БЬСЯ, ОКРУГ КАУЛИ! ПРОСТО УСПОКОЙСЯ!
     Тайлер   расслабляется,   улыбается,   начинает   надевать   кроссовки.
Успокоиться - это правильно. День только начался,  солнце  яркое, да, мама в
последнее время немного ку-ку, но у нее это пройдет.
     На этой оптимистичной  ноте мы и отбываем, погостили и будя, как сказал
бы  Джордж  Рэтбан. А  раз  уж мы вспомнили о Джордже,  вездесущем  утреннем
голосе округа Каули, почему бы нам не  поискать его? Не самая  плохая  идея.
Реализуем ее незамедлительно.

        "Глава 3"

     Мы  вылетаем из  окна  Тайлера,  оставляем  за собой  Либертивилль,  по
диагонали держим курс на юго-запад,  не  парим, а  быстро машем  крылышками,
потому что летим по  делу. Направляемся к отблеску лучей утреннего солнца на
поверхности Отца вод, к самой большой в мире шестибаночной упаковке.
     Между ней  и  находящейся  в  ведомстве  округа  дорогой Оо  (мы  можем
называть  ее  Нейлхауз-роуд,  потому  что уже  практически  стали  почетными
горожанами Френч-Лэндинга)  высится  радиобашня, сигнальный маяк на  вершине
сейчас  не  виден  в  ярком свете  июльского  дня.  Вдыхаем  ароматы  травы,
деревьев, согревающейся земли, но по мере приближения к башне  их перебивает
дрожжевой запах пива.
     Рядом  с  радиобашней, в промышленной  зоне, занимающей восточную часть
Пенинсула-драйв,  стоит  небольшое,  сложенное  из  блоков  здание.  К  нему
примыкает  автостоянка, где едва хватает места для полудюжины  автомобилей и
разъездного минивэна, старенького "форд эконолайн",  выкрашенного в  розовый
цвет.  Когда вторая половина дня  начнет  переходить  в вечер,  длинные тени
резервуаров  с пивом лягут на щит, установленный  на лужайке против стоянки,
потом на здание и, наконец, на  стоянку.  На  щите надпись:  "KDCU-AM -  ВАШ
ГОЛОС  В ОКРУГЕ КАУЛИ". Поперек  - другая,  нанесенная  розовым, почти в тон
минивэну, спреем: "Трои любет Марианн! Да!"
     Чуть  позже Хоуви  Соул, член  У-команды, так называют  себя сотрудники
радиостанции, сотрет  ее, возможно,  во  время  передачи Раша Лимбо, которая
принимается на спутниковую антенну и полностью автоматизирована, но пока она
красуется на щите, говоря нам  о том, как  проявляется любовь  в одноэтажной
Америке. Видите, мы все-таки нашли и что-то хорошее.
     Аккурат  в момент нашего прибытия  из боковой двери здания радиостанции
выходит  худощавый мужчина  в  "докерсах" <"Докерсы"  - широкие  брюки со
штрипками  на пояске.> цвета хаки, белой рубашке  из египетского  хлопка,
застегнутой на все пуговицы, без галстука, и в темно-бордовых подтяжках (они
такие  же тонкие,  эти  подтяжки,  как и он  сам,  и  слишком модные,  чтобы
называть  их помочами;  помочи - это вульгарная часть  мужского  туалета, их
могут  носить только  такие люди,  как  Шустрик Макстон и  Сонни Хартфилд из
похоронного  бюро). На голове этого  серебряноволосого мужчины очень  крутая
соломенная  "федора",   старинная,   но   прекрасно  сохранившаяся.  Большие
"авиационные"  солнцезащитные очки закрывают глаза. Он останавливается возле
газона, слева от двери, под громкоговорителем, из которого доносится прогноз
погоды  на  текущий  день: на KDCU идет  выпуск местных  новостей.  Далее  -
последняя  информация с  Чикагской  биржи сельскохозяйственной продукции,  а
потому за микрофон мужчине садиться только через десять минут.
