ытки прекратятся.
   Хоукмун облизал пересохшие губы. Он еще раз посмотрел на графа, затем
на Тарагорма и Калана, а потом обвел взором толпу, жаждущую крови.
   Как ни омерзительна была для него мысль покончить с собой  на  потеху
этим мерзавцам, но он  не  видел  иного  способа  спасти  графа  Брасса.
Однако, что в таком случае станется  со  всем  миром?  Сейчас  он  не  в
состоянии был представить себе всех последствий такого шага.
   Медленным движением герцог повернул меч и установил  его  так,  чтобы
рукоять упиралась в пол, а острие легло под самое сердце.
   - Вы все равно погибнете, - с горестной  улыбкой  заявил  он,  обводя
взором присутствующих. - Жив я или мертв, это ничего  не  меняет.  Гниль
погубит вас, та самая, что разъедает ваши души. Однажды  нечто  подобное
уже случилось, и вы набросились друг на друга, вместо того чтобы  сообща
противостоять нависшей опасности. Вы пожирали друг друга точно звери,  в
то время как мы штурмовали Лондру. Разве удалось бы нам одержать  победу
без вашей помощи? Не думаю.
   - Молчи, - выкрикнул Калан из своей пирамиды. -  Делай,  что  должен,
Хоукмун, или мы вновь заставим графа Брасса плясать.
   Но в этот миг  за  спиной  у  Хоукмуна  внезапно  раздался  мощный  и
властный, хотя и усталый, голос графа Брасса.
   - Нет.
   - Если Хоукмун откажется от данного им слова, то боль вернется,  граф
Брасс. Ужасная, жгучая боль. - напомнил ему Тарагорм, словно обращаясь к
ребенку.
   - Нет, - возразил граф. - С моими страданиями покончено.
   - Так вы желаете, чтобы мы убили и вас тоже?
   - Моя жизнь не имеет значения. Для меня  сейчас  важнее  те  мучения,
которые я перенес по вине Хоукмуна. Раз уж он все равно должен  умереть,
так дайте мне возможность поквитаться  с  ним  за  эти  пытки.  Я  готов
исполнить то, чего вы ждали от меня  так  долго.  Я  убью  его.  Теперь,
пережив испытания, которые вряд ли по силам другому живому  существу,  я
понял, кто мой истинный враг. Позвольте мне убить его. Потом я  согласен
умереть, но умру отмщенным!
   Под пыткой мыслительные способности  графа  Брасса  явно  пострадали.
Желтые глаза его выкатывались из орбит, он скалил белоснежные зубы.
   - Я умру отомщенным, - повторял он.
   Сколь же велико было изумление Тарагорма.
   - Я и не ожидал ничего подобного. Мы не зря так верили в вас, граф. -
Голос его дрожал от радости.
   Вырвав из рук стражника меч с широким лезвием и медной  рукоятью,  он
вручил его графу Брассу.
   Тот схватил оружие обеими руками и, сощурившись, обернулся к  герцогу
Кельнскому.
   - Я буду счастлив увлечь за собой в иной мир хоть одного врага!
   Граф Брасс вскинул огромный клинок над головой. Свет  факелов  озарил
его медные доспехи, и в этом нестерпимом сиянии показалось, будто металл
до сих пор плавится и течет.
   И в глазах его Хоукмун прочел смертный приговор.

Глава 4

ВЕТЕР ВРЕМЕНИ

   Однако смертный приговор, что Хоукмун узрел  во  взгляде  графа,  был
подписан не ему, а Тарагорму.
   За   долю   секунды   граф   Брасс   развернулся,   бросил   Хоукмуну
предупреждающий клич и обрушил свой массивный клинок  на  маску  в  виде
циферблата, Снизу донесся дикий вой, толпа поняла, что происходит. Поток
звериных масок хлынул по ступеням зиккурата.
