аправляются  прямо  к
столице. А во-вторых...
   - Что во-вторых, не томи?!
   - Ее величество, вдовствую...
   - Короче!
   - Едут навестить своего племянника, то есть вас, ваше величество, и...
   - Что?!!!
   - Мои соболезнования, сир.
   Король какое-то время хватал ртом воздух, а затем с безумной  надеждой  в
голосе произнес:
   - А кто успеет первым, как ты думаешь?
   - Думаю, ввиду того, что королева не любит быстрой езды, то варвары будут
здесь раньше. Возможно, дней через пять-восемь замок окажется в осаде.
   - Так это же просто прекрасно!
   - Ваше  величество!  Осмелюсь  напомнить,  что  даже  перед  лицом  такой
опасности, как прибытие королевы-тети, не стоит терять  чувства  реальности.
Варвары разгромят, разграбят  и  сожгут  всю  страну,  если  не  оказать  им
сопротивления,  и  нанесут  королевству   такой   ущерб,   что   последствия
предсказать просто невозможно. Несмотря на то  что  лично  я  разделяю  ваше
отношение к ее  величеству  (и  не  я  один),  однако  же  нашествие  -  это
первоочередная проблема, и с бруссами необходимо расправиться  немедленно  и
жесткой рукой.
   - К черту варваров. А вот с королевой ты меня просто наповал ниже  пояса.
Можно сказать - в зубы подкованной ногой. А нельзя, чтобы они  -  варвары  и
королева - сами как-нибудь там между собой... в  дороге?  Ну,  понимаешь,  -
раз-два, и ни тех, ни других в помине нет.
   - К сожалению, ваше величество, никак невозможно.  Королева-то  с  запада
прибывает, а варвары, те прут с севера, так что встреча в пути не состоится.
Я глубоко сочувствую...
   Король  Оттобальт  начал  медленно  сползать  с  трона  в  полуобморочном
состоянии.
   Пока его обмахивают опахалами, прыскают в лицо  смесью  собачьей  мочи  и
мяты и суют под нос флакон  с  сушеным  пометом  грифона  (дрянью  настолько
пахучей, что и  мертвого  может  запросто  поднять,  но  только  не  короля,
услышавшего последнюю новость) - отвернемся в сторонку и посплетничаем.
   Какой-нибудь сторонний, пришлый, а  потому  не  разбирающийся  в  здешних
интригах человек, наверное, счел бы, что монарх как-то слишком близко принял
к сердцу приезд почтенной пожилой дамы но вот приближенные  были  полностью
согласны  в  этом  со  своим  повелителем.  И  хотя  сугубо  научное   слово
"катаклизм" не было в ходу при дворе Оттобальта Уппертальского,  именно  оно
сейчас приходило на ум.
   Оттобальту тридцать девять лет, и он находится в полном расцвете сил, ума
и красоты. Король воистину великолепен у него длинные пышные волосы и густая
борода, яркие голубые глаза и гордый профиль. Он запросто может свалить быка
ударом палицы и выпить зараз полбочонка имбирного пива. Теоретически может и
бочонок, но Оттобальт не выносит имбиря. Он является одним из самых завидных
женихов  Вольхолла,  и  ему  пора   всерьез   задумываться   над   проблемой
наследников, но король не хочет жениться. Женщинам он не доверяет, считая их
существами более агрессивными, чем дикие лесные пчелы, и  более  въедливыми,
чем собачьи клещи.
   Надо бы сказать, что король женщин боится, но говорить  такое  о  славном
владыке Упперталя, поразившем своим оружием целых двух великанов и несчетное
количество всяких прочих противников, просто неприлично. Даже если так оно и
есть на самом деле. Впрочем, короля тоже можно понять: тому есть одна  очень
серьезная причина.
   Она называется "тетя".
   И эту проблему нужно рассмотреть подробнее - под увеличительным стеклом.
   Свой трон Оттобальт унаследовал пятнадцать лет назад от дяди Хеннерта и с
тех пор постоянно участвовал в крупных и мелких войнах, значительно расширив
территорию  государства  и  укрепив  королевскую   власть.   Оттобальт   был
талантливым и, что еще важнее, удачливым полководцем, но счастье и несчастье
слишком неравномерно распределились в его жизни, чтобы он мог  считать  себя
баловнем судьбы или любимцем богов.  Более  того,  он  полагал,  что  вправе
роптать на них, периодически восклицая "За что?"
