ри! - сказал один из аквалангистов. -  Кажется,  эта  старуха  хочет
обидеть нашу малышку!
   - Это она зря, Билл, - откликнулся другой. - Сейчас мы зададим им  перца!
Покажем, что такое звездно-полосатый флаг! Только не  говори  ни  о  чем  ни
Мэри, ни Джулии.
   Билл поднял глаза к потолку.
   - Не волнуйся, Отто! - повернулась Галя к  жениху.  -  Здесь  давно  пора
навести порядок. Ты только не вмешивайся. Ой! - закричала она.  -  Пельмени,
пельмени вылови ложкой. Да не обожгись! И воду слей...
   - Да, любимая, - прошептал король.
   - Ой, - охнула Галя, - та вы, наверное, всем это говорите, проказник.
   - В первый раз в жизни, слово Хеннерта! - рявкнул потрясенный король.
   - Бесумяки,  в  атаку!  -  заорала  Гедвига,  плохо  понимая,  что  здесь
происходит.
   - Кисонька моя, - пропела Галя, обращаясь к любимому  мужчине,  -  дай-ка
мне вон тот сковородник.

***

   Жабодыщенко тайком заглянул в ящик с минами  и,  испуганно  отшатнувшись,
быстро его захлопнул. Глаза у него бегали, лицо побелело.
   Перукарников  заметил,  что  с  товарищем  творится  что-то  неладное,  и
участливо положил руку ему на плечо:
   - Ну что, Жабодыщенко,  снова  съел  что-то  не  то?  Чего  такой  убитый
сидишь?
   Жабодыщенко огляделся по сторонам, поманил Ивана пальцем к себе и  горячо
зашептал ему в самое ухо:
   - Ты, Перукарников, все ото шуткуеш.  Ты  краще  сюды  подывись,  -  и  с
таинственным видом приоткрыл крышку ящика.
   Иван доверчиво заглянул внутрь, но ничего нового для себя в  опостылевшей
таре для мин не обнаружил. Там лежали  ровными  рядами  проклятые  железяки,
которые уже все жилы вытянули из  доблестных  партизан.  С  этим  надо  было
что-то делать... И с Жабодыщенко тоже надо  что-то  предпринять  -  у  парня
крышу срывает. Вон глазищи размером с чайное блюдце - уже не может эти  мины
спокойно видеть. Аж трясет всего.
   - Ну? - как можно спокойнее спросил Перукарников. - В ящике мины!  И  что
тут особенного? Ты хотел меня этим удивить?
   Жабодыщенко, заикаясь, проговорил:
   - А то особливо, що их у цему ящику повинно зараз буты трохи менше.
   Иван почувствовал, как с каждым  словом  растет  в  нем  интерес  к  этой
странной беседе.
   - Как так - меньше? Что ты мелешь?  Они  у  тебя  что,  по  ночам  гулять
ходят?
   Микола еще раз огляделся вокруг, не  подслушивает  ли  кто,  и  признался
Перукарникову в страшном преступлении.
   - Гулять не гулять, а их зараз стильки, скильки завжды  було.  А  так  не
може буты, тому що я кожного разу, вночи, на прывали, их по одний-дви  штуки
в кущах заховаю и обратно не беру, щоб нам з тобою легше було  ящик  носить.
Розумиешь?
   Перукарников понял, что человеческий интеллект - это страшная штука.  Вот
взять Жабодыщенко: на первый взгляд - дурак дураком, только и мозгов,  чтобы
пожрать да попить. ан нет - тоже, оказалось, царь природы.  Логик!  Стратег!
Кто бы мог подумать!
   - А ты хитрый жук, Жабодыщенко! - восхищенно молвил он. - Я бы до  такого
не додумался! Ведь Салонюк в этот ящик и не заглядывает.
   Он приподнял крышку уже с нескрываемым интересом:
   - Так что у тебя тут не выходит?
   Микола попытался разъяснить еще доходчивее.