   Откуда-то сверху послышался вопль  Калана.  Живо  подхватив  огнемет,
Хоукмун принялся вращать им, чтобы выбить  копья  из  рук  стражей.  Они
отступили под истошные крики Калана; "Недоумки!
   Недоумки!"
   Тарагорм покачнулся. Именно он, похоже, управлял белым  сиянием,  ибо
оно принялось мерцать и меркнуть, когда граф Брасс  вновь  занес  оружие
для удара. Циферблат раскололся, стрелки беспомощно повисли, но  голова,
видимо, осталась пела.
   Сабля вновь обрушилась на маску, расколов ее надвое.
   И тогда изумленным взорам предстала голова, непомерно  крохотная  для
такого тела. Маленькая, отталкивающего вида  головка.  Голова  существа,
родившегося еще во времена Тысячелетия Ужаса.
   Беспощадным ударом сабли  граф  Брасс  снес  с  плеч  Тарагорма  этот
уродливый белый нарост. Теперь колдун уж точно был мертв.
   Люди в звериных масках со всех сторон полезли на зиккурат.
   Граф Брасс радостно взревел в упоении завязавшейся битвы. Клинок  его
молнией сверкал в воздухе, унося сразу  по  несколько  жизней,  разбивая
вдребезги шлемы и латы, разрубая маски и отрубая руки и ноги,  все,  что
попадалось на  его  пути.  Кровь  ручьями  стекала  по  крутым  ступеням
лестницы. Маски,  толпясь  и  мешая  друг  другу,  скользили  на  них  и
срывались вниз.
   На другой стороне площадки Хоукмун не на жизнь, а на смерть схватился
со стражниками в масках Богомолов, которые также выхватили мечи.
   И тут внезапный порыв ветра пронесся под куполом пещеры,  отозвавшись
стоном и тонким свистом и заполнив ее своею тихой жалобой.
   Хоукмун, сделав стремительный выпад, поразил одного из противников  в
смотровую щель маски. Вытащив лезвие, он  успел  отразить  удар  второго
стражника. А затем взмахнул мечом и ударил  с  такой  силой,  что  сталь
прорубила воротник маски и рассекла  врагу  горло.  Солдат  зашатался  и
упал. Теперь освободившийся Хоукмун смог присоединиться к графу.
   - Граф! - окликнул он. - Граф Брасс! Где-то сверху  Калан  повизгивал
от ужаса.
   - Ветер! Ветер Времени!
   Но герцог не обратил на него  ни  малейшего  внимания.  У  него  была
одна-единственная цель - добраться до своего друга и, если  понадобится,
умереть рядом с ним.
   Но ветер не прекращался. Он дул, постепенно набирая силу,  и  Хоукмун
почувствовал, как будто чья-то невидимая мягкая ладонь  уперлась  ему  в
грудь  и  не  позволяет  сделать  ни  шагу.  Дориан  наклонился  вперед,
напрягся, но не смог бороться с этой силой. Ветер достиг ураганной мощи.
Он сминал,  расшвыривал  в  разные  стороны  людей  в  звериных  масках,
скидывал их с площадки; лестница зиккурата стремительно опустела.
   Граф обеими руками вскинул саблю. Доспехи его полыхали, точно солнце.
Он встал над трупами поверженных  противников  и  с  воинственным  ревом
отражал натиск зверей, которые  пытались  достать  его  своими  копьями,
пиками и мечами. Клинок его вздымался и опускался  подобно  маятнику  на
груди Тарагорма.
   Герцог расхохотался. Пусть уж они погибнут, если уж так  суждено.  И,
собравшись с силами, он двинулся против  ветра,  изо  всех  сил  пытаясь
достичь графа Брасса.
   Но тут ураган подхватил герцога и понес его вверх.  Хоукмун  отчаянно
принялся отбиваться, видя, как уменьшается под  ним  в  размерах  фигура
графа, площадка, на которой тот продолжал без устали  сокрушать  врагов,
сам  зиккурат...  Все  это  стремительно  проваливалось  куда-то   вниз,
исчезало из виду... Прямо  на  глазах  у  него  в  ослепительном  взрыве
исчезла пирамида, и Калан с отчаянным  воплем  ужаса  полетел  в  темную
бездну.
