познал бы свой лучший трактор. Но  мы  уже
не впервые  повторяем:  куда  там  немецкому  изобретателю  до  председателя
колхоза! - И ты туда же, - продолжал ворчать он, правда скорее для проформы,
- скоро будешь похож на типичного русского Ивана, которому не хватает мозгов
даже на то, чтобы понять и исполнить приказ своего майора. Майн Готт! Я  уже
мечтаю  убраться  отсюда  обратно  в  фатерлянд,  увидеть  нормальные  дома,
нормальные дороги, нормальные поля. Чтобы вот так, просто, увидел - и  сразу
понял, что это такое... Хватит мне зубы заговаривать! После  того  случая  в
сортире... я стал куда осмотрительнее. Давай сюда бинокль.
   Некоторое время Дитрих недоверчиво всматривался  в  бинокль,  после  чего
отнял  его  от  глаз,  тщательно  протер  линзы,  подышал,  еще  раз  протер
ослепительно белым носовым платком, снова поднес к глазам.
   - Августин... Августин, Августин... Один Бог знает, что там происходит  в
этом местечке. Что это, Вальтер? Посмотри по карте.
   - Хутор Белохатки, герр майор.
   - Какое забавное название - Белохатки! Страна чудес!
   - Тихо-то как, - сказал Треттау. - Спокойно.  Ни  стрельбы,  ни  взрывов.
Хотел бы я знать, re майор: с кем так долго сражались  наши  войска?  Там,
по-моему, нет никого.
   - И ничего, - подхватил Генрих. - Минных полей тоже нет, я уточнял.  Судя
по карте, прямо за холмиком - низина, начинается болото. Там ни  войска,  ни
технику не спрячешь.
   Дитрих хмурился. Что-то не связывалось у него,  что-то  не  складывалось.
Его подчиненные были абсолютно правы - с кем все-таки воевал здесь Топпенау?
Что значит вся эта канитель? Сколько он ни всматривался, сколько ни  пытался
углядеть замаскированные противотанковые орудия  -  ничего  не  выходило.  А
местечко-то ведь крохотное, и если солдат противника не видно, то это  может
означать только одно из двух - либо они невидимки, либо их здесь и в  помине
нет. Дитрих по опыту знал,  что  любое  воинское  соединение  занимает  хоть
сколько-то места на поверхности земли. А тут ни окопов,  ни  брустверов,  ни
дотов - словом, ничего, кроме нескольких  ветхих,  покосившихся  от  времени
домишек, над которыми даже дымка не видно. Ситуация начинала его раздражать.
   - Интересно, - заговорил  он  спустя  минуту,  -  мы  вышли  на  исходную
позицию, а где поддержка? Где стремительно атакующая Вторая бригада, которая
должна поливать противника шквальным огнем, чтобы он голову поднять не  мог?
Свяжитесь-ка и спросите, что они думают по этому поводу! Долго мы тут  будем
торчать, как мишень для начинающих?
   - Сию секунду, герр майор!

***

   Карл фон  Топпенау,  получив  последнее  донесение,  немного  успокоился.
Похоже, что хутор Белохатки был  оставлен  солдатами  противника,  и  теперь
ничто не могло помешать наступлению. 2-я танковая бригада бодро двигалась по
направлению к мосту, а пресловутый экспериментальный танк уже  пересек  реку
на два километра ниже по течению,  воспользовавшись  наведенной  только  что
переправой. Надо отдать ему должное  -  скорость  у  "Белого  дракона"  была
просто ошеломляющей.
   Похоже, что все складывалось как нельзя лучше. Если  позволить  майору  с
его танком захватить опустевшую высоту 6, то это,  с  одной  стороны,  будет
своеобразным  реверансом  в  сторону  командования,  с  другой  -   позволит
представить экипаж танка к наградам и тут же избавиться  от  него,  отправив
обратно.  С  наилучшими  характеристиками,   разумеется.   Остается   только
надеяться, что и сами танкисты  не  горят  желанием  задержаться  на  фронте
подольше и согласятся с доводами генерала. Ему без них будет спокойнее, да и
им - как ни кинь - почет и прямая выгода.
   Генерал только сейчас заметил, что его  бритая  голова  вся  в  испарине,
несмотря на то что в помещении довольно холодно. Он промокнул  пот  платком,
вызвал адъютанта и приказал ему следить за всеми переговорами, которые будет
вести по рации майор фон Морунген, однако  же  ни  во  что  не  вмешиваться.
Бывает  ведь,  что  связь  внезапно  прерывается   и   какое-то   время   не
восстанавливается, поэтому если что-то непредвиденное и непоправимое все  же
может случиться, то как раз  в  этот  печальный  момент  -  когда  рация  не
работала.

