казала на Макгристла, - он  лжец!  Я
вовсе не горжусь моей ложью, но я никогда не позволила бы этому гаду поймать
Дзирта!
   Бренор немного подумал над ее словами, а затем обнял ее за талию и крепко
прижал к себе. Обман дочери еще причинял ему боль, но  дворф  гордился  тем,
что девочка способна отстаивать свои убеждения.  По  правде  говоря,  Бренор
пришел  сюда  не  для  того,  чтобы  искать  Кэтти-бри,  которая,   по   его
представлению, сидела  в  шахтах  и  дулась  на  него,  а  для  того,  чтобы
встретиться с дровом. Чем больше он размышлял над подробностями своей  битвы
с реморхазом, тем больше убеждался в том, что Дзирт хотел прийти к  нему  на
помощь, а не сражаться с ним. Теперь, в свете только  что  происшедшего,  из
его души улетучились последние сомнения.
   - Дзирт подоспел вовремя и освободил меня от этого грубияна, - продолжала
Кэтти-бри. - Он спас меня.
   - Дров подговорил ее, - возразил Родди, чувствуя, как растет гнев в  душе
дворфа, и не желая драться с опасным соперником. - Это убийца, говорю  тебе,
и то же самое сказал бы тебе  Бартоломью  Тистлдаун,  если  бы  мертвец  мог
говорить!
   - Ба! - фыркнул Бренор. - Ты не знаешь мою  девочку,  а  не  то  сто  раз
подумал бы, прежде чем назвать ее лгуньей. А  еще  раньше  я  говорил  тебе,
Макгристл, что мне не нравится,  когда  моя  дочка  волнуется!  Думаю,  тебе
следует убраться из моей долины и сделать это прямо сейчас.
   Родди зарычал. Зарычал и его пес, который прыгнул между горцем и дворфом,
оскалив зубы на Бренора. Бренор пожал плечами, нисколько не  испугавшись,  и
сам зарычал на собаку, дразня ее.
   Пес потянулся к  лодыжке  дворфа,  и  Бренор  резким  движением  тяжелого
башмака придавил нижнюю челюсть собаки к земле.
   - И забирай с собой своего вонючего пса! - взревел Бренор, хотя при  виде
мясистого бока собаки он снова подумал, что мог бы лучше распорядиться  этой
сердитой тварью.
   - Я иду туда, куда хочу, дворф! - огрызнулся Родди. - Я собираюсь достать
этого дрова, и если он все еще в твоей долине, значит, здесь останусь и я!
   Бренор распознал в голосе человека явное разочарование  и  повнимательнее
присмотрелся к синякам на лице Родди и глубокому порезу на его руке.
   - А дров-то, оказывается, сбежал от тебя, - сказал  дворф,  глубоко  раня
Родди своим ехидством.
   - Ненадолго, - пообещал горец. - И никакие дворфы не смогут помешать мне!
   - Возвращайся в шахты, - велел Бренор Кэтти-бри. - Скажи остальным, что я
немного опоздаю к ужину.
   Он снял с плеча топор.
   - Задай ему хорошенько, - пробормотала сквозь зубы  Кэтти-бри,  нисколько
не сомневаясь в доблести отца. Она поцеловала Бренора в  макушку,  прикрытую
шлемом, и, довольная, побежала прочь. Отец поверил ей, и все  в  мире  опять
замечательно!

***

   Родди Макгристл и колченогий пес некоторое время спустя покинули долину.
   Родди чувствовал слабость в Дзирте и  считал,  что  на  этот  раз  сможет
победить дрова, но он не был так  же  уверен  в  отношении  Бренора  Боевого
Топора. Когда Бренор сбил Родди с ног, а это  произошло  достаточно  быстро,
Родди ни на секунду не усомнился в том, что,  если  бы  он  попросил  дворфа
убить себя, Бренор с радостью выполнил бы его просьбу.