   Хоукмун понял, что это ветер поднял его и удерживает в  воздухе.  Что
там говорил на этот счет Калан? Он назвал его "Ветром Времени"?
   Возможно  ли,  что,  убив  Тарагорма,  они  высвободили  новые   силы
пространства и времени и стали причиной Хаоса, приближенного к  границам
реального мира опытами Калана и Тарагорма?
   Хаос. Неужели Хоукмуну, унесенному Ветром Времени,  суждено  навсегда
стать его пленником?
   Но нет... Он уже покинул пещеру и теперь  оказался  в  самой  Лондре.
Однако перед ним была не перестроенная Лондра его мира, а  та,  прежняя,
Лондра мрачных времен, ощетинившаяся  частоколом  башен  и  минаретов  с
редкими вкраплениями куполов по берегам  Таймы,  несущей  свои  кровавые
воды. Этот ветер отбросил его в прошлое. Послышался  звон  металлических
крыльев, и Хоукмун увидел украшенный  орнаментом  орнитоптер.  В  городе
царило лихорадочное оживление. Что же здесь готовилось?
   И вновь декорации сменились.
   И вновь под ним простиралась Лондра. Но теперь здесь бушевала  битва.
Взрывы, пожары, крики умирающих. Хоукмун узнал  происходящее.  Это  была
битва при Лондре.
   Земля понеслась ему навстречу.  Ниже,  еще  ниже,  совсем  низко.  Он
перестал понимать, кто он такой и что с ним происходит.
   Но затем он вновь ощутил себя Дорианом Хоукмуном, герцогом Кельнским.
На голове у него красовался  зеркальный  сияющий  шлем,  в  руке  -  Меч
Рассвета, на шее - Красный Амулет, а во лбу - Черный Камень.
   Он вновь участвовал в битве за Лондру.
   Мысли его смешались, прошлые  и  будущие,  и,  пришпорив  лошадь,  он
устремился в бой. Черный Камень немедленно пронзил  его  мозг  ужасающей
болью.
   Везде  вокруг  него  сражались  и  умирали  люди.  Загадочный  Легион
Рассвета, словно окутанный сказочной розовой  дымкой,  врубился  в  ряды
воинов в масках Стервятников и Волков. Их стройные ряды смешались. Из-за
непрерывной головной боли Хоукмун  с  трудом  различал,  что  происходит
вокруг. Один или два раза он вроде заметил  камаргских  солдат.  Вдалеке
блеснули зеркальные шлемы. Внезапно он осознал, что рука его,  сжимающая
Меч Рассвета, бессознательно поднимается и опускается, разрубая на куски
воинов Империи Мрака, что выскакивали перед ним со всех сторон.
   - Граф Брасс, - пробормотал он. - Граф Брасс.
   Он помнил, что желал оказаться рядом со своим старым товарищем, но не
помнил, зачем. Герцог видел, как его воины-варвары из Легиона  Рассвета,
покрытые с ног до головы боевой  раскраской,  прорубают  себе  дорогу  в
гранбретанской пехоте булавами и копьями с пучками  окрашенных  волос  у
наконечника. Хоукмун смотрел вокруг, пытаясь отыскать зеркальный шлем  с
бронзовым гребнем, принадлежащий графу Брассу.
   Между тем  головная  боль  нарастала  и  стала  теперь  пульсирующей.
Хоукмуну показалось, что шлем лишь усиливает эти болезненные взрывы.  Он
уже готов был сорвать его  с  головы,  но  руки  были  постоянно  заняты
нанесением или отражением ударов. А врагам не было  конца.  Но  внезапно
впереди заиграл золотом луч света,  и  герцог  сразу  понял,  что  видит
отблеск меча  графа.  Пришпорив  скакуна,  Хоукмун  бросился  в  свалку.