***

   Со своей стороны, командир 2-й танковой бригады  -  некто  капитан  Пауль
Херлингхауз - был от  души  рад  происходящему.  На  эту  должность  он  был
назначен всего два дня назад, вместо убитого майора Эгеля, и как раз  сейчас
ожидал соответствующего повышения в звании.  Однако  на  момент  описываемых
нами событий он все еще оставался  капитаном,  что  давало  ему  возможность
официально подчиняться приказам старшего по званию - в данном случае  майора
фон Морунгена, которого, кстати, он знал очень давно, еще в Берлине, и  даже
какое-то время водил с ним дружбу, пока  судьба  не  разнесла  их  в  разные
стороны. Что касается форсированной атаки, то о ней Херлингхауз  мечтал  уже
давно и, невзирая на строгую дисциплину,  которой  полагалось  бы  царить  в
германской армии, полностью поддержал  предложенную  Дитрихом  авантюру.  Он
очень  рассчитывал  на  полнейший  успех  задуманной  операции,   и   потому
представившееся его глазам зрелище застигло Пауля Херлингхауза врасплох...

***

   - "Латник - четыреста пять"! "Латник - четыреста пять"!  Вызывает  "Белый
дракон"!?
   Дитрих еще раз осмотрел окружающее пространство в бинокль. Лес.  Покрытая
льдом река.
   Сверкающий на солнце снег, похожий на горы сахарной ваты.  Возвышенность.
Покосившиеся маленькие избушки. И дом - довольно-таки большой, надо сказать,
настоящий дом по сравнению  с  остальными  строениями.  Конечно,  и  он  был
смехотворно мал и примитивно построен, но разница все же очевидна. К тому же
именно этот дом стоял довольно далеко от всех прочих,  на  самой  границе  с
лесом - на отшибе.
   - Клаус! - скомандовал Морунген.
   - Да, герр майор.
   - Двигайся потихоньку к тому домику, который стоит отдельно от других.
   - Слушаюсь.
   - "Латник - четыреста пять"!  "Латник  -  четыреста  пять"!  -  продолжал
бубнить Вальтер. - Вызывает "Белый дракон"!
   Он поморщился, когда в наушниках раздалось жуткое шипение - рация  иногда
вела себя немногим приличнее потревоженной гадюки, - и доложил:
   - Есть связь.
   - Соедини, - скомандовал Морунген.  -  "Латник  -  четыреста  пять"!  Как
слышите?
   - Ужасно, - произнес голос, до невозможности искаженный помехами.  -  Ну,
как там у вас, Дитрих?
   -  Довольно  тихо.  Пару  взрывов  -  и   благодать.   Наверное,   саперы
развлекались. А у вас что? Рождественские каникулы начались или забыли,  как
пользоваться компасом? Мы тут уже успели по второй  кружке  пива  выпить  за
взятие Белохаток, а вы еще сзади топчетесь.
   - Ну уж не знаю, Дитрих, что ты там успел выпить, только мы  тут  хлебаем
воду из реки. Единственный на пятьдесят  километров  в  округе  мост  и  тот
взорвали под самым носом. СС сели на хвост подрывникам из засады, а мы ждем,
пока наведут переправу. Лед слишком тонкий для "Тигров". "Пантеры" бы  здесь
прошли, но нам без переправы никак.
   - Так что ты мне компании в ближайшие полчаса не составишь?
   - Извини, Дитрих, но придется пока тебе одному в  Белохатках  пиво  пить.