   - Так я же ж тоби и кажу, мины в котрый раз знову  в  ящик  повертаються.
Скильки ночью не сховаю, зранку уси на мисци.
   Не говоря ни слова, Перукарников и Жабодыщенко медленно повернули  головы
в ту сторону, откуда доносился жизнеутверждающий храп родного командира.  Во
взглядах у обоих бойцов сквозило подозрение.
   Иван потрогал Жабодыщенко за рукав:
   - Так, может, это он?
   - Шо - он?
   - Может, это Салонюк их обратно засовывает?
   Микола печально покачал головой:
   - Якбы ж то. Ни, не думаю! Тут явно без нечистой  силы  не  обийшлося!  Я
остатнюю ночь не спав, лежав тихо, щоб роздывытыся -  хто  ж  це  може  мины
обратно у ящик покласть, колы я на нему зверху сплю?
   Волосы на голове Перукарникова непроизвольно зашевелились,  как  если  бы
ему читали вслух "Майскую ночь, или Утопленницу" задолго до третьих петухов.
   - Ну! И что ты ночью увидел? - нетерпеливо спросил он.
   Жабодыщенко, белый от страха, прошептал:
   - Шо, шо? А то шо - ничего! Во! Тильки утром ящик видкрыл,  а  мины  знов
уси на мисци. И Салонюк у ею ночь хропив, я це сам и бачив, и слухав.

***

   Редко кому случается присутствовать при битве титанов. А вот  Оттобальту,
Сереиону и королевским гвардейцам повезло. Корпоративная этика мешала  им  в
открытую радоваться позорному поражению бесумяков, однако  удовольствие  они
получили неимоверное.
   Разумом они понимали, что люди, вступившие в орден Бесумяков  и  служащие
под началом королевы Гедвиги, заслуживают жалости  и  сострадания,  но  душа
отчаянно протестовала. И то, что хваленые рыцари, обученные по прославленной
и широко разрекламированной тетиной методике, были наголову разгромлены и  в
панике бежали, невзирая на вопли своей повелительницы, пролило бальзам на их
уязвленное самолюбие.
   Призванные Сереионом на помощь королевской избраннице, гвардейцы получили
почетную, но непривычную для себя  роль  зрителей.  Оттобальт  пригласил  их
занять места в партере. Даже Ляпнямисус выбрался из своей каморки  и  принес
королю подносик с личбурберсами, понимая, что тетя Гедвига  вряд  ли  сможет
возразить что-либо против этого.
   Сковородка - самая большая,  нужно  заметить,  в  хозяйстве  королевского
повара - порхала в крепких Галиных руках, как  перышко.  Сзади  ошеломленных
бесумяков  тузили  разгневанные  аквалангисты,   которые   приняли   сторону
пышногрудой красавицы против старой карги, напустившей на нее банду каких-то
закованных в железо придурков.
   - У нас в Бронксе, - пропыхтел Гарри, - был очень популярен  правый  хук.
Вот так.
   Рыцарь свалился под ноги королеве Гедвиге.
   - Здорово, - откликнулся Билл. - А подводным  ружьем  по  голове  -  тоже
неплохой приемчик. У нас в Чикаго его бы оценили.
   - Брыннь! - сказал шлем другого рыцаря.
   - Эть, - сказал сам рыцарь, валясь с ног.
   - А ну кыш отседова! - сказала Галя, взмахивая сковородкой. - Ироды!
   - Хлоп! Дреннь! -  сказала  сковородка,  соприкоснувшись  сразу  с  двумя
шлемами.
   - Похоже, эта детка росла в Бронксе, - восхищенно молвил Билл.
   - Или в Чикаго, - предположил Гарри.
   - В атаку! - призвала Гедвига.
   Один из рыцарей поскользнулся и  проехался  животом  по  каменным  плитам
пола. Сверху образовалась куча мала.
   - Болваны медноголовые! - азартно крикнула Галя. - Поберегись! Зашибу!
   - Спасайся! - охнул кто-то, и вскоре неуверенное отступление превратилось
в повальное бегство.