     Мы  с  растущим недоумением  наблюдаем, как  он достает  пачку  сигарет
"Американ  спирите",  прикуривает  от  золотой  зажигалки. Конечно  же, этот
мужчина  в подтяжках, "докерсах" и "федоре" не может быть Джорджем Рэтбаном.
Мысленно  мы  нарисовали  себе  совсем другого  Джорджа, никоим  образом  не
похожего на этого. Мы вообразили мужчину с огромным животом, нависающим  над
ремнем клетчатых брюк (жареные  колбаски,  они свое берут), кирпично-красным
лицом (а за  это уже спасибо пиву, не говоря об истошных криках у микрофона)
и  мощной  шеей  (в  иной таким голосовым  связкам  просто  не  уместиться).
Воображаемый нами, да и всем  округом  Каули, Джордж  Рэтбан  -  пучеглазый,
широкозадый, с  растрепанными волосами,  с кожаными легкими.  Если он курит,
то,  конечно,  сигары, ездит  на "шевроле", голосует за  республиканцев и  в
любой момент  может  стать  жертвой сердечного  приступа.  Язык  у него  без
костей, предрассудков - выше крыши, да еще повышенный холестерин.
     Этот мужчина - не  тот мужчина. Этот двигается с грациозностью танцора.
Этот - ледяной чай в жаркий день, хладнокровный, как король пик.
     Ларчик  открывается  просто.  Дело  в  том,  что  Джорджа  Рэтбана   не
существует вовсе.  Он  -  хобби, выдумка,  всего лишь один  из  ликов  этого
худощавого  мужчины.  Сотрудникам  KDCU известно  его настоящее  имя, и  они
считают себя  участниками разыгрываемого спектакля (один из его  атрибутов -
фирменная  фраза насчет слепого),  но,  право, не знают и половины того, что
связано с этим человеком. Если говорить точно, знают только треть, -  потому
что мужчина в  "докерсах" и соломенной "федоре"  на самом деле  объединяет в
себе четырех людей.
     В любом случае  Джордж Рэтбан  -  спаситель  KDCU, последней  еще живой
станции  диапазона   AM   на  рынке,   захваченном   эфэмовскими   <FM  -
коротковолновый  диапазон.>  хищниками.  Пять  дней  в  неделю  он  ведет
утреннюю    передачу,   которая   пользуется    бешеной   популярностью,   а
следовательно, привлекает спонсоров. Поэтому У-команда души в нем не чает.
     Над его головой громкоговоритель выплевывает: "...нет  никаких ниточек,
согласно  словам  начальника  полиции  Дейла  Гилбертсона,   который  назвал
Уэнделла   Грина,   репортера    "Герольд",   заезжим   паникером,    больше
интересующимся тиражом  газеты,  чем нашим  стремлением навести  порядок  во
Френч-Лэндинге.
     А пока в  Ардене пожар  в доме унес  жизни пожилого фермера и его жены.
Хорст П. Лепплемайер и его жена, Гертруда, восьмидесяти двух лет..."
     - Хорст П.  Лепплемайер, - повторяет худощавый мужчина, с удовольствием
затягиваясь сигаретой. - Сможешь повторить десять раз или как?
     За его спиной  справа  вновь открывается дверь, и хотя курильщик  стоит
под громкоговорителем, он слышит этот звук.
     Глаза  за  "авиационными"  солнцезащитными очками  мертвы от  рождения,
поэтому слух у худощавого мужчины обострен.