Человек в зеркальном шлеме и бронзовых доспехах отражал нападение  сразу
трех баронов Империи Мрака. Граф оказался пешим. Крепко упершись  ногами
в землю, он стоял, держа в обеих руках свой огромный двуручный меч. Трое
всадников  одновременно  пытались  напасть  на   него.   Дождавшись   их
приближения, граф одним взмахом клинка подрубил лошадям  передние  ноги,
да так ловко, что Адаз Промп, перелетев через седло, приземлился в грязь
точно у ног графа, за что и был первым отправлен  на  тот  свет.  Мигель
Хольст, магистр Ордена Козла, попытался подняться  на  ноги,  молитвенно
сложив перед собою руки, моля о пощаде. После  удара  мечом  голова  его
слетела с плеч и покатилась по земле. Теперь из троих нападавших в живых
остался лишь один. Сак Гордон успел подняться на  ноги  и  теперь  мотал
своей  огромной  бычьей  головой,  словно  ослепленный  сияющим   шлемом
противника.
   Хоукмун протискивался сквозь сутолоку битвы, то  и  дело  выкрикивая:
"Граф Брасс! Граф Брасс!"
   Ибо хотя герцог и понимал, что вся эта сцена  не  более  чем  видение
прошлого, искаженное воспоминание о битве при Лондре, это не лишало  его
неистового желания пробиться наконец к своему Другу и драться бок о  бок
с ним. Но прежде чем ему это удалось, герцог увидел, как граф  сорвал  с
себя круглый зеркальный шлем и  вступил  в  схватку  с  Саком  Гордоном.
Противники сошлись в рукопашной.
   Хоукмуну оставалось совсем немного до того места, где  сражались  эти
двое, и герцог еще стремительнее заработал клинком.
   И в этот самый миг он увидел, как рыцарь Ордена Козла с копьем в руке
устремился на графа сзади. С  яростным  криком  он  налетел  на  него  и
погрузил лезвие Меча Рассвета в глотку врага в тот самый миг, когда  меч
графа рассек пополам маску Сака Гордона вместе с черепом. Вытолкнув труп
всадника из седла, Хоукмун торжествующе воскликнул:
   - Вот и лошадь для вас, граф  Брасс!  Благодарно  улыбнувшись  Другу,
граф вскочил в седло, даже не подняв с земли зеркальный шлем.
   - Благодарю! - прокричал граф Брасс, заглушая своим  могучим  голосом
шум сражения.  -  Теперь,  мне  кажется,  пора  собрать  наши  силы  для
решающего броска.
   Что-то странное послышалось Хоукмуну в голосе графа,  и  внезапно  он
покачнулся в седле от невыносимой  боли,  которой  пропитывал  его  мозг
Черный Камень. Он попытался найти в себе силы для ответа, но  не  сумел.
Напрасно взор его пытался отыскать в рядах сражающихся Иссельду.
   Его лошадь сама тронулась с места, а  затем  перешла  на  галоп,  все
убыстряя и убыстряя свой бег,  и  вот  уже  шум  битвы  стал  доноситься
откуда-то издалека, пока не исчез совсем.  Затем  куда-то  подевалась  и
сама лошадь, и лишь могучий  ветер  уносил  его  все  дальше  и  дальше.
Ледяной ураган, подобный мистралю над Камаргом.
   Небо потемнело. Шум битвы остался далеко позади," и  ему  показалось,
что он проваливается в ночь. Теперь там, где только что сражались  люди,
колыхался тростник, поблескивали озерца среди болот. Он услышал  далекое
завывание болотной лисицы, и ему вдруг показалось, будто это голос графа
Брасса, И внезапно ветер стих.
   Он попробовал сдвинуться с места, но что-то удерживало  его.  На  нем
больше не было зеркального шлема и меча в руке. Взор его  прояснился,  и
ужасная головная боль ушла.
