пыль и тан Синдестрея раздраженно отмахнулся от разлетевшейся грязи лоскутом
тугого шелка. -  Согласись,  когда  тут,  на  границе,  гарнизоны  со  всего
королевства, уверения в дружбе звучат не совсем правдиво.
   - Это не я пошел на попятный в  последнем  перемирии,  -  выпалил  Гарет,
вспыхнув. - Это был...
   - И наверно не Тинан сжег фермы, из-за которых был убит его отец, отметил
Джон. - По моему опыту, так оно все и срабатывает, сынок. Джен, -  продолжил
он, - ты и Мэб можете наложить заклинания смерти на эту кучу гарпунов?
   Дженни кивнула, сжавшись внутри от одной мысли.
   Подобно Гарету, подумала она - подобно Яну, подобно  Джону,  -  она  тоже
была в ловушке этой драгоценности - необходимости.
   Она глубоко втянула воздух. - Этим утром, когда я смотрела  в  магический
камень на броды реки Катрак, я ничего не увидела:  затуманенные,  обрывочные
образы, леса на десять  миль  вокруг.  Они  близко.  И  она  пошлет  впереди
драконов. - Эктор глянул на небо, словно ожидая увидеть, как оно заполнилось
изрыгающим пламя войском.
   - Пошлите-ка лучше за всеми Ежами, что готовы у Поликарпа.
   Пока  Гарет  внимательно  разбирался  с  посланиями  совета,  Дженни  под
подозрительными и осуждающими взглядами войск начертила  круги  силы  вокруг
Ежа на плац-параде. Она призвала  все  силы,  что  могла,  из  земли,  и  из
подводных узоров - из речных течений и точных соединений камней в  холмах  -
из движения невидимых звезд. Эти заклинания человеческой  и  драконьей  силы
она сплела с заклятьями гномов мисс Мэб, и наложила  и  на  сами  машины,  и
затем на свирепые, колючие острия отравленных гарпунов.
   - Я всегда ненавидела заклинания смерти,  -  сказала  Дженни,  распрямляя
ноющую спину и отбрасывая в  сторону  завитки  волос.  Закат  окрасил  медью
воздух вокруг них, а ядовитый дым обжигал ноздри; в подсознании, глухо,  как
невидимая река, шумела злость угрюмых  солдат,  которые  таскали  дрова  для
этого бесконечного кипячения. - Похоже, чем тем  старше  я  становлюсь,  тем
больше это ненавижу. И вот, - она указала на кучу железных стрел, - и вот  я
здесь, и опять занимаюсь этим.
   Когда она говорила, ее руки дрожали. За последний час она дважды отходила
на песчаную равнину за  Гаретовыми  редутами,  чтобы  начертить  собственные
круги силы и втянуть в себя и в свои  заклинания  больше  силы  и  магии,  в
которой она нуждалась. Мэб творила свою магию без пауз всю  вторую  половину
дня. Дженни не могла даже представить, как она это делает.
   Колдунья-карлица уселась на маленький бочонок и немного наклонила голову,
глядя на женщину и закрывая бледно-голубые глаза от солнца округлой рукой. -
Ибо ты любишь, - сказала она просто. Ее рука  была  меньше,  чем  у  Дженни,
меньше даже, чем у Адрика, но крепка и сильна, как у рудокопа.  Обе  женщины
убрали все драгоценности, расплели длинные волосы и переоделись для работы в
грубые полушерстяные рубашки, которые потом можно будет  сжечь.  Видневшиеся
из-под подола обнаженные ноги женщины-гнома были  похожи  на  цельный  кусок
скалы.
   - Чем старше становишься ты, тем более возрастает твоя  любовь:  к  этому
Джону, к детям., к Гарету; к твоей сестре и ее семье, ко всему этому миру. И
раз твоя любовь возрастает, возрастает она и ко всем женщинам и мужчинам,  к
гномам и китам, к мышам и даже к драконам. - Мисс  Мэб  отложила  в  сторону
гарпун, который держала на коленях и потянулась за  следующим.  Они  торчали
вокруг двух женщин, как колосья с черными верхушками и лезвиями -  это  была
слизь от погружения в ядовитый раствор.