     У вновь прибывшего бледное, одутловатое лицо, он щурится на солнце, как
новорожденная бабочка, которую плуг вытащил на поверхность земли и выковырял
из кокона.  Голова у него  гладко выбрита, если не считать гребня посередине
(как у индейца племени  могаук), на затылке плавно  переходящего в  косичку,
которая  начинается   чуть  повыше   шеи  и  доходит  до   лопаток.  Гребень
ярко-красный, косичка - цвета электрик. Серьга в одном ухе, вроде бы молния,
подозрительно  напоминает знаки различия частей "СС" нацистской Германии. На
нем черная порванная футболка с надписью "СНИВЕЛЛИНГ ШИТС-97:
     МЫ  ХОРОШО ПОДГОТОВИЛИСЬ К  ЭТОМУ  ТУРНЕ". В одной руке этот колоритный
тип держит футляр с си-ди <Си-ди - от английского CD, лазерный диск.>.
     - Привет, Моррис, - здоровается с ним худощавый  мужчина в "федоре", не
поворачиваясь.
     У  Морриса от  удивления  приоткрывается  рот,  и  в этом состоянии  он
становится похож  на  милого еврейского мальчика, каковым он,  собственно, и
является.  Моррис  Розен  проходит  на  радиостанции  летнюю  практику.  Его
направили сюда от Ошкошского  филиала Висконсинского университета. "Господи,
как  же  мне нравится  бесплатная  рабочая  сила!" - заявил как-то по  этому
поводу Том Уипинс,  управляющий радиостанцией, довольно потирая  руки. Никто
так придирчиво не следит за  расходами компании, как это делает Том  Уиггинс
на KDCU. Он -  словно дракон, восседающий  на груде золота (хотя  на  счетах
KDCU не  просматривалось  такой  груды;  повторим,  диапазон  AM практически
вымер, просто чудо, что эта радиостанция до сих пор находится на плаву).
     Выражение удивления  на лице Морриса  - будет справедливо  назвать  это
удивлением смущения - сменяется улыбкой.
     - Bay, мистер Лайден! Ну вы и даете! Какие же у вас уши!
     Тут  он хмурится. Даже если мистер  Лайден, который стоял под тявкающим
громкоговорителем, не следует это забывать, и услышал, что  кто-то вышел  из
здания, каким образом  ему  удалось узнать,  кто именно появился  у него  за
спиной?
     - Как вы узнали, что это я? - спрашивает он.
     -  По утрам  здесь только двое  пахнут  марихуаной, -  объясняет  Генри
Лайден. - Один из них после косячка полощет рот "Скоуп" <"Скоуп" - зубной
эликсир,  выпускаемый  фирмой  "Проктер  энд Гэмбл".>,  второй,  это  ты,
обходится без оного.
     - Bay.  - В голосе  Морриса слышится уважение.  - Да у вас  нюх  как  у
собаки.
     - Именно так, - соглашается Генри. Продолжает мягко и задумчиво:
     - Это трудная работа, но кто-то должен ее делать.
     Так вот, насчет твоих утренних свиданий с ароматной травкой.
     Позволь мне поделиться с тобой одним индейским афоризмом.
     - Да, конечно. - Это первый долгий разговор Морриса с Генри Лайденом, и
он на все сто процентов соответствует образу, который ему нарисовали. На все
сто и  даже больше.  И  уже совсем  не трудно  поверить, что  он может  быть
другим..,  полностью  перевоплощаться,  как  Брюс  Уэйн.  Но..,  все это так
необычно.
     - То,  чем мы занимаемся в детстве, становится привычкой, - все тот  же
мягкий голос, не имеющий ничего общего с голосом  Джорджа Рэтбана. - Это мой
тебе совет, Моррис.
     - Да, абсолютно, - отвечает Моррис. Он  понятия не имеет, о чем толкует
мистер Лайден. Но медленно, застенчиво  протягивает руку с футляром с си-ди.
На мгновение, пока Генри не пытается  взять футляр,  Моррис чувствует острую
обиду. Ему вдруг снова  семь лет, и он  пытается произвести  впечатление  на
своего вечно  занятого  отца картиной, которую рисовал в  своей  комнате всю
вторую  половину  дня. Потом думает:  "Он же слепой,  дубовая твоя башка. Он
может  унюхать  марихуану  в твоем  дыхании, и  уши у него, возможно,  как у
летучей мыши, но откуда он может знать, что у тебя в руке гребаный си-ди?"