   - И каргу свою прихватите! -  посоветовала  воинственная  "принцесса".  -
Пока еще есть что хватать.
   - Бальтик! - грозно возопила Гедвига. - Ты позволяешь  так  обращаться  в
своем собственном замке с твоей собственной тетей, которая  носила  тебя  на
руках, когда ты был маленьким! Тень дяди Хеннерта не вынесет этого! -  Голос
ее сорвался.
   - Дядя небось и стал тенью оттого, что жены не вынес? - полюбопытствовала
Галя.
   - Бальтик!
   - С сегодняшнего дня зови меня Отто, - величественно изрек Оттобальт. - И
познакомься с моей невестой, тетя Гедвига. Я женюсь.
   Галя зарделась как маков цвет.
   - Этот цупитуйчик, - сказал Оттобальт, поворачиваясь к  невесте,  -  дядя
Хеннерт вручил  мне  безо  всякой  надежды  на  то,  что  мне  доведется  им
воспользоваться. Его предлагали только любимым женщинам, а разве наши тети и
бабки позволили бы нам жениться по любви, говорил он. Этот  цупитуйчик  ждал
своего часа несколько сотен  лет,  переходя  из  поколения  в  поколение.  И
дождался...
   - Ты даже не знаешь, кто она! - пискнула тетя.
   - Королева Упперталя и  Зейдерзейских  островов,  тетя,  -  важно  молвил
король. - И советую тебе с почтением относиться к ее величеству.
   - Поздравляем, ваши королевские величества! - рявкнули гвардейцы, Сереион
и повар Ляпнямисус.
   - Похоже, здесь намечается свадьба, Гарри, - заметил Билл.
   - Этот увалень не стоит нашей  детки,  но,  по-моему,  она  счастлива,  -
откликнулся Гарри. - А это главное.
   - Хлюп! - сказал Билл.
   - Держись, старина, - посочувствовал  Гарри.  -  Когда  я  выдавал  замуж
сестру, я плакал, как ребенок.
   - Хлюп! Она мне, как - хлюп! - дочь...
   - Да поцелуй же невесту, дубина,  -  прорычал  аквалангист,  и  Оттобальт
прильнул к губам невесты в страстном поцелуе.
   - Какой кошмар, - схватилась за голову тетя Гедвига.

***

   В то время как Галя твердою рукою (чем был издревле славен род Наливайко)
устанавливала власть Советов в отдельно взятом замке королевства  Упперталь,
в башне Мулкебы творилось нечто невообразимое.
   - Что?! - вопил Мулкеба, адресуясь куда-то в пространство.
   - Штурляндик! - орала ему в ответ ведьма Свахерея.
   Она забралась уже очень далеко от  Дарта  и  до  сих  пор  не  обнаружила
никаких следов пропавшего дракона. Сердце бабули разрывалось между  чувством
долга перед государством и чувством ответственности перед покойной  сестрой.
Она должна была быть в замке вместе со  своей  внученькой  Галей,  а  вместо
этого носилась на седласой забаске на бреющем полете, заглядывая под  всякий
пышный кустик в поисках загулявшего ящера.
   И вдруг ее, словно громом, поразила ужасная мысль. Она вспомнила, чего не
должна была делать ее Галочка, чтобы не нарушить колдовства. Штурляндик!  Ни
в коем случае нельзя дергать за штурляндик! И Свахерея немедленно  связалась
с Мулкебой.
   Она была слишком далеко, и связь то и дело пропадала. Голос  мага  звучал
как из-под пухлого матраса.
   - Нашла?
   - Нет! Галю мою найди! Она на прибацуйчике!
   - И что?
   - Скажи ей, что нельзя дергать за штурляндик!
   - Что?
   - Не! Дер-гать! Штур-лян-дик!
   - Хорошо! Хорошо! Ищи дракона...
   Мулкеба потер затылок и тяжко вздохнул:
   - Зачем ей дергать за штурляндик? Это опасно... И кстати, где он лежит?
