у бамперу "доджа"  нацелиться на юго-запад, возвращаются, отзываются
головной болью.
     "Ты  чувствуешь "Черный дом",  только  не  дом  это, вовсе  не дом. Это
гнездо червей в яблоке существования, и ход  от  него ведет до самых горящих
земель.  Это   дверь.  Может,  до  сегодняшнего  утра  она  была  лишь  чуть
приоткрыта, но после появления там Нюхача и его друзей  широко распахнулась,
и из нее потянуло смрадом. Тая  надо вернуть, все так, но и дверь необходимо
закрыть. Закрыть навсегда.  Потому  что только  одному  Богу известно, какие
твари проскальзывают через нее в наш мир".
     Джек  резко  поворачивает  на  Тамарак-роуд.  Протестующе  визжат  шины
"доджа".  Ремень  безопасности прижимает  Джека к  спинке, и на мгновение он
даже  думает, что  пикап перевернется. Но  автомобиль остается на колесах  и
мчится  к  Норвэй-Вэлли-роуд. Мышонок  протянет еще  недолго, а Генри нельзя
оставлять одного. Его приятель этого еще не  знает, но ему предстоит поездка
на  Нейлхауз-роуд. И до того, как обстановка  нормализуется, Джек не намерен
отпускать от себя Генри.

        "x x x"

     Возможно,  все бы  и  обошлось, окажись Генри дома.  Но на  непрерывные
звонки  Джека  дверь открыла  Элвена Мортон, с  тряпкой  в руке, которой она
вытирала пыль.
     - Он уехал на  KDCU, у него сегодня рекламный день, - говорит Элвена. -
Я сама его туда  отвезла. Не знаю, почему он не может наговаривать рекламу в
студии? Правда, он что-то объяснял насчет звуковых эффектов. Странно, что он
тебе этого не говорил.
     Да, конечно  же, говорил.  "Кузен Баддис Риб  Криб".  Саут-Вабаш-стрит.
Центр Ла Ривьеры. Все  такое. Даже  сказал, что его  отвезет Элвена  Мортон.
Многое  произошло  с Джеком после того разговора: он встретил друга детства,
влюбился в Двойника Джуди Маршалл, узнал, для чего, собственно, появился  на
свет  Божий,  какое задание уготовило ему провидение. Но  все  это не мешает
Джеку сжать левую руку в  кулак и засветить себе по лбу, аккурат между глаз.
И пожалуй, напрасно. Очень уж быстро  меняется ситуация, в таком круговороте
что-то и забывается.
     Миссис Мортон с тревогой смотрит на него широко раскрытыми глазами.
     - Вы собираетесь поехать за ним, миссис Мортон?
     - Нет,  потом он  посидит в баре с каким-то  парнем с ESPN  <ESPN  -
ведущий североамериканский теле- и радиоканал.>.
     Генри  сказал, что  этот  парень  и  привезет его домой. - Она понижает
голос, переходит  на  заговорщический  шепот.  - Генри  ничего  об  этом  не
говорил, но  я думаю, что  Джорджа Рэтбана ждет блестящее  будущее. Он может
очень далеко пойти.
     Программа Генри станет  общенациональной? Джека это  не удивляет,  но у
него  нет времени радоваться за Генри. Он  протягивает миссис Мортон кассету
только потому, чтобы не ругать себя за потерянное время.
     - Оставьте ее на вид...
     Он замолкает. В глазах миссис мелькают веселые искорки.
     Джек  чуть не сказал: "Оставьте ее  на видном месте". Еще  одна ошибка.
Что-то не так с нашим детективом.
     - Я положу ее на  звуковой пульт  в студии, - обещает  миссис Мортон. -
Там он  ее найдет. Джек,  возможно,  это не мое дело, но ты плохо выглядишь.
Очень бледный и, готова поклясться,  за последнюю неделю  похудел  на десять
фунтов. И еще... - Он смущается. - Туфли у тебя надеты не на ту ногу.
     Так  и  есть. Он  тут  же  переобувается,  снимает туфли,  надевает  их
правильно.
     - Последние сорок восемь часов выдались трудными, но я  держусь, миссис
Эм.
     - Из-за этого Рыбака?
     Он кивает:
     - И  я должен ехать.  Времени в обрез. -  Он  поворачивается  к пикапу,
передумывает, вновь  смотрит на  миссис Мортон. - Оставьте ему сообщение, на
магнитофоне  в  кухне,  ладно? Попросите его  позвонить  мне на сотовый. Как
только  он  вернется.  - Одна мысль  цепляется  за другую. Он  показывает на
кассету в ее руке. - Ее не прослушивайте, хорошо?
