и  обязательно  покажут  дорогу  до  Белохаток,  где  бы  они   ни
находились. О, эти дикари за джагобумбу и мать родную продадут.
   Если дикари вначале и побаивались танка, то уже спустя полчаса  ехали  на
броне, как заправские немецкие пехотинцы. Для полноты  сходства  не  хватало
только губных гармошек. Они без умолку лопотали на своем странном  трескучем
наречии и постоянно вовлекали в разговор невозмутимого Хруммсу, выглядевшего
весьма респектабельно в кожаном комбинезоне и огромных мотоциклетных очках.
   Складывалось  впечатление,  что  дикари  в  упор  не   видят,   насколько
отличается от прочих людей странное фиолетовое существо, и что им  буквально
каждый день приходится общаться с танкистами, карликами и гордостью и цветом
германской нации.
   В свою очередь, майор, цвет и гордость германской нации, счел  знакомство
с русскими людоедами даже забавным  и  подумал,  что  рассказ  о  них  будет
пользоваться чрезвычайным успехом в светских салонах (как видим,  майор  фон
Морунген оставался невероятным оптимистом).
   Дитрих приосанился, наклонился  к  Усану  и,  перекрывая  шум  двигателя,
заорал ему в ухо:
   - Хорошо, допустим, ты не знаешь, кто такие партизаны. Но ты хоть  можешь
себе представить красного партизана?!
   Хруммса наклонился к дикарю с другой стороны и заорал ему в другое ухо:
   - Тумпита ута ута амба снуп снуп?
   Туземец явно оживился, глаза у него заблестели, а затем он недвусмысленно
облизнулся:
   - Пузимута... таон  партизана  тум...  вонта  джагобумба  смакота  мунуп!
Чикамута Белохатки, чикамута мусуп, тумпита укаюка чоп чоп смока!
   Хруммса перегнулся через плечо дикаря и заорал уже Дитриху:
   - Он говорит, что не знает точно, но  подозревает:  красная  партизана  -
зверь гораздо вкуснее шнапса и шоколада,  если  великий  белый  охотник  так
часто о нем спрашивает. Белый охотник ищет Белохатки  скорее  всего  потому,
что поймать красную партизану можно только там.
   Дитрих обвел дикаря долгим взглядом и проникновенно заговорил:
   - В Германии многие восхищаются великой русской  культурой.  У  вас  были
Чайковский, Толстой и Достоевский. Мы считали вас  серьезными  противниками,
мы воюем третий год и увязли в вашей стране по уши, и вот оказывается -  это
война  с  какими-то  дикими  племенами!  Господи,  о  чем   это   я?   Какой
Чайковский?..
   - Чайковский смока о! - охотно откликнулся второй папуас. - Чоп чоп!
   - Ничего не понимаю, - обратился Морунген к  полиглоту.  -  В  голове  не
укладывается.
   - Спокойно, майор, спокойно. Без  паники.  Шоколад  нравится  им  гораздо
больше, так что нас они  трогать  не  станут.  А  в  подробности  я  бы  вам
посоветовал не вдаваться, - сказал мудрый Хруммса.
   - Нет,  -  продолжал  настаивать  Дитрих,  -  как  же  вы  докатились  до
людоедства?
   Переводчик пожал плечиками, но вопрос добросовестно перевел:
   - Унта бусуюмба, тумпита няп няп смакота?
   Туземец страдальчески наморщил  лоб,  смутился  и  принялся  разглядывать
ужасные ногти на собственных ногах.
   - Бабута ко... няп няп! У!.. Юмба, ужажа тумпита но джагобумба.
   Хруммса сочувственно доложил:
   - Бедствуют они, говорит. В последние годы совсем одолели  пауки-яйцееды,
расплодились в таком количестве, что сожрали все яйца и тех, кто  их  несет,
во всей округе. Никакого, говорит, спасения.  Теперь  даже  поговорка  такая
появилась: в голодный год и жук - мясо.
   Морунген ошарашенно уставился на полиглота:
   - Так отчего же они не едят  этих,  как  их...  яйцеедов?  Или  те  такие
невкусные?
   - Здравая мысль, господин майор,  -  согласился  Хруммса  и  с  интересом
обернулся к папуасу:
   - Мусумбуса, бабута няп няп тумпита но джагобумба?
   Тот чуть не расплакался, объясняя  на  пальцах  суть  страшной  трагедии,
постигшей его народ:
   - Бабута смока, бабута о! О-о! Уздамбока цикута, мамота чоп  скрук  скрук
тумпита каюка!
