емя позаниматься  рукопашным  боем?),  говорила  сама  за  себя.
Вконец ошеломленные пираты с криками "Да она ненормальная!" стали прыгать за
борт.
   Последним был капитан с фразой "Этот корабль уже  занят!",  вошедшей  во
все исторические труды современности, она  выпихнула  главаря  в  набегавшую
волну.
   Неизвестно, какую репутацию Гедвига приобрела впоследствии среди пиратов,
но ходили слухи, что ее посчитали за свою, за  флибустьерку,  и  из  чувства
локтя (вор у вора не ворует) перестали  терроризировать  бравого  Вихочу.  В
Нучипельсе она бесспорно стала живой легендой, примером для подражания  и  в
довершение всего основала орден рыцарей Бесумяков, происходящий от  названия
островов (Бесумякские), у берегов которых и разразилась эта  беспрецедентная
морская баталия.
   Жители Нучипельса  были  безгранично  признательны  за  спасение  ценного
груза, не говоря уже о том, что уровень их жизни с каждым  днем  поднимался:
ведь пираты более не  нападали  на  торговые  суда  в  их  водах,  а  срочно
подыскивали  себе  новую  штаб-квартиру.  В  центральном  соборе  состоялась
церемония, на которой  Гедвигу  посвятили  в  рыцари  и  официально  нарекли
Нучипельской  Девой-Избавительницей,  закатили  пышные  празднества,   после
которых королевским указом в календаре был отмечен новый выходной. В  городе
был  также  возведен  бронзовый  памятник  работы  неизвестного  скульптора,
который самой Гедвиге не нравился из-за малого портретного сходства.
   Грандиозная пышнотелая Нучипельская Дева, стоя в бушующих волнах,  голыми
руками откручивала голову неизвестному Морскому  Змею.  При  чем  был  змей,
никто не знал. Не то художник таким образом  олицетворил  пиратство,  не  то
отдал дань моде на художественное изображение драконов, которых  в  ту  пору
лепили где угодно.
   Но все это уже детали. Самым же главным и невыносимым для его  величества
Оттобальта  Уппертальского  явился   именно   факт   возросшего   авторитета
драгоценной тетушки. Гедвига и сама по себе была грозной силой, но Гедвига в
качестве Главного магистра ордена рыцарей Бесумяков - это  нечто  за  гранью
добра и зла.
   Нет, не зря бесновался сейчас в  подвале  замка  безумный  лесоруб  Кукс,
гремя цепями и требуя, чтобы его  немедленно  отправили  на  рудники  или  в
страшную Пухскую тюрьму, которая пустовала вот уже три с половиной века.
   Кукса успокоить удалось довольно быстро.
   А вот с безутешным повелителем дело обстояло гораздо  сложнее,  и  лекарь
Мублап  ощущал   свою   полную   профнепригодность   и   абсолютно   детскую
беспомощность. Эх! Был бы он хоть на десятую долю зигмундом, может, ему было
бы чуток полегче.
   Вот почему он и крался  теперь  по  коридорам  замка,  держа  в  объятиях
огромную сумку, набитую флаконами, баночками, горшочками и  пучками  сушеных
трав.
   Короля он нашел в  картинной  галерее,  где  благородный  монарх  не  без
интереса рассматривал портреты своих  предков  как  по  мужской,  так  и  по
женской линии. Женщины рода Хеннертов, к которому  относилась  и  знаменитая
тетя Гедвига, славились своим мужеством, но  нельзя  не  признать,  что  они
проявили чрезвычайную, более того - небывалую, смелость,  заказав  художнику
свое изображение. Особенно третья, седьмая, девятая и та, что  висела  сразу
за углом.
   - Добрый день, ваше величество, - пропел Мублап  самым  фальшивым  бодрым
тоном, какой ему когда-либо приходилось издавать. - Как мы себя чувствуем?
   - Мы себя не чувствуем! - отрезал Оттобальт. - Только отдельно -  руки  и
отдельно - ноги. Трясутся.
   - Это просто прекрасно, ваше величество.
   - У?
   - Говорю, это просто прекрасно. Если  трясутся,  а  не  отнимаются,  есть
надежда.
   -  У  кого?  -  горько  спросил  Оттобальт.  В  мире,  где  королевы-тети
становятся Нучипельскими Девами, никакой надежды для себя он не видел.
   - Так нельзя, ваше величество, - жалобно сказал Мублап.  -  Вы  сидите  в
четырех стенах, в пыли и духоте, среди этих страхолю... предков  по  женской
линии.  Так  может  какое-нибудь  произведение  сделаться.  Я   настоятельна
рекомендую вашему величеству выйти прогуляться по свежему воздуху.
