явился солдат-слуга,  чуть
вскинув руку в приветствии в сторону вздремнувшего Короля. Сквозь  откинутое
полотнище проник аромат леса за деревянным частоколом и звук реки  Уайлдспэ,
ревущей под арками Корского моста. - Мой  господин,  солдаты  задают  всякие
вопросы о... о драконе. - Он понизил  голос,  словно  боялся,  что  Моркелеб
может его услышать, и конечно же, подумала Дженни, он может.  Ошибкой  этого
человека было предположение, что звездной птице есть до этого дело.
   - Им это слегка не нравится, такие дела, мой господин. Они говорят,  это,
мол, колдовство. - Он бросил взгляд на Короля, потом на Дженни, и она  почти
слышала, как он вспоминал, каким был Уриен несколько лет назад, в  пору  его
воинственного расцвета. До чародейки Зиерн.
   - Ну что ж, приятно  знать,  что  твои  люди  так  хорошо  разбираются  в
очевидном, - сказал Джон. - Вы бы лучше радовались, что тут дракон, сынок, -
добавил он, обращаясь к солдату. - И если вы извините мне мои  слова,  -  он
бросил взгляд на Гарета, который кивнул, повелевая ему продолжать, - если вы
извините мне мои слова, вы будете  прям-таки  намного  счастливее  от  этого
недельки этак через три.

Глава 17

   Было решено, что Джон поедет с Поликарпом на восток, к Цитадели  Халната,
оставив Дженни с Гаретом.
   Роклис говорила о  лагере,  расположенном  "перед  стенами  Джотема",  но
фактически Джотем находился в пересеченной местности, там, где  Траммельские
Леса сходились со Злым Хребтом. Разбить лагерь ближе, чем в  двух  милях  от
городских ворот, было невозможно, и поэтому невозможно было также установить
действенную осаду. Здесь, в низинах  перед  Уайлдспэ,  у  обозов  была  хоть
какая-то зашита  от  грубых  горцев  и  жителей  равнин,  которые  незаметно
пробирались по лесу. Корский мост контролировал  дорогу  к  Белмари  с  юга,
откуда шло хоть какое-то снабжение армии. А теперь  стража  наблюдала  и  за
дорогой, ведущей с севера.
   В этом месте Уайлдспэ была глубока и опасна. Дальше, к  западу,  она  еще
более расширялась, так что Роклис придется переходить ее здесь.
   Моркелеб  остался  поблизости,  но   выказал   удивительную   способность
оставаться незамеченным. Порой Дженни, разговаривая со слугами на кухне  или
с солдатами, которые бешено работали,  чтобы  вырыть  подземные  укрытия  на
случай прихода драконов, осознавала, что эти люди даже  не  помнят,  что  он
здесь.
   Тебя удивляет  это,  колдунья?  Дракон  вытянулся  на  гребне  горы,  что
прилегала к восточной стене лагеря. У  подножия  этих  известняковых  холмов
везде были пещеры, и даже не меняя  размера,  Моркелеб,  казалось,  мог  как
крыса разместиться в расщелинах едва с четверть его  объема.  Дракон  просто
появлялся среди зарослей болиголова или кленов, встряхнувшись всем  телом  и
сдвинув крылья.
   Мы путешественники, мы звездные птицы. Когда мы приходим туда, где  никто
из нас не был прежде, и не видел этого места даже в мимолетных  в  снах,  мы
прячемся в самом надежном месте. Там мы  дышим,  спим,  разбрасываем  сны  в
окружающий мир, упиваемся воздухом до тех пор, пока он не скажет нам,  какие
существа ходят по камням  и  носятся,  оседлав  ветер.  Существуют  создания
худшие, чем драконы - а над ними - ужаснейшие, существа даже более страшные,
чем они.
   И его разум донес до нее не только слова, но и  образы,  образы,  которые
она понимала лишь отчасти: пейзажи из черных камней под  красными  вспухшими
солнцами; миры густого зловонного тумана, чей холод проникал  в  мысли,  где
неуклюжие еле различимые создания скитались среди  лиловатых  ледников.  Она
отвела взгляд от рытья и строительства в лагере  в  низине  и  спросила  его
Моркелеб, откуда пришли драконы?
   А он сказал только Издалека.
   Издалека.
   Брешь в ее понимании того, как создавался тот мир, бесконечность тьмы,  о
которой она никогда не  подозревала,  невообразимые  коридоры,  тянущиеся  в
ночное небо и выше.
   Драконы из звезд в небесной выси.
   Издалека.
