6

   Дождись меня, идиот! - в ярости подумала Дженни и  дала  картине  в  огне
померкнуть. ДОЖДИСЬ МЕНЯ! Она спросила  себя,  почему  Богиня  Женщин  сочла
возможным допустить, чтобы она влюбилась в болвана.
   Сквозь окно лился лунный свет, слегка окрашиваясь  дымом  от  затушенного
огня. Где-то за стенами кричал козодой. Дженни натянула свой плед на плечи и
пожелала, чтобы она, в чем есть, смогла бы  проскользнуть  сквозь  частокол,
отозвать Лунную Лошадку от упорного добывания кормов в лесах,  и  как  можно
быстрее двинуться к Алин Холду.
   Или, если это будет невозможно - а это было невозможно, если не  оставить
умирать около 300 человек - она пожелала хотя бы знать, что происходит.
   Тишина обхватила поместье Палмогрин своими невидимыми руками. Даже стража
ничего не говорила, сосредоточив внимание на открытой земле за рвом. Это был
тот мертвый час ночи, который Балгодорус предпочитал для своих атак. Во тьме
зудели москиты, но, поскольку все же  она  использовала  заклинания  "Иди  и
укуси кого-нибудь еще", зудели  они  изможденно,  лишь  слегка  царапая  ее,
словно шероховатость в башмаке после десятой или двенадцатой мили.
   Никаких признаков Сентуивира. Даже  в  самых  лучших  обстоятельствах  не
всегда возможно увидеть дракона с магическом кристалле, ибо их  тела,  самая
их суть сливалась с магией. Но за последние семь дней она видела в кристалле
заставы среди пустынной болотистой страны, видела  селения  Большой  Тоби  и
Дальний Западный Выезд, видела сам Алин.
   Никакой выжженной земли. Никаких куч располосованных и сожженных кислотой
костей.
   И никакого траура в Холде. Но она видела, как плакали  тетя  Джейн,  тетя
Роуэн и кузина Дилли; видела, как Адрик сидел на зубчатой  стене,  глядя  на
юг. И Джон после  своей  краткой  беседы  с  Роклис,  отказался  остаться  в
постели, а вместо этого на следующее утро взгромоздился на коня и поехал  по
дороге к дому, а за ним следом - Маффл, брюзжавший всю дорогу.
   Ян.
   Что-то случилось с Яном.
   Подожди, пока я сюда доберусь, Джон. Это не долго.
   Она выскользнула из комнаты.
   В коридоре за ее дверью спали женщины и дети,  завернувшись  в  шерстяные
одеяла. Она выискала дорогу между ними, сдвинув свои юбки.  Тусклый  голубой
свет  засветился  на  дверных  ручках   других   кладовых,   защищенных   от
прикосновения заклинаний страха.  Защищенных  также  от  заклинаний  крыс  и
плесени, насекомых, протечек и огня, от всего, о  чем  только  Дженни  могла
подумать.
   В сводчатом проходе, который вел на зубчатые стены, она кивнула страже, и
ночной ветерок сдул темные волосы с ее лица. Балгодорусов прирученный маг не
остановился на иллюзиях. Проходя мимо крыш  строений  вокруг  двора,  Дженни
проверила слабо тлеющие нити символов защиты, чар и контрзаклинаний. Кое-где
еще остались заклинания огня, древесина  или  штукатурка  нагрелись  под  ее
пальцами. Она нацарапала добавочные метки, а в одном месте  открыла  мешочек
на поясе  и  обмакнула  пальцы  в  колдовскую  смесь  серебра  в  порошке  и
высушенной  лисьей  крови,  чтобы  усилить  эту  защиту.  Ей  не   нравилось
врожденное безумие тех диких заклинаний, не имевших Ограничений, которые  не
дали бы им расползтись и уничтожить все там, куда отправитель их послать  не
стремился.
   Рядом  с  огнем  были  и  другие   заклинания.   Заклинания,   созывающие
разъяренные не по сезону рои пчел из ульев и шершней  из  гнезд.  Заклинания
болезней,  блох,  беспричинной  паники  и  гнева.   Все,   чтобы   разрушить
сосредоточенность   защитников.   Частокол   и   блокгауз   были   мешаниной
контрзаклинаний и амулетов; зловоние мрачного волшебства.
   Она поражалась, как может человек, рожденный с этим беспримесным  золотом
в себе, использовать его, чтобы служить зверю  вроде  Балгодоруса:  торговцу
рабами, убийце, насильнику и вору?
