бнимет - наверное, ребра треснут. Эх! Хорош!
   - Мелачекотка! - рявкнул  его  величество  в  полный  голос,  как  всегда
кричал, атакуя гунухских презренных кочевников, и как никогда не смел прежде
в присутствии тети. - Короли приглашают кавалеров! Тьфу ты! Дам!
   - Бальтик! - ахнула Гедвига, но ее подхватили  сильные  руки  Сереиона  и
увлекли куда-то в сторону.
   Мелачекотка оказалась  родной  сестрой  украинского  гопака  -  такая  же
веселая, задорная, огневая.
   Прежде никто не мог представить себе, что эту мелодию можно исполнить  на
триплейских каракурдимах. Описываемый Палислюпный прибацуйчик прочно вошел в
историю по многим пунктам. Пункт первый касался революции в музыке.
   После об этом много писали, и Шеттский университет даже вручил престижную
Квакчуйскую  премию  какому-то  исследователю  Дартского  феномена   -   как
впоследствии окрестили этот праздничный вечер. Ибо именно тогда разошедшиеся
вовсю музыканты сыграли на почтенных,  триплейских  каракурдимах  (созданных
исключительно  для  исполнения  похоронной  и  торжественной  музыки)   весь
репертуар кабацких оркестриков.
   Галя отплясывала в свое  удовольствие.  Она  дробно  стучала  каблучками,
кружилась и взвизгивала. Правда, Оттобальт не умел танцевать  вприсядку,  но
все еще было  впереди.  Она  трясла  юбками,  а  ее  пышный  бюст  скакал  и
подпрыгивал в декольте, словно взбитый кальнюнчикс под медомлячным соусом.
   Голова у короля шла кругом.
   А как же бедные лягушки, то есть  аквалангисты,  спросите  вы.  И  будете
правы. Им действительно пришлось несладко. Во-первых,  они  никак  не  могли
себе представить, куда и каким образом  их  занесло.  Во-вторых,  шлепать  в
ластах по ступенькам какого-то замка и не иметь возможности хотя бы сдвинуть
маску - это уже слишком.
   - Билл! Что это с нами? Где мы?
   - Понятия не имею. Но это не галлюцинация... Мы же видим одно  и  то  же?
Правда, Гарри?
   -  Не  знаю,  Билл.  Я  вижу  средневековые  декорации  и  кучу  каких-то
прикольных персонажей.
   - Ага. Ничего не  пойму...  похоже,  мы  на  съемках  сериала  "Унесенные
отливом", сто восемнадцатая серия.
   - Тогда при чем здесь замок, это что, Франция, форт Байард?
   - Гарри, какая Франция, очнись, мы  должны  были  высадиться  во  Флориде
ровно в три пятнадцать!
   - Мы и высадились. Только я не могу оторвать руку от гарпуна,  будто  она
приклеена!
   - Боже! Мои ноги, они меня не слушаются, они сами куда-то идут!
   - Спокойно, Билл, спокойно, посмотри лучше, какая девушка впереди.
   - У-ух ты, вот это фигура! Только не говори ничего Мэри...
   - Ты что, думаешь, я рехнулся - рассказывать  такие  сказки  твоей  жене?
Хочешь, чтобы она наябедничала Джулии и больше никогда  не  пустила  меня  в
твой дом?
   - Верно. Это не в твоих интересах, дружище... А какой бюст! Бедная  Мэри,
она мне этого не простит! Я обещал быть к утру дома.
   - Черт побери, я себя чувствую в этом дурацком прикиде как клоун!  Да,  а
эта красотка и впрямь ничего. Детка! Эй, детка! Не слышит... Интересно, куда
это мы направляемся?