   Королевство Упперталь было  только  частью  его  наследства.  В  качестве
бесплатного приложения к короне Оттобальту досталась безутешная дядина вдова
и беспокойные соседи-варвары.
   Королева-тетя приезжала за утешением в среднем раза два в год,  а  заодно
наводила в стране и в замке свои порядки.
   Варвары вроде в утешении не нуждались, но по  их  поведению  нельзя  было
утверждать этого наверняка. Во всяком случае, они тоже рвались в  Упперталь,
как без масла в это самое... и тоже норовили навести везде свои порядки.
   Самое страшное, что и тете, и варварам-бруссам удавалось если и  не  все,
то большая часть задуманного. Это было просто невыносимо и  могло  подкосить
даже более крепкого человека. Король пока  еще  держался,  но  только  пока.
Периодически ему казалось, что пора бросать все и уходить в  отшельники,  но
придворные напоминали ему, что в отшельничьем скиту между ним и  недовольной
тетушкой  уже  не  будут  стоять  армия,  слуги  и  королевский  маг  с  его
заклинаниями.  Похоже,  что  временами  только  этот  аргумент  и  удерживал
Оттобальта на престоле.
   Королеву-тетю  звали  Гедвигой,  и  она  являлась   существом   настолько
необыкновенным, что многие ученые мужи  специально  приезжали  в  Упперталь,
чтобы познакомиться с ней поближе. Двое  из  них  даже  ухитрились  написать
солидные  исследования  и   получить   внеочередную   степень   в   Шеттском
университете Теперь они считаются светочами и столпами медицинской науки.
   Остальные пока что лечатся.
   Если бы в королевстве существовала традиция нанимать на  службу  опытного
психоаналитика, который во всякое удобное время укладывал короля на  кушетку
и дотошно выпытывал у него давно забытые подробности и впечатления, то стало
бы очевидным, что несчастья Оттобальта начались  еще  в  цветущем  босоногом
детстве.
   Рос он сиротой при дворе своего  дяди,  и  уже  тогда  непреклонная  тетя
категорически запрещала ему играться со  скипетром,  обменивать  королевскую
корону на наконечники брусских стрел или гунухские клейкие сладости а также
протестовала против того,  чтобы  племянник,  он  же  наследник,  забавлялся
трофейными черепами хабсских вельмож (которые, как известно,  отличаются  от
прочих костяным выростом посреди лба и роговыми пластинами над ушами), в  то
время как дядя Хеннерт в двух шагах от него принимает  хабсских  же  послов.
Когда бы  Оттобальту  было  известно  высокоученое  слово  "деспот",  он  не
преминул использовать его в отношении Гедвиги.
   Но один случай окончательно подавил юного Оттобальта, а заодно  и  короля
Хеннерта и всех его подданных, включая доблестную  гвардию.  Произошло  это,
когда юккенские циркачи выступали во дворе  замка,  показывая  фокусы  вроде
глотания цветочных горшков и рогатых шлемов, жонглировали горящими факелами,
стоя на пальцах на лезвии меча, и предсказывали будущее всем, кому  не  лень
было полюбопытствовать. Были у них и дрессированные животные. А  главным  их
козырем был неописуемых размеров мечезубый пумс, в железном  ошейнике  и  на
трех толстенных цепях. Толпа глазела, ахала и не рисковала  подходить  ближе
чем на шесть шагов.
   Люди очнулись только тогда, когда несмышленый королевский  племянник  уже
подобрался к рычащему пумсу почти вплотную и тянул  пухлую  ручонку  с  ярко
выраженным намерением подергать хищника за усы. Все остолбенели. А  королева
Гедвига трепещущей (насколько позволяла ее комплекция)  голубицей  сорвалась
со своего кресла, подскочила к мальчонке и к зверю, отпихнула, подхватила на
руки,  оттащила  и  только  потом  вдумалась.  И  оказалось,  что  смятенная
королева, как и все взволнованные женщины,  немного  перепутала  объекты,  в
результате чего Оттобальт, отброшенный ее могучей рукой к цветастому  шатру,
ревел во все горло, а ошалевший от ужаса пумс, придавленный к  пышной  груди
Гедвиги, скреб волочащимися задними лапами землю и тихо подвывал.
   После того  ни  один  человек  во  всем  Уппертале  и  даже  в  ближайших
окрестностях не смел противиться воле своей повелительницы. А жаль.