   - Госпожа Уэйнест? - На верхушке приставной лестницы  со  двора  появился
лорд Пелланор. Он нес шлем  в  руке  и  золотая  инкрустация,  которая  была
единственным его  украшением,  закрутила  отсвет  пламени  в  легкомысленную
завитушку света. Без шлема его лысеющая, коротко стриженая голова над латным
нагрудником и воротником выглядела смешной и маленькой. - Все в порядке?
   - Как и на закате. Я просто начинаю еще один обход.
   - А она может заглянуть внутрь?  -  спросил  барон.  -  Я  имею  в  виду,
посмотреть в зеркало, или кристалл, или в огонь, как это делаете  вы,  чтобы
увидеть, куда попали те ее заклинания?
   - Да нет, не думаю. - Дженни скрестила руки на груди под пледами. -  Она,
наверно, смогла бы заглянуть в комнату, где меня нет,  несмотря  на  защиту,
которую я набросила на все, о чем могла  подумать.  Она  достаточно  сильна,
чтобы помешать мне заглянуть в их лагерь. Она накладывает заклинания наугад,
как и я: болезни на лошадей или людей, огонь на сено или дерево, грязь  -  в
воду. Но она не больше меня знает, как действуют эти заклинания.
   Барон тяжело вздохнул, отчего его длинные усы подскочили. - Где она могла
этому научиться, а? - Он начал сцеплять большие пальцы против зла, но глянул
на нее и изменил этот жест, просто почесав свой подбородок. - Я... э-э... вы
не думаете, что человек, который обучил вас, возможно,  все  еще  занимается
этим?
   Дженни покачала головой.
   - Вы уверены?
   Она смотрела в сторону. - Я похоронила его. Двадцать пять лет назад.
   - А.
   - Я была его последней студенткой.  -  Дженни  разглядывала  бесформенные
ярды земли внизу.  За  эту  землю  они  сражались  ежедневно,  и  ежедневно,
еженощно  возвращались  ободранные,  грязные,  сквернословящие   солдаты   с
приставными лестницами, топорами и сучьями, чтобы попытаться поджечь  ворота
или с таранами, чтобы попробовать их разбить. По ее подсчетам бандитов  было
почти в два раза больше, чем защитников борющейся крепости. Они нападали  по
очереди.
   Даже сейчас она видела мерцание костров в  их  лагере  и  чувствовала  их
зловоние в ветерке. Они ели, пили и  отдыхали  перед  очередной  атакой.  Ее
кости болели от усталости.
   - Он был очень стар,  -  продолжила  она,  -  и  очень  ожесточен,  хотя,
полагаю, это была не его вина. - Она помнила взвизг его  палки,  рассекавшей
воздух, и острую боль в теле от кожаной плетки. Самое лучшее для нее, сказал
он, запомнить ее уроки. Но она почувствовала, что  он  доволен  самим  актом
наказания, что это облегчило то разочарование, что поедало его живьем. После
одинокой смерти старика она плакала целыми  днями.  До  сих  пор  не  знала,
почему.
   - Он помнил последние отряды Короля, которые уводили на юг.  Это,  должно
быть, был последний гарнизон из Большого Тоби, потому что все остальные ушли
за сотни лет до этого. Он сказал, что его собственный учитель уехал с  ними,
и после этого он работал только  с  книгами,  которые  учитель  оставил.  На
севере не было больше никого, кто мог бы преподавать должным  образом  -  ни
целительство, ни магию, ни музыку. Ничего. Каэрдин был слишком молод,  чтобы
последовать за легионами с юга,  так  он  сказал.  А  потом  пришли  Ледяные
Наездники, и все изменилось.
   Пелланор сконфуженно, как будто это было из-за него,  прокашлялся,  чтобы
защитить решение человека, который вошел в историю как Король-Подснежник.  -
Ну, Гудибрас II столкнулся с очень трудной ситуацией во времена Усобиц.. А в
армии началась  сильнейшая  чума.  Ваш  наставник,  кажется,  и  сам  изучил
достаточно, чтобы отлично обучить вас.
   Дженни подумала обо всем, что изучила на юге, и о чем Каэрдин не знал,  о
прорехах  в  его  знаниях,  с  которыми  она  боролась  всю  свою  жизнь.  О
заклинаниях, которые могли бы спасти жизни, знай  она  их.  Но  Пелланор  не
сделал ей ничего плохого, да и не понимал, поэтому она сказала только:
   - Да.