     Осторожно,  словно пугаясь собственной  смелости, Моррис берет Генри за
запястье. Чувствует, как тот вздрагивает,  но потом позволяет подвести его к
пластмассовой коробочке.
     - А, си-ди, - говорит Генри. - И что там записано?
     -  Вы должны  поставить  седьмой  трек  в  вашу  вечернюю  программу, -
отвечает Моррис. - Пожалуйста.
     Впервые на  лице Генри  отражается  тревога. Он затягивается сигаретой,
бросает  ее (даже  не посмотрев..,  естественно, хаха) в  наполненное песком
пластиковое ведро у двери.
     - О какой программе ты говоришь? - спрашивает он.
     Вместо прямого ответа  Моррис  губами издает быстрые  чавкающие  звуки,
изображая маленького,  но прожорливого  грызуна,  поедающего что-то вкусное.
Хуже  того, дополняет  их  фирменной  фразой  Висконсинской  крысы,  которую
молодежь  возраста Морриса  знает так же хорошо,  как  их родители, -  вопль
Джорджа Рэтбана "Даже слепой": "Жуй это,  ешь,  запивай, оно  все-е-е  равно
выйдет из одного и того же места!"
     С имитацией  у  Морриса  не очень,  но вопроса, кого он  имитирует,  не
возникает: одну-единственную Висконсинскую крысу, чья вечерняя программа  на
KWLA-FM  известна  на  весь  округ  Каули  (скорее,  следовало  бы  сказать,
"пользуется  дурной  славой  во  всем  округе  Каули").   KWLA  -  крошечная
студенческая  радиостанция, работающая в FM-диапазоне,  пятнышко на  полотне
висконсинского радиоэфира, но аудитория Крысы огромна.
     Но  если  кто-то  узнает,  что  обожаемый всеми,  болеющий  за  "Пивную
команду",  голосующий  за  республиканцев, вещающий  в  АМ-диапазоне  Джордж
Рэтбан  одновременно и  Висконсинская крыса,  который однажды в прямом эфире
вывалил   содержимое  кишечника  на   си-ди   "Бэкстрит  бойз",  могут  быть
неприятности. И очень серьезные, которые, вполне возможно, выйдут за пределы
висконсинского радиомирка.
     - С чего ты вдруг  решил, Моррис, что Висконсинская крыса -  это  я?  -
спрашивает  Генри. - Я  же  практически  не  знаю  человека,  о  котором  ты
говоришь? Кто вбил тебе в голову такую странную идею?
     - Информированный источник, - уклончиво отвечает Моррис.
     Он не собирается  выдавать Хоуви  Соула,  даже  если ему будут вырывать
ногти раскаленными  щипцами. Да и Хоуви выяснил это случайно: как-то зашел в
сортир  после Генри и  увидел, что  тот выронил бумажник из заднего кармана,
пока сидел  на троне. Казалось  бы, человек  со  столь обостренными органами
чувств не мог не  заметить падения  бумажника на пол, но, возможно,  Генри в
тот момент крепко о чем-то задумался: человеку,  столь занятому работой, как
Генри,  есть о  чем подумать. В любом случае в бумажнике Генри лежал пропуск
KWLA (в бумажник Хоуви, по его словам, заглянул из чистого любопытства), и в
строке "Фамилия" кто-то поставил "оттиск крысы".
     Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ширинки.
     - Я никогда в жизни не переступал порога  KWLA,  - говорит Генри, и это
абсолютная правда.  Передачу Висконсинской  крысы (среди  прочих)  он делает
дома, потом  посылает пленку через абонентский ящик, который арендует на имя
Джо  Страммера в почтовом отделении в  центре города.  Пропуск  с  "оттиском
крысы"  скорее приглашение от  менеджмента KWLA, которым  он еще ни  разу не
воспользовался... Но пропуск сохранил.