Этих придурков из карательного где-то по лесу носит, хлебом не корми  -  дай
только партизан погонять! А если их там нет, так и еще лучше... Да и  пехота
хороша - уже битый час в дороге позади буксует.  Сам  знаешь,  в  населенный
пункт с неприкрытой задницей соваться - того и гляди, попадемся. Может, тебе
стоит временно отступить?
   - Не от кого! Лучше пожелай мне удачи!
   - Удачи тебе...
   - Взаимно.
   Отключившись от внешней связи,  Морунген  ненадолго  задумался.  Судя  по
всему, серьезной опасности нет. Ведь, подорвав мост, защитники Белохаток  не
вступили  в  сражение,  не  стали  стрелять  по  танкам,   сгрудившимся   на
противоположном берегу реки, а это  уже  больше  попахивает  вредительством,
нежели  настоящими  боевыми  действиями.  Может,  так  даже  лучше  -  пусть
пошевелятся. Майор рассчитывал на то, что супертанк не подведет его  в  этой
ситуации. Даже оставшись один на один с русскими (в чем, надо признаться, он
все сильнее  сомневался  -  русскими-то  здесь  и  не  пахло),  он  мог  сам
позаботиться о себе. И Дитрих принял решение, которое в исторических  трудах
принято называть судьбоносным.
   - Клаус, - решительно приказал он, - поднимаемся прямо к этому дому. Всем
приготовиться на случай внезапной атаки! Ганс,  держать  прямую  наводку,  у
пулемета - не спать!
   - Слушаюсь, герр майор!
   Внутренне слегка сжавшись, - кто их знает, этих русских с  их  загадочной
душой? - Дитрих ждал, что в любую секунду может начаться пальба,  но  нет  -
Белохатки были пусты и безжизненны.
   Танк  на  средней  скорости  двигался  к  подножию  холма,  радуя   своих
создателей легкостью хода, звонким гудением мощнейшего двигателя  -  короче,
всем, чем и полагается приличному танку радовать танкистов.
   Расстояние до намеченного  дома  все  сокращалось.  Наконец  Клаус  подал
голос:
   - Господин майор, до указанной вами цели не более двухсот  метров.  Какие
будут указания?
   - Клаус, что надо сделать, если укрыться негде, на улице зима, холодно  и
вокруг полно партизан? - тоном школьного учителя спросил майор, надеясь, что
шутка прозвучит остроумно.
   - Полагаю, вы хотите въехать в дом на окраине, аккуратно развалив одну из
стен, и затаиться внутри. Вы называете этот прием "Дохлый  немец",  господин
майор, - невозмутимо отвечал водитель.
   - Да, правильно! Молодец! Как любят говорить красные комиссары:  "Хороший
немец - это убитый немец". Давай действуй! - Тут голос Дитриха стал строгим,
серьезным и зазвенел сталью. - Ганс, башню стволом  назад.  Генрих,  убрать,
задраить  люки.  Вальтер,  соедини  меня  со  штабом   сразу,   как   только
остановимся. Надо наконец выяснить, собираются они воевать  или  нет.  Всему
экипажу приготовиться к столкновению с русской... знаете, как у них говорят?
- избушкой на куриных ножках!
   - А почему на куриных, а не свиных или телячьих? - изумился Ганс.
   - Дикий народ, - рассудительно заметил Клаус.