   Голос Дженни задрожал, когда она  вспомнила  Джона  между  стенами  огня,
черное жало стрелы, не дрогнувшее в его руках. Когда он целился в их сына. -
А можно иначе?
   Широкий рот Мэб изогнулся в подобии улыбки. - Да, дитя, - сказала она.  -
Но не женщине на пятом десятке, стоящей на этом перепутье. Время бесконечно,
- сказала она. - Любовь бесконечна. -  И  подняв  глаза,  она  улыбнулась  и
взмахнула рукой, когда Джон бесцеремонно  пересек  песчаные  поля  смерти  с
двумя глиняными кружками лимонада в руках.
   Драконы спустились с неба в самый глухой час ночи.
   Зная, что и маги, и драконы могут видеть в темноте, Гарет  оставил  своих
людей на страже на всю ночь. Склонившись над вонючими  гарпунами,  промокшая
от пота Дженни в глубине разума услышала голос Моркелеба Они идут, колдунья,
а через минуту увидела на фоне звезд его черный парящий силуэт.
   - Они подходят, -  сказала  она  совершенно  спокойным  тоном.  Мисс  Мэб
подняла взгляд. Дженни уже поворачивалась к ближайшему  носильщику  дров.  -
Они подходят. Драконы.  Сейчас.  Вели  Его  Высочеству  поднять  по  тревоге
лагерь.
   Парень уставился на нее, раскрыв рот. - Что?
   - Скажи Его Высочеству - пора. Я иду.
   - Что? - Потом он обернулся кругом, зажав кулаком  рот  от  потрясения  и
ужаса. - Грондова борода!
   Над кольцом дыма кошмаром из сияющих костей завис Моркелеб.
   - Увейн! - Молодой солдат схватил  ближайший  гарпун  -  Мэб  раздраженно
вырвала его из рук.
   - Да не этот!
   - - Передай Его Высочеству! - повторила Дженни  и  дала  юноше  пинка.  -
Давай! Беги!
   Не говоря ни слова, Мэб передала ей гарпун и набросила на  два  следующих
кожаную петлю. Вокруг уже бегали люди, крича и  хватаясь  за  оружие;  крики
"Драконы! Драконы!" дробили черный  воздух.  Появление  Моркелеба,  подумала
Дженни, хотя бы поднимет лагерь.
   Потом из тьмы вытянулся темный коготь, смыкаясь на ее запястье.
   Посмотри на северо-восток, сказал Моркелеб, когда они  поднялись  и  круг
дыма и огня вокруг котлов  съежился  до  красной  головки  горящего  цветка,
окруженного крохотными огоньками света. Вдоль края Хребта.
   И Дженни увидела.
   Их было семеро, семь драконов, которые держались вблизи от очертаний гор,
пользуясь тенями. С помощью ясного и на далеком расстоянии  зрения  драконов
она видела их, даже во мраке зная их цвета  и  музыку  их  имен:  Сентуивир,
голубой  и  золотистый,  Нимр,  с  голубизной   по   голубому,   Энисмирдал,
лютиково-желтый, Хаггинаршилдим, зеленый и розовый. Трое остальных были  еще
слишком молоды, чтобы их имена входили в списки,  но  она  узнала  белого  с
малиновым птенца, на котором ехал Блайед,  когда  атаковал  лагерь  в  лесах
Вира. Двое других,  еще  моложе,  были  отмечены  великолепием  всех  цветов
радуги, но еще не начали видоизменяться и преобразовываться в соответствии с
внутренней музыкой своих сердец. Даже на таком расстоянии ей  казалось,  что
она видит их глаза, и глаза эти были темны, как присыпанное  пылью  разбитое
стекло.