     Миссис Мортон в шоке:
     - Я бы никогда такого не сделала! Прослушать чужую кассету -  все равно
что вскрыть чужое письмо!
     Джек кивает, дарит миссис Мортон быструю улыбку:
     - Хорошо.
     - Это.., на кассете он? Рыбак?
     - Да, - кивает Джек. - Он.
     "И те, кто хуже него, - думает он, но не говорит. - Гораздо хуже".
     Он спешит к пикапу. Быстрым шагом - не бежит.

        "x x x"

     Двадцать минут спустя Джек паркует "додж" перед двухэтажным домом цвета
детской  неожиданности.  Номер  1  по  Нейлхаузроуд.  Сама  Нейлхауз-роуд  и
соседние  грязные  улочки  замерли   под  жарким   послеполуденным  солнцем.
Дворняжка (та самая,  которую прошлым вечером мы видели  у отеля "Нельсон"),
хромая,  перебегает перекресток  Амос-стрит и дороги  Оо,  но  более  ничего
движущегося не наблюдается. Джек вдруг видит, как Морж и Плотник шествуют по
восточному берегу  Миссисипи, а  за  ними следуют загипнотизированные жители
Нейлхауз-роуд. Шествуют они к костру. И котелку над ним.
     Он  трижды  вдыхает  полной  грудью,  стараясь взять  себя в  руки.  На
подъезде к  городу,  неподалеку  от дороги к  "Закусим  у  Эда",  неприятное
гудение в голове достигло максимума, превратившись в жуткий вой. На какие-то
мгновения Джек даже перепугался, что непроизвольно  вывернет руль и съедет с
асфальта, поэтому снизил скорость до  сорока  миль  в час. Но  потом гудение
начало  утихать,  уходить  к   затылку.  Джек  не   видел  щита  с  надписью
"ПОСТОРОННИМ ВХОД  ВОСПРЕЩЕН", у  проселка,  ведущего  к "Черному дому",  но
понял:  проехал  мимо.  Вопрос лишь в  том, сможет  ли  он  пройти  по этому
проселку или голова у него разорвется при первом шаге.
     - Не думай об этом, - говорит он себе. - Сейчас не время.
     Он  вылезает  из кабины  и идет по потрескавшемуся  бетонному тротуару.
Видит нарисованные мелом, уже поблекшие классики, и огибает их, понимая, что
перед  ним одно из немногих  свидетельств  пребывания  Эми  Сен-Пьер на этой
земле. Рассохшиеся ступени  крыльца скрипят под ногами. Джеку ужасно хочется
пить.
     "Наверное, убил бы за стакан воды или кружку холодного..."
     Дверь распахивается, ударяясь о стену с грохотом пистолетного выстрела,
на крыльцо выскакивает Нюхач:
     - Святой Боже, я думал, ты никогда не появишься!
     Глядя в глаза Нюхача, полные тревоги и боли, Джек понимает, что никогда
не  сможет сказать этому  человеку, что  смог бы  найти "Черный  дом" и  без
помощи Мышонка. Потому  что, спасибо пребыванию  в  Долинах,  его  голова  -
настроенный на "Черный дом" радар.  Нет, не скажет, даже если до конца жизни
они  останутся самыми близкими  друзьями, у  которых нет друг от друга тайн.
Нюхач  страдает,  как  Иов, и ему  нет  нужды  знать, что  агония  его друга
напрасна.
     - Он все еще жив, Нюхач?
     - На  дюйм от смерти. Может, на дюйм с четвертью. С ним только я, Док и
Медведица. Сонни и Кайзер Билл перепугались, убежали, как пара побитых псов.
Быстрее заходи. - И прежде чем Джек  успевает  шевельнуться,  хватает его за
плечо и вталкивает в маленький двухэтажный дом на Нейлхауз-роуд.

        "Глава 23"

     - Еще по одной! - говорит парень с ESPN.
     Звучит скорее как приказ, а не предложение, и хотя Генри не видит этого
человека,  он знает, что его собеседник никогда не занимался спортом,  ни на
профессиональном,  ни  на  любительском уровне.  От него  идет масляный  дух
человека, который слишком тяжел даже  для  того, чтобы подпрыгнуть. И работа
на   спортивном  канале,  возможно,   компенсация,   позволяющая   заглушить
воспоминания  детства:  покупку  одежды  в  секции  для  полных  в  "Сирее",
издевательства более поджарых одноклассников.
     Его фамилия Пенниман.
