Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
ю, а можно и "Бонифас" с грибами, гуся с вареньем и
шкварками...
- Из хаабской кухни - салат из бамбаньерских крабов, деликатесные
пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном
поджаренном сальце.
- Пусть не учат Вапонтиха плавать, - буркнул довольный повар. - Сообразим
в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда
забудут.
- Хруммса! Не переводи! - застонал Оттобальт. - А то они надолго у нас
останутся питаться.
- Это мысль, - оживился Мулкеба. - Дракон на дотации.
- Придушу, - пообещал король. - Хруммса! Не переводи.
Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.
(СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют
остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах
произрастало на территории Юккена чтобы что-нибудь написать, необходимо
обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества
растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один
существенный недостаток - пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет,
как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль
и металл.)
- А что это такое, можно узнать? - потянулся немец к диковинному
предмету.
Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно,
вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.
- Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так
и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.
- Правда этим можно писать? - восхитился Дитрих, вертя палочку в пальцах.
- Глазам не верю.
- Только она руки пачкает, ваше огнедышество. Будьте осторожны, -
запоздало предупредил повар.
Морунген потер пальцы, моментально покрывшиеся темными пятнами. Показал
палочку изумленному Вальтеру:
- Очаровательно, какая экзотика! - Затем обратился к Хруммсе за помощью:
- Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве
сувениров?
Ляпнямисус окончательно уверился в том, что ничего завидного в жалкой
драконьей доле нет и быть не может. Надо же, как бедное существо радуется
какой-то маленькой чернильной палочке, как умильно смотрит в глаза, как
хочет хотя бы такую игрушку. Воистину никогда не возжелай иной судьбы -
Душара может и посмеяться над таким глупцом. Ему захотелось сделать
драконорыцарю хоть что-то приятное.
- Конечно можно, что в этом такого?
Повар пристально рассмотрел свою палочку: действительно занятно, если
вдуматься.
- И мне тоже, если можно, - попросил Вальтер. - Я отдам свои в
университетский музей. Профессор этнографии будет сам не свой от радости.
Хруммса понял безнадежность ситуации и подозвал старшего слугу:
- Иснармул, распорядись, чтобы господину майору и его товарищам упаковали
двести пумпало, только быстро.
- Этот драконорыцарь носит титул майора, - доложил Мулкеба Оттобальту.
- И что нам с этого?
- Не знаю. Но ему может быть приятно, если мы станем к нему обращаться с
уважением. Родные слова возбуждают в любом существе положительные
ассоциации.
- Чего? - уточнил король.
- Эль - это приятно, - доходчиво пояснил маг. - Это положительная
ассоциация. Тетя - это неприятно. Это отрицательная ассоциация.
- Тетя - это кошмар, - пожаловался король. - Твой дракон собирается
бороться с моим кошмаром?
- Надо его к этому подвигнуть.
- Вот ты и двигай.
- Надо заходить издалека, - коварно предложил маг. - Расслабить, добиться
взаимопонимания, а затем уже...
- Что делать? - спросил Оттобальт.
- Поводить гостей по замку, показать им наше благосостояние. Намекнуть,
что мы в долгу не останемся. И пускай Хруммса поработает над этим вопросом -
выяснит там, что может особенно интересовать дракона.
- Белохатки его интересуют, - буркнул вездесущий Хруммса.
- Да где ж мы ему возьмем эти Белохатки? - впал король в отчаяние.
- Надо обещать все, что он хочет, - нашептал маг в правое ухо. - Хруммса!
Не переводи и не комментируй! А потом, когда выполнит наше задание, можно
будет и отказаться от своего обещания.
- А он тут погром устроит! - предположил король.
- Ладно. Сделаем мы ему эти Белохатки. Будут как настоящие.
***
Осчастливленные необычайно вкусными блюдами, Клаус, Генрих и Ганс быстро
распределили график дежурств в танке, после чего Клаус остался руководить
отрядом из двадцати молчаливых гвардейцев Сереиона, а остальные отправились
осматривать замок.
Убедившись в полном и бесповоротном отсутствии в замке не только
электричества, но и элементарных мест общественного пользования, Морунген не
удержался от того, чтобы уколоть Хруммсу:
- Наша наука все-таки вас обошла на несколько корпусов. Причем еще до
начала войны. Так что согласитесь, сопротивление рейху - очевидно
бессмысленная вещь.
- Вы заставили работать на вас лучшие умы Европы и думаете, что так будет
продолжаться вечно? Я не говорю уже о том, что Гудериан учился в Москве, и
это тоже очевидная вещь, - отвечал Хруммса с обидой за весь цивилизованный
мир.
- Никто никого не заставлял! - возмутился Морунген, в глубине души
ощущавший Хруммсину правоту. - Как говорят у вас в России: "Рыба ищет, где
глубже, а человек - где рыба", правильно я сказал?