   Неземное явление, в миру зовущееся до  боли  примитивным  словом  "тетя",
поражало умы и сердца похлеще, чем удар молнии, землетрясение, наводнение  и
пожар единовременно. Так, она была способна подойти к  шеренге  солдат,  что
дисциплинированно справляли малую нужду на заднем дворе, в строго отведенном
для этих целей  месте,  и  потребовать,  чтобы  они  немедленно  прекратили,
спрятали, подтянули штаны и сдвинулись на три-четыре метра вправо. А после -
продолжили. Особо бывали отмечены те, кто оказывался в состоянии  продолжать
после такой встряски.
   На кухне королева Гедвига тоже управлялась неплохо.  Всего  за  несколько
часов ей удавалось спрятать котлы и казаны, а также  сковороды,  кастрюли  и
бесчисленное множество предметов поменьше в такие труднодоступные места, что
повар разражался истошными воплями при одном только  взгляде,  брошенном  на
его разоренное  гнездо.  Обычным  результатом  тетиной  бурной  деятельности
являлось его - повара - неистовое желание оставить королевский двор и уйти в
отшельники. С этим прошением он являлся к Оттобальту. Король, который и  сам
все время мечтал о том, как бы  половчее  смыться  из  дворца,  в  остальных
подобной слабости духа не выносил. И поскольку  повар  был  непреклонен,  то
приходилось существенно повышать ему жалованье, после чего он возвращался на
кухню, где с горьким упорством потревоженного комара расставлял на место все
свои причиндалы. Пробовали грозить смертной казнью, но на  фоне  тети  любое
наказание блекло и меркло. Сами палачи  на  весь  долгий  период  пребывания
королевы Гедвиги во дворце увядали. Энергии и энтузиазма  у  нее  было  хоть
отбавляй, а совершенно оригинальный, недоступный прочим мыслящим  существам,
взгляд на вещи наделял ее страшной разрушительной силой.
   Придворный  маг  таился  как  мышь  под  метлой,  а  слуги   и   служанки
всевозможных рангов общались между собой исключительно серией  разнообразных
стонов и вздохов - слова были бессильны.
   В королевстве поговаривали, что недавно переметнувшийся к великому  князю
Ландсхута военачальник Арсанис тоже сбежал не по доброй  воле.  Ходили  даже
слухи, что король, узнав о предательстве  друга  детства  и  самого  лучшего
полководца страны, тяжко вздохнул и пробормотал:
   - Как я его понимаю!
   Это печальное событие произошло аккурат в  тот  день,  когда  исполнилось
ровно три месяца с момента приезда королевы-тети. В Уппертале этим все  было
сказано.

***

   Король пришел в себя довольно быстро - сказалась старая рыцарская закалка
и  привычка  сражаться  с  разными  чудовищами,  которыми  буквально   кишел
Вольхолл. А может, наконец подействовал помет грифона...

Первая вторая глава

   Гений заключается в умении отличать трудное от невозможного.
   Наполеон

   Вначале вроде бы все складывалось на редкость удачно.
   Во-первых, Дитриха наконец  вытошнило  у  полевого  офицерского  сортира,
отчего на душе стало легче и не в пример радостнее.
   Во-вторых, сообразительный и запасливый  Ганс  уже  раздобыл  на  полевой
кухне пива и даже слегка подогрел  его,  чтобы  на  поверхности  не  плавали
льдинки. Пиво, правда, было паршивенькое, однако после  второй  кружки  руки
перестали трястись,  в  голове  прояснилось,  а  разумом  завладело  желание
действовать. Мы недаром упоминали  выше,  что  при  Дюнкерке  в  бароне  фон
Морунгене был разбужен его буйный и жестокий предок. На определенной  стадии
опьянения да еще и в соответствующих условиях он недвусмысленно давал о себе
знать.
   Члены экипажа тоже повеселели и приобрели более естественный цвет лица.
   Вальтер внимательно  оглядывался  по  сторонам,  припоминая,  так  ли  он
представлял себе русскую зиму в средней полосе Генрих разминал  зудящие  от
безделья огромные мускулы  Ганс  и  Клаус,  отойдя  в  сторонку,  наперебой
описывали друг другу похмельные страдания - напились впервые.  Переодевшиеся
в спецкомбинезоны, утепленные так, что и на Южном  полюсе  немецкой  швейной
промышленности стыдно бы не было, танкисты даже радовались крепкому  морозцу
и подхихикивали над порозовевшими щеками и носами.
   - Клаус! - оскалил зубы Генрих. - Я теперь знаю, кто ты.