     - Как у Литтл Ричарда <Литтл Ричард (р. 1935) - настоящее имя Ричард
Уэйн Пенниман.
     Известнейший чернокожий  рок-певец  50-х, песни  которого  неоднократно
занимали  верхние строчки хит-парадов  В 60-х выступал с "Битлз"  и "Роллинг
Стоунз".>, - сказал он Генри,  когда они встретились и  пожали друг другу
руки на радиостанции. -  Известный рок-н-ролльщик пятидесятых годов.  Может,
помните его?
     - Смутно,  -  ответил Генри, словно в  его коллекции нет всех  синглов,
выпущенных  Литтл Ричардом.  -  Как  я  понимаю,  один из  отцов-основателей
современной музыки.
     Пенниман расхохотался,  и  в  этом смехе  Генри  увидел  свое возможное
будущее. Но этого ли будущего он хотел для себя?
     Люди  смеялись  и  над репликами  Говарда Стерна,  а  ему  Говард Стерн
никогда не нравился.
     - Еще по одной! - повторяет Пенниман. Они сидят в баре гостиницы "Дуб",
где Пенниман уже сунул бармену пять долларов, чтобы тот переключил телевизор
с АВС на ESPN, хотя в это время там показывают уроки гольфа. - Еще по одной,
чтобы скрепить договор!
     Но  они  еще ни  о чем  не договорились,  и Генри не уверен, что  хочет
договариваться.  Для  Джорджа Рэтбана переход  на  радиоканал  ESPN  -  идея
заманчивая,  технически  он  не видит никаких  проблем,  его передача  будет
освещать спортивные события центральной части и севера страны, но...
     Но что?
     Прежде  чем ему  удается  сформулировать  ответ на этот вопрос, до  его
ноздрей  долетает  знакомый  запах:  "Мой  грех", духи,  которыми  его  жена
пользовалась  в   особые  вечера,  когда  хотела  подать  ему  особый  знак.
Жаворонок, так он называл  ее в эти вечера, когда в комнате царила темнота и
они не ощущали ничего, кроме запахов, гладкой кожи и друг друга.
     Жаворонок.
     -  Думаю, мне уже хватит,  -  говорит  Генри.  -  Сегодня я  еще должен
поработать. Но я собираюсь обдумать ваше предложение. Серьезно обдумать.
     - Нет-нет-нет, - отвечает Пенниман, и по колебаниям воздуха Генри может
сказать, что тот трясет пальцем у него под носом. Генри задается вопросом, а
как бы отреагировал Пенниман, если бы он,  Генри, внезапно наклонился вперед
и  откусил мотающийся палец  по  вторую  фалангу...  Если бы  Генри  показал
Пенниману  гостеприимство  округа Каули.  В манере, присущей  Рыбаку.  Сколь
громко закричал бы Пенниман? Так же, как Литтл Ричард перед инструментальной
паузой в "Тутти-Фрутти"? Или потише?
     -  Вы   не  можете  уйти,   пока   я   здесь,   -   продолжает   мистер
Я-Толстяк-Но-Это-Ничего-Не-Значит. -  Я  - ваш водитель, знаете ли. - Он уже
на четвертом стакане спиртного, так что язык у него чуть заплетается.
     "Друг мой, -  думает Генри,  - я скорее вставлю зонтик себе В  задницу,
чем сяду в автомобиль, за рулем которого будешь ты".
     - Между прочим, могу, - отвечает Генри елейным голосом.
     У  Ника Эвери, бармена,  сегодня  праздник: толстяк  дал ему пятерку за
переключение каналов,  слепой  -  тоже  пятерку,  пока толстяк  отлучался  в
туалет, чтобы вызвать такси.
     - Что?
     - Я сказал: "Между прочим, могу". Бармен?
     - Водитель вас ждет, сэр, - отвечает Эвери. - Минуты две как подъехал.
     Слышится  скрип:  Пенниман  поворачивается  на стуле.  Генри  не  может
увидеть,  как хмурится толстяк, глядя  на  такси, стоящее  у  гостиницы,  но
чувствует это.
     -  Послушайте,  Генри,  -  говорит  Пенниман.  - Думаю,  вы чего-то  не
понимаете. Есть звезды спортивного  радиорепортажа,  конечно же, есть, вроде
Тони Кронхайзера, гонорар которых исчисляется шестизначными числами, но вы в
их число  не входите. Дверь туда для  вас закрыта. Но  я, друг мой, отменный
швейцар. Отсюда следует, если  я  говорю, что  мы  должны пропустить  еще по
одной, тогда...