   С вершины южного склона, откуда Дзирт впервые взглянул на Десять Городов,
темный эльф наблюдал за тем, как повозка катится по долине, подозревая,  что
это повозка охотника за головами. Не зная, что все это означает,  но  горячо
веря в то, что Родди переменил свои намерения, Дзирт  смотрел  на  уложенные
пожитки и раздумывал, куда ему направиться на этот раз.
   Огоньки городов уже зажигались, и дров  наблюдал  за  ними  со  смешанным
чувством. Сколько раз  бывал  он  на  этой  вершине,  завороженный  красотой
окрестностей, думая, что здесь  наконец  он  обрел  настоящий  дом!  Как  же
переменилось теперь его восприятие! Появление  Макгристла  заставило  Дзирта
задуматься и напомнило ему, что он все еще остается изгоем  и  всегда  будет
таковым.
   - Дзиррит, - пробормотал он проклятое слово. В тот момент Дзирт не верил,
что ему когда-нибудь удастся обрести дом, не  верил,  что  дров,  который  в
сердце  своем  вовсе  не  является  дровом,  может  найти  место   в   любых
королевствах, будь то поверхность или  Подземье.  Все  надежды,  даже  самые
робкие, которые наполняли усталое сердце Дзирта, улетучились.
   - Это место называется Склоном Бренора, - раздался  грубоватый  голос  за
спиной Дзирта.
   Он обернулся, собираясь бежать, но  рыжебородый  дворф  оказался  слишком
близко к  нему,  и  мимо  него  невозможно  было  проскользнуть.  Гвенвивар,
оскалившись, рванулась к Дзирту.
   - Убери-ка свою любимицу, эльф, - сказал Бренор. - От этой  кошки  воняет
так же, как и от собаки, а мне не нравятся ни те, ни другие! Это мое  место,
продолжал дворф, - поскольку я - Бренор, а это Склон Бренора.
   - Я не видел здесь ни одного знака, который говорил  бы,  что  это  место
кому-то принадлежит, - раздраженно ответил Дзирт; терпение его было истощено
долгой дорогой, которая казалась ему все более длинной. - Теперь я знаю, что
это место твое, поэтому уйду. Будь уверен, дворф, я не вернусь.
   Бренор поднял руку, чтобы заставить дрова замолчать.
   - Это просто груда камней, - сказал  он  таким  тоном,  который  в  устах
Бренора походил на извинение. - Я назвал его своим, ну и  что  дальше?  Ведь
это просто груда камней!
   Дзирт поднял голову, услышав неожиданные откровения дворфа.
   - Нет ничего, что было бы таким, как кажется, дров! - заявил Бренор.
   - Ничего! Ты пытаешься следовать тому, что знаешь, но обнаруживаешь,  что
ничего не знаешь! Вот я думал,  что  собака  вкусная,  ведь  она  достаточно
аппетитно выглядела, но теперь меня выворачивает при каждом движении!
   Повторное упоминание о собаке стало причиной внезапного  озарения  Дзирта
по поводу отъезда Родди Мактристла.
   - Ты прогнал его, - сказал дров, указывая на  дорогу,  ведущую  прочь  из
долины. - Ты прогнал Макгристла с моей дороги.
   Бренор едва слушал его и, уж конечно, не стал бы признаваться в поступке,
сделанном от чистого сердца.
   - Стараюсь не доверять людям, -  сказал  он  безразлично.  -  Никогда  не
знаешь, чего им надо,  а  когда  наконец  узнаешь,  то  оказывается  слишком
поздно,  чтобы  действовать!  Но  вот  насчет  других  личностей  я   всегда
задумывался всерьез.
   Ведь, в конце концов, эльф - это эльф, а гном-это гном. Орки просто глупы
и безобразны. Никогда не думал, что с ними может быть по-другому, а  ведь  я
знал нескольких!
   Бренор похлопал по топору, и Дзирт понял его намек.
   - Так же думал я и о дровах, - продолжал Бренор. - Я никогда не  встречал
ни одного из вас, да и не хотел этого. А кто хотел  бы,  спрашиваю  я  тебя?