   Мулкеба обратился к министру Мароне и прошептал с восторгом:
   - Обратите внимание на даму, которая  увлекла  нашего  короля.  У  нее  в
сопровождающих  состоят  целых  два  Блязандра.  Причем   это   великолепные
экземпляры неизвестной разновидности. Не знаю, кто  она,  но  денег  у  нее,
должно быть, просто невероятное количество.  Таримурзийцы  не  расстаются  с
Блязандриками задаром.
   Марона уважительно покивал. Да, неплохая кандидатура.
   Вельможные худосочные селедки и пухлые дщери соседних правителей время от
времени подкатывались к ее величеству королеве-тете  Гедвиге  с  выражениями
почтения и всякими прочими глупостями. Ведь всему Вольхоллу  было  известно,
что король женится не на той, с кем танцует (пусть и первый раз в жизни),  а
на той, на которую укажет бестрепетным пальцем его дорогая родственница.
   Второй пункт вхождения в историю был  отмечен  придворным  летописцем  во
время праздничного ужина.
   Гости  давились  сверхполезными  салатиками   из   циписпупской   синюши,
мылзуйчиков, бутербродами из печально  известных  перепелцапчиков  и  втайне
радовались, что предусмотрительно отобедали дома. О том,  что  тетя  Гедвига
помешана на здоровой пище и экономии средств, знали тоже все.
   Похвалы и комплименты - один заковыристее другого - сыпались на  цветущую
Гедвигу как из рога изобилия. Она повернула было голову к Оттобальту,  чтобы
указать ему на то, как ее  ценят  окружающие,  и...  не  обнаружила  короля.
Оттобальта не было за обеденным столом, и напрасно  вглядывались  в  дальние
углы большого зала разочарованные и встревоженные претендентки.
   Со все  возрастающей  тревогой  Гедвига  обнаружила,  что  отсутствует  и
таинственная принцесса. Эти двое наплевали на приличное общество  и  куда-то
смылись, оставив всех с носом.
   Если  бы  приличное  общество  проведало,  чем  заняты  сейчас  воркующие
влюбленные, оно бы просто взвыло от зависти.
   Побег состоялся следующим образом.
   Усадив возле себя прелестную гостью, Оттобальт заботливо  посоветовал  ей
ограничиться  перепелцапными  бутербродами  и  больше  ничего  на  столе  не
пробовать.
   - Дак ведь перепелцапчики ваши - это же  жуткий  ужас,  -  заявила  Галя,
хлопая ресницами. - На балах,  то  есть  на  прибацуйчиках,  такое  подавать
неприлично.
   - Это полезно, - промямлил король, разделявший Галину точку зрения.
   - Голодать и давиться всухомятку никому не полезно. Мужику  надобно  есть
много, чтобы  силы  прибывали,  -  заявила  Галя.  -  Борща  горяченького  с
пампушками,  вареников,  галушек,  мясца  жареного...  А  то  что   это   за
издевательство?
   Король подумал, что и впрямь издевательство. Просто все боятся сказать об
этом вслух.
   - Кухонька-то у вас есть? - поинтересовалась принцесса.
   Оттобальт отчаянно закивал и поморщился. Чепчутрик мешал жить и дышать.
   - Да снимите вы этот ночной горшок, -  посоветовала  Галя.  -  Голова  же
болеть станет.  И  отведите  меня  на  кухню.  Я  сегодня  к  вашему  вечеру
готовилась - ничегошеньки не ела.  Сейчас  сообразим  что-нибудь  на  скорую
руку.
   Король впал в легкий транс. На скорую руку в его  королевстве  ничего  не
мог приготовить даже виртуоз своего дела Ляпнямисус.
   Через полчаса во все закоулки Дартского замка были  отправлены  поисковые
экспедиции, живо интересующиеся судьбой своего обожаемого монарха. На  кухню
никто из них, естественно, не  заглянул,  упорно  прочесывая  парк  и  самые
романтические местечки.