     - Бармен, - говорит Генри, потом качает головой.  -  Не могу я называть
вас барменом. Хэмфри Богарту это подходит, а мне - нет. Как вас зовут?
     - Ник  Эвери, сэр. - Последнее  слово слетает автоматически,  но  Эвери
никогда бы не произнес его, обращаясь  к  толстяку,  ни за что на свете. Оба
посетителя дали ему по пятерке, но тот,  что в черных очках, - джентльмен. И
дело не в том, что он слепой, это состояние души.
     - Ник, кто еще в баре?
     Эвери оглядывается.  В одной из кабинок двое  мужчин пьют пиво. В холле
коридорный  говорит по  телефону. За  стойкой никого, кроме эти двух мужчин:
один - подтянутый, хладнокровный и слепой, второй - толстый, потный, готовый
выйти из себя.
     - Никого, сэр.
     - Здесь нет.., дамы?
     Он едва не спросил: "Жаворонка? Здесь нет Жаворонка?"
     - Нет.
     - Слушайте сюда,  - говорит  Пенниман, и Генри думает, что за всю жизнь
не встречал человека, столь  непохожего  на "Литтл Ричарда" Пеннимана.  Этот
тип белее  Моби Дика.., и,  наверное,  таких же  габаритов. -  Нам есть  что
обсудить.  Если  только вы  не хотите  сказать,  что мое  предложение вас не
заинтересовало.
     "А  такого просто не  может быть, - сообщает внутренний голос Пеннимана
сверхчувствительным ушам Генри. - Мы говорим о том, чтобы поставить печатный
станок в  твоей гостиной, дорогуша, аккурат  рядом с телевизором, а от таких
предложений не отказываются".
     - Ник,  а  вы не чувствуете запаха духов?  Очень легких и  старомодных.
Вроде "Моего греха"?
     Пухлая рука падает на плечо Генри, как грелка с горячей водой.
     -  Грех, старина, в  том,  что вы отказываетесь выпить со  мной еще  по
одной. Даже слепой видит...
     -  Я бы  советовал вам убрать руку,  - говорит  Эвери, и, возможно, уши
Пеннимана различают нюансы, потому что рука тут же покидает плечо Генри.
     Но тут же другая,  холодная  рука  приходит  на смену  первой,  ласково
касается  шеи Генри  и  исчезает. Генри втягивает  воздух.  С  ним в  ноздри
попадает аромат духов.
     -  Вы не  чувствуете  запаха  духов?  - В  голосе  Генри слышна мольба.
Прикосновение руки  к шее он может принять за осязательную галлюцинацию.  Но
нос никогда его не подводил.
     До этого момента.
     -  Извините,  -  отвечает Эвери. - Я чувствую запахи пива... арахиса..,
джина, который выпил этот человек, его лосьона после бритья..
     Генри  кивает. Лампы за стойкой  бара  отражаются от его  черных очков,
когда он поднимается со стула.
     -  Я  думаю,  вы хотите  еще  выпить, друг  мой. -  В  голосе Пеннимана
слышится вежливая угроза. - По последней, чтобы отпраздновать нашу сделку, и
я отвезу вас домой на моей "лексусе".
     Генри  чувствует духи  жены.  Он  в  этом  уверен. И  именно рука  жены
коснулась  его шеи. Но внезапно его мысли переключаются на Морриса Розена...
Морриса,  который  хотел,  чтобы  он послушал  "Куда  ушла  наша  любовь"  в
аранжировке "Грязной  спермы", чтобы потом Генри прокрутил  песню в передаче
Висконсинской  крысы. Моррис  Розен,  в  обгрызанном  ногте  которого больше
тактичности, чем во всем этом толстяке.
     Он кладет руку  на предплечье Пеннимана. Улыбается  в лицо, которое  не
видит, и чувствует, как расслабляются мышцы под его ладонью. Пенниман решил,
что все будет, как ему и хотелось.
     - Вы возьмите мой стакан, - Генри предельно вежлив, - и вместе со своим
засуньте себе в толстую прыщавую задницу. А если хотите, чтобы они оттуда не
выскочили, подожмите своим концом.
     Потом  поворачивается и быстрым шагом направляется к  двери, на  всякий
случай выставив перед собой руку. Ник Эвери хлопает в ладоши, но Генри  едва
слышит  аплодисменты,  да  и  о  Пеннимане  больше не думает.  Все его мысли
занимает аромат "Моего греха". Он чуть слабеет, когда Генри выходит в жаркий
воздух второй половины дня..,  но  разве не знакомый вздох он слышит рядом с
левым ухом? Тот самый вздох,  который иной  раз издавала жена после любовных
утех, перед тем как заснуть?