   Он лежал посреди болота. Вокруг была  ночь.  Его  медленно  поглощала
жадная трясина. Прямо перед ним виднелись останки утонувшей  лошади.  Он
попытался до них дотянуться, но свободной у него  оставалась  лишь  одна
рука. Он услышал, что кто-то окликает его по имени, и принял этот  голос
за крик птицы.
   - Иссельда, - прошептал он. - Иссельда.

Глава 5

СЛОВНО СОН

   Ему казалось, будто он давно мертв: видения и воспоминания подступали
и смешивались, а трясина понемногу затягивала его. Чьи-то лица  являлись
пред внутренним взором. Граф Брасс прямо у него на глазах  из  цветущего
юноши превратился в седого старца. Он видел Оладана  с  Булгарских  гор.
Видел Ноблио, д'Аверка.  Видел  Иссельду.  Видел  Калана  де  Вита-ля  и
Тарагорма из Дворца Времени. Со всех сторон напирали звериные маски.  Он
видел Ринала, сына народа-призрака;  Орланда  Фанка,  служителя  Рунного
Посоха, и его  брата,  Рыцаря-в-Черном-и-Золотом.  Потом  вновь  явилась
Иссельда. Но почему не было других лиц? Например, его  детей?  И  почему
ему показалось, будто он видел графа Брасса ребенком - ведь он  не  знал
его в том возрасте. Он даже еще не родился в то время.
   Лицо старого графа Брасса  прорезала  задумчивая  морщина.  Губы  его
разомкнулись и произнесли:
   - Это вы, юный Хоукмун?
   - Да, граф Брасс. Это я. Мы что же, умрем вместе?
   Он улыбнулся своему видению.
   - Он все еще бредит, - промолвил другой  голос.  -  Мне  очень  жаль,
господин. Я должен был остановить его.
   Хоукмун признал голос капитана Джозефа Ведлы.
   - Капитан Ведла? Так  вы  пришли  во  второй  раз  вытянуть  меня  из
трясины?
   Рядом с рукой упал конец веревки. Не раздумывая, он  продел  кулак  в
петлю, и кто-то принялся вытаскивать канат. Мало-помалу он  высвободился
из болота.
   Голова болела по-прежнему, словно Черный  Камень  так  и  не  покидал
своего места у него во лбу.
   Но постепенно боль стихала. Мысли начали проясняться. Почему он вновь
пережил этот эпизод? Тяжелый, пугающий близостью смерти, но тем не менее
лишь самый обычный эпизод своей жизни, ничем не отличающийся  от  многих
ему подобных.
   - Иссельда!
   Он вгляделся в липа людей,  склонившихся  над  ним.  Но  на  сей  раз
видение это отличалось особой устойчивостью. Перед  ним  вновь  оказался
граф Брасс, со всех сторон окруженный камаргскими воинами,  и  ни  одной
женщины среди них не было.
   - Иссельда? - вопросил он встревоженно и нетерпеливо.
   - Ну же, мой мальчик, - мягко отозвался граф Брасс. - Мы отвезем  вас
в замок.
   Граф с легкостью поднял его на  руки  и  перенес  к  своему  рогатому
скакуну, ожидавшему поблизости.
   - Сможете сами держаться в седле? - спросил он Хоукмуна.
   - Разумеется.
   Он с трудом выпрямился, нащупывая ногами стремена, а затем улыбнулся:
   - Вы все еще призрак, граф Брасс, или вас и впрямь вернули  к  жизни?
Не устаю повторять, что отдал бы все, что угодно, за то, чтобы вы  вновь
оказались среди нас.
   - Вернулся к жизни? Но я никогда и  не  расставался  с  ней,  -  граф
рассмеялся. - Что за глупости, Хоукмун?
   - Но разве вы не погибли в Лондре?
   - Разумеется, нет. И этим я обязан вам одному. Вы спасли  мне  жизнь.
Этот рыцарь пронзил бы меня своим копьем, и если бы вы не пришли мне  на
помощь, то сейчас я был бы мертв.