   На сморщенном личике карлика отразилось явное сочувствие:
   - Он говорит, беда в том, что яйцееды  не  только  очень  вкусные,  но  и
весьма полезные для здоровья. И все, кто  их  ест,  хорошо  себя  чувствуют,
растут сильными и смелыми. Но  им  яйцеедов  есть  нельзя,  потому  что  это
священные покровители племени. Шаман узнает - костра не миновать. Сам обедом
станешь.
   Немец грустно посмотрел на ногти туземца и вполголоса сообщил:
   - Да, скверная вышла история.  Прав  был  отец,  коммунизм  -  опаснейшая
штука. Что с людьми делается! Но  ничего,  вот  доберемся  до  Белохаток,  я
покажу этим красным комиссарам...
   В этот самый миг из ближайших к дороге зарослей с оглушительным треском и
топотом, улюлюкая и завывая, выкатилась толпа папуасов, как две  капли  воды
похожих на Усана и его страдающего  животом  брата.  Совершенно  не  обратив
внимания на рокочущий танк, толпа пересекла лесную дорогу и скрылась в  чаще
с другой стороны.
   Союзные папуасы, завидев родичей, заволновались,  завертелись  беспокойно
на месте и закричали, обращаясь к пробегающим:
   - Ука чугунда чамписа?! Якамота бурну бурну?!
   Из леса донесся далекий крик:
   - Тумпита бум! А, ляпасом каюка! Смакота мунуп!
   Туземец решительно обернулся к Дитриху и, как честный  человек,  сообщил,
глядя ему прямо в глаза:
   - Белохатки но муюба! Атрука мусуп. Тумпита ута ута. Укаюка чоп!
   После чего, ухватив взбодрившегося брата, спрыгнул с брони и рванул вслед
за соплеменниками, развив при этом завидную скорость. Хруммса спохватился не
сразу, но спохватившись, закричал ему вслед:
   - Пузимута бесумека вонта джагобумба?!
   Туземец задорно выкрикнул:
   - Чикамута мусуп, тумпита чоп смока!
   Морунген, потрясенный до глубины души, теребил полиглота за локоток:
   - Что случилось, почему они убежали?
   Хруммса виновато пожал плечами:
   - Да черт их знает, майор. Говорят, соседнее племя напало на их  деревню.
Вот они и обрадовались. Побежали  воевать.  Для  них  это  важнее  всего.  И
скальпы, и престиж, и положение в обществе, и свежее мясо - все с  доставкой
на дом. Да и совесть чиста: не они  родственников  ни  за  что  ни  про  что
обидели.
   - Каменный век, - заметил Генрих.
   - Поразительно, - согласился Вальтер. - Если мы все-таки останемся  живы,
сяду писать диссертацию.
   - А я постараюсь забыть все это  как  страшный  сон,  -  поделился  Клаус
заветной мечтой.
   - Правильно, - пробормотал Ганс. - Не война, а какой-то сумасшедший  дом.
А помните, как хорошо  было  в  Норвегии?  Враги  с  гранатами,  пулеметами,
бомбят, стреляют, взрывают...
   - Да-а... - мечтательно протянули все.
   - Все это просто прекрасно, - сердито  сказал  Дитрих.  -  И  скальпы,  и
свежее мясо. А что нам теперь делать?
   - То же, что и раньше, - рассудительно ответил Хруммса.  -  Будем  искать
ваше захолустье либо того, кто  сможет  показать  дорогу.  Тем  временем  вы
детальнее изучите местные нравы и обычаи.
   - Только этого нам не хватало!
   - А вас никто не заставлял начинать войну, - огрызнулся переводчик. -  За
преступление следует соответствующее по степени тяжести наказание.
   - Русские - вообще жестокий народ, - заявил Дитрих.
   - Ничего подобного. Русские миролюбивы до жути. Восемьсот лет  провели  в
боях и походах.
   - ???
   - И вообще нам следует договориться, - сказал Хруммса. -  Если  до  конца
этой недели ваши Белохатки  не  отыщутся,  то  вы  меня  на  несколько  дней
отпустите в увольнение. Мне свои Белохатки нужно поискать.
   Окончательно сбитый  с  толку  и  совершенно  деморализованный,  Морунген
внезапно согласился:
   - Ну что с тобой поделаешь? Надо - значит, надо, придется тебя отпустить.