- При чем тут рыбалка? - обменялись Ганс и Генрих удивленными взглядами.
- Скажите лучше спасибо господину Бользену из третьего отдела РСХА, -
ядовито сообщил Хруммса, - что он вашим ученым и вашим идеологам не дал
докатиться до ядерного апофеоза, а то пришлось бы янки увековечить вашу
нацию вместо японцев.
- Что-то я не понимаю, о чем мы говорим, - попытался проморгаться Дитрих.
Оттобальт со свитой шагали чуть позади, мучась любопытством, но не смея
прерывать беседу полиглота и драконорыцарей.
- Это, в общем, и к лучшему, что вы меня не понимаете, - загадочно
сообщил Хруммса. - Вот господин Бользен - тот всегда понимал. Пиво у вас
замечательное, - продолжил он безо всякой видимой связи с предыдущим. - Вот
его и варили бы, в этом, можно сказать, все нуждаются. Ну а лично мне по
сердцу, как вы играете. Лучше бы партию национал-музыкантов организовали,
имени Рихарда Вагнера. И гимн бы взяли - "Полет валькирий". Впечатляюще? Это
наверняка многим бы понравилось... - он сделал длинную паузу, задумавшись о
чем-то своем, - у нас тоже.
- Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, - приосанился Морунген.
Генрих обрадовался:
- Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.
Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней "Ах
майн либер Аугустин". При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у
Дитриха широко открылись и он хищно произнес: "Так, я понял, почему ко мне
постоянно привязывается эта паршивая песенка!".
На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел
совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за
рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:
- Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все
драконы?
Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на
него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны
пояснения, и обратился к Хруммсе:
- Что он говорит?
Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать
Мулкебе пару простых истин:
- Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. - Он
торопливо обернулся к немцам и успокоил их:
- Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не
сказать больше.
- Да, да, мы все понимаем, - посочувствовал Дитрих. - Когда война
закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить
плохо. Мы построим большое, сильное общество.
- Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого
общества, - буркнул Хруммса себе под нос. - Одни сплошные чистокровные
арийцы с нордическими характерами.
- И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только
верхом, - радостно сообщил Ганс.
- Да! - осенило Морунгена. - Правильно, Ганс. Сначала разберемся с
дорогами, а потом - общество.
- Ничего не понимаю, - обиделся Оттобальт. - Они осматривают мой замок
или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными
дорогами? Что это значит: "чтобы по ним можно было ездить не только верхом"?
А как еще?
- Вероятно, в повозках, - подсказал недоумевающий Марона.
- Чем им дороги не угодили? - продолжал бушевать Оттобальт. - Марона,
меня начинают терзать смутные и неясные, но очень страшные предчувствия. А
вдруг эти зануды споются с тетей и подговорят дракона на какие-нибудь
безобразия?
- Тетя любит вас и нашу страну, - не слишком уверенно ответил первый
министр, принимаясь нашаривать сердце.
- А она скажет, что это был этот... "творческий поиск", - пояснил король.
- Помнишь, что она утворила в прошлый приезд во время званого ужина?
Пурушский посол до сих пор уверен, что она хотела его отравить! Повар до сих
пор отказывается готовить лизунчики: говорит, что их светлое имя обесчещено.
Марона знаком подозвал лекаря Мублапа. Тот все понял без слов и выделил
из своих запасов две порции настойки от сердечной смуты. Подумал и
присовокупил третью - для себя.
***
Что до осмотра замка и его достопримечательностей, в конце концов он
перестал удивлять экипаж "Белого дракона". Точно так же как и все в России.
Кроме того, существует некий эффект, производимый музеями: после XVIII
века ноги отказываются ходить даже в самом интересном из них. И хотя
собрание Дартского замка никак не могло похвастаться экспонатами, которые
можно было бы отнести хотя бы к веку семнадцатому, а все же прогулка утомила
немцев.
Они безразлично разглядывали и картинную галерею, оживившись слегка
только при виде портретов королев из рода Хеннертов - пятой, седьмой,
девятой и той, что висела сразу за углом и оружейную, в которой в
неограниченном количестве обнаружились все те же мечи, копья, луки, секиры и
доспехи и прочие красоты и диковины.
Некоторую заинтересованность проявили в подземелье при виде безумного
лесоруба Кукса и того самого самодельного топорика.
Однако в башне мага немцы пришли в необычайное волнение. Оставив без
внимания чучела маленьких грифонов, которые привели бы их в неописуемый
восторг и изумление всего пару дней назад, проигнорировав книги, хрустальные
шары, волшебные зеркала, вертящиеся столики и прочую магическую дребедень,
они рванулись, будто стадо молодых лосей, к предмету, одиноко стоявшему в
самом углу комнаты.