Ведь дровы - злой и двуличный народ. Так говорил мне мой отец, и отец  моего
отца, да и все остальные, кто рассказывал мне о вас. - Он взглянул на запад,
на огни Термалэйна на берегах Мир Дуальдона, покачал головой  и  пнул  ногой
камешек. - И вот теперь я узнаю, что некий дров бродит по моей долине, и что
мне, королю, остается делать? А потом выясняется,  что  моя  дочь  бегает  к
нему! - Внезапно в глазах Бренора вспыхнул огонь, но тут же потух, когда  он
почти смущенно взглянул на Дзирта. - Она солгала мне. Раньше  она  этого  не
делала и не сделает больше никогда, если у нее хватит ума!
   - Это не ее вина, - начал было Дзирт, но Бренор энергично замахал руками,
чтобы прекратить бесполезный спор.
   - Я думал, что знаю то, что  знал,  -  продолжил  Бренор  после  недолгой
паузы, и его голос прозвучал почти жалобно. - Я имел  свое  представление  о
мире и был в нем уверен. Легко  вечно  сидеть  в  своей  норе.  -  Он  снова
взглянул прямо в светящиеся неярким светом  лиловые  глаза  дрова.  -  Склон
Бренора? - спросил дворф и смиренно пожал плечами. - Что это  значит,  дров,
присвоить чье-нибудь имя  груде  камней?  Думаю,  что  я  знал,  просто  мне
показалось, что эта собака будет приятна  на  вкус.  -  Бренор  потер  рукой
брюшко и нахмурился. - Можешь сам назвать как хочешь  эту  груду  камней.  Я
больше не претендую на то, чтобы  она  носила  мое  имя!  Назови  его  Склон
Дзирта, а мне можешь дать пинка!
   - Я не сделаю этого, - тихо сказал Дзирт. - Не  смог  бы,  даже  если  бы
захотел!
   - Тогда назови его как хочешь! -  вскричал  Бренор,  внезапно  приходя  в
отчаяние. - А собаку можешь назвать коровой, это все  равно  не  изменит  ее
вкуса!
   Бренор в смятении развел  руками  и  двинулся  прочь,  тяжело  ступая  по
каменистой тропе и что-то ворча на каждом шагу.
   - И присматривай за моей девочкой, - услышал Дзирт ворчание Бренора, если
она такая тупоголовая, что бегает к вонючим йети и  шляется  по  горам,  где
кишмя кишат черви! Знай, что я оставил тебя...
   Остальные слова расслышать было невозможно, потому что Бренор скрылся  за
поворотом.
   Дзирт не пытался разобраться в смысле бестолкового диалога, но ему  и  не
требовалось разбираться в том значении, которое Бренор вложил в свои  слова.
Он  коснулся  Гвенвивар,  надеясь,  что  пантера   тоже   восхищена   видом,
открывавшимся перед ними и внезапно  снова  ставшим  таким  чудесным.  Дзирт
понял, что теперь он сможет сидеть на этой вершине, вершине Склона  Бренора,
и смотреть, как  зажигаются  огоньки,  ибо,  вдобавок  ко  всему  сказанному
дворфом, Дзирт полагал, что ясно услышал  еще  одну  фразу,  которую  жаждал
услышать столько лет:
   "Добро пожаловать домой".

ЭПИЛОГ

   Из всех рас, известных в Королевствах, нет ни одной такой  же  запутанной
или такой же запутавшейся, как люди. Монши внушил мне,  что  боги,  находясь
вне нас, являются воплощениями того, что кроется в наших сердцах.  Если  это
правда, значит, множество разнообразных богов,  которым,  поклоняются  секты
людей, божества, представляющие широчайший  спектр  типов  поведения,  могут
многое поведать о самой расе.