   А там существует магия? - спросила она. Она  села  рядом  с  его  плечом,
ощущая его тепло сквозь глянцевое железо  чешуи.  Оно  отличалось  от  тепла
любого другого существа - раскаленное ощущение силы. В том месте, откуда  вы
пришли, и в тех местах, что лежат между ними?
   О, колдунья, сказал он, магия существует везде. Земля пропитана  ею,  как
росой. Мы пьем ее; мы погружаемся в нее, словно это звуки музыки; она в нас.
   И поскольку однажды Дженни была драконом, она  поняла.  На  мгновенье  ей
стало больно - болью  от  отсутствия  силы,  силы,  чтобы  обладать  магией,
которая, она знала, существует повсюду в этом мире. Если бы  я  только  была
достаточно сильна, Ян был бы в безопасности.
   С этого холма они иногда видели лесных жителей и обитателей  равнин  -  в
зеленых куртках и мешковатых полосатых брюках - которые тихо скользили среди
деревьев, наблюдая за лагерем у реки. Это были  невысокие,  смуглые  люди  с
густыми черными волосами, и их предки с незапамятных времен  удерживали  эти
твердыни от светловолосого народа Белмари. Дважды Дженни наблюдала, как  они
атакуют людей, которые трудились над укреплением  оборонительных  сооружений
на самом Корском мосту или редутов, что  возвышались  над  дорогой  за  ним;
дважды она видела воинов, которые появлялись  из  ворот  главного  лагеря  с
криками "Увейн, Увейн за Бел!"
   Во  второй  раз  Дженни  проскользнула  в  лагерь,  как  только  сражение
прекратилось  и  направилась  к  палатке  Регента,  зная,  что  найдет   его
свернувшимся на кровати, больным, в лихорадке.
   - Был бы другой способ разобраться с ними, кроме подчинения, поверь  мне,
я бы попытался, независимо от того, что говорит - или говорил - мой  отец  о
чести королевства. - Гарет сделал глубокий прерывистый вдох и прошелся рукой
по светлым волосам - окрашенные розовым и голубым локоны, падающие  на  лоб,
почти совсем развились  и  слиплись  от  пота.  Благодаря  Джонову  обучению
молодой человек теперь мог  вести  людей  в  бой,  хотя  старался  назначать
знающих офицеров и мирился с ними и их советами.
   - Как я понимаю, они не самые приятные соседи? -  Дженни  принесла  миску
горячей воды из дальнего угла палатки. Она видела в бою  и  Короля,  видела,
как он вел солдат со свирепостью, которая поражала тех,  кто  привык  видеть
его просто пожилым улыбчивым человеком.
   Он был Лордом Дома Увейна, воспитанным для войны; Гарету осталось  только
указать ему, куда ехать. Солдаты с радостью следовали за ним, выкрикивая его
имя, а после говорили себе, что он уже почти стал похож на себя.
   Гарет покачал головой. Зеленоватая бледность постепенно исчезала со  щек.
- На границе всегда происходят стычки, - сказал он. - Принц  Тинан  требует,
чтобы  его  земли  простирались  до  самого  Чоггина,  хотя  их   никто   не
обрабатывал, пока здесь не начали селиться наши люди. Эти земли  принадлежат
Танам Чоггина и их людям на протяжении большего количества поколений, чем вы
можете сосчитать. А теперь, конечно, все  запуталось  из-за  кровной  мести.
Нет, только мундир, - добавил он, когда Дженни принесла  свежую  выглаженную
одежду. - И накидку - ту, зеленоватую, с капюшоном. Мне придется переодеться
и выйти, чтобы отпраздновать победу.
   - Это была победа? - На ее взгляд, никакой победы не было.
   - - Нам  пришлось  ее  объявить.  -  Гарет  скинул  мундир,  забрызганный
запекшейся кровью, и потянулся за чистым. Его передернуло, когда он коснулся
руками запачканной одежды, а пальцы избегали крови. - Спасибо, - добавил он,
когда она подала ему выстиранную одежду. - Господи боже мой, как бы я  хотел
этого не делать. Как бы я хотел просто... просто полежать.  -  Он  с  трудом
сглотнул. - Понтифик королевства - отец, но я должен быть там, потому что он
стал забывчив. И, по правде говоря, если против них  не  проявить  силы,  то
лесные жители только сильнее напирают. Это не...