Политически значимая глава

   Чтобы избавиться от чужих драконов, нужно завести собственного.
   Е. Шварц

   Никогда не говорите с королем о политике его  государства.  Он  знает  об
этом не больше вас.

   С тех пор как в Вольхолле распространилась новость о  том,  что  в  замке
Дарт  объявился  боевой  дракон  в   полном   расцвете   сил,   неизвестного
происхождения, все совершенно закономерно решили,  что  теперь  этот  дракон
является  собственностью  короля  Оттобальта.  И  даже  успели  как  следует
назавидоваться вышеупомянутому повелителю.
   Многие короли просто проели плешь своим магам, ставя им в пример  Мулкебу
и  требуя  себе  что-нибудь  подобное  -  обязательно  по  последнему  слову
колдовства и военной науки. Маги отнекивались, отпирались как могли и втайне
связывались с многострадальным уппертальским чародеем,  пытаясь  ненавязчиво
выяснить у того, как ему удалось раздобыть такую диковину.
   Мулкеба неубедительно ссылался на сырость, прожорливых крыс  и  внезапное
озарение, но ему никто не верил.
   Затем, доведенные до белого каления бесконечными требованиями и  жалобами
своих владык, маги, не сговариваясь, решили, что всему причиной не  ревматик
и склеротик Мулкеба, но могущественнейший  из  ныне  живущих  -  Хухлязимус,
известный к тому же своим благорасположением  ко  всем  потомкам  прелестной
Валкирии Фригг. Полагали, что командир уппертальских  гвардейцев  доблестный
Сереион Фригг и раздобыл Оттобальту таинственного монстра, пользуясь  своими
мощными связями.
   То,  что   под   силу   Хухлязимусу,   недоступно   всем   другим,   даже
высококвалифицированным магам с огромным стажем работы.  Осознав  сей  факт,
чародеи успокоились. Поскучнели. Принимать меры было решительно  невозможно,
ибо не к кому.
   Самый отчаянный сунулся было к Хухлязимусу на Мумзячные болота, наплел  с
три короба про ужасы, чинимые злобным и  кровожадным  Оттобальтом,  и  долго
оплакивал злую судьбу бруссов. На что надеялся этот наивный человек, до  сих
пор покрыто мраком неизвестности.
   Хухлязимус внимательно выслушал жалобщика и не остался равнодушен  к  его
речам. С того самого дня несчастного лжеца неотступно преследовала тень  его
тещи, к тому же не молчаливая, как обычные тени, а не в меру разговорчивая.
   И тут  в  Вольхолле  разразилась  новая  сенсация  -  грозный  дракон  по
непонятной причине покинул Дарт и выступил в поход.
   Вот где была возможность развернуться дипломатам, политикам, финансистам,
примкнувшим  и  сочувствующим.  Вот  где  открылось  широченное   поле   для
импровизации.
   Каждый из обделенных владык посчитал  своим  долгом  сообщить  Оттобальту
Уппертальскому, что его неуправляемого дракона застукали за разграблением  и
разорением  их  страны,  изничтожением  памятников  культуры  и   похищением
ценностей. В связи с  чем  горестные  подданные  требуют  у  них  защиты  от
распоясавшегося монстра, а они,  не  желая  портить  дружеские  отношения  с
Упперталем, в свою очередь, просят всего только ма-а-аленькую компенсацию за
такой большой-большой разгром. Вслед  за  чем  выставлялась  душераздирающая
сумма или не менее душераздирающие требования, на которые не  согласился  бы
даже безумный лесоруб Кукс в самые худшие свои времена.
   Стоит ли говорить,  что  бесконечные  делегации  послов,  которых  теперь
каждый божий день принимали в Дарте, в большинстве своем врали от души,  ибо
не только сами в глаза не видели железного дракона, но даже не  видели  тех,
кто видел тех, кто его видел.
   "Вот такая загогулина получается", - молвил однажды совсем другой  монарх
в совсем другом мире.
   А дракон тем временем с невероятной скоростью перемещался из лесов одного
государства на поля следующего,  причем  безо  всякой  логики.  И  послов  к
Оттобальту отправляли, надеясь, что, пока  посольство  доберется  до  Дарта,
дракон уже объявится на территории этой страны.
   Послы нудно и пространно втолковывали уппертальскому владыке, как скверно
обстоят дела, и прозрачно намекали, что могли бы порассказать и  больше,  но
просто щадят нервы его величества.