   Сталкиваясь  с   полукровкой-хафлингом,   эльфом,   дворфом   или   любым
представителем другой расы, хорошей или плохой, ты уже знаешь, чего от  него
ожидать. Конечно, существуют исключения; себя я причисляю к самым ярким!  Но
большинство дворфов отличаются грубоватым нравом, хоть в глубине души они  и
добры, и я никогда не встречал эльфа, который  предпочел  бы  темную  пещеру
жизни под открытом небом. Но то, что предпочитает человек,  известно  одному
человеку, если только он сам может в этом разобраться.
   Следовательно, в том, что касается добра  и  зла,  людей  следует  судить
наиболее осторожно. Мне приходилось сражаться с ужасными убийцами, я  видел,
как люди-чародеи творят свои заклинания, и был заворожен их  силой,  которая
безжалостно уничтожала все живое на своем пути. Я видел города,  где  группы
людей сетовали богам на несчастья своей расы, живя в королевских дворцах,  в
то время как другие мужчины, женщины  и  даже  дети  голодали  и  умирали  в
грязных  закоулках.  Но  я  встречал  и  других  людей:  Кэтти-бри,   Монши,
Вульфгара, Агорвала из  Термалэйна,  -  людей,  чья  честность  не  подлежит
обсуждению и чье стремление к добру за короткую жизнь превосходит  все,  что
большинство  дворфов  и  эльфов  могут  совершить  за  миллион  лет   своего
существования, и даже больше.
   Эта раса, безусловно, сбивает с толку, и судьба  мира  все  чаще  и  чаще
зависит от ее всемогущих рук. Люди могут построить  хрупкое  равновесие,  но
это равновесие нельзя  назвать  тупым.  Люди  охватывают  спектр  характеров
полнее, чем любые другие существа; это единственная "добрая" раса, которая с
тревожным постоянством ведет войну сама с собой.
   Эльфы с поверхности надеются на хороший конец. Они, живущие дольше  всех,
видевшие рождение многих веков, верят, что раса людей  наконец  созреет  для
добра, что зло среди них в конце концов будет низвержено и  мир  возрадуется
тем, кто останется.
   В городе, где я родился, я был свидетелем грани, до которой  могут  дойти
зло, саморазрушение и неспособность достичь наивысших целей, пусть даже  эти
цели основаны на признании силы. По этой причине  я  тоже  делаю  ставку  на
людей, ради блага Королевств. Поскольку люди наиболее  разнообразны,  они  и
наиболее подвержены воздействию; большинство из них способны бороться с тем,
что признают в себе дурного.
   Моя школа выживания  была  основана  на  вере,  что  в  жизни  существует
наивысшая цель: этот принцип  сам  в  себе  таит  вознаграждение.  Я,  таким
образом, не могу думать о будущем с отчаянием; скорее,  я  питаю  еще  более
сильную надежду и все больше укрепляюсь  в  мысли,  что  могу  достичь  этих
высот.
   Такова  моя  история,  рассказанная  настолько  полно,  насколько  я  мог
припомнить, и так подробно, как я задумал поведать. Моя дорога была длинной,
ухабистой и трудной, и только теперь, когда  за  моей  спиной  осталось  так
много, я способен честно рассказать обо всем.
   Я не стану оглядываться на те дни со  смехом:  их  цена  слишком  велика,
чтобы насмехаться над ними. Я часто вспоминаю Закнафейна, Белвара и Монши, а
также остальных друзей, которые остались позади.
   Я  часто  раздумывал  о  множестве  врагов,  с  которыми   мне   пришлось
столкнуться,  и  о  множестве  жизней,  которым   я   положил   конец.   Мое
существование  было  суровой  жизнью  в   суровом   мире,   полном   врагов,
ненавидевших меня и все, что было мне дорого. Я молился о точном ударе  моих
сабель, о моих боевых способностях, и я должен признать, что много  раз  мне
предоставлялась возможность гордиться этими заслуженными качествами.