   Из старого башмака выглянуло пуховое личико шумнязи Мымчи.
   - Штурляндик-то кому понадобился?
   - Да вот ведьма наша просит, чтобы ее внучка дернула за штурляндик  прямо
на прибацуйчике. Надо уважить старую подругу.  Она  знаешь  как  радовалась,
когда нашла свою девочку. Так что давай ищи.
   - А за последствия кто отвечать будет?
   - Придумаем, назначим ответственных, - вздохнул Мулкеба. -  Как  он  хоть
выглядит, этот штурляндик?
   - Глупо выглядит, - ответил Мымча.
   Чародей кряхтел, пыхтел, тер ноющую спину, но доблестно копался  в  самом
старом и самом дальнем из своих сундуков в поисках  неведомого  штурляндика.
Он помнил, что когда-то ему подсунули штуковинку с таким странным названием,
но для чего она предназначалась и куда он  ее  запихал  во  время  последней
генеральной уборки?.. Позвольте,  а  когда  же  он  в  последний  раз  делал
генеральную уборку? Пятьдесят, нет, семьдесят  пять  -  семьдесят  семь  лет
тому. Да, давненько.
   - Под диван загляни, - посоветовал шумнязя. -  Там  у  тебя  корзинка  со
всяким хламом. В ней что-то все время в спину давит.
   - Куда? - недоверчиво спросил маг.
   - В спину. Сплю я там иногда, - пискнул шумнязя. - И там что-то твердое.
   Маг опустился на колени, в сотый раз дав себе  крепкое  магическое  слово
наколдовать ковер помягче, и вытащил корзинку из-под своего ложа. Штурляндик
действительно был там.
   По бокам железного ящичка цвета хаки торчали две ручки. На  замке  висела
пломба, в стеклянном окошке во всей  своей  красе  виднелся  штурляндик.  На
торце красовалась табличка, на которой строгим шрифтом  было  выдавлено:  "В
случае необходимости разбить стекло и дернуть за штурляндик".
   - Значит, возникла необходимость, - покачал головой Мулкеба. - Но зачем?
   - Поторопись, - посоветовал шумнязя. - Там на кухне такое делается, такое
делается.
   Ну  не  умел  Мулкеба  торопиться!  Мы  об  этом  много  писали.  Бег  по
пересеченной местности не входил в необъятный репертуар мага.
   Он  ковылял  по  двору  замка,  словно   пересекал   Гунухскую   пустыню.
Естественно, что он опоздал и отчаянного сражения бесумяков и Гали не видел.
С другой стороны, он видел нечто  гораздо  более  важное:  король  Оттобальт
надел смущенной невесте на палец старинный цупитуйчик Хеннертов  и  наградил
ее поцелуем прямо на глазах тети Гедвиги.
   Мулкеба не знал слова "революция". А жаль. Лучше все равно не скажешь.
   Дождавшись,  когда  повелитель  оторвется  от  любимой  женщины,  чародей
подошел поближе к молодым и протянул Гале коробочку со штурляндиком.
   - Поздравляю, ваше счастливое величество. Поздравляю, королева Галя. Ваша
бабушка просила вас непременно дернуть за штурляндик.
   - А кто у нас бабушка? - заинтересовался король.
   - Свахерея, уппертальская летающая ведьма, - пояснил Мулкеба.
   - Ух ты! - восхитился Оттобальт.
   - Самая добрая и заботливая на  свете,  -  сказала  Галя.  -  Не  то  что
некоторые. Чего дернуть-то?
   - Да вот, - и чародей потыкал пальцем в табличку.
   Стекло снялось неожиданно легко, и разбивать  его  не  пришлось.  Молодая
королева Упперталя взялась за штурляндик и дернула.
   Вот тут и началось сущее светопреставление. Во всем замке погасли  свечи,
сами собой распахнулись все окна и в них ворвался зловещий  холодный  ветер.