   Он заколебался,  его  тонкая  фигура  склонилась  над  нею,  серые  глаза
подслеповато моргали, поскольку не пристало  командиру  появляться  в  очках
перед объединенными армиями своего королевства. Плечи под пурпурной  шерстью
мундира несколько потеряли свою худобу, которую Дженни заметила  при  первой
встрече, а руки окрепли от старательных упражнений с мечом, но на лице  была
ужасная грусть. - Хотел бы я, чтобы это было так. - мягко сказал  он.  Потом
отвернулся   и   повязал   портупею,   украшенную   золотом   и    усыпанную
изумрудами-кабошонами;  поправил  искусно  сотканную  и  украшенную  лентами
мантию, что крыльями бабочки легла за спиной и делала плечи шире. - Хотел бы
я , чтобы все было так же просто, как  в  те  времена,  когда  нам  пришлось
только одолеть и изгнать дракона. Как во всех этих  балладах  об  Алкмаре  и
других героях древности. Хотел бы я ...
   Он слегка повернулся к ней, держа в руках бархатные  перчатки  с  золотым
шитьем и агатами, и по усталой печали в  его  глазах  она  поняла,  чего  он
хочет. Она улыбнулась, как улыбалась Яну, воодушевляя его идти вперед, когда
дорога трудна.
   - Я рад, что ты здесь. - Он снова обхватил ее руками в крепком  костистом
объятии. - Я скучал по тебе.
   Но когда Гарет перешагнул порог палатки, чтобы присоединиться к шествию к
алтарю Алого Бога Войны, Дженни снова села на кровать, и сердце  ее  терзала
память о сыне.
   Он  был  жив.  Пленник  самоцвета,  как  и  этот  мальчик  был  пленником
драгоценности  королевской  власти,  и  его  желания   не   были   уже   его
собственными.
   Она зажала рот рукой, чтобы сдержать слезы.

***

   - Может, мне принести тебе золота? - спросила она  Моркелеба  позже.  Она
лежала около изгиба передней  лапы  дракона,  а  на  плече  покоилась  арфа,
которую она одолжила у Гарета. В ее музыке и в магии,  которую  показала  ей
звездная  птица,  она  хоть  ненадолго  могла  отдохнуть  от  кошмара  Янова
порабощения, изгнать из мыслей  жестокую  улыбочку  Карадока,  засовывающего
драгоценность в сжатый рот Ледяной ведьмы. - В лагере есть  золото.  Я  могу
предложить Гарету пожертвовать несколько золотых тарелок и чаш, чтобы ты мог
слушать музыку золота.
   Я знаю, сказал мрачный медленный голос Моркелеба  над  ней,  о  золоте  в
лагере, колдунья. Он аркой выгнул длинную шею, и ночной бриз, что тянулся со
Злого Хребта, шевельнул блестящие ленты его гривы. Бывают дни, когда я  знаю
и другое. Четыре года назад я видел, что золото может сделать со мной, когда
чародейка Зиерн заманила меня золотом в Бездну гномов. Иногда  мне  кажется,
что если я возьму даже чашу, или цепь, или  простую  монету,  меня  захватит
желание золота, и я не остановлюсь до тех пор, пока не опустошу эти земли.
   Мерцающие шишечки его усов притягивали светлячков из сумрачных  лесов,  а
голос,  что  прозвучал  в  ее  разуме,  был  необычен,   как   у   человека,
подыскивающего слова. Но Моркелеб никогда не подыскивал слов.
   Золото расцвечивает скалы Шхер Света, колдунья. Те из  нас,  кто  обитают
там, вдыхают свою магию в это золото и согреваются, наслаждаются тем  чудом,
что звенит в нем. Когда мы путешествуем от мира к миру, мы  ищем  не  только
золото. Когда мы приходим в мир, где есть золото, мы остаемся надолго.
   Но на Последнем Острове золота нет. Я понимаю,  что  рассуждаю  по-иному,
когда оно отсутствует, и для меня стали возможны размышления,  которые  были
даже немыслимы прежде. Что-то такое сказали мне  Звездные  птицы  много  лет
назад. Они сказали - чтобы стать одним из них, нужно отложить золото.  Я  не
понял, почему мне необходимо это сделать, поэтому не сделал. Но после  Зиерн
и Камня в сердце Бездны Ильфердина, которые сделали меня рабом, я  задумался
снова.
   Он замолчал, течение его мыслей, не  выражаемых  словами,  затихало,  как
волнение моря.
   Наконец он сказал, Тени драконов также сказали,  что  они  отказались  от
магии, как и от золота. Этого я не понимаю. Магия - это  ЕСТЬ  драконы.  Чем
был бы я без магии?