   Но всякий  раз,  когда  я  прихожу  в  себя  после  возбуждения  битвы  и
рассматриваю все более подробно,  я  сожалею,  что  события  не  развивались
по-другому.  Мне  причиняет  боль,  когда  я   вспоминаю   Мазоя   Ган'етта,
единственного убитого мной дрова; он сам был инициатором нашего боя  и,  без
сомнения, убил бы меня, если бы я не оказался сильнее. Я могу оправдать свои
поступки в тот роковой день, но  никогда  не  буду  спокойно  размышлять  по
поводу их необходимости. Ведь, кроме  сабли,  можно  было  найти  и  другой,
лучший способ.
   В  мире,  наполненном  опасностями,  где  за   каждым   поборотом   тропы
подстерегают орки и тролли, тот, кто может сражаться, чаще  всего  считается
героем, и все им восхищаются. Но под мантией героя скрывается нечто большее,
чем сила рук или доблесть в бою. Монши был настоящим героем, потому что  ему
удалось преодолеть  все  превратности  судьбы,  потому  что  он  никогда  не
колебался, даже если шансы были неравны, и, самое главное,  потому,  что  он
всегда действовал согласно системе ясно определенных принципов. То же  можно
сказать и о Белваре Диссенгальпе, безруком глубинном  гноме,  который  сумел
стать другом дрову-изгою. Или о Щелкунчике, который был  готов  пожертвовать
собственной жизнью, чтобы не подвергать опасности жизнь друзей.
   Точно так же называю я героем  и  Вульфгара  из  Долины  Ледяного  Ветра,
который ставил принципы превыше боевого пыла. Вульфгару  удалось  преодолеть
предубеждения своего дикого отрочества, научиться видеть мир как место,  где
живет надежда, а не как поле для возможных сражений  и  споров.  И  Бренора,
дворфа, который объяснил Вульфгару эту важную разницу, его, справедливейшего
короля всех Королевств, я тоже считаю героем. Он соединяет в себе  качества,
которые его народ ценит превыше  всего.  Народ  Бренора  с  радостью  отдаст
жизнь, чтобы защитить своего короля, на последнем  дыхании  распевая  песнь,
посвященную ему.
   В самом конце,  когда  моему  отцу  удалось  наконец  преодолеть  влияние
могущества верховной матери Мэлис, он тоже стал героем.  Закнафейн,  который
всю свою жизнь проигрывал битву за принципы и истину, все-таки  стал  в  ней
победителем.
   Однако никто из этих воинов  не  может  сравниться  с  юной  девочкой,  с
которой я познакомился, путешествуя по десяти Городам. Из  всех  встреченных
мною людей никто так не придерживался идеалов честности и порядочности,  как
Кэтти-бри. Она видела много битв, и все-таки в ее глазах  сверкают.  искорки
невинности, а в ее чистой улыбке нет жестокости.  Пусть  будет  печален  тот
день и пусть весь мир оплачет тот момент, когда неблагозвучные нотки цинизма
испортят ее мелодичный голосок.
   Часто те, кто называют меня героем, имеют в виду мою  боевую  доблесть  и
ничего не знают  о  тех  принципах,  которые  руководят  моими  клинками.  Я
принимаю  этот  титул,  поскольку  он  заслужен,  принимаю   его   ради   их
удовлетворения и моего собственного. Когда Кэтти-бри называет  меня  героем,
мое сердце переполняется радостью, потому что я знаю: она ценит мое  сердце,
а не мою руку с оружием; в такие минуты я  осмеливаюсь  поверить,  что  этот
титул действительно справедливо принадлежит мне.
   Таков конец моей истории, и что я могу еще сказать? Теперь я сижу в  уюте
и удобстве рядом с моим другом, справедливым королем Мифрилового  Зала,  где
царят тишина, мир и процветание. Конечно,  можно  подумать,  что  этот  дров
нашел свой дом и свое место. Но я всякий  раз  напоминаю  себе,  что  я  еще
молод. По сравнению с прожитым у меня впереди, еще в десять раз больше  лет.
А что касается моего настоящего, то мир остается по-прежнему опасным местом,
где следопыт должен помнить о своих принципах и о своем оружии.
   Так можно ли сказать, что моя история вся рассказана?
   Думаю, что нет.
   Дзирт До'Урден.