоценными камнями, чтобы самой быть безупречной.  Но  она  могла  немного
двигаться внутри своей кристаллической тюрьмы, и осторожно  -  нежно  -  она
начала притягивать силу сквозь нитевидный разрыв.
   И все это время она знала,  что  она  сама  и  Амайон,  и  зелено-золотой
птенец, который несся в вышине, сплетают и собирают заклинания. Внизу,  едва
видимые в мире тумана, ползли войска, совсем промокшие,  и  парящие  силуэты
драконов вокруг нее тоже промокли, все в бешеных вспышках демонова огня. Она
знала, что ее заклинания - заклинания демона - сделали ее красавицей, и она,
дожив  до  сорока  с  лишним  лет  и  никогда  не  будучи   привлекательной,
наслаждалась этой красотой и силой. Она ликовала, видя свои  дерзкие  груди,
зная,  что  вдруг  исчезла  всякая  необходимость  бороться   с   мигренями,
приливами, болью, несварением желудка. Она была молода и могла  делать  все,
что нравится, ибо это никого не касалось. И она улыбалась при мысли от  том,
как удивится эта надменная сучка Роклис, когда придет время расплачиваться с
демонами.
   Земля внизу постепенно спускалась к реке.  Над  мягкими  клубами  сумрака
высоко стояло солнце.
   Драконы  вместе  с  демонами  и  магами  произнесли  заклятье,  и   туман
полупрозрачной пылью опустился на землю. Ничем не прикрытый лагерь Гарета  -
испятнанный ожогами кислоты и  пропитанный  кровью  солдат,  убитых  прошлой
ночью - накрыли тени драконов.
   Армия Бела ожидала их на дальних подступах  к  мосту.  Копья  разрушенных
Ежей были закреплены над двумя главными  укреплениями  лагеря  и  из  дюжины
спасенных катапульт, что остались на них, вырывались  гарпуны.  Два  из  них
ранили маленьких радужной расцветки птенцов, на которых ехали Верекат и мисс
Энк  -  эту  женщину-гнома,  специалиста-недоучку,  притащили  к  Роклис   в
последнюю минуту из Бездны Вилдума - еще до  того,  как  все  демоны  и  все
волшебники окутали себя заклинаниями иллюзий  и  замешательства,  дробящихся
цветов, образов, силуэтов. В то же мгновение  на  северной  дороге  раздался
грохот труб и барабанов, и  мощный  голос  Роклис  выкрикнул  воинский  клич
"Огнебородый! Огнебородый!".  Победная  песнь  сотрясла  воздух,  когда  они
напали на укрепления моста, а драконы в это  время  ударили  по  защитникам,
которые пытались отхлынуть от главного лагеря.
   Битва была недолгой, ибо тучи, лежавшие  на  склонах  гор,  зашевелились,
заклубились, и холодные ветра погнали их к реке и лагерю. Загремел  гром,  в
драконов били молнии, потоком хлынул дождь. Магия  гномов,  Дженни  слышала,
как это мысленно сказал Фолкатор, выругавшись. Они долго не продержатся. Она
с трудом отвела в сторону стрелы молний, что ударили по крыльям  Меллина,  и
почувствовала, как растет  ее  собственная  ярость  из-за  того,  что  такие
приземистые отвратительные  коротышки,  как  гномы,  осмелились  бросить  им
вызов: Они нам за это заплатят, сказала она.
   Ветер завивал и скручивал ее длинные черные волосы, а внизу, у укреплений
реки, она видела, как войска Роклис сражаются против грязи и  дождя.  Роклис
стояла на верхушке штурмовой лестницы с мечом в  руке,  а  дождевой  водопад
колотил по лицу. Ветер относил прочь команды,  которые  она  выкрикивала,  и
такими волнами исходили от нее ярость и гордыня, что Дженни рассмеялась.