   И гнев старика был вызван этим  древним  предательством?  задавалась  она
вопросом, продолжая идти к  угловой  башне.  Под  ее  прикосновениями  грубо
обтесанные каменные стены, кое-как оштукатуренные бревна казались обычными -
никаких новых заклинаний, которые вделаны внутрь, как тлеющие  угольки.  Или
он злился на нее, потому что у нее самой не  было  таланта  и  она  родилась
всего лишь  с  посредственными  возможностями,  тогда  как  он  считал  себя
достойным наставлять великих?
   И в самом ли деле у мастеров  тех  древних  Школ  были  какие-то  способы
увеличить небольшие силы, такие, как у нее - и у него - до вершин?  Или  это
была всего лишь какая-то из его собственных фантазий?
   Но факт остается фактом - ее сильнейшие возможности пришли после  встречи
с Драконом Злого Хребта. Эта драконья магия, которую  она  излучала  сейчас,
струилась подобно прозрачной голубой вспышке сквозь  гору  и  лес,  крышу  и
черепицу,  вслушивалась,  как  вслушиваются  драконы,  чуяла   и   различала
заклинания другого волшебника.
   Там. Вызов крыс и  блох  -  Боже  милостивый,  неужели  эта  недоразвитая
колдунья   ничего   не   знает   о   распространении    чумы?    Еще    одно
заклинание-вспышка... Нет, два. Одно под стропилами главного зала. Другое  в
воздухе над внутренним двором поместья -  неподвижность,  поджидающая  того,
кто решит прогуляться.  Она  прощупала  их,  создала  оболочку  Ограничений,
намертво их зажала.
   Невменяемая.  Слабоумная,   идиотка.   Бандитская   магия.   Словно   сам
Балгодорус, которого не заботило, сколько зла он причиняет, пока не  получит
того, что хотел.
   Дженни возобновила руны на башенке и  заторопилась  туда,  где  цеплялись
заклинания для блох, и ее мягкие башмаки из овчины не производили  ни  звука
на шершавых грязных досках пола.
   Они были плохо сработаны, клочья их разносились, рассыпаясь как зерна, по
конюшне, по кухонному коридору, что  использовали  как  казарму  для  солдат
Роклис, и по спальне, которая разместилась под арками главной башни.  Дженни
понадобилось  несколько  утомительных  часов,  чтобы   сбросить   их   вниз,
обезвредить узлы и выверты голода и случайностей, что  перемещали  паразитов
обратно в рой. В в большинстве случаев им бы не хватило силы, чтобы  нанести
какой-нибудь реальный вред, но все же они были  слишком  сильны,  чтобы  ими
пренебречь.  В  любом  случае  отвратительный,  отдающий  мочой  запах  этих
грызунов по поместью был сильнее, чем ей нравилось. Рискованный  запах  там,
где толпилось столько народу.
   Или Балгодорус думал, что он невосприимчив  к  болезням?  Он  думал,  что
безропотная магия  его  прирученной  волшебницы  усилится,  если  она  будет
бороться с чумой во всей своей красе?
   Пока она снова и снова чертила Руны, Круги и Призывы на стенах, на полу и
на мебели; пока она вызывала  силу  звезд,  земли,  воды,  лунного  света  и
воздуха; пока она заставляла работать магию из собственной плоти,  костей  и
сосредоточенности, Дженни хотелось стукнуть эту  безграмотную,  эгоистичную,
самонадеянную ведьму бандитов так, чтобы у той зазвенело в ушах.  Каковы  бы
ни были ошибки Каэрдина, свое обучение он начинал  с  Ограничений.  Рассказы
старика  были  полны  знатоков,  действовавших  из  лучших  побуждений,  чья
ворожба, которая должна была принести богатство достойным, кончалась смертью
их богатых, но, несмотря на это, невиновных родственников, или чьи  средства
от лихорадки убивали пациентов холодом или шоком.
   Короткая летняя ночь почти подходила к концу, когда она закончила. Воины,
которые бодрствовали вокруг  костра  во  внутреннем  дворе,  искали  отдыха.
Где-то в спальне во сне заплакала девочка, и Дженни услышала  шепот  второго
ребенка,  который  начал  рассказывать  историю  о  странствующем  принце  в
изгнании, чтобы отвлечь сестру и снова дать ей заснуть. Высоко над парапетом
стояла четвертинка луны:  Сумрачный  Бог,  магический  Бог  Высокой  Церкви.
Дженни  прислонилась  спиной  к  каменной  арке  и  подняла  глаза  на  этот
аккуратный белый полукруг, пылавший так ярко, что она  видела  тонкую  грань
света вокруг остатка бархатистого круга.