   - Тогда и прочие события, должно быть, изменились, и, судя по  всему,
без всяких для нас последствий. Но  где  же  Калан  и  Тарагорм,  и  все
остальные...
   Он обернулся к графу Брассу, что скакал бок о бок с ним  по  знакомым
болотным тропам.
   - Ноблио, Оладан, д'Аверк... Граф помрачнел.
   - Все они умерли за эти пять лет. Разве вы не помните? Бедняга, битва
за Лондру всем нам дорого далась. - Он  прочистил  горло.  -  Мы  многим
пожертвовали на службе Рунному Посоху, а вы при этом лишились рассудка.
   - Рассудка?
   На  горизонте  уже  показались  огни  Эгморта,  и  Хоукмун  явственно
различал на вершине холма очертания замка Брасс.
   Граф Брасс снова прокашлялся, и Хоукмун пристально уставился на него.
   - Я утратил рассудок, граф?
   - Поговорим об этом позже. Скоро мы будем дома.
   Граф упорно  избегал  встретиться  с  ним  взглядом.  Они  въехали  в
городские ворота и начали подниматься по узким крутым  улочкам  Эгморта.
Стражники, сопровождавшие  их,  свернули  к  казармам,  расположенным  в
центре города.
   - Доброй ночи, - попрощался капитан Ведла, направляясь домой.
   Вскоре Хоукмун и граф Брасс остались одни.  Они  спешились  во  дворе
замка, вымощенном каменными плитами. Хоукмуну показалось,  будто  вокруг
все слегка изменилось с тех пор, как  он  был  здесь  в  последний  раз.
Словно чего-то не доставало...
   - Иссельда, наверное, уже спит? - спросил он.
   - Да, - едва слышно отозвался граф. -  Спит.  Опустив  глаза,  герцог
окинул взором свои промокшие и перепачканные в болотной грязи одежды.
   Лат на нем больше не было.
   - Мне, должно быть, лучше всего сейчас  принять  ванну  и  тоже  лечь
спать.
   Он пристально взглянул на графа и слабо улыбнулся.
   - Видите ли, граф, до сих пор я считал, будто вы погибли  при  штурме
Лондры.
   - Да, - подтвердил граф Брасс все тем же неуверенным тоном.  -  Знаю.
Но теперь-то вы видите, что я отнюдь не призрак.
   - Отнюдь, - Хоукмун радостно рассмеялся.  -  Похоже,  замыслы  Калана
куда больше принесли выгоды нам, нежели ему самому.
   Граф нахмурил брови.
   - М-да, видимо, - подтвердил  он  таким  голосом,  словно  не  вполне
понимал, о чем ведет речь его Друг.
   - Тем не менее ему удалось спастись бегством, - продолжил Хоукмун.  -
Кто знает, возможно, он еще встанет у нас на пути.
   - Спасся бегством? О, нет! Он покончил с собой после того, как извлек
Черный Камень у вас из головы. Именно тогда вы и потерялись рассудком.
   Хоукмуна охватил ужас.
   -  Так  вы  ничего  не  помните  из  наших  недавних  приключений?  -
воскликнул  он,  присоединившись  к  графу,  который  грелся  у  камина,
разожженного в парадной зале.
   - О каких приключениях вы ведете речь? - удивился тот. - Вы  об  этой
прогулке по болотам? Вы покинули город словно в бреду, бормоча себе  под
нос, что якобы повстречали меня где-то среди болот. Ведла заметил вас  и
тотчас же поспешил предупредить меня. Мы отправились разыскивать  вас  и
едва поспели вовремя. Еще немного, и вас настигла бы смерть...
   Хоукмун вновь пристально взглянул на графа, затем отвернулся. Неужели
это было лишь видением? Или рассудок его и впрямь ненадолго помрачился?
   - И как долго я находился в этом.., бреду, как вы его назвали, граф?
   - С самого момента битвы при Лондре. После того как  камень