     - Ты тоже стал чьим-то информированным источником, Моррис?
     - Что?
     - Ты кому-нибудь говорил, что я - Висконсинская крыса?
     - Нет! Конечно же, нет! - Как нам известно,  люди всегда так говорят. К
счастью для Генри, в данном случае это правда.
     По крайней мере пока, день ведь только начался.
     - И не скажешь, не так ли? Потому что слухи имеют одну особенность: они
укореняются.  Совсем как плохие привычки, - бормочет Генри, создавая дымовую
завесу.
     - Я умею держать рот на замке, - гордо заявляет Моррис.
     - Я  на это надеюсь. Потому  что, если  ты будешь распространять слухи,
мне придется тебя убить.
     "Распространять слухи, - думает Моррис. - О-го-го,  да за кого он  меня
держит?"
     - Конечно же, убить, как же иначе. - Моррис смеется.
     - И съесть, - добавляет Генри. Он не смеется, даже не улыбается.
     -  Да,  да.  - Моррис  продолжает  смеяться, но  теперь  даже  для  его
собственных  ушей смех звучит очень уж неестественно. - Словно вы - Ганнибал
Лектер.
     -  Словно я - Рыбак, -  отвечает Генри, и "авиационные"  очки  медленно
поворачиваются  к Моррису. Солнечные лучи отражаются  в них, и  на мгновение
они превращаются в языки пламени. Моррис непроизвольно,  даже не  подозревая
об этом, отступает на шаг. - Альберту  Фишу нравится начинать  с задницы, ты
это знал?
     - Н...
     - Именно  так. Он  говорит,  что  кусок юной задницы  так же хорош, как
телячья вырезка. Его собственные слова. Из письма матери одной из жертв.
     - Ни фига себе. - Голос у Морриса - как у человека, готового шлепнуться
в обморок,  как  у откормленного маленького поросенка, не  пускающего в свой
дом большого голодного волка. - Но мне нет нужды особо волноваться.  Ведь вы
- не Рыбак.
     - Не Рыбак? С чего ты так решил?
     - Ну, прежде всего вы - слепой.
     Генри молчит,  только смотрит на Морриса,  которому с каждым мгновением
становится все тревожнее, сверкающими на солнце очками. И Моррис  думает: "А
слепой ли он? Для  слепого он  слишком хорошо ориентируется... Как  он  меня
вычислил, стоило мне выйти из двери. Это очень подозрительно".
     - Я буду молчать, - обещает он. - Честное слово.
     - Именно это мне и нужно, - ровным голосом отвечает Генри.  - А теперь,
раз уж с этим нам все ясно, что ты мне принес? - Он держит в руке си-ди, но,
с облегчением замечает Моррис, держал бы иначе, если б мог разглядеть.
     -  Ну,  это  группа из Расина. "Грязная сперма".  И  они  сделали новую
аранжировку "Куда ушла наша любовь?" Старой песни  "Супримз".  Только  резко
взвинтили темп. Получилось чертовски весело. Совсем другой ритм.
     - "Грязная  сперма",  -  повторяет Генри.  - Не  они раньше  назывались
"Клитор Джейн Виатт"?
     Моррис  смотрит на Генри  с обожанием, которое может быстро перерасти в
любовь.
     - Ведущий гитарист "Грязной спермы" в свое время собрал "КДВ". Потом он
и бас-гитара поругались, не сошлись насчет Дина Киссинджера и Генри Ачесона,
и Акки Дакки, этот гитарист, ушел, чтобы организовать "Грязную сперму".
     - "Куда ушла наша любовь", - мурлычет Генри, потом отдает си-ди. Словно
увидев, как вытягивается лицо Морриса, добавляет:
     - Никто не  должен видеть меня с этим диском, понимаешь? Сунь его в мой
шкафчик.