   - Ну?
   - Ты Санта-Клаус! Только где же твой мешок с подарками?
   - В танке, майн либер, в танке. Только подарки не для тебя, а для Иванов.
Кстати, вон тот унтер-офицер, да-да, с усиками - его зовут Петер, -  сказал,
что они уже две недели подряд не могут вышибить русских с того холмика.
   - Странно, - пожал плечами Ганс, ставя руку козырьком. Бело-голубой  снег
на солнце сверкал так, что смотреть было больно. - Что там  особенно  брать?
Главное, перейти реку. Интересно, какая тут глубина? Если  мелко,  то  можно
рискнуть по льду.
   - Вот мы и рискнем, - бодро сообщил Морунген.
   Танкисты встрепенулись и подтянулись. Дружба дружбой, но мнение командира
- это святое.
   - Нечего сидеть и думать, -  продолжал  между  тем  Дитрих.  -  Нас  сюда
прислали  не  только  испытывать   танк,   но   и   продемонстрировать   его
непревзойденную боевую  мощь.  Значит,  будем  демонстрировать.  В  полутора
километрах отсюда саперы навели переправу, а справа  есть  довольно  прочный
каменный мост. Наш "Дракон" по нему не пройдет - то есть мост,  возможно,  и
выдержит, но он слишком узкий, зато мне  удалось  связаться  с  саперами.  И
наводящие вопросы  помогли  мне  выяснить,  что  переправа  для  нас  вполне
пригодна. Я уже отдал приказ Второй танковой бригаде - она будет  прикрывать
нас справа. Начнет атаку,  перейдя  мост,  и  тем  самым  отвлечет  внимание
противника. Что же касается нас - то мы нанесем основной удар. Я уверен, что
наш красавец, - тут Дитрих окинул танк  взглядом  счастливого  отца,  -  наш
малыш нас не подведет. Одним словом, как вам план?
   - Разумный и вполне выполнимый, герр майор, - сказал Вальтер.
   - Генерала фон Топпенау я не стану ставить в известность, -  доверительно
сообщил Морунген. - Этот старый болван, это  чучело  имперского  офицера  не
захочет рисковать, он вполне способен отдать нас под трибунал. И я его  даже
понимаю. Впрочем, - поторопился добавить он, - когда мы вернемся с  победой,
у него не будет выбора. Он представит нас всех к награде, а мы  побудем  тут
еще немного и - домой. Не испытываю я доверия к России. Вот и повар говорит,
что позавчера шел в палатку погреться, а оттуда  донеслись  странные  звуки.
Заглядывает - а там сидит огромный такой медведь и жрет его шоколад. Ну, он,
естественно, поднял крик, прибежал часовой, выставил автомат. А  этот  бурый
встал на задние лапы и передними начал боксировать, да так ловко, что  выбил
часовому зубы, сорвал с ремня автомат да и был таков.  Вместе  с  шоколадом,
конечно. Так что ночевать в танке безопаснее: здесь  даже  медведи  и  те  в
партизаны идут. А ведь наши ученые утверждали, что они зимой спят, посасывая
лапу. Что уж говорить о местном населении...
   - Да, дела, - протянул Ганс.
   - Мрачновато выходит, - едва улыбнулся Вальтер.
   - Одним словом, "Синяя  жирафа",  -  поморщился  Морунген,  погружаясь  в
воспоминания, - мне все равно приятнее. Лучше разделаться с  проблемой  -  и
долой отсюда.
   - А как быть,  если  генерал  решит  остановить  нас  и  примет  меры?  -
поинтересовался осторожный Клаус.
   - А на этот счет, - хитро прищурился  Морунген,  -  у  меня  есть  особое
мнение. Я обедал с фюрером только позавчера, и об этом еще не успели забыть.
Вот я и спешу воспользоваться ситуацией. Через неделю я бы уже  не  рисковал
связываться с Топпенау, ни с любым вышестоящим командиром, а пока -  пока  я
сам себе начальник и нахожу это весьма выгодным. Словом, отставить разговоры
и готовиться к бою. Выступаем через час.
   - Так точно! - откозыряли бравые подчиненные.
   - Ах, майн либер  Августин,  Августин,  Августин,  -  морщась,  заливался
Дитрих.
   - Вам плохо, герр майор? - сочувственно  спросил  Генрих,  которого  тоже
стало мутить от  легкого  покачивания.  Танк,  следует  признать,  превзошел
всякие ожидания, однако же пострадавшие от перепития  персоны  не  могли  по
достоинству оценить его превосходные качества.