   Позади себя она услышала шипение и визг. Изгибаясь в  воздухе,  корчилась
одна из переливчатых птиц.  Ее  наездника,  мальчика  -  Ледяного  Наездника
Вереката, совсем сшибли, и он болтался на одной ноге, которая  запуталась  в
кожаном ремне, в сотне футов над землей. Дженни  подумала,  что  в  молодого
дракона, должно быть, ударила молния, потому что из вспоротых боков и живота
лилась кровь; со своего места она слышала проклятия  его  демона.  Дракон  и
мальчик упали, дракон - уже мертвый,  и  к  ним  подтянулись  демоны,  чтобы
отведать отчаянный ужас подростка, заключенного  в  кристалле,  понаблюдать,
как исчезает последняя, безнадежная надежда вырваться  на  свободу.  Молодой
дракон, изломанный и истекающий кровью, растянулся на земле, и она подумала,
что это больше похожа на атаку другого дракона, чем на след  молнии.  Но  не
сказала ни слова.
   Только в своей драгоценности, в сердце, в той  ее  части,  что  еще  была
Дженни, она знала.
   Они не могут удержать этот шторм навсегда, - она услышала, как снова в ее
мыслях заговорил Фолкатор. Это был огромный старый демон, поглотивший сердца
и души других демонов, которых он уничтожил; разум его был похож на помойную
яму, вонявшую, когда он говорил. А когда  они  устанут,  мы  все  еще  будем
здесь. А потом добавил Мразь эти гномы.
   Войска отступили от защитных укреплений под полог леса и раскинули лагерь
под дождем. Над деревьями продолжали вспыхивать молнии, отчего небо чернело,
как ночью. Роклис развернула  армию  вокруг  стен  Гаретова  лагеря.  Демоны
настроились поразвлекаться, и просили солдат, рабов или  пленников,  которых
захватила Роклис. Иногда боль, страсть или ужас, а обычно  все  вместе:  это
была форма искусства, которая становилась еще  забавнее  из-за  слабого  эха
криков, исторгаемых плененными сердцами их хозяев.
   Демоны пьянели от удовольствия.
   Ты же не можешь сказать, что тебе  это  не  нравится,  прошептал  Амайон,
когда она пыталась отвести взгляд, усилием воли подавить знание о  том,  что
творилось с ее чувствами, силой и телом. Разве такая уродливая тварюшка, как
ты, никогда не хотела иметь всех мужчин, с которыми  смогла  бы  справиться?
Чтобы они склонялись к твоим ногам и молили  о  благосклонности?  Чтобы  они
видели, как ты красива, как желанна - а потом ты  бы  наказала  их  за  это?
Заставила плакать?
   Дженни, запертая в сердце драгоценности, только просила Оставь меня одну.
   Твой сын лучше  обучается  этим  искусствам,  чем  ты.  Демон  чувствовал
отвращение. Не хотелось бы тебе, чтобы он сюда вошел? Это было бы весело?  И
он расхохотался от удовольствия, что заставил ее переживать.
   Солдаты утомлялись и уходили  или  валялись  пьяные  до  беспамятства  на
грязных коврах, покрывавших пол палатки.  Дженни  какое-то  время  лежала  в
путанице  шелков  и  мехов  на  диване,  попивая  неразбавленный  бренди   и
наслаждаясь вечерней зарей. Демоническая часть ее сознания знала, что Ян еще
занят собственными упражнениями, хотя было бы здорово присоединиться к  нему
чуть погодя. Это была Янова идея - сплести иллюзию, будто  сын  Блайеда  был
захвачен в сражении в плен и  замучен  до  смерти,  и  послать  эту  иллюзию
Блайеду, которого поймали в ловушку зачарованного самоцвета. Они все чуть не
лопнули от смеха при виде жалких слез отца. Она потянулась, покрутив головой
на соболиной подушке своих волос.
   И повернув голову, увидела, что в палатке находится еще один мужчина.