   - Чему-чему? - недоверчиво уточнил Оттобальт.
   - Ах да! - досадливо поморщился лекарь.
   Он совершенно забыл о том, что спасающиеся от нашествия  варваров  мирные
пейзане, пихая впереди себя тележки со скарбом и  таща  на  веревочках  весь
свой домашний скот, прочно оккупировали каждый уголок Дартского  замка.  Это
был гениальный план Сереиона, призванный лишить варваров добычи  и  вынудить
их вылезти из леса на открытое пространство у стен города. Только доблестный
гвардеец не учел, что  пейзане  создадут  несколько  непривычную  атмосферу,
способную  отпугнуть  кого  угодно,  но  только  не  бруссов,  которые  воду
использовали исключительно для питья.
   Замковый двор благоухал так, что даже безумный лесоруб Кукс  заволновался
в своем подземелье и приобрел скверную привычку плеваться в  мирных  поселян
сквозь зарешеченное окошко.
   Что же до коварных бруссов, то они хоть и стекались отовсюду  к  лакомому
куску, которым являлся Дарт, но нападать не спешили. В их тугодумных  мозгах
медленно прокручивались какие-то нехитрые мыслишки.
   Варварские вожди, прочно  засевшие  в  ближайшей  густой  роще,  пытались
установить верховенство одного из них,  но  это  дело  застряло  на  мертвой
точке.  Больше  всех  распалялся  Нана-Булуку  Кривоногий  Медведь,  который
действительно производил устрашающее впечатление на  своих  и  чужих.  Плохо
очищенный от клейкой массы, которой его облепил большой болотный плевун,  он
с трудом мог сменить выражение лица, и время  от  времени  оно  застывало  в
каких-то немыслимых гримасах.
   Как осаждать замок, никто  из  варваров  толком  не  знал,  но  им  очень
хотелось попробовать. Дальние родичи из диких земель Ак-Суу время от времени
брали приступом замки Дисса и страшно хвастались и гордились этим. А  бруссы
все по мелочи да по мелочи - и никаких тебе серьезных достижений в  нелегком
деле грабежей и захватов.
   Подобное положение вещей могло стать невыносимым.
   Еще более невыносимым оно было для Сереиона, который  вот  уже  несколько
дней подряд держал свое войско в  состоянии  полной  боевой  готовности.  Он
собирался обрушить железный кулак рыцарской конницы на бруссов,  как  только
последние наконец соберутся вместе. Но время шло,  варвары  подтягивались  и
подтягивались, будто из воздуха появлялись, ловко минуя гарнизоны и форты, -
и этому не было конца.
   Король с каждым днем становился все  грустнее  и  подавленнее.  Обещанная
война  откладывалась  тем  временем   на   неопределенный   срок,   а   тетя
приближалась. Коварный Мулкеба забрался на самую верхушку своей  башни,  где
хранились квашеные овощи, и на отчаянные призывы не откликался. Только пыхал
какими-то разноцветными огоньками и время от времени заставлял башню  гудеть
дурными голосами и ходить ходуном.
   Обещанный  дракон  в  полном  расцвете  сил  не  появлялся,   и   варвары
чувствовали себя все свободнее и свободнее.
   Сереион начал  потихоньку  испытывать  глубокие  сомнения  в  собственном
таланте стратега,  и  у  него  стал  развиваться  самый  настоящий  комплекс
неполноценности.
   Королевский лекарь Мублап бегал по замку как угорелый от короля, которого
терзала жестокая депрессия,  к  министру  Мароне,  которого  мучили  сильные
колики в животе и сердечные приступы затем к Сереиону, которому он  пытался
внушить уверенность  посредством  гипноза,  затем  к  Мулкебе,  которого  от
волнения скрутило в три погибели, а затем к безумному лесорубу Куксу,  иначе
тот умудрялся вопить по двадцать часов подряд, чем ставил на уши весь замок.
   Единственное, что несколько утешало Мублапа, - это то, что его величество
даже в такой сложной ситуации не  утратил  знаменитого  аппетита  Хеннертов.
Более того, завтракам, обедам и ужинам в  замке  уделяли  самое  пристальное
внимание - ведь всем было доподлинно известно, что как только тетя явится  в
родные пенаты, она непременно заставит короля питаться  правильно,  то  есть
пищей  безвкусной,   пресной,   похожей   на   жеваную   бумагу   и   вообще
отвратительной.