Захлопали тяжелые шторы, завизжали знатные дамы, чьи пышные юбки взметнулись
вверх.
   Во дворе рассыпался диковинный  Галин  экипаж.  Аквалангисты  растаяли  в
пространстве, а по полу запрыгали две переполошенные лягушки.
   Залы, комнаты, подвалы озарились  мигающим  красным  светом,  и  какая-то
милая молодая особа заговорила загробным голосом, немного в нос:
   - Внимание! До самоуничтожения станции  осталось  тридцать  минут.  Всему
персоналу  собраться  у  аварийного  выхода!  Повторяю!  До  самоуничтожения
станции - тридцать минут! Всему персоналу собраться у аварийного выхода!
   И Галя исчезла, не сходя с места.
   - Где моя невеста? - вытаращил король испуганные глаза.
   - Э-э-э... - весьма вразумительно отвечал маг.
   - И слава Душаре! - вставила тетя.
   - Помолчи, - отрезал Оттобальт. - А не то  посажу  к  лесорубу  Куксу,  и
будешь пятый угол искать до конца жизни.

***

   - Командира! Командира!
   Счастливый Маметов прыгал вокруг Салонюка, светился от счастья  и  только
что не пел.
   - Командира! Немца с моя говорить,  в  гости  звать.  Шибко  добрый  был:
говорить - камрад Ташкент не брал. Прага брал,  Гданьск  брал,  Париж  брал,
Белохатки брать надо, Ташкент брать не надо. Мама дома, Ташкент,  чай  пить,
Малика Маметов с войны встречать.
   Салонюк продолжал заниматься каким-то своим командирским делом,  по  ходу
дела наставляя глупого бойца:
   - Ну що ты стрыбаешь, як скажена кенгуру? Ты що думаешь - цей нимець тебе
до хаты к маме у Ташкент повезе? Ци нимци - уси брехуны. Вони тоби  все,  що
завгодно скажуть, тильки щоб скорише таку вузькоглазу  кенгуру,  як  ты,  до
своий Германии видправить! - И себе под нос пробормотал:
   - Мабуть, у ихнего фюрера такого ще нема. Они так мого кума видправилы, -
продолжил он в полный голос. - Теж був такий, як  ты...  довирливый.  Нимець
наговорыв с три коробы, а вин ухи и развисив. Зараз,  мабуть,  десь  на  той
Нимеччини у ихнему зоопарку сидыть пид вывеской "наидурниший дурень"...
   Тут его осенило, и он внимательно вгляделся в счастливое лицо Маметова:
   - Стий. Яка мама? Який нимець? Що таке? Де ты знову нимця взяв?! До речи,
откуда у тебе цей ахтомат... та шапку де ты знову свою знайшов?
   На радостях Колбажан не стал акцентировать внимание  на  том  факте,  что
командир его - существо недогадливое и еще к  тому  же  глухое.  Русским  же
почти языком говорят ему, что случилось.
   -  Товарищ  немецко-фашистская  захватчик  камрад,   -   пояснил   он   с
готовностью, - с моя говорить. Ахтамат отдавать. Шапка с  красный  звезда  -
отдавать. Моя в гости звать, твоя в гости звать,  всех  в  гости  звать,  на
танка кататься давать! Моя  не  стрелять,  камрад  не  стрелять,  дружба-мир
заключать!
   Перукарников почесал за ухом. Оно, конечно, маловероятно, но чем черт  не
шутит, когда Бог спит?
   - Товарищ командир, а может, урюк прав - да нам с фрицем мир заключить? А
немец нас на броне подкинет? Все  лучше  будет,  чем  пешком  волочиться  да
комаров в лесу кормить. И ящичек с минами подвезет до места назначения.
   Салонюк понял одно: тяготы войны сказались-таки на душевном здоровье  его
товарищей. Сперва Маметов, теперь вот Перукарников. Он внимательно  поглядел
на Ивана:
   - Куды вин тебе подкине... на брони? Дурья твоя башка! Ты  ему  на  брони
потрибен тильки для того, щоб вона не пошкарябалась, колы по нему  з  нашего
боку пушки вдарять. Вин за цю знахидку от фюрера ще одын хрест получить.