   Сначала  она  узнала  в  нем  только  воина,  который  попал  в  ловушку,
наполовину внутри, наполовину снаружи горящего Ежа - гибкий высокий человек,
по  плечам  -  коричневые,  распрямленные  дождем  волосы.  Она   улыбалась,
протягивая соблазнительную руку, когда до нее дошло, что это Джон.
   Она отвернулась, одной рукой зажимая рот  от  стыда  и  ужаса,  а  другой
натягивая простыню, чтобы закрыться. В какой-то миг горло ее сдавил спазм, а
тело скрутило от боли. Затем она услышала смех Амайона и ей в голову  пришла
мысль, что это было бы неописуемо забавно - привести к ней Джона, - ее магия
легко справилась бы с его отвращением, - хотя, возможно, еще веселее было бы
просто использовать заклятье и привести его к ней против его воли - а  потом
позвать стражу, пока он лежит в ее постели.
   Прекрати, завопила она. Прекрати, прекрати, прекрати!
   А демон хохотал до упаду. И так  громок  был  этот  звон  в  голове,  что
какое-то время спустя она  уже  не  представляла,  каково  это  -  тишина  в
палатке.
   Все еще отвернувшись, она сказала:
   - Уходи отсюда, Джон.
   - А я говорю с тобой, Джен? - спросил он. - Или с демоном? Хотя вообще-то
не думаю, что получу правдивый ответ от того, что овладело тобой.
   Дженни повернулась к нему, и когда вся сила демона с силой вцепилась в ее
душу и разум, она заставила ее повернуть назад  со  всей  мощью,  что  могла
вытянуть сквозь покрытую трещинами тюрьму кристалла, всем, чем  еще  владела
ее застывшая душа. Ее  трясло,  она  не  могла  говорить,  но  увидела,  что
выражение суровой настороженности в Джоновых глазах  изменилась.  Он  шагнул
вперед, словно для того, чтобы взять ее за руку, и она отшатнулась.
   Он оглянулся на тех солдат, которые спали на полу, и на двоих, что смачно
храпели на диване рядом с ней. Голос его звучал очень ровно.  -  Я  понимаю,
что это была не ты, Джен.
   Она загнала обратно горловой смешок и слова Тогда ты плохо узнал меня  за
все эти годы и Тебе бы надо пойти в следующую палатку и  глянуть  на  нашего
сына. Она загнала эти слова обратно  с  такой  силой,  что  у  нее  заболели
челюсти. И почувствовала внутри внезапный укол бешеной ярости Амайона.
   Она отдернула руку, когда он снова потянулся к ней, и торопливо  натянула
простыню. - Да, верно. - Слова застревали в глотке,  как  пересохшие  камни,
когда она старалась удержать едва нащупанный контроль над своим телом.  -  Я
знаю... молюсь... ты понимаешь.
   Боль усилилась, скручивая и выгибая  тело;  хуже  этой  боли  она  ничего
никогда не знала. Она до  крови  вонзила  ногти  в  ладони,  чтобы  удержать
контроль  вопреки  ужасающей  силе   Амайона.   -   Я   не   могу...удержать
демона...никак. Уходи.
   - Только с тобой.
   - Ты не поможешь.
   - Мэб и Моркелеб...
   - Не подходи! - Когда он сделал шаг вперед, между ними  полыхнуло  пламя,
отгоняя его обратно. Ей пришлось снова отойти назад и выдвинуть  между  ними
диван, стараясь удержаться и не причинить ему боли, не направить в его  тело
вторую вспышку  демонова  огня.  Ее  раздирала  мука,  она  сложилась  почти
пополам, цепляясь за спинку дивана. Магия Моркелеба, все, что осталось от ее
собственной, обжигали ее, как яд, когда она обернула их  против  той  твари,
что обитала внутри ее тела, твари, которая как тигр сражалась теперь,  чтобы
снова овладеть ею.
   Она начала задыхаться и торопливо произнесла:
   - Джон, уходи отсюда. Не пытайся помочь мне, и что бы  ты  ни  делал,  не
пытайся найти Яна, просто уходи...