   Хеннерты любили покушать еще полтысячи лет назад. По этой причине кухня в
замке была огромная, оснащенная по последнему слову. Казанов и кастрюль  там
было столько, что даже Гедвига не могла поставить  их  на  строгий  учет,  а
пухлые поваренные книги, хранящиеся в каморке шеф-повара, являлись предметом
дикой зависти и постоянного внимания со стороны иноземных государей.
   Не меньше внимания было уделено и покоям, в которых его величество вкушал
пищу.
   Дартский замок строили разные строители в разное  время.  Вот  почему  он
выглядел весьма и весьма причудливо, а  его  интерьеры  могли  даже  смутить
человека с неподготовленной психикой.
   Скажем,  убранством  пиршественного  зала  занимался   человек,   который
полагал,  что  ощеренные  черепа  побежденных  врагов  бодрят,  освежают   и
способствуют хорошему пищеварению. Король сидел за столом, не помня себя  от
горя, и кушал куриную ножку. Это был уже второй завтрак  его  величества  за
сегодняшний день и, судя по тоскливому состоянию духа, далеко не  последний.
Ибо в самые горестные минуты Оттобальт Уппертальский  предпочитал  горестным
мыслям хорошо прожаренное и посоленное мясо.
   Чуть далее, левее от соусницы с шеттским пряным соусом, ждал своей участи
горячий суп из свиных хвостиков и ушек. Король поглядывал на ароматное блюдо
заинтересованными глазами и понемногу начинал ощущать вкус к жизни. Как  раз
в  тот  благостный  миг,  когда  Оттобальт  окончательно  уверовал  в   свою
счастливую звезду и был готов с уверенностью посмотреть в будущее, когда  он
уже твердою рукою придвинул к себе глубокую тарелку  с  супом  и  вооружился
ложкой, - в окно врезался увесистый камень.
   Нанеся сокрушительный ущерб цветному стеклу в высоком  стрельчатом  окне,
сие  метательное  орудие  со  звоном  плюхнулось  в  тарелку,   окатив   его
опечаленное величество горячей жирной жидкостью.
   - А-ах! - высказался король.
   Реакции не последовало.
   Это окончательно подкосило Оттобальта, и он принял все меры к тому, чтобы
быть услышанным. Его величество топал ногами,  пинал  безответный  стол,  на
котором звенела и громыхала посуда, одной рукой бил в золотой гонг, второй -
отчаянно вращал трещотку и при всем этом вопил так, что с  потолка  сыпалась
штукатурка.
   Корона, которая всегда слетала в роковые минуты, грохнулась на пол  и  на
сей раз.
   - Сереион! Сереион!!! Черт побери! Немедленно  найди  и  приведи  ко  мне
Мулкебу!
   Верный гвардеец возник в дверном проеме, словно привидение:
   - Слушаюсь, ваше величество.
   Мулкеба,  как  уже  упоминалось,   особой   скоростью   передвижения   по
пересеченной местности, коей являлся замковый двор, никогда не отличался.  К
тому времени, когда он был доставлен в покои  короля,  Оттобальт  уже  успел
несколько успокоиться и натянуть капризный венец на правое ухо.
   Завидев мага, он потыкал ложкой в тарелку с  несъеденным  супом,  пытаясь
привлечь внимание Мулкебы к ее содержимому:
   - Что это такое, Мулкеба? Я спрашиваю, что это такое?!
   Маг проявил чудеса сообразительности:
   - Камень, ваше величество. Возможно, из пращи, ваше величество.
   - Болван! Я и сам вижу, что это не фрикаделька! Я  спрашиваю,  когда  это
кончится?! Сколько я еще должен это терпеть?!
   - Но, ваше  величество,  осада  -  дело  весьма  серьезное,  так  сказать
мероприятие несколько затяжного характера. Мы стараемся, делаем все,  что  в
наших силах, чтобы подманить варваров поближе. Будем считать, что  страдания
вашего величества - это  достойный  и  внушительный  вклад  в  копилку  этих
стараний.
   - Кстати, о наших силах. Где то, что ты обещал  еще  в  прошлый  вторник?
Сереион, - повернулся к гвардейцу, - ты свободен, можешь идти.
   - Видите ли, ваше просвещенное величество, - загадочно улыбнулся чародей,
- как я уже вам говорил, хранение  литературы  стратегического  характера  -
дело очень тонкое, требующее внимательного и серьезного отношения...