   Верхом на Нимре ехал Ян. Это знание пронзило ее, как копье.
   Не думай, что мальчик на спине Голубого дракона  -  твой  сын,  колдунья,
сказал Моркелеб. Это только демон, который носит его тело.
   Если дом сгорел, сказала Дженни  -  ее  гарпун  покоился  вертикально  на
бедре, а два других отягощали плечи - у путешественника не будет дома,  куда
вернуться.
   Для дальнейших  слов  и  дальнейших  размышлений  времени  не  было.  Она
сомкнула свои разум и сердце с  драконьими,  сплавляя  железо  и  золото  их
объединенной мощи, и так они атаковали.
   Дженни  набросила  на   них   заклинания   маскировки,   незаметности   и
невидимости. Но Сентуивир и  остальные  распались  на  группы  и  напали  на
Моркелеба со всех сторон, они явно их видели.  Молодняк  отступил  -  Дженни
заинтересовало, что  за  волшебника  нашла  Роклис,  чтобы  Карадок  получил
седьмого наездника  -  давая  одолеть  Моркелеба  более  крупным  и  сильным
драконам - Сентуивиру, Нимру и Энисмирдалу.  Сентуивир  был  больше  черного
дракона, но  Моркелеб  -  быстрее  и  подвижнее.  Моркелеб  плюнул  огнем  в
наездников, заставляя звездных птиц отступить и изменить направление,  чтобы
защитить их, а сам сделал петлю и  поднырнул,  чтобы  разорвать  и  вспороть
животы, там, где блестящие чешуйки не были защищены никакими шипами.
   Прильнув к телу дракона среди шипов, цепляясь ногами за  кожаный  ремень,
вся в ожогах от кислоты других драконов, Дженни наблюдала и выжидала, черпая
силу вокруг себя и пытаясь использовать  ее  как  щит  и  завесу.  Но  любое
заклинание уклонения и маскировки, которое  она  использовала,  стекало  как
вода, словно она бросала  в  драконов  только  пригоршни  листьев  и  грязи.
Зрением Моркелеба она видела части драконов в кружащихся вспышках  цвета,  в
пылающих радугах движения, которое появлялось  то  здесь,  то  там,  которое
невозможно было увидеть.  Только  сконцентрировавшись,  используя  всю  свою
силу, она выделяла время от времени их истинный  облик,  позволяя  Моркелебу
атаковать, но он только отгонял их и отступал.
   Под ними, внизу лагерь вооружался. Выкрики  людских  голосов,  тоненьких,
как у насекомых на стенах. Сколько времени это длится? И сколько времени  им
понадобится? Время растворилось и раздробилось, проносясь подобно  атакующим
драконам.
   А в своем разуме, цепляясь и царапаясь, она ощущала  странную  завывающую
силу морских созданий, тянущихся к ней, врывающихся в  ее  мысли.  Ожидающих
ее. Знающих ее.
   Но хуже всего было то, что в глубине души она тоже их знала.
   Она воззвала к своей силе, вызывая ее из  сердца  и  костного  мозга.  Но
казалось,  магия  только  усиливает  эту  необходимость,  а  песни   демонов
становились все слаще - волны усыпляющей силы. Сверкающие  крылья  разрезали
тьму, царапали когти. Однажды она увидела розовую истекающую слюной пасть  и
со всей силы швырнула в нее гарпун, но на нее словно набросили вуаль, и  она
не поняла, ранила дракона или нет. Она только  знала,  что  еще  жива  после
всего этого, а гарпун исчез из ее руки.