   Каждую ночь и много раз в течение дня Дженни вызывала в  кристалле  образ
Джона. Чаще всего она видела его в огромной библиотеке Халната  -  лабиринте
комнат и шкафов, что поколения назад были святилищем Сумрачного Бога. Иногда
она видела Драконью Погибель  вместе  с  правителем  Халната  в  его  личном
кабинете, круглом помещении, чьи стены  были  уставлены  шкафами  и  лампами
ажурной работы, а на столе между ними рассыпаны свитки,  таблички,  книги  и
связки страниц. Как-то раз, глубокой ночью, она видела, как он в одиночестве
сидит  на  полу,  окруженный  томами  или  разбросанными  кучками   заметок,
написанных нечитаемым старинным писарским почерком.  На  полу  и  на  полках
стояли свечи, прикрепленные "восковым саваном"  стекающих  капель,  их  свет
окаймлял его блестящие очки и отбрасывал тени на  спокойные  очертания  рта.
Однажды она видела, как он  с  закрытыми  глазами  и  застывшим  лицом  сжал
большим и указательным пальцами свой похожий на клюв нос, как будто  даже  в
уединении он не мог показать никому, что чувствует.
   В дневное время Джон и правитель Халната чаще всего были с гномами Бездны
Ильфердина,  которые  веками  поддерживали  тесную  связь  с  Правителями  и
университетом. Временами эти картины были  отрывочными  или  неясными  из-за
защиты от магических кристаллов, поскольку изысканные каменные покои  Бездны
Ильфердина были защищены так же, как  и  в  Тралчете.  Она  видела  Балгуба,
Севакандрозардуса, Владыку Бездны  Ильфердина;  а  также  и  других  гномов,
инженеров, судя по тому, как они смотрели на рисунки и схемы,  которые  Джон
развернул перед  ними.  Они  качали  головами  и  вертели  в  руках  тяжелые
полированные украшения из драгоценных камней, а Джон швырнул чертеж на пол и
умчался из комнаты. Позднее она увидела, как  он,  полураздетый  и  покрытый
копотью, проверяет оболочку  недостроенного  Ежа  в  заброшенном  внутреннем
дворе Цитадели Халната. То есть, подумала она, должно  быть,  они  пришли  к
компромиссу. Гномы ревниво охраняли секреты сплавов и механизмов, но драконы
есть драконы.
   Сейчас с ним был один из инженеров, крошечная  карлица,  огромное  облако
дымчато-зеленых волос которой было заколото шпильками, украшенными опалом  и
сардониксом. Она указала на что-то в холодно сверкающей машине  и  коснулась
рычага. Джон покачал головой. Он о чем-то спросил и  вытянул  пальцы,  чтобы
продемонстрировать предмет размером с яйцо чайки. Наверно, хотвейз, подумала
Дженни, насыщенный каким-то видом энергии. Инженер взглянула на двух  гномов
рядом с ними - лордов высокого ранга,  чьи  драгоценности  были  даже  более
нарочитыми, чем у нее - и все они снова покачали головами.
   Джон с отвращением уступил  и  пробрался  к  сдвоенным  штурвалам  кабины
рулевого управления. Он согнул ноги, сжал руль  управления  и  жестикулируя,
что-то сказал гномам. Инженер успокаивающе  взмахнула  в  воздухе  маленькой
белой ручкой.
   Джон рванул рычаг.
   Если  Джон  беспокоился  об  энергии,  то  на  этот  счет  он  явно   мог
успокоиться. Еж, у которого была дюжина маленьких  рулей  вместо  четырех  в
исходной конструкции, сорвался с места как скаковая лошадь, Джон вцепился  в
рулевое управление с выражением испуга и ужаса на лице, а гномы помчались за
ним.
   Джон схватил рычаг. Судя по тому, как легко тот поддался, Дженни  решила,
что в проекте есть серьезные недоработки. Еж понесся, как  безумный  бык,  к
стене внутреннего двора, и Джон согнулся над рулевым управлением, решительно
посылая  его  вместо  этого  в  ворота.  Ворота  обрушились,  открываясь   и
разлетелись волной деревянных обломков; Еж покатился под уклон к  сыроварне,
а доярки, коровы и куры рассыпались в  разные  стороны.  Машина  с  грохотом
свалилась в корыто с водой, задела навозные вилы и отправила их вертеться  в
воздух; Джон всем своим весом  бросился  на  кабине  управления  -  как  раз
вовремя, чтобы избежать тележки, заполненной ведрами молока и  затем,  когда
Еж полным ходом направился к самой сыроварне,  изо  всех  сил  навалился  на
кабину, словно стремясь ее повернуть.