   А тем временем Галя и Оттобальт сидели на огромной пустой кухне Дартского
замка и смотрели, как огонь отражается в надраенном  до  блеска  котле.  Его
величество задумчиво поглощал жареную мынамыхрячу (в которой Галя  Наливайко
не без удивления признала  обыкновенную  картошку)  с  квашеной  пусатьей  и
божественно  прожаренными  пупунчикскими  ножками.  Думал  король  сразу   о
нескольких вещах:  о  том,  что  определенно  необходимо  жениться  на  этой
сказочной фее; о том, что Ляпнямисус - если сильно захочет - может  вступать
в сплоченные ряды отшельников, его, Оттобальта, это  больше  не  волнует;  о
том, что скажет тетя и что он ей ответит...
   Галя прикидывала, что, когда король наконец ее  поцелует,  она  сможет  с
негодованием заявить, что "она не  такая",  а  потом  покраснеть  и  все  же
сдаться; как загоняла этого беднягу мерзкая тетка! - придется  все  брать  в
свои руки. Мужчины, они как малые дети, не понимают: повара, который по  три
часа жарит ножки, нужно  либо  увольнять,  либо  сокращать  ему  зарплату  и
набавлять трудодни; парадный зал нужно будет  покрасить  в  приличный  цвет.
Сразу же после свадьбы  она  этим  и  займется.  Двое  аквалангистов,  кляня
судьбу, топтались в своих ластах где-то у самых дверей.

***

   Через пару часов  Салонюк  немного  поутих  и  за  скромной  партизанской
трапезой шпынял Маметова просто так, не возвращаясь  более  к  больной  теме
загубленного миномета.
   - Маметов, ну що ты за людына?  -  вопрошал  он,  прихлебывая  добытый  в
таверне "Дви ковбасы" самогон. - Горилки не пьешь, сала не йишь,  тики  хлиб
та вода. Хиба ж це нормально? Гарно, що якись ягоды тоби нравятся. Та теж  -
хиба можна их жраты уси пидряд, без разбору? Вчора якоись гыдоты наглотався.
Поперше, зеленый був, потим увесь лис испаскудыв. Та  невже  в  Ташкенти  це
нормальна еда? - Тут Салонюк закусил салом и продолжил менее внятно:
   - Вже скильки ты у нашему отряде, а сала и доси не зъйив ни шматочка.
   Перукарников встрял с разъяснениями:
   - Он, товарищ командир, по родине скучает. У них там утром плов,  в  обед
плов, на ужин плов - и все с бараниной. Они ж,  мусульмане,  сала  не  едят,
религия не позволяет.
   Командир от возмущения чуть не подавился:
   - Що ты таке кажешь?! Де я ему зараз барана визьму?! Яка це религия  може
заборонить людыни Сало йисты?! Як це можна людыни у житти николы ни тришечки
сала не пожувать?! Ну де якесь життя  у  свити  може  нормально  розвиватысь
зовсим без сала?!
   Перукарников подумал и ответил:
   - На Марсе, товарищ командир.
   Салонюк сочувственно вздохнул:
   - Ну, хиба що на Марси... тоди може буты. Звидки им на тому  Марси  свыню
взяты? - И после паузы заметил:
   - Це тому там и нема ниякого життя.
   Маметов скорбно вздохнул.
   - За минометом убиваешься чи за пловом? - спросил участливо Сидорчук.
   Вместо безмолвного узбека ответил вездесущий и всезнающий Иван:
   - У него в Ташкенте мама осталась, говорит, одна совсем. Как она там  без
него с немцами справится? Боится, что немцы Ташкент взяли, а он здесь совсем
ничего не знает.
   Салонюк вспомнил про ночной обстрел и материальные потери, которые  нанес
отряду воинственный Колбажан. Удержаться от комментария он просто не мог.