   Под ними был лагерь. Огонь и людские вопли, взлетающие стрелы, без  толку
падающие  вниз.  Ее  разум  горел  от  усилий  призвать  мощь,  использовать
собственную силу, Моркелебову силу, всю магию их соединенных душ  как  стену
из дырявой и разъеденной кислотой бронзы. Мир качался, вызывая тошноту и она
плотнее сжала ремень. Кружились звезды, дым  и  вонь  от  заклинаний  смерти
разъедали легкие. Она мельком увидела  внизу  Ежа,  заметила,  как  с  шумом
взлетели вверх гарпуны, когда драконы опустились на лагерь - и по тому,  как
пошли гарпуны поняла, что люди внутри тоже сражаются против  чар  демонов  и
разрушающих заклинаний.
   Синева  и  голубизна,  оттененная  и  окрашенная  светом  костра,   огни,
отражающиеся в мертвых золотистых глазах. Бьющие крылья, опускающиеся когти,
а потом неподвижное белое лицо, разлетающиеся черные волосы, похожие  на  ее
собственные, голубые мертвые глаза,  в  которых  осталась  одна-единственная
неистовая искра.
   Ее сердце было сомкнуто  с  драконьим  сердцем,  разум  -  с  разумом.  И
драконьим разумом Дженни воззвала  к  нему  Ян!  Отчаянно  желая,  чтобы  он
услышал. Ян!
   И почувствовала, что, как крюком,  демоны  схватили  ее.  Сквозь  всю  ее
защиту, все заграждения, как будто их здесь и не было. Это было не похоже ни
на что, чего она ожидала, ни на что, к чему она была  готова  даже  в  самых
безумных мечтах - сила, источник которой она не понимала. Это не было похоже
ни на что, о чем она когда-нибудь слышала.
   Так же, как и любовь
   Этого вам никогда не скажут о демонах.
   В ее теле. В ее разуме. Пили ее магию и магию Моркелеба как  свихнувшаяся
обожравшаяся свинья. Без боли.
   Никто никогда не говорил ей, ни один рассказ даже не намекал, как глубоко
удовольствие, когда это происходит. Насколько правильным ощущается.
   Где-то она слышала крик Моркелеба Пусти! Дженни, пусти!
   И она ощутила, что магия его исчезла. Она растворилась, растаяла как дым,
оставляя его беззащитным - Что я есть, спросил он однажды, без моей магии? И
когда эту магию утянуло прочь, он сначала словно обернулся дымом и  стеклом,
а потом в мгновение ока совершенно пропал из виду.
   Она снова выкрикнула Ян! Потянулась к нему всей магией, всей силой,  всем
желанием. Пытаясь захватить и удержать разум мальчика, притянуть его к себе,
защитить.
   А демоны втянули ее силу, как дым, и залпом ее поглотили.
   Последнее, что слышала она сама - их смех.

***

   Милая леди, сказал он. Я  Амайон.  И  он  завладел  ею,  несмотря  на  ее
внутреннее сопротивление, ибо она не могла его  коснуться  и  отшвырнуть  от
себя. Те, кто видели ее позже, описали шрамы и царапины в  тех  местах,  где
она пыталась выдавить, выкопать из себя то, что расползалось по ее телу, но,
конечно же, у нее не получилось. Вырезать это у нее получилось бы не больше,
чем отделить одну каплю своей крови от другой. Это был жар,  пожирающий  ее.
Она знала только, что ее  тело  охвачено  пламенем,  словно  она  сгорала  в
лихорадке, и когда жар достиг вершины, это было как серебристые взрывы то ли
боли, то ли наслаждения, она не могла определить - то напряжение чувств, где
одно сплавлялось с другим. И Амайон, похожий на аромат лилий и серы.
   Позже она осознала, что находится с Яном, рядом с ним, и ветер  развевает
и треплет ее волосы. Она чувствовала  исступление,  безумие,  озарение,  как
юная девчонка, которой она на самом-то деле никогда не позволяла себе  быть,
и веселясь,  наблюдала,  как  внизу  из  горевшего  укрытия  высыпали  люди.