     Его Рода? Его Жаворонок?
     - Эй, такси, - кричит он с тротуара под навесом.
     - Здесь, приятель.., ты что, слепой?
     - Как летучая мышь, - отвечает Генри и идет на голос. Он приедет домой,
нальет  стакан чаю, положит  ноги на стол и  прослушает  эту  чертову запись
разговора по  линии  911. Может, отсюда  и эта нервозность, от сознания, что
придется  сидеть в  темноте  и слушать голос людоеда,  убийцы детей?  Должно
быть, отсюда, потому что  у него нет причины бояться  Жаворонка,  не так ли?
Если  бы  она  решила  вернуться,  вернуться  и  преследовать  его,  она  бы
преследовала его с любовью.
     Ведь так?
     "Да", - думает он и садится на заднее сиденье такси.
     - Куда едем, дружище?
     - Норвэй-Вэлли-роуд,  - отвечает Генри. - Белый  дом  с  синими углами,
чуть отстоящий от дороги. Вы увидите его сразу после моста.
     Генри откидывается на спинку сиденья и  поворачивает голову к открытому
окну.  Сегодня Френч-Лэндинг  кажется ему  каким-то.., испуганным. Словно он
сползал, сползал к краю стола и теперь застыл, зная, что еще самая малость -
и полетит вниз, чтобы вдребезги разбиться об пол.
     "Скажи, что  она  вернулась.  Скажи, что вернулась. Если она  пришла  с
любовью,  почему мне  становится  не  по себе от запаха ее духов?  Почему  я
испытываю  к  нему  отвращение?  И  почему  ее  прикосновение  (воображаемое
прикосновение, заверяет он себя) было таким неприятным?
     А рука - такой холодной?"

        "x x x"

     После яркого солнечного  дня в гостиной Нюхача так  темно, что поначалу
Джек просто  ничего не видит. Потом, когда глаза приспосабливаются, понимает
почему: одеяла, два слоя одеял, закрывают  и окна гостиной, и дверь, ведущую
в соседнее помещение, почти наверняка кухню.
     -  Он  не  может вынести  света, -  говорит  Нюхач тихо,  его  голос не
долетает до дивана у противоположной стены, на котором лежит мужчина. Другой
мужчина стоит на коленях рядом с диваном.
     - Может, его укусила бешеная собака. - Но Джек сам себе не верит.
     Нюхач решительно качает головой:
     - Это не физическая реакция. Док говорит,  психологическая. Когда  свет
падает на него, кожа начинает расползаться. Ты о таком слышал?
     - Нет. - И еще Джек никогда не  встречался с таким запахом, как стоит в
этой комнате.  Работают  не один - два  вентилятора,  он чувствует  движение
воздуха,  но вонь заполняет всю гостиную.  Не  только запах гниющего мяса, с
ним  Джек  уже  сталкивался,  но  и  крови,  мочи   и  фекалий,  все   густо
перемешанное.
     Он с  трудом  подавляет рвотный  рефлекс и видит, что Нюхач смотрит  на
него с сочувствием.
     -  Это  ужасно,  я  знаю.  Но  со  временем  привыкаешь,  как  к запаху
обезьянника в зоопарке.
     Открывается дверь в  соседнюю  комнату, в  гостиную  входит миниатюрная
женщина со светлыми волосами до плеч. В руках у нее миска. Когда свет падает
на Мышонка, лежащего на диване, тот кричит. Кричит жутко, как от мучительной
боли. Что-то - то ли дым, то ли пар - начинает подниматься с его лба.
     - Держись,  Мышонок, - говорит стоящий на коленях мужчина. Это  Док. До
того как дверь  закрывается, Джек успевает прочитать надпись на  потрепанном
черном саквояже. Где-нибудь  в Америке, конечно, может найтись врач, который
украсит свой саквояж с лекарствами наклейкой группы  "СТЕППЕН'ВУЛФ РУЛЗ", но
не в Висконсине.
     Женщина  опускается на  колени  позади Дока, который  достает  из миски
тряпку, чуть  отжимает ее, кладет Мышонку  на лоб.  Мышонок стонет, начинает
дрожать всем  телом. Вода бежит по  щекам  в  бороду.  Борода, похоже, лезет
клочьями.
     Джек идет к дивану, говоря себе, что к запаху он привыкнет, обязательно
привыкнет.  Может, это  и  правда. Но жалеет,  что  у  него нет  тюбика мази
"Варо-Раб"   компании   "Вике",   который  большинство