   - Да нет, не плохо, - ответил Дитрих.  -  Просто  не  выношу  эту  пошлую
песенку, а вот привязалась же с самого утра, никак не могу перестать.  -  Он
стиснул зубы до скрежета, но уже через полминуты, задумавшись, стал тихонько
напевать:
   - Августин, Августин, тьфу! Дер тойфель! Так,  где  же  это  мы?  Снаружи
тихо, может, осмотреться? А то я никогда не перестану петь...
   Свалив две стройные березки, бронированное чудовище  протиснулось  сквозь
рощицу и приостановилось. Причем движение  танка  замедлилось  не  благодаря
стараниям механика-водителя, а как бы вопреки им. Немцы не знали не  ведали,
что гусеницы нового образца, специально созданные  для  того,  чтобы  месить
фантастическое, ставшее уже легендарным российское бездорожье,  в  настоящий
момент усердно боролись с загадочным  рельефом  сельскохозяйственного  поля,
принадлежавшего колхозу "Светлый путь". Отпыхиваясь черным  смрадом,  хрипя,
завывая, постанывая от усердия  на  промерзших  колдобинах  пашни,  железный
монстр дополз наконец до конца поля и сразу весело застрекотал по тому,  что
русские  называют  проселочной  дорогой,  вводя  в  заблуждение   доверчивых
иностранцев,  у  которых  слово  "дорога"   вызывает   вполне   определенные
ассоциации. А  ведь  надо  обращать  внимание  на  прилагательные,  господа.
Прилагательные не с бухты-барахты употребляются...
   До холма, на котором крохотной  кучкой  лепились  хозяйственные  и  жилые
постройки и который в  планах  и  донесениях  немецкого  командования  гордо
именовался "высота 6", было не так  уж  и  далеко.  Карабкавшийся  вверх,  к
намеченной цели, огромный танк, свежевыкрашенный в зимний камуфляж, внезапно
затормозил и уставился перед собой в пустоту. Пока усы-антенны раскачивались
из стороны в сторону, внутри башни что-то хрюкнуло,  лязгнуло,  крышка  люка
приподнялась, и из образовавшегося проема высунулась  голова,  принадлежащая
тому, кого не далее как вчера собутыльники  именовали  цветом,  гордостью  и
надеждой нации.
   - Фу-уф!... Августин, Августин, чер-рт!!! Ну и денек сегодня! Что они  на
этих противотанковых буераках выращивают? - произнесла голова  и  спряталась
обратно. - Генри-и-их! Черт возьми!  Где  бинокль?  Сколько  раз  повторять:
бинокль мой не брать... и так ни зги не видно, еще и снега,  как  в  Альпах,
навалило. Того гляди, партизаны в маскхалатах полезут.
   - А у партизан есть маскхалаты? - недоверчиво поинтересовался Генрих.
   - Должны быть. Они же партизаны, а партизаны обязаны быть  незаметными  и
неуловимыми. Как стать неуловимым и незаметным на снегу? В маскхалате.
   - Так то где-нибудь в Европе,  -  не  унимался  Генрих.  -  А  здесь  все
наоборот. Мне унтер успел рассказать, что  их  атаковала  горстка  советских
автоматчиков цвета хаки, но на лыжах.
   - Видимо, этот унтер тоже не пропускает заведений типа "Синей жирафы",  -
отрезал Дитрих. И уже менее уверенно добавил:
   - Я понимаю, господа, что мы в России, но всякой глупости есть пределы.
   - Дай Бог, - вздохнул Вальтер.
   - ... Августин, Августин... - промурлыкал Дитрих, мотая  головой,  словно
отгонял назойливую муху. - Где бинокль, я спрашиваю?!
   - На месте, герр майор, - выпалил Генрих, различив в командирском  голосе
грозные нотки. - Разрешите напомнить, после того случая в полевом сортире вы
сами приказали...
   - Я прекрасно помню все случаи в полевых сортирах! -  рявкнул  Дитрих.  -
Откуда такая многословность, лейтенант? Вот уж действительно - воздух России
действует разлагающе на нестойкие  умы.  Безалаберная  страна,  безалаберный
народ: достаточно поглядеть, по каким дорогам они ездят и на чем они по  ним
ездят. - Дитрих  покосился  на  ржавые  развалины,  в  которых  председатель
колхоза "Светлый путь" без труда о