   Слушая, как слушали драконы, она чувствовала людей  Балгодорусова  лагеря
на расстоянии примерно мили от пояса  гор,  размытых  Ручейком  Гана.  Души,
похожие на грязное белье, вымазанное жиром и испускающее вонь, что скопилась
за недолгую жизнь, полную жестокости, злобы  и  жадности.  Она  чуяла  кровь
лагерных лошадей и собак.
   Так же как звездные птицы чувствовали запах крови Джона,  когда  он  ехал
встретиться с ними.
   Может, Ян уехал за Джоном?
   Должно быть. Она видела в кристалле Джона и Маффла, по крайней мере, пока
бандиты не напали снова и ей не пришлось  оставить  картину  этой  борьбы  и
вернуться к собственному сражению. Спотыкаясь от изнеможения, она  вернулась
вовремя, чтобы увидеть запутанное зрелище огня и крови  -  настоящую  битву.
Будь там Ян, она бы ничего не увидела. Только чем он занимался? Было  чудом,
что Адрик не нашел способа и самому попасть в беду.
   Так что же случилось?
   Она в тревоге мысленно вернулась к картине, в которой видела Джона  всего
несколько часов назад. Джон в своем залатанном красном халате  из  потертого
бархата, который надевал после ванной, снова сидел в своем кабинете,  вокруг
свалены все книги о драконах и драконоборцах, что у  него  были,  за  спиной
неслышно тикают и кружатся во мраке эти  смешные  часы.  Ей  показалось,  он
читал с сосредоточенной, отчаянной энергий, раньше она замечала, что он  так
читает, пытаясь ухватить  какой-нибудь  полузабытый  ключ  к  разгадке,  что
метался по сорочьему гнезду его памяти.
   Пытаясь что-то найти, пока не стало слишком поздно.
   И напоследок, уже когда она дала видению померкнуть, он отложил свои очки
и сел, согнув голову: на неподвижном лице - усталость, отчаяние  и  пугающее
знание.
   Что бы он ни искал, он нашел это.
   Дождись меня.
   Она открыла глаза. В  голове  стучало,  но  сегодня  вечером  нужно  было
сделать еще кое-что.
   Она слышала дыхание солдат Балгодоруса Черного Ножа, невидимых в туманной
завесе лесов. Чувствовала запах их крови, как дракон. Но в этот мертвый  час
ночи маг бандитов, кто бы это ни был, скорее всего спал.
   Дженни натянула пледы на плечи и снова взобралась по лестнице на парапет.
   Пелланор возвращался  из  собственного  обхода,  его  резкие  черты  лица
исказились от переутомления.  Дженни  не  знала,  когда  этот  человек  спал
последний раз. Он помог ей вытащить веревки и намотать их на столб, пока она
чертила знаки силы в воздухе и на каменной кладке и сплетала вокруг  себя  и
веревок символы Не-замечай-этого. Даже другой волшебник легко  мог  потерять
ее. Еще оплетая  себя  мысленно  серебристыми  сетями,  она  подтянула  свои
вылинявшие голубые юбки и перебралась через стену.
   Она несла два кинжала, длинный  и  короткий,  за  спиной  была  подвешена
алебарда: висела  также  маленькая  арфа,  неудобная  по  сравнению  с  этим
оружием, она позаимствовала ее у Пелланора. - Будьте осторожны, -  прошептал
Пелланор, хотя она знала, ему хочется сказать  Возвращайтесь  скорее.  В  ее
отсутствие могло случиться все, что угодно.
   Но это нужно сделать.
   Пересечь ров было легко. Бандиты за эти недели натаскали в него булыжники
и землю, сломанные деревья и брусья, чтобы обеспечить опору своим приставным
лестницам. Проходя под лесными деревьями, которые в данный момент  притащили
ближе к стене,  она  проследовала  между  двумя  наблюдателями,  мужчиной  и
женщиной, отвратительными грубыми животными, которые припали к земле, словно
волки, поджидавшие жертву у воды. Даже если бы  у  нее  не  было  магических
способностей, подумала она, она учуяла бы в темноте их запах. Однажды  ночью
она прогулялась к краю лагеря Балгодоруса,  это  мили  примерно  полторы  по
сильно наклоненной почве. Видела мерцание знаков защиты и эльфова огня,  что
огораживали это место,  защищая  его,  как  ее  собственные  защищали  стены
Палмогрина.