   - Действительно, Маметов! Мне дуже  интересно,  як  твоий  мами  самой  з
нимцями впоратыся без такого снайпера, як ты? Якщо у твоему Ташкента уси так
стриляють, як ты вчора з нашего миномета, то нимци  довго  будуть  сидиты  у
наший Середний Азии, колы ее захватят. Можлыво, ты ще встыгнеш побачиты,  як
разом з мамою воны чай пьють.
   Кому что, а курице - просо, говорит  мудрый  народ.  В  том  смысле,  что
командир  Салонюк  убивается  по  загубленному   партизанскому   оружию,   а
Перукарников и Жабодыщенко  испытывают  невероятное  облегчение.  Миномет-то
тяжелый, черт. И теперь Иван мечтает заодно избавиться и от бесполезных мин.
   - Ты, Маметов, - начал он издалека, - не кручинься: никуда  твой  Ташкент
не денется. И мама твоя никуда не денется. Ты только обязательно  должен  по
ночам учиться вместо миномета мины прямо к немцу бросать руками. А то на кой
ляд мне их в этом ящике тягать?
   Салонюк, вначале одобрительно  кивавший  в  такт  перукарниковской  речи,
внезапно спохватился и заголосил:
   - Перукарников! Мовчаты! Знову починаеш до  хлопця  чиплятыся?  Бильш  не
надийся, що вин буде твои дурнувати задумки  выполняты!  Тоби  цей  ящик  до
кинця вийны пхаты поперед себе. А ще одын раз побачу, що ты цим займаешся  и
бедному хлопцю мозги морочишь - забуду, що ты до вийны у институти вчився, и
так  по  рогам  надаю,  як  ото  Жабодыщенко.  У  него  тильки   тры   класы
церковно-приходськои школы. Зрозумив?
   - Так точно, господин Салонюк! - рявкнул Иван.
   Тарас испуганно от него отшатнулся:
   - Який я тоби господин?! Ты що, Перукарников, белены объився? Мы уси  тут
з симнадцятого року - товариши. Ну то  шо,  шо  у  мого  батька  ранише,  до
революции, свий сахарный заводык був.  Це  ничего  не  означае.  -  Командир
слегка задумался, пошевелил губами,  позагибал  пальцы.  -  Ну,  мабуть,  ще
два-тры ветрячка теж було, та маленька свыноферма  з  ковбасным  цехом.  Ну,
тришечки коптыльней  володив...  -  и  как  бы  оправдываясь  за  такого  не
правильного папашу, уточнил:
   - Але  свичкову  фабрику  запустыты  не  успив!  А  ничего  з  махновцями
звязыватыся! Зараз був бы головою колгоспу - як я, або ще  краще  -  головою
райкому, як Шинкарук.
   Услышав про махновцев, бойцы сгрудились  вокруг  командира,  как  дети  -
вокруг воспитательницы детского садика.
   - Товарищ Салонюк! Ну товарищ Салонюк! - заканючили  они.  -  Расскажите,
пожалуйста, про  батьку  Махно,  ну  расскажите!  Вы  всегда  так  интересно
рассказываете.
   Тарас, как и все большие артисты, поломался совсем немного, для приличия.
Подкрутил усы, удобнее устроился на траве, хлебнул самогончику.
   - Ну, що вам розповисты? - неспешно начал он,  как  певец  Боян,  который
тоже к основной теме подбирался издалека. - Махно був така людына... ну така
людына! Одне слово - всим батько ридный! Це був дядько  що  надо  -  отаман!
Комисары його боялыся, як вогню! А усе через  те,  що  вин  ранише  сам  був
комисаром та багато про их радянську владу  знав.  Бувало  иноди,  як  хтось
крыкне, на сели: "Батько Махно йидуть!" - так  комисары  уси,  як  крысы,  в
погребы ховаються. Але так шуткуваты  було  опасно,  бо  кого  за  цей  жарт
спиймають, зараз у ЧеКу завезуть: поперше, про батьку  спытають,  а  потимо,
звисно, розстриляють.