Вторая вторая глава

   Мне снилась действительность. С каким облегчением я проснулся.
   С. Е. Лец

   Итак, король, как настоящий мужчина - то есть существо  твердое  духом  и
несгибаемое перед лицом любой опасности, - пришел в себя довольно быстро. Он
резко  выпрямился  на  троне,  подозрительно  принюхался,  обвел   подданных
взглядом и горько вздохнул но уже в следующую минуту его мозг заработал  на
пределе возможностей, и Оттобальт нетерпеливым движением отогнал  суетящихся
слуг. В его голове зрел смутный и неясный пока, но уже очень коварный  план.
Король еще не мог с уверенностью  сказать,  что  именно  он  придумал,  дабы
защитить и себя, и королевство  от  страшной  угрозы,  но  точно  знал,  что
начинать  следует  с  изыскания  скрытых  резервов  и  назначения   человека
ответственного за все безобразия - и те, что уже совершились, и те, что  еще
только грядут. Так учил племянника славный король Хеннерт, а уж  он-то  знал
толк в искусстве правления.
   - Сереион! - заорал король тем  громовым  голосом,  от  которого  некогда
тускнело  и  корчилось  небо  над  гунухскими  степями  и   варвары   бежали
врассыпную.
   Стражники, застывшие у дверей в карауле, поморщились и стали  переступать
с ноги на ногу. В их железных  шлемах  металось  пойманное  эхо  барабанные
перепонки могли однажды лопнуть от счастья, которое  полагалось  испытывать,
внимая крикам обожаемого повелителя. Конечно, для того чтобы призвать слуг -
особенно тех, что постоянно находились в радиусе  трех  метров  при  персоне
Оттобальта Уппертальского для разных мелких поручений, - так орать  вовсе  и
не требовалось. Тем более что из нескольких походов были привезены во дворец
и золотые  тиморские  гонги  с  крохотными  серебряными  билами,  и  гроздья
нефритовых колокольчиков  на  шелковых  шнурах  разного  цвета  и  длины  из
загадочной  страны  Ярва-Яани,  и  даже  диковинного  вид   трещотка,   коей
полагалось неистово размахивать во все стороны, дабы привлечь внимание пажей
и придворных к монаршьей особе, - но Оттобальт, видимо консерватор  в  душе,
этих новомодных штучек не любил и не признавал. Разве что баловался  изредка
трещоткой - но это скорее из любви к музыке.
   - Сереион! - гаркнул король.
   Дрыхнувший под столом сытый пес подскочил на четырех лапах,  взвизгнул  и
прыснул вон из залы.
   - Забегали наконец, - буркнул его величество в бороду. - Надо  битых  два
часа орать как резаному, чтобы хоть кто-нибудь обратил на тебя внимание. Так
ведь? - требовательно спросил он у подоспевшего Сереиона.
   - Так, мой король! - рявкнул тот. - А что "так"?
   - Олух!
   - Не совсем, ваше величество, - осторожно возразил Сереион.
   - Совсем! И не путай меня!
   - Никак нет, ваше величество! - И Сереион лихо щелкнул каблуками.
   - Вот умеешь же, когда хочешь, - моментально расцвел Оттобальт.
   Он питал слабость  к  своим  гвардейцам,  особенно  же  к  их  командиру,
служившему ему верой и правдой с первого дня правления.
   Сереион - невзирая на распространенное мнение, что чужая душа потемки,  -
изучил своего короля, если можно так выразиться, вдоль и поперек и знал  его
душу как свои пять пальцев. Душа у короля была добрая, простая и  веселая  -
нужно было только знать подход. Сереион этот  подход  знал,  но  никогда  не
использовал свое знание в корыстных  целях.  Начальник  королевской  гвардии
принадлежал  к  редкой,  ныне  вымирающей  породе  бессребреников  и  хранил
верность Оттобальту Уппертальскому потому, что  действительно  любил  своего
повелителя. Конечно, его величество был всего лишь  человеком,  а  вовсе  не
ангелом  и   отдельные   его   слабости   могли   поколебать   разум   более
впечатлительного человека, чем Сереион, однако - и это было главное - король
был милосерден и незлопамятен. В основном.
   - Сереион, - вкрадчиво начал король, -  мне  пришла  в  голову  блестящая
мысль...
   - Да?!
   - Ты должен  немедленно  придумать,  как  нам  справиться  с  вторжением.
Кстати, тебе уже известно о вторжении?
   - Конечно, ваше величество. Сегодня  утром  я  подал  официальный  доклад
светлейшему  министру  Мароне.   Мои   лазутчики   сообщают   о   том,   что
варвары-бруссы в  больших  количествах  двигаются  по  направлению  к  нашим
границам с явным и злостным намерением пересечь их...
   - Сереион, - нечеловечески мягким  голосом  сказал  Оттобальт,  -  засунь
своих варваров знаешь куда? В задницу...
   - Ваше величество!
   - Мое! Именно что мое величество... Отвечай как на духу:  тебе  известно,
что  моя  драгоценная  родственница  в  больших  количествах   движется   по
направлению к столице с явным  намерением  вторгнуться  во  дворец  и  снова
осесть тут один Душара знает насколько?!
   - Да, мой король, - заметно погрустнел Сереион. - Эта скорбная весть  уже
распространилась по всему дворцу.
   - И что ты предлагаешь своему королю - удавиться?!