   Под эту  сурдинку  шустрые  соседи  Оттобальта  хотели  провернуть  массу
запутанных и сложных комбинаций.
   Ландсхут  не  преминул  воспользоваться  случаем  и  потребовать  обратно
проданный  еще  полвека  тому  назад  славный  город  Мурзамур,  где  король
Люзматрик Четвертый заложил копи яшкуфонцев.
   Делегация Буресьи состояла сплошь из седобородых  вальяжных  профессоров,
которые  настаивали   на   открытии   в   Уппертале   большого   спетумского
приживальника, где была бы категорически запрещена охота на диких зверей,  а
особенно на редкого в здешних краях череполсяку. В случае же категорического
отказа Оттобальта у  них  был  готов  и  альтернативный  вариант:  буресийцы
соглашались и на менее дорогостоящий зверомольный серделяжник.
   Тимор давно мечтал отхватить Пучтупный  перевал,  а  шеттский  пряхипчазь
(правитель) буквально грезил  уппертальским  вином  из  экзотических  сочных
гарбульзиков - и требовал компенсировать моральные издержки сотней  бочонков
этого божественного напитка.
   Послы  из  загадочной  страны   Ярва-Яани   почему-то   хотели   получить
одновременно  Чуфанское  плато,  на  котором   состоялась   памятная   битва
уппертальцев и хаббсов и где они собирались  соорудить  красочную  панораму,
воспроизводящую это сражение, а также крупную денежную дотацию  на  изучение
широко распространенной в Уппертале певчей птички - свитрячка пухнапейского.
   От всего этого впору было свихнуться, и посему  хаббского  посла  приняли
чуть ли не с  распростертыми  объятиями,  ибо  его  требования  -  столь  же
безосновательные - были хотя бы по-человечески понятны.
   Хаббсы  потребовали  вернуть  им  одного  из   своих   клановых   вождей,
захваченного в плен регулярными войсками Оттобальта после того,  как  он  со
своей ордой принялся  грабить  не  только  Шеттскую  пряхипчазию,  но  и  юг
Упперталя.
   Плененный оправдывался тем, что набег на славных соседей совершил сгоряча
и не подумав, а также по темноте своей  и  неучености.  Ссылался  на  плохое
знание  картографии  и  скверную  ориентацию  в   пространстве,   взывал   к
человеколюбию и даже наградил короля титулом "большого просветителя".
   Однако, выслушав подробный доклад Мароны о нанесенном государству ущербе,
"большой  просветитель"  (в  глубине  души  не  любивший  хаббсов)   остался
непреклонным. Более того, он решил  войти  в  хаббскую  историю  как  первый
учитель географии - то есть казнить зарвавшегося  предводителя  в  назидание
остальным. Чтобы карты изучали, понимаешь, до, а не после набега.
   Замысел был хороший, но, как и большинство хороших замыслов, привести его
в исполнение не удалось. Коварный Юркич-хан, так звали  пленного,  не  желал
служить примером своим соплеменникам и наотрез отказался  от  почетной  роли
эталона мужества и стойкости славных хаббских воинов. За день  до  казни  он
безответственно сбежал из тюрьмы и скрылся в неизвестном  направлении,  чуть
было не сорвав тщательно подготовленную церемонию.
   Ошалевшие  от  такой  наглости  придворные  все  же  решили  не   портить
Оттобальту праздник. Кроме того, и свои  головы  будут  целее,  и  в  глазах
мировой  общественности  Упперталь  останется  на  высоте.   Словом,   когда
выяснилось, что на одной чаше весов находится крупный конфуз, а на другой  -
серьезная победа; когда обнаружили ненароком, что придворный  летописец  уже
занес в свою амбарную книгу сообщение о казни Юркич-хана на главной  площади
Дарта и принялся за описание  народных  гуляний  по  данному  торжественному
случаю, не осталось другого выхода, кроме как отправить на плаху  заурядного
хаббского разбойника. Разумеется, под чужим именем.
   Казалось  бы,  все  разрешилось  ко  всеобщему   удовлетворению,   однако
уппертальская пословица гласит: "Народная  молва  хуже  пожара".  И  немного
погодя вельможи получили возможность лишний раз убедиться в том,  что  народ
мудр и пословиц зря не придумывает.
   Пронырливые хаббсы вскоре узнали о подмене. Версий случившегося  хаббский
королевский двор выдвинул две  -  и  обе  не  слишком  оригинальные.  Первая
заключалась в том, что Юркич-хана заставили служить уппертальскому  владыке,
дабы использовать его против соплеменников. А вторая - что Юркич-хан сам  из
каких-то своих соображений перешел на сторону Оттобальта, дабы,  заручившись
его поддержкой, терроризировать родную страну и бывших сограждан.