   Король хватил по столу кулаком с такой силой, что корона  перепрыгнула  с
правого уха на левое:
   - Хватит! Твоими проектами новой библиотеки с апартаментами для хранителя
и встроенной кухней я сыт по горло! Ты не получишь из казны ни одного тулона
на постройку храма знаний, не говоря уже о книгохранилище, пока я  не  увижу
твоих обещаний в действии!
   - Ваше справедливое величество! - запротестовал  маг.  -  Страницы  Книги
Заклинаний, том третий, раздел восьмой, сильно истлели от сырости и  немного
поедены крысами. Я  призвал  железного  дракона,  полагаясь  на  собственные
знания и догадки.
   - Догадки, загадки, разгадки... - капризно протянул Оттобальт. - Я устал,
я хочу на любимую охоту. Я соскучился по езде верхом. В конце концов, король
имеет право гоняться за своими  оленями,  когда  ему  хочется,  а  не  когда
позволят какие-то варвары! Мулкеба! - В его голосе  зазвучали  романтические
нотки. - Ты хоть понимаешь, что такое  настоящая  охота?  Ты  представляешь,
когда трубит рог, собаки лают... А, что ты там  понимаешь.  Охотничий  сезон
заканчивается, а я сижу в замке, словно фазан в курятнике.  Короче!  Чтоб  к
концу недели твой... Как там его?..
   - Железный дракон, ваше величество.
   - Да, правильно. Ну, в общем, делай свое дело побыстрее, не то... не то я
прикажу тебя повесить. Нет, отрубить  голову.  Нет,  четвертовать,  то  есть
колесовать... или как там  его?..  Ну  это...  Что  делают  обычно  с  вами,
магами?
   - Жгут на костре, ваше добросердечное величество.
   - Да! Правильно, сжечь на костре. Все, иди и, как говорится, без  дракона
не возвращайся!

Еще какая-то глава

   Вы убережете себя от множества ненужных хлопот, если сожжете мосты сразу,
как подойдете к ним.

   - Вот так подарок! Клаус, остановись, надо осмотреться.
   Строение, просто обязанное быть  мостом,  вынырнуло  из  густых  зарослей
совершенно неожиданно. Это приятно поразило Дитриха и заставило его думать о
том, что Фортуна наконец-то повернулась к  ним  хотя  бы  в  профиль.  После
столкновения с бронированной зверушкой, которая у русских замещала вакантную
должность жабки, мысль о том, чтобы переправляться  вброд,  с  каждым  часом
казалась все менее привлекательной.
   Он выпрямился в башне и стал придирчиво изучать открывшийся пейзаж.
   - Видно что-нибудь, герр майор? - раздался в наушниках нетерпеливый голос
Клауса.
   - Подожди, Клаус, подожди. Сам пока не пойму.
   Ганс, бдивший в прицел пушки, поделился сомнениями:
   - Не нравится мне этот  мост,  господин  майор.  Лучше  бы  нам  сюда  не
соваться: как-то слишком тихо и спокойно. Не люблю идиллий.
   Дитриха передернуло.
   - Самое интересное, - заметил Клаус, - что  раз  тут  мост,  то  выше  по
берегу, очевидно, проходит дорога.  А  мы,  как  идиоты,  продирались  через
заросли.
   - Положим, - пробормотал Генрих себе под нос, - как идиоты мы  не  только
через заросли пробирались, но и все остальное делали.
   - Пусть идиоты, зато живые, - возразил  Вальтер.  -  А  на  дороге  могли
нарваться на патруль или мины.
   - Я готов идти в разведку, - молодцевато сообщил Клаус.
   - Какую разведку?
   - В ту, которую мы произведем прежде, чем атакуем этот чертов мост.
   - В том-то и дело, что атаковать нам его никак нельзя, иначе до  утра  не
доберемся на ту сторону. К этому мосту нужно относиться  нежно  и  трепетно,
как к собственной... гхм!  -  подавился  он  словом,  -  к  самой  нежной  и
чувствительной части себя
   Вальтер возмутился
   - А что же нам тогда остается вынырнуть из кустов  и  доверчиво  спросить
охрану, как проехать к мавзолею Ленина?
   - Вальтер, не стоит горячиться. Кажется, этот  мост  ведет  не  совсем  к
Ленину.
   - Жаль, - огрызнулся  Треттау.  -  А  я  так  мечтал  посетить  мавзолей.
Буквально ради него приехал на восточный фронт.
   - Возьмем Москву, въедем на танке на Красную  площадь,  и  посмотришь  на
вечно живого Ильича, - утешил его Дитрих.