   Ее голос  прервался,  когда  один  из  солдат  привстал  на  диване,  как
безумный, выпучив глаза:
   - Шпион! - завопил он, кидаясь на Джона.
   Джон отошел, дал ему подножку и пихнул локтем, сбивая с ног, но вред  был
уже нанесен. Остальные солдаты, шатаясь, хватались за мечи и  ножи.  Снаружи
палатки раздался выкрик и лязг металла. Джон  вспрыгнул  на  диван,  схватил
рыжевато-коричневое меховое покрывало и  набросил  на  Дженни,  укутывая  ее
руки, сбивая с ног. Дженни молча выгибалась, как змея,  пихаясь  и  ударяясь
головой. Джон уложил ее к стенке палатки, вытащил меч и развернулся лицом  к
солдатам, что  приближались  к  нему.  В  разуме  Дженни  все  усиливался  и
усиливался смех Амайона, заглушая мысли, заглушая сопротивление.
   Он что, думает, что это баллада? Фолкатор, Готпис, идите сюда, вы  должны
это видеть!
   Джон рубанул, раскроил одного мужчину, пнул в живот другого, тот  сбил  с
ног еще троих, потом он развернулся и полоснул по задней стенке палатки.  Он
качнулся обратно, чтобы поймать клинки тех, кто наступал снаружи - эти воины
были в доспехах, а  у  двоих  были  пики  -  изгибаясь,  рубя,  увертываясь,
отступая под дождь, что лил снаружи.
   Он здесь был, Дженни, ты же знаешь; он видел тебя с  солдатами.  Ты  и  в
самом деле думаешь, что он поверил, будто это была не ты?
   Рядом с ней упал человек, он дергался, задыхался и пытался прикрыть рукой
зияющую рану от меча в груди; его меч лежал у  ног  Дженни.  В  нее  когтями
вцепилась боль, ужас, что она умрет, если не подберет его  и  не  вонзит  по
рукоятку Джону в спину...
   Она отпихнула меч от себя со всей силы, всем, что еще оставалось  в  ней,
призывая на  атакующих  солдат  грохочущую  вспышку  молнии  и  тьму,  чтобы
поглотить свет ламп. Мокрая кожа, окровавленные пледы,  его  знакомый  запах
разрывали ей сердце...
   - Беги! - Она швырнула его в прорезь палатки, вихрем  вернулась  назад  и
метнула огонь в людей, вошедших на шум. Ян,  Карадок,  Изулт  -  обнаженные,
пропитанные вином... Взрыв света, тьмы, силы отшвырнул их назад, а затем она
упала на колени,  свернулась  в  комок  на  хлюпающих  коврах,  зарыдала  от
опустошения - боль, и снова боль, хотя сознания она так и не  потеряла,  как
ни молила...
   Прекрати, резко сказал Фолкатор.
   В ответе Амайона не было слов, не  было  даже  намека  на  слова.  Чистая
неистовая ненависть к существу, которое  осмелилось  бросить  вызов.  Зверь,
поднявший окровавленную пасть от добычи.
   ПРЕКРАТИ! Ты убьешь ее.
   Она в безопасности в твоем вонючем камешке. Только это были не  слова,  а
река яда, что изливалась по кровоточившей плоти ее души. Она не умрет.
   Не думай об этом, оборвали остальные.
   Это не имеет значения, расхохотался  Готпис,  носивший  тело  Яна,  когда
вернулся сквозь разрез в палатке. В руке его было копье, с которого  сбегала
дождевая вода и кровь. Он мертв.
   И Дженни мысленно увидела  эту  сцену.  Джон  стоял  на  коленях  в  луже
разбавленной водой крови, там, где они перерезали ему сухожилия,  и  пытался
руками отразить удары пик, мечей и гарпунов. Мокрые  волосы  свисали  поверх
разбитых очков, а он еще раз попытался встать на ноги,  отползти  прочь;  он
поднял глаза и увидел Яна с копьем в руках, дождь заливал его черные  в