То был прекрасно знакомый им полевой армейский телефон черного цвета.
Вальтер трепещущей рукой поднял трубку и оказалось, что телефон не только
работает, но и подключен к какой-то линии. Тут в процесс вмешался майор
Морунген и принялся накручивать ручку аппарата, выкрикивая в трубку
тревожно: "Алло, алло, - алло!".
Далее нам придется отойти в сторонку и снова посплетничать. Ибо если
Дитрих фон Морунген и пребывает в явном замешательстве, то уж мы-то
доподлинно знаем, что нелегкая судьбинушка дала ему возможность вклиниться в
переговоры, которые майор Нечипоренко прямо с передовой пытается вести со
штабом генерала Чухаря.
Слышимость отвратительная, говорит он, естественно, по-русски, а потому
до Дитриха с трудом доходит не более половины фраз.
- ...да, еще на рассвете, товарищ генерал! Успели, конечно, товарищ
командующий! Так точно! С кем говорите? С комбатом Нечипоренко, товарищ
генерал! Как вы сказали?.. Не понял!.. Вас плохо слышно, товарищ
командующий! Почему? Да, конечно... повреждена... Да, да, сейчас еще раз
перезвоню.
Жужжание. Треск, скрип.
- Алло! Алло! Коммутатор?! На проводе Нечипоренко, соедините меня срочно
со штабом генерала Чухаря! Алло! Коммутатор?!... Что ты говоришь? Кто
вызывает?! Комбат Нечипоренко у аппарата...
А в общем жаль, что никому в Уппертале не пришлось в этот момент
наблюдать, как медленно меняется лицо комбата Нечипоренко, которое из
пунцово-красного постепенно становится свекольно-малиновым. Наливаются
гневным пурпором уши, пылают щеки и глаза начинают метать молнии. А все
только из-за того, что вместо родного (у, старый черт!) генерала Чухаря
вопит не своим голосом на отвратительном, ломаном русском языке какой-то
прибабахнутый немец. И кричит он при этом следующее:
- Какойт такойт Кампат Ничифоринка? Я есть майор Дитрих фон Морунген, и я
котьеть коворьитъ с немеский штап - Фысата четырьи!
Выдав эту информацию, Дитрих выжидательно посмотрел на трубку. Какое-то
время она напряженно молчала, только сопела и пыхтела. Потом разразилась не
менее громкими и не менее возмущенными воплями:
- Узбеков! Твою мать! Что за бардак на линии? Немедленно разобраться и
навести порядок!
Славный рядовой Узбеков очень старательно выговаривает слова, пытаясь
заново соединиться:
- Алло! Алло! Дубочек?!! Вы меня слышите?! Ответьте Рябине! Ответьте
Рябине!... - Глаза у него округлились, и он срывающимся голосом доложил:
- Товарищ майор, тут какой-то немец требует соединить его со штабом
Четвертой танковой дивизии!
Вот тут и проявилось моральное и интеллектуальное превосходство русского
народа над жалкими тевтонцами. Да, раздражает, когда какой-то там Морунген
мешает тебе спокойно разобраться с генералом Чухарем и получить положенный
нагоняй. Да, досадно. Но не более того. И тоном человека, привыкшего
произносить это раз десять в сутки, комбат Нечипоренко отрезал:
- Скажи, что его Четвертой танковой дивизии настал ....! А командовать
теперь здесь будет гвардии майор Нечипоренко! Ясно? И еще скажи, чтобы он
пошел на ..., потому что мне нужно срочно связаться со штабом!
Рядовой Узбеков просветлел и возрадовался:
- Так точно, товарищ майор! - после чего старательно, слово в слово,
повторил информацию опечаленному Дитриху.
Майор фон Морунген повесил трубку и какое-то время сидел молча,
развалившись в пыльном кресле Мулкебы за его видавшим виды магическим
столом. Нервно барабанил пальцами по столешнице, уставившись в одну точку
прямо перед собой. Наконец обратился к своим:
- Вот видите, фюрер беспощаден к своим солдатам, если те совершают
непростительные ошибки на передовой. Стоило Карлу фон Топпенау задержаться
всего на тридцать минут со взятием Белохаток, и в полевом штабе вместо
полковника Вольфа сидит какой-то Ничифоринка! Кстати, весьма недурно владеет
русским, хотя значение некоторых слов так и осталось мне непонятно.
Представьте себе, вовсю ведет переговоры с красными, а меня не захотел
признавать. Говорил по-русски и в конце концов повесил трубку, сославшись на
сильную занятость. Я боюсь даже подумать о том, как нам придется
выпутываться из сложившейся ситуации. Потеря Велохаток чревата для нас
такими неприятностями, которых мы даже не можем себе вообразить. Немедленно
нужно узнать дорогу к этому загадочному пункту.