   Так от, не знаю за що, але Махну мий батько дуже подобався. Вин иноди  до
него заезжав з усима своими хлопцями. Мени цукерок привозив  солодких.  Дуже
любив поторохтиты з кулемета по сельсовету. Бувало, торохтыть,  поки  з  ней
червоный стяг не звалыться, - потим свий, зеленый, повисыть та и йиде  соби.
Комисары назавтра придуть, зеленый стяг знимуть, червоный  повисять,  и  так
кожного разу. Але моему батькови зеленый стяг бильше подобався,  тому  зараз
вин лежить десь похороненный. А як на мене - то и червоный непоганый, тому я
зараз голова колгоспу. Ось така мораль из данной басни, Перукарников!

***

   У голодных людей, как известно, обоняние становится острее.
   Поэтому все гости в тронном зале довольно скоро  почуяли,  как  откуда-то
распространяются приятнейшие  ароматы  теплого  теста,  мяса  и  масла.  Они
закрутили носами и нетерпеливо заерзали на своих местах, потому что  салатик
из циписпупской  синюши  не  пришелся  по  вкусу  даже  самым  стоическим  и
непреклонным персонам.
   Если же учесть, что король Оттобальт - хозяин и главная цель  собравшихся
в Дарте дам - внезапно и  бесследно  исчез  в  неизвестном  направлении,  то
общество  королевы  Гедвиги  стало  не  только  трудновыносимым,  но  еще  и
бесполезным.
   Королеве всегда  было  противопоказано  идти  в  массовики-затейники,  но
сегодня она превзошла саму себя. На похоронах обычно бывает веселее, чем  на
королевском прибацуйчике, потому  что  о  мертвых  хотя  бы  можно  говорить
хорошо. Да и кормят на поминальных вечерах не в пример сытнее и вкуснее.
   Гедвига тоже была разочарована. То, что отколол милый племянничек, ее  не
слишком волновало - сколько веревочке ни виться, а конец  будет.  Беспокоило
другое: Бальтика следовало пристроить в хорошие руки уже сейчас,  а  хороших
рук королева так и не  обнаружила.  Многие  девицы  пытались  соблазнить  ее
своими рассуждениями о семейной жизни, в которой все решают только мудрые  и
многоопытные старшие родственники. Но все это было типичное не то.
   Орден   рыцарей-бесумяков   чах   и   увядал   без    своей    бессменной
предводительницы, а королева Гедвига не могла отыскать  Бальтику  хорошую  и
надежную  жену  с  правильными  взглядами  на  питание,  режим,  семейный  и
государственный бюджет и воспитание детей.
   У тети мелькнула даже шальная мысль - выписать невесту с Востока: они там
все покладистые, ко всему привычные и мужу не перечат ни в чем.  Но  тут  же
сама себя строго одернула - этому мужу нужно будет перечить постоянно, иначе
один Вапонтих знает, что может получиться.
   Словом, соблазнительный запах, доносившийся явно из кухни, стал последней
каплей,  которая  переполнила  и  без  того  невместительную  чашу  тетиного
терпения.  Королева  вскочила  со  своего  места,  не  дослушав  собеседника
(справедливости ради заметим, что она его и до того не слушала), и  ринулась
в царство повара Ляпнямисуса, пыша праведным гневом.
   Голодные и злые гости непроизвольно потянулись следом.
   Главного  повара  на  кухне  не  было.  Он  спасся  бегством,   прихватив
припрятанные на черный день личбурберсы, в тот миг, когда заметил на  пороге
двух блязандров  -  шумно  дышащих,  шлепающих  по  каменным  плитам  своими
огромными ногами-ластами. Эти были к тому же более рослыми,  чем  несчастное
существо, поселенное Мулкебой в фонтане, и выглядели внушительнее. Как верно
заметил чародей - неизвестная разновидность.