   - Я этого не говорил...
   - Сереион, у меня такое впечатление, что от меня что-то скрывают.
   - Не то чтобы скрывают, ваше величество...
   - Друг мой, мой верный  воин,  мой  храбрый  полководец,  -  торжественно
молвил Оттобальт, - скажи  мне  все  до  конца.  Эта  трусливая  крыса,  мой
министр, побоялся сообщить мне самое страшное  -  да?  Поведай  же  мне  без
утайки, что еще случилось в нашем славном Уппертале?
   Сереион поднял на короля страдальческие глаза. Если Оттобальт  принимался
вещать таким торжественным голосом, словно пел сагу,  предварительно  приняв
на  грудь  кружку-другую  (или  там   пятую)   крепкого   эля,   хитрить   и
изворачиваться не следовало. Король головы рубил редко, в основном сгоряча и
не подумав, и чаще всего жалел о содеянном спустя  день  или  два.  Но  сама
тенденция рубить головы сохранялась.
   Как всякий  доморощенный  философ,  имеющий  богатый  практический  опыт,
Сереион знал, когда пора остановиться, задуматься о тщете всего сущего  и  о
том, что завещание так и не  дописано.  Лицо  короля  изобразило  всю  гамму
человеческих  переживаний  -  от  нетерпеливого  и  тревожного  интереса  до
откровенного негодования. И командир гвардии решился.
   - Ваше величество! Приближение кортежа королевы-тети обнаружил ваш верный
слуга - храбрый  рыцарь  Веттен,  стоящий  во  главе  полусотни  копейщиков.
Движимый исключительно преданностью своему  королю,  Веттен  решил,  что  он
сможет отговорить ее величество  вдовствующую  королеву-тетю  от  поездки  в
Дарт, если сообщит ей о грозящей Упперталю войне с бруссами...
   - Умница! - расцвел Оттобальт. - Подать его сюда немедленно! Мы его будем
награждать! - Но тут король осекся, заметив выражение лица Сереиона.  -  Или
не будем?
   - Не знаю, ваше величество, - пожал плечами Сереион. - Дальше же было вот
что, видимо,  рыцарь  Веттен  несколько  перестарался,  расписывая  грядущие
катастрофы, так что ее величество тетя со  всей  решимостью  и  силой  духа,
свойственной Хеннертам, объявила, что теперь-то уж точно прибудет в  Дарт  с
целью лично руководить обороной столицы  и  лично  наблюдать  за  действиями
военачальников вашего величества, дабы избежать неминуемого поражения.  Ибо,
как выразилась ее величество тетя, никому ничего доверить нельзя, и особенно
- войну с бруссами.
   Оттобальт доверчиво смотрел на своего командира  гвардейцев  и  улыбался,
видимо еще не осознав масштабов надвигающегося катаклизма.
   - И что теперь, Сереион? - спросил он.
   - Теперь нам остается только  вручить  свою  судьбу  Всевысокому  Душаре,
полагаясь на то, что он будет милостив к своим детям.
   - Ага, - протянул король, не страдавший религиозным рвением.  -  Как  же.
Если бы ему было дело до наших страданий, то у этой старой клячи давно  была
бы чесотка или... понос, например. Чтобы ей было не до  поездок.  Руководить
она будет обороной! И наступлением! А я на  что?!  Сереион!  -  завопил  он,
вытягивая шею.
   - Я здесь, ваше величество.
   - А-а, ты смотри. И точно - здесь. В общем так, Сереион. Я тебя люблю,  и
если с тобой что случится, то буду всяко по тебе скорбеть и  даже  памятник,
может, велю поставить на площади -  в  натуральный  рост,  бронзовый  такой,
самый модный. И награжу посмертно. Но если ты сейчас же не  придумаешь,  что
нам делать, я тебе обещаю - казню, казню  и  не  посмотрю  на  будущие  муки
совести и прочие сожаления. Понял?
   - Как не понять, ваше величество.
   - И что?
   - Могу сказать только одно - то, что с нами случилось, выходит  за  рамки
разумения обычного человека и попахивает, осмелюсь заметить, мистикой.
   - Какой еще мастикой? - подозрительно спросил Оттобальт. - Снова  у  меня
за спиной всякие каверзы, да? Я же приказывал внятно: полы  больше  мастикой
не натирать, а то я как-то - ты же помнишь - устал сильно  (в  тот  памятный
день его величество изволил съесть трех упитанных индюшек за один присест и,
естественно, немного утомился), спускаюсь  в  зал  и  тут  ка-аа-аак  поеду!
Сошкрябать обратно!
   - Что, ваше величество?
   - Мастику!
   - Мы говорили о мистике.
   Оттобальт сделал умное лицо.
   - То есть о волшебстве, ваше величество. Я намекал на то, что  две  такие
напасти, как варвары и тетя, не могли появиться у наших  границ  сами  собой
одновременно. Я вижу в этом проявление чьего-то злого умысла и потому считаю
раскрыть коварные замыслы наших врагов должен специалист в  этом  вопросе  -
королевский маг Мулкеба, который, кстати, получает жалованье втрое  большее,
чем преданный королевский гвардеец с десятилетней выслугой.
   - Ну, - нетерпеливо сказал король, - только попроще, чтобы не злопыхая  и
не кичась знаниями перед своим, между прочим, королем...
   - Зовем мага, - пояснил Сереион, загибая пальцы. - Это  раз.  Приказываем
ему разобраться в ситуации. Это два. И  требуем,