   Еж завертелся, подскочил, приземлился на  спину,  (  все  его  двенадцать
штурвалов бешено крутились в воздухе), и скользнул в навозную кучу,  а  Джон
болтался в кабине вверх  тормашками.  Даже  когда  эта  штука  остановилась,
наполовину  зарывшись  в  навоз  и   грязную   солому,   колеса   продолжали
перемешивать воздух.
   Джон спокойно отцепил ноги  от  креплений  и  неторопливо  вывернулся  из
ремней кабины управления, чтобы по колено  провалиться  в  навоз.  Прибежали
гномы и присоединились к кольцу детей, собак, молочниц, посудомоек и  стражи
и к Ежу, который все еще с энтузиазмом жужжал. Джон  стер  с  лица  грязь  и
привел в порядок очки.
   Дженни смогла прочесть по губам его слова:
   - Вы правы; отлично работает. Только убрать неполадки.
   - А это одно и то же, - сказала она, сообщая  Моркелебу  об  этом  позже.
Очередной вечер после очередного дня, когда она вглядывалась в постройки  на
севере и выясняла, что еще могла  бы  сделать,  пока  не  появились  легионы
Роклис. Хотя она не использовала магию против солдат Импертенга - по  правде
говоря, Гарет никогда ее об этом и не просил - это для него она  сделала,  а
также наложила заклятья охраны и защиты  на  новые  укрепления  и  блиндажи,
которые его люди строили на Корском мосту.
   С приходом вечера тревога Дженни о Яне возрастала. Чтобы ее смягчить, она
забиралась на крутой гребень скалы за лагерем и сидела,  вглядываясь  поверх
низко стелющегося дыма от кухонных костров  в  пропитанные  светом  просторы
увядающих лесов и ослепительных потоков, а ее пальцы почти бездумно оживляли
старинные напевы, извлекаемые из Гаретовой арфы. Древние баллады  и  древние
печали, стенания давно умерших дам о кавалерах, чьи имена позабылись. Горечь
вперемешку со сладостью, как в экзотических южных сластях. Тьма, наполненная
обещанием света. Наконец появился дракон.
   - На Ежа нужно наложить какие-то заклинания, - сказала она  в  заключение
рассказа, - если им  придется  противостоять  магии  демонов.  Магия  гномов
отличается от человеческой. Она может служить...
   Она не отличается. Дракон переместил заднюю часть туловища  и  по-собачьи
почесал ремень из заплетенной в косу кожи, который начал носить на  теле,  у
самых крыльев. Да, отличается от твоей, как осел отличается от  лошади,  или
курица от колибри. Но для демонов она такая же. И  такие  демоны,  как  эти,
думаю, задуют ее, как ребенок задувает пламя свечи.
   Иногда она наблюдала сквозь кристалл за событиями в Алин Холде;  вызывала
образы Ардика и  Мэг,  когда  мальчик  тренировался  с  оружием,  а  девочка
надоедала няне и Джоновым теткам до полусмерти, убегая тайком, чтобы  побыть
с друзьями или провернуть тщательно разработанные эксперименты со шкивами  и
маятниками в сенном сарае. В такое время боль была сильнее всего,  ибо  дети
были глубоко вплетены в узор ее жизни, и быть вдалеке от  них  было  тяжело.
Она снова и снова пыталась увидеть Яна, используя все  методы,  которым  мог
научить ее Моркелеб. Она  знала,  что  если  ей  это  удастся,  боль  только
усилится, но все же старалась. И не отступала из-за неудач, а тратила на это
бессонные ночи, пока не засыпала под рассветные крики птиц.
   Потом однажды вечером она вызвала в кристалле образ Джона и увидела,  как
он завязает красную ленту  в  эполете  старого  сомнительного  камзола.  Она
сказала Гарету:
   - Мне нужно идти. Должно быть, он что-то нашел.

***

   - Я думал, это все сожжено. -  Поликарп  из  Халната  отворил  внутреннюю
дверь своего кабинета, открывая потайную комнату, где находился только стул,
столик, над которым висела лампа, и два шкафа с книгами, причем  каждый  том
был прикован цепью к кольцу в стене. Он бросил нервный взгляд на  Моркелеба,
который уменьшился в размере и уселся,  как  горгулья  из  агата,  на  плече
Дженни. Моркелеб повернул змееподобную голову и пристально посмотрел на него
в ответ: Правитель