Бело-алый дракон Ирсгендл хлестнул по ним железным  наконечником  хвоста,  а
они спотыкались и падали. Один из Ежей  разбежался  и  покатил  к  драконам,
стреляя  гарпунами  -  глупейшая  игрушка.  Для  Дженни  воздух,   казалось,
окрасился всеми цветами, мерцающей роскошью зелени и пурпура, а каждая  вещь
была обведена по краю цветным племенем. Она видела  собственные  заклинания,
которые  сетью  танцующего   света   обвивались   вокруг   Ежа.   Трепещущей
восхитительной  песней  снизу  вздымалась  боль:  музыка,   тепло,   любовь,
благополучие и сила, намного превышающие любую радость, которую  она  прежде
знала.
   - Держу пари, они разбегутся, если мы швырнем заклинания обратно,  -  она
засмеялась, и к смеху присоединился Ян. Его глаза больше не  были  мертвыми,
они полыхали жизненным огнем, никогда прежде она  не  видела  его  настолько
полным жизни. Она чувствовала, что он простил ей все годы пренебрежения  им,
чувствовала его одобрение, восхищение, любовь.
   - Как насчет этого, Нимр? - крикнул  он  дракону,  и  дракон  -  они  оба
оказались на одном, как,  Дженни  не  помнила  -  соколом  спикировал  вниз.
Захватить сеть заклинаний было так  же  легко  и  весело,  как  и  отдернуть
веревку от кошки. Защита гномов тоже спуталась в  разорванный  клубок,  и  с
возгласом ликования  Блайед  -  или  демон  Блаейда,  который  устроился  на
Ирсгендле - метнул Заклятье Огня на громыхающую машину.
   Она накренилась и остановилась, кружа, и  забавно  затряслась,  когда  из
каждой  дырки  и  щели  повалил  дым.  Дженни,  вцепившись  в  плечи   сына,
оглушительно расхохоталась, подхватив  веселье  остальных:  Блайеда,  Изулт,
Вереката и Саммер... наружу пытался выбраться  человек,  и  Изулт  направила
Хаггинаршилдима поближе, и он плюнул огнем, когда тот схватился за люк.  Это
было как мучить улитку, далекую, смешную в своей бесполезной малости:
   - Эй, приготовим-ка из него моллюсков! - завопил Ян,  и  Дженни  хохотала
так, что ей стало плохо. Сполохи пламени отражались на  наконечнике  гарпуна
мужчины и его очках, когда он старался освободиться.
   Второй  Еж  опрокинулся  набок,  а  его  колеса   беспомощно   крутились.
Энисмирдал и  Сентуивир  сорвали  с  укрытия  земляную  крышу,  люди  внутри
заметались, как личинки, опущенные в соль,  ужас  и  агония  возрастали  как
букет в летнем саду.  Смеясь  и  перекрикиваясь  друг  с  другом,  наездники
спиралями уходили в небо, отмечая уход вспышками  пламени,  возносящегося  к
небу.
   - Мы вернемся! - завопила Изулт, к замешательству всего лагеря. -  Никуда
не уходите!
   И Дженни омыло наслаждение, глубокие ласкающие волны, пронизывающие самые
потаенные глубины ее тела и  разума:  довольство,  сопричастность,  обещание
награды и пьянящее веселье власти. Власти и боли. Это-то  и  была  настоящая
жизнь. Люди в разрушенном лагере бегали туда-сюда как сумасшедшие,  смешные,
как муравьи, когда затопит гнездо, пытаясь погасить огонь или тщетно пытаясь
поставить на ноги раненых. Целые дюжины их просто бежали к холмам:
   - Они что, думают, что жители лесов дадут им пройти?  -  завопил  Блайед,
чьи длинные седые локоны трепал ветер. - Хотел бы я быть  здесь,  когда  они
попытаются!
   Один мужчина, тот, что вырвался из горящего Ежа, медленно встал на  ноги,
опираясь на сломанный гарпун. Дженни знала, что он  наблюдал  за  драконами,
когда те с триумфом вихрем умчались в ночь.