И Дитрих устремился вон из обиталища мага.
Оттобальт и свита потопотали следом.
Когда комната опустела, Мулкеба украдкой вернулся в нее, благоговейно
приблизился к телефону, робко поднял трубку и по примеру Морунгена несколько
раз старательно выговорил в нее: "Алле, алле, алле..." В ответ раздались
треск и шипение, а затем все тот же недовольный голос Нечипоренко сообщил
кому-то стоящему рядом:
- Узбеков, я что, неясно выразился?! Немедленно разобраться с телефоном,
опять кто-то ...мается! И вышли людей по линии, чтоб проверили провод!
Мулкеба в недоумении положил трубку на место, посмотрел на магическую
святыню печальными глазами и, глубоко вздохнув, молвил:
- Ничего не понимаю. Эх, не читал я Фрейда...
Еще одна глава перед последней
Шнапс в малых дозах безвреден в любых количествах.
Немецкая народная мудрость
- Волнительно мне, - пожаловался Оттобальт, дергая первого министра за
рукав.
- Отчего, ваше величество? - обреченно спросил тот.
- Господа драконорыцари о себе побеспокоились и плотно пообедали, что
меня очень радует. А вот дракон так и стоит во дворе голодный и несчастный,
- того гляди, разобидится и камня на камне от нас не оставит. Помните, как
Вапонтих с голоду стал на рыбачьи лодочки бросаться? А потом вошел во
вкус...
- Может, намекнуть господам рыцарям, что мы готовы подогнать стадо
молодых барашков? Или свинок?
- Вот-вот, - оживился король. - Намекните там.
Марона в сопровождении ковыляющего Хруммсы подошел к немцам и деликатно
откашлялся.
Дитрих воззрился на него с некоторым неудовольствием. Спору нет, когда
тебе заглядывают в рот и ловят каждое слово, то первый час ты чувствуешь
себя значительной персоной, на второй - начинаешь понимать, что тебе чего-то
отчаянно в этой жизни не хватает, а на третий - догадываешься, что тебе
просто хочется покоя, тишины и одиночества. А если и не одиночества, то
уединения, на худой конец.
- Чего вам? - спросил он не слишком любезно.
- Барашки, - туманно ответствовал министр, обратив внимание на то, что
драконорыцарь не в настроении.
- Какие барашки? - прорычал Дитрих.
- Молоденькие, только что с пастбищ, упитанные, - упавшим голосом сказал
Марона.
- И что с барашками?
Хруммса понял, что так дело не пойдет, и бодро доложил:
- Господин министр предлагает вашему доблестному экипажу, господин майор,
нечто вроде контрибуции. И желает выплатить ее молодыми барашками.
- Они здесь все-таки слегка не в себе, - вынес Вальтер окончательный
вердикт.
- Поверьте мне, вы еще весьма снисходительны, - глубоко вздохнул
полиглот. - Однако, смею заметить, беззлобные и дружелюбные. В какой-то
момент начинаешь понимать, что это гораздо важнее, чем блестящий интеллект и
невероятная эрудиция.
Морунген внимательно посмотрел на карлика:
- Не хотелось бы огорчать мирных поселян и в их лице союзников великой
Германии, но вы, как я мог убедиться, человек разумный. Вы-то понимаете, что
нам только барашков не хватало для полной и окончательной неразберихи.
Передайте им наш категорический отказ, но как-нибудь в мягкой и деликатной
форме.
- Сделаем проще, - предложил Хруммса. - Вам ведь наверняка нужно
что-нибудь скажем, мне представляется, что вы бы хотели поменять камуфляж с
зимнего на летний. Согласитесь, в нынешнем виде ваш танк просто бросается в
глаза.
- А это мысль, - оживился майор. Но тут же помрачнел:
- Мало ли чего нам нужно. Здесь даже электричества нет, а я потребую
краску от "Фарбен Индустри"? Абсурд.
- Не скажите, - тонко улыбнулся карлик. - Тут все настолько запутано, что
я вам искренне рекомендую не вникать в суть происходящего, а просто принять
как данность, что дефицитную краску здесь добыть легче, чем рулончик
туалетной бумаги.
Все это время министр Марона тревожно переступал с ноги на ногу, страшно
веселя танкистов, - он был как две капли воды похож на толстого и грустного
пингвина в Берлинском зоопарке.
- Ну, что сказали рыцари? - кинулся он к Хруммсе, едва тот отошел от
Дитриха.
- Дракон сыт и требует иных подношений, - важно ответил карлик.
- Спроси каких. А то захочет чего-нибудь эдакого, особенного, как самая
скромная младшенькая доченька в сказке про самурязный пинчончик
- Не помню, -