   Гедвигу, в отличие от Ляпнямисуса, никакие блязандрики не пугали. Зато ее
напугала вполне  невинная  на  первый  взгляд  сцена:  на  полутемной  кухне
Оттобальт и принцесса Галя занимались странным делом. Оттобальт, высунув  от
усердия язык,  вырезал  кружки  в  пласте  теста  при  помощи  перевернутого
самозитного стакана. Он был весь в муке и выглядел  при  этом  счастливым  и
довольным как никогда. Галя же с ошеломительной скоростью начиняла  кружочки
странной смесью из тазика, лепила крохотные пирожки и швыряла их в  кастрюлю
с кипящей водой. Прямо перед королем стояла глубокая тарелка, полная готовых
пирожков. Оттобальт облизывался и сиял.
   Хуже того, время от времени новоявленные кулинары  отрывались  от  своего
занятия и нежно целовались.
   - Бальтик! - рявкнула тетя. (Король подпрыгнул.) - Что это такое, я  тебя
спрашиваю?
   - Пельмени, - ответила "принцесса".
   - Я не к вам, милочка, обращаюсь! -  вскипела  королева.  -  А  к  своему
племяннику.
   - В вашем возрасте, мадамочка, - поведала Галя  певучим  голосом,  -  так
волноваться уже нельзя. Здоровьице уже не то.
   Гедвига задохнулась от негодования. Оттобальт спрятался за Галину спину и
выглядывал оттуда с  видом  напроказившего  мальчишки.  Мало  того  что  эта
нездешняя красавица накормила его потрясающим  обедом  и  тут  же  принялась
готовить не менее потрясающий ужин - так она еще и не боится королевы-тети.
   - Я думала,  ты  ненадолго  покинул  гостей...  -  начала  тетя  зверским
голосом, - а ты, оказывается...
   - А не надо было думать, - заявила "принцесса". - Индюк вон  тоже  думал,
дак в суп попал.
   Король не мог оторвать глаз от своей суженой.
   Разрумянившаяся от жара, сверкающая очами, уперев в бока округлые  полные
руки, обсыпанные мукой, - она была чудо как хороша.
   Гедвига никак не могла взять в толк: ее  что,  действительно  не  боятся?
Бестрепетной рукой она ухватила с полки тяжеленную вазочку для  медомлячного
соуса и изо всех сил грохнула ее об пол.  Все  присутствующие  вздрогнули  и
поспешили ретироваться. Даже  Галины  аквалангисты  сделали  слабую  попытку
сбежать.
   - А чего это вы чужое имущество портите? - грозно спросила Галя, наступая
на королеву. - Свое заведите и хоть все на  осколочки.  А  здесь  не  надоть
скандал учинять!
   Королева нащупала  глубокую  тарелку,  и  ту  постигла  печальная  участь
вазочки.
   - Головой об стену, ежели с разбегу, будет  еще  громче!  -  посоветовала
Галя.
   Гедвига потянулась к следующей полке, но ее остановил грозный окрик:
   - Я кому сказала - имущество не разбазаривать! А то не посмотрю на седины
и морщины - так огрею, что пятый угол искать будешь всю оставшуюся жизнь!
   На кухню на цыпочках прокрался Сереион и встал возле короля.
   - Великая женщина, - прошептал Оттобальт, с восторгом глядя  на  Галю.  -
Королева.
   - Ее-то и ждал Упперталь все эти годы, - согласился Сереион.
   - Бесумяки! - пискнула Гедвига. - Ко мне! Взять самозванку!
   В этот момент она не думала о последствиях этого  рискованного  шага.  Ей
было плевать и  на  грядущие  политические  конфликты,  буде  Галя  окажется
настоящей принцессой, и на реакцию племянника.
   - Что делать? - Оттобальт схватился за сердце. -  Не  начинать  же  войну
прямо при гостях?
   - Вызову гвардейцев, - сказал Сереион и стремглав выбежал из кухни.
   - Гар