Глава 19

   Они отдали в ее полное  распоряжение  юную  девушку;  возможно,  одну  из
лагерных служанок или шлюх. И поскольку Дженни вполне разумно применяла боль
и ужас, ей удалось сохранить той жизнь почти на всю ночь.
   В глубине души  Дженни  понимала,  что  она  сама  в  ужасе,  ошеломлена,
испытывает омерзение, ее  тошнило  от  того,  что  она  творила  с  плачущим
ребенком.  Но  она  понимала  также,  что  Амайон  чавкая,  с  удовольствием
заглатывал и ее  эмоции,  ее  отвращение  и  жалость,  и  агонию  ничего  не
понимающей жертвы. И Амайон - как это принято у  демонов  -  направлял  свое
удовольствие и наслаждение в тело и разум  Дженни.  Разрываясь  на  части  и
содрогаясь, Дженни пыталась наййти способ сражаться, но ей казалось, что она
может только наблюдать со стороны за тем, что вытворяла над девушкой -  злая
пародия на то, что делал с ней самой  Каэрдин,  когда  она  была  в  том  же
возрасте; наблюдать со стороны, словно это была не она, а кто-то еще.
   Но ведь это не кто-то  еще,  прошептал  Амайон.  Это  ты,  прелесть  моя,
дорогая Дженни, дражайшая моя. Я не делаю ничего лишнего. Никто  из  демонов
не делает. Признай это. С тех самых пор, когда Каэрдин бил тебя,  изводил  и
заставлял делать то, что ты сделать не могла ...
   - Чего тебе от меня нужно? - кричала девушка,  по  лицу  которой  стекала
кровь. - Чего тебе нужно?
   ...тебе было интересно, как бы это было  -  почувствовать  такую  власть.
Тогда ты хотела быть им. И вот теперь - пожалуйста.
   Я не хотела! - кричала Дженни в отчаянии - голос ее был тонок, как  скрип
сверчка в щели. Нет, нет, нет!
   А демон до капли выпил ее слезы, смешанные с кровью маленькой  шлюшки,  и
причмокнул губами от удовольствия.
   Девушка умерла ближе к рассвету. Это ощущение было неописуемо -  звенящая
кульминация  физического  наслаждения  и  эмоционального  удовлетворения,  -
которое ее опустошило, привело в замешательство, выжало как тряпку,  которую
прибило к неизвестному берегу.
   Маги-драконы установили палатки чуть в  стороне  от  места  отдыха  войск
Роклис - лагерь был там, где  Уайлдспэ  извивалась  среди  серых  обнаженных
холмов. Лежа на промокших коврах на полу палатки, вдыхая густой запах крови,
который исходил от них, Дженни - та ее  крохотная  частица,  что  сжалась  в
комок, рыдая и все еще призраком цепляясь за собственную плоть -  задавалась
вопросом, что еще происходило в компании магов, какие награды  они  получали
за свою работу в ночи. Что сделал Ян.
   Голубая с желтым занавеска всколыхнулась, отходя назад.  В  проеме  стоял
Карадок,  вежливый  и  посвежевший  после  ванны,  его  твердый   рот   чуть
расслабился, словно он был доволен и пресыщен  этой  ночью.  На  минутку  он
подошел к телу девушки, перевернул  ее  концом  трости  с  головой  гоблина.
Дженни услышала, как Амайон - а  может  быть,  и  она  сама  -  хихикнул,  и
привстала, понимая, что  на  ее  лице  улыбка  женщины,  которая  в  неглиже
потягивается в постели мужа или сына ненавистной соперницы.
   - Какая же это была мелкая  шипящая  кошка.  -  Она  томно  потянулась  и
отбросила волосы назад. - Они не устроили бани? Я вся липкая.
   Карадок усмехнулся краешком  жестокого  рта,  и  в  глазах  его  вспыхнул
грязный огонек. Интересно, промелькнуло в мыслях Дженни