   "Что в лоб, что по лбу", - сказал бы по сему поводу мудрый народ.
   Посовещавшись, хаббсы решили, что им жизненно важно вернуть своего  вождя
на родину для дальнейших разбирательств. И надо  сказать,  что  у  них  были
веские причины. После исчезновения Юркич-хана в стране начались беспорядки и
открытая борьба за власть  между  его  сыновьями  (беглый  разбойник  правил
обширными землями, и они считались лакомым куском). А тут еще  одна  из  жен
хана во всеуслышание заявила,  что  дело  ее  мужа  не  умрет  и  она  лично
продолжит то, что он начал. О чем шла речь, никому не было известно, так как
Юркич-хан ничего такого не начинал. Как и все его  предки,  собирал  дань  в
южных провинциях Ландсхута, нагло грабил Шетт и лишь однажды нечаянно  залез
в Упперталь, где и был пойман на жареном. Но  больше  всего  хан  был  нужен
своим военачальникам и подданным, так как  исчез  вместе  с  награбленным  и
солидной данью.
   Именно этот животрепещущий вопрос и обсуждался  сейчас  в  парадном  зале
Дартского замка.
   Многострадальный хаббский посол Муспапс чувствовал себя как между молотом
и наковальней: с одной  стороны  ему  грозил  гнев  далекого,  но  свирепого
собственного владыки, с другой - грустно и немного обиженно взирал на него с
великолепного трона могучий Оттобальт Уппертальский, которого (как  сообщили
хаббсу его соглядатаи при  уппертальском  дворе)  различные  посольства  уже
замучили разнообразными требованиями и  жалобами,  и  нервы  его  величества
находились в крайне натянутом состоянии. Гром мог грянуть в любую минуту.
   Посол, зная взрывной характер Оттобальта, говорил  мягко,  вкрадчиво,  не
торопясь, чтобы его  величеству  было  проще  следить  за  ходом  запутанных
событий:
   - Тогда совсем не есть  казнить,  хотя  так  быть  задумано.  Тогда  есть
бежать, спасаться.
   Оттобальт доверчиво посмотрел на пышно  разодетого  хаббса,  затем  -  на
министра Марону, топтавшегося по левую руку от трона.
   - Ну и что дальше? Я все равно ничего не понимаю...
   Муспапс приступил к изложению самой сути:
   - Он не есть казнить, он есть спасаться.
   Оттобальт возмутился:
   - Как же спасаться, если я приказал его казнить?
   Посол придал своему голосу проникновенности и убедительности:
   - Да, да. Вы есть казнить. Он есть спасаться.
   Король растерянно оглянулся на министра, ища у него моральной поддержки:
   - Не может быть, я сам видел, как его казнили!
   Хаббс не унимался:
   - Да, да. Вы есть видеть, а он есть бежать.
   От волнения Оттобальт даже привстал с трона:
   - Куда бежать?! Вот злопакостные существа! Когда бежать?!  Я  видел,  как
его казнили! Повторить по слогам?
   Посол решил для доходчивости изобразить ситуацию в лицах:
   - О да. Вы есть присутствовать - он есть отсутствовать, спасаться.
   Его величество начал потихоньку звереть:
   - Марона, как это все понимать? У меня уже голова идет кругом,  растолкуй
немедленно, не то велю спасать... то есть казнить!
   Когда закрутилась вся эта история с побегом и подменой казнимого,  Марона
был категорически против подобной авантюры. Но дал себя уговорить, не  желая
ввязываться в полемику с разгневанным монархом и надеясь, что повезет.  Хотя
должен был знать, что все тайное когда-нибудь становится явным. Вот и  тайна
Юркич-хана все равно выплыла наружу. А отдуваться теперь не тем, кто упустил
преступника, а ему. И скажите после этого - - есть ли в мире справедливость?
   Первый министр лучезарно улыбнулся своему королю и буквально пропел:
   - О мой повелитель, не извольте  гневаться,  все  предельно  элементарно.
Говоря простым хаббским языком, он был не  столько  казнен,  сколько  спасся
бегством.
   Оттобальт снова умостился на троне:
   - Да-а-а?! Во дают! Хорошо еще, что ты этих хаббсов понимаешь. А то -  не
есть казнить, есть спас