     Лицо Морриса тут же расплывается в широкой улыбке.
     - Конечно! Будет сделано, мистер Лайден.
     - И  чтоб никто  тебя  при  этом не видел. Особенно  Хоуви Соул.  Хоуви
обожает совать нос в чужие дела. Не стоит следовать его примеру.
     - Никогда!  - Все  еще  улыбаясь,  довольный тем,  как все закончилось,
Моррис берется за ручку двери.
     - Моррис...
     - Да?
     - Раз уж ты знаешь мой секрет, может, тебе лучше называть меня Генри.
     - Генри! Да! - Для Морриса Розена это  лучшее утро за все  лето. Можете
поверить.
     - И вот что еще...
     - Да? Генри? - Моррис решается представить себе  день, когда они станут
Хэнком и Морри.
     - Насчет Крысы держи рот на замке.
     - Я уже обещал...
     - Да, и я тебе  верю. Но искушение  подкрадывается  исподволь,  Моррис.
Искушение подкрадывается,  как  вор  в  ночи или  как киллер,  выслеживающий
жертву.  Если ты поддашься искушению, я  об этом узнаю. Я это учую  на твоей
коже, как дешевый одеколон. Ты мне веришь?
     - Э..,  да.  -  Потом, когда  у  него  появилось  время все  хорошенько
обдумать  и  взвесить,  Моррис  придет к  выводу, что угроза Лайдена -  чушь
собачья, но сейчас он ему верит. Верит.
     Словно его загипнотизировали.
     - Очень хорошо. А теперь иди. Скажи, чтобы подготовили рекламные ролики
"Лучших  скобяных товаров",  "Салона  "шевроле" Заглата" и "Мистера  Вкусные
Ребрышки".
     - Понял.
     - Что же касается вчерашней игры...
     -  Страйк-аут  Уикмена  в  восьмом  иннинге?  Вот  козел.   Так  подвел
"Брюэров".
     -  Нет.  Я думаю,  нам нужна круговая пробежка Марка Лоретты  в  пятом.
Лоретте не часто удается так ловко  попасть по мячу, а болельщики его любят.
Не могу понять почему.  Даже  слепому ясно, что игрок  он  так себе. И  удар
слабоват, и скорость не  та. Положи си-ди в мой шкафчик, и я обязательно его
передам, если увижу Крысу. Я уверен, что он прокрутит диск.
     - Трек...
     - Семь, семь, божественные ритмы. Я не забуду, и он тоже.
     А теперь иди.
     Моррис бросает  на  Генри  еще один  благодарный взгляд  и  исчезает за
дверью. Генри Лайден, он же  Джордж Рэтбан, он же Висконсинская крыса, он же
Генри Шейк (мы  познакомимся с  ним,  но не сейчас, позже), закуривает новую
сигарету, глубоко затягивается.  У  него  нет времени, чтобы докурить ее  до
конца, сельскохозяйственные биржевые новости уже в эфире (свинина  дорожает,
пшеница дешевеет,  кукурузу отрывают  с  руками),  но  ему  необходима  пара
затяжек,  чтобы  успокоиться. Генри  предстоит долгий-долгий  день,  который
должен  закончиться  концертом на Клубничном фестивале в "Центре Макстона по
уходу за  престарелыми", доме антикварных ужасов.  Господи, убереги  меня от
когтей  Уильяма  Шустрика  Макстона,   часто   думает   он.   Выбирая  между
перспективой жить  в ЦМ и  сгореть, облившись бензином, он всякий раз отдает
предпочтение самосожжению.  А потом,  если  он совсем не  выдохнется, к нему
заедет его  друг, и они смогут приступить к чтению "Холодного дома", как уже
давно собирались. Это будет настоящий подарок.
     Сколь  долго, думает  он,  Моррис Розен сможет держать язык  за зубами?
Генри полагает, что сумеет  это  выяснить. Он слишком