   Клаус хмыкнул и спросил наивным-наивным голосом:
   - А правда, господин  майор,  что  Гитлеру  после  смерти  тоже  возведут
мавзолей?
   - Не знаю,  Клаус,  -  осторожно  ответил  Морунген.  -  Фюрер  буквально
бессмертен, зачем ему мавзолей?
   -  А  разве  при  жизни  мавзолей  не  может  пригодиться?   -   внезапно
заинтересовался Генрих.
   Когда экипаж начинал обсуждать персону фюрера  или  политику  фатерлянда,
Дитрих  фон  Морунген  становился  другим  человеком  и  терял   способность
рассуждать хладнокровно и здраво. Темы эти были ему категорически неприятны,
а заявить об этом вслух смело и нелицеприятно не было  никакой  возможности,
особенно же теперь, когда дела и так обстояли из рук  вон  плохо.  За  утерю
контроля над ситуацией, за то, что на  ровном  месте  потеряли  Белохатки  и
заблудились  в  трех  соснах  (пусть  и  не  в  трех,  но  все  равно!),  за
самоуправство, проявленное с жестокого похмелья,  и  ввязывание  в  страшную
авантюру с атакой высоты 6 по головке его явно не погладят. А если  ко  всем
этим  несчастьям  ему  припишут  еще  и  несогласие  с  политикой  партии  и
злопыхательство в адрес фюрера - тогда будет покончено не только с блестящей
карьерой, но и с самим бароном фон Морунгеном. И он жестко пресек разговор:
   - Генрих! Что  за  бред?  Пора  бы  тебе  выучить,  что  мавзолей  -  это
усыпальница, а не долговременная огневая точка.
   Генрих  ничего  не  ответил  драгоценному  командиру,  но  по   сердитому
горловому бульканью, раздававшемуся в наушниках, стало ясно, что  он  не  на
шутку обиделся.
   - А я слышал, господин Морунген, - поспешил разрядить обстановку Ганс,  -
что красные с тех пор, как наша  авиация  начала  бомбить  Москву,  спрятали
ленинский мавзолей в Сибири.
   -  Да,  я  тоже  что-то  такое  слышал.  Уверяю   тебя,   это   очередная
коммунистическая пропаганда - они на это мастера. Думают,  мы  откажемся  от
взятия Москвы и попрем в Сибирь за их святыней.
   -  Сибирь,  -  мечтательно  протянул  начитанный  Вальтер,  -   Сибирь...
сказочный таежный край. Там весь Советский Союз спрячется - не  отыщешь.  Во
всех справочниках и энциклопедиях говорится, что это лучшие  русские  земли:
золото, камни, нефть, газ. Я слышал даже,  что  в  Сибири  самородки  просто
руками собирать можно.
   - Насчет золота не скажу - не знаю, а леса там жутко дремучие вот уж где
Ивану Сусанину позабавиться с нашим братом, так это в Сибири. - Голос майора
посерьезнел. - Вранье, Вальтер, и оба мы это прекрасно понимаем. Такие басни
для немецких солдат Геббельс сочиняет - нашел свое призвание и как ученый, и
как литератор. Знаешь, как в японском рукопашном бою воинов учат бить  не  в
рядом стоящего противника, а как бы  сквозь  него,  в  тыл.  От  этого  удар
получается  такой  силы,  что  способен  проломить  кирпичную  стенку.   Ну,
небольшую, конечно.
   - Вот это да, - восхитился Клаус, - неужели кирпичную стену?!
   - Надо будет попробовать, - задумчиво прогудел Генрих.
   - Попробуешь, - пообещал Морунген. - Сейчас пойдем  мост  проверять,  вот
заодно и попробуешь. Бери пулемет - и за мной. Будешь меня прикрывать. В мое
отсутствие всем сидеть тихо,  наготове,  но  никому  не  высовываться.  Если
заметите признаки врага, можно в них стрелять. Но не так  сильно,  чтобы  от
нас с Генрихом потом одни пуговицы остались.
   Произнеся эту краткую, но прочувствованную речь, майор спрыгнул  с  танка
на землю, выпрямился и, держа в руке пистолет, нырнул в прибрежные кусты. За
ним последовал Генрих с пулеметом.
   Убедившись, что гордость нации и краса германской науки  его  не  слышит,
Вальтер позволил себе заметить:
   - Нечто странное происходит с Дитрихом. Во-первых, он таки  отправился  в
разведку, если мне не изменяет зрение.  Во-вторых,  что  значит  -  ПРИЗНАКИ
врага? И