   Поляна, которую она искала сегодня  ночью,  была  в  полумиле  от  лагеря
бандитов  и  долго  ею  изучалась.  На   ней   стояло   обожженное   дерево,
развалившееся от старости,  единственное,  уцелевшее  от  какого-то  давнего
пожара. Скала, на которой оно росло, казалась естественной, до тех пор, пока
не глянешь на нее под определенным углом и осознаешь,  что  она  высечена  в
форме припавшей к земле  свиньи.  На  вершине  было  углубление,  в  котором
скапливалась роса. Вокруг этого углубления Дженни пальцами начертила круг, а
ее глаза, скользнувшие по нему, были полузакрыты.
   Она воссоздала в сердце энергию луны, когда та приблизится к своей смерти
на день ближе, чем сейчас. Вращение звезд,  белых,  равнодушных  и  древних.
Пальцами она сплетала лунный свет, скользяще-холодный, как тяжелый шелк, и с
помощью маленькой ложки из хрусталя и серебра, которую вытащила из  кармана,
зачерпнула с травы росу. Паутиной и молочаем она связала заклинания и  снова
смахнула их с ложки в воздух: шепот тоски и боли. Тенями волос она  рисовала
руны во мраке, а из тусклых вспышек звезд создавала бледные сиглы света.
   Ее колени упирались в скалу и она высвободила из футляра арфу:  баюкая  в
руке, как баюкала детей, когда те были младенцами. Для двух рук едва хватало
струн. Заклинания, которые она плела, она изучила у дракона Злого Хребта,  и
едва ли знала, какие эмоции вплела в свет завтрашней луны, завтрашних звезд,
когда вплетала их прошлой  ночью  в  косые  лучи  молочных  теней  нынешнего
вечера.
   Страстное желание того, что ушло навсегда. Разрывающая  сердце  сладость,
пылающая в сердцевине горького плода. Рука, изогнутая  вокруг  иллюзии  огня
или драгоценного камня; книги, укрытые глубоко в земле.
   В течение двух недель она приходила сюда, пока  серебряная  монетка  луны
разрасталась до максимума, а затем постепенно сжималась: говорили,  что  это
Сумрачный Бог накрывал рукавом чистый лист, на котором писал то, что человек
не может прочитать, ибо это приведет к его гибели. В течение двух недель она
создавала эту песнь мечты о тоске. Теперь, в тишине, что наступила  за  этой
песней, она ожидала.
   Вдалеке, справа от нее один из следящих за поместьем прихлопнул комара  и
выругался.
   Звезды перемещались. Высоко поднялась луна, возглашая свой триумф. Болели
кости и  тело.  Сверх  того,  тоска  этого  заклинания  -  одного  из  видов
заклинаний без слов, - была  ее  собственной.  Среди  деревьев  шевельнулись
легкие туманы, не выше коленей Дженни, и в это  время  она  почувствовала  в
воздухе перемену, которая напомнила ей о рассвете.
   Она подтянула к себе туман и неустойчивую иллюзию снов. Похожая на  оленя
из стекла,  она  искала  обратную  дорогу  сквозь  чащи  и  мокрые  от  росы
папоротники, сквозь лощину, где среди грибов  и  каменных  кругов  танцевали
сказочные огоньки. Те две  скотины  в  пикете,  которые  косились  на  новые
каменные стены на другой  стороне  открытого  пространства,  на  заполненный
хламом ров с  водой  и  разрушенные  флигели,  не  заметили  ее,  когда  она
задержалась между ними, глядя на Пелланор Холд.
   Грубый квадрат каменных стен, со стороной около 60 ярдов, плыл в молочном
заносе тумана. Башенки на  каждом  углу  и  блокгауз  на  западе.  Ворота  и
надвратное помещение. Конюшни и амбары. Триста пятьдесят человек -  мужчины,
женщины, дети...
   Балгодорусу это виделось подарком в виде  хорошего  южного  вооружения  и
стали, рабов для продажи и  зерна,  чтобы  кормить  банду.  И  сама  Дженни,
магическое оружие в руках Закона.
   Как эта девушка, кто бы она ни была, была оружием Черного Ножа.
   А помимо этого  она  видела  выжженное  опустошение  Кайр  Дхью;  Ардика,
который метался в  одиночестве  среди  бараньих  шкур  большой  занавешенной
кровати, которую делил с братом. Джона в кабинете с очками в  руке,  который
снова и снова перечитывал один эпизод, дважды, трижды,  в  свете  свечей,  а
потом тихо оперся лбом на руку.
   Она закрыла глаза. Всего лишь свистнуть Лунную Лошадку и поехать.
   Это пятно света на парапете, должно быть, Пелланор, ожидающий ее  сигнала
сниз