   Однако долго сердиться Тарас не умел. Поэтому уже  через  минуту  тише  и
спокойнее продолжил:
   - Був у нашему колхози одын такий, як  ты,  Перукарников.  Ему  все  одно
було, на чому йихаты, абы тильки пишком не иты. Вин так и поихав до Германии
на фашиському грузовику у супроводи взвода ахтоматчиков.
   - Да хотя бы поглядим на него, - предложил Иван смущенно.  -  Попытка  не
пытка, а за спрос, как говорится, денег не берут.
   Танк действительно стоял там, где указал Маметов. И немцы и  впрямь  были
бы очень рады увидеть хоть одного живого партизана, потому что,  протрезвев,
Морунген понял, что партизаны - это братья по разуму.  А  братья  по  разуму
обязаны держаться вместе.
   Наткнувшись на Маметова во второй раз, Дитрих  старался  вести  себя  как
можно дружелюбнее. И хотя этот боец разговаривал по-русски еще хуже, чем он,
вскоре барон выяснил, что партизанский отряд и сам был бы  счастлив  узнать,
куда подевались родимые Белохатки. И что ящик с минами таскать на себе очень
тяжело, а товарищ Салонюк запрещает его выбросить, хотя миномет окончательно
и бесповоротно погиб - и именно этот дикий грохот немцы и слышали.
   Словом, отчаявшийся отыскать снег, Белохатки, вторую танковую  бригаду  и
полиглота Хруммсу, экипаж "Белого дракона" был готов везти  на  броне  целое
партизанское соединение Сидора Ковпака - не то что пятерых  милых  людей,  с
которыми их объединяли общие интересы.
   Однако Салонюк осторожничал.
   Чужая душа - потемки, и по-своему он  был  совершенно  прав,  не  доверяя
немцам.
   С другой стороны, клятые фрицы казались ему близкими людьми. Их даже было
жалко уничтожать, потому что других родственных душ нигде не наблюдалось.
   Жабодыщенко, смущаясь, робко - как на школьном  экзамене  -  обратился  к
Салонюку:
   - Товарищ Салонюк, я, конешно, выбачаюсь, бо в танках мало що розумию, та
щось мне здаеться, шо ця танка  какась-такась  трохи  дивна.  На  боку  нема
нияких цифер та нияких знакив, кроме тих бисових  хрестив,  що  на  усих  их
танках малюють. Я доси николы такого не бачив.
   Перукарников неожиданно поддержал товарища:
   - Да, этот танк совсем не похож на те, что мы у реки видели. К тому же те
на другом берегу остались, а этот здесь непонятно откуда взялся. Мост-то  мы
взорвали. И тут он как въехал в избу!
   Салонюк прищурился:
   - То-то я и бачу, що вин зовсим одын крутыться.  Молодець,  Перукарников,
колы захочеш, можеш добре соображаты.
   Пока Салонюк рассматривал танк в бинокль, Жабодыщенко думал.  И  придумал
совершенно сногсшибательную теорию.
   - Може, - с завываниями произнес он, - це якась дьявольска  танка,  котра
усих партизан заманюеть в пекло?
   Тарас уронил бинокль и повернулся к бойцу. Ему уже  было  дурно  от  всех
этих кошмарных историй, а подчиненные, похоже, не собирались останавливаться
на достигнутом. Маразм крепчал.
   - Ну ты завжды, Жабодыщенко, як що-небудь брякнешь, то потим хоч к нимцям
у полон з давайся. Тебе салом не годуй, тильки дай кого-небудь напугать.  Ну
яка дьявольска танка може буты на фронти? На фронти  може  буты  тильки  два
виды танки: ворожа - нимецька,  або  наша  ридна!  На  що  ты,  Жабодыщенко,
потрибен дьявольской танке? Ты  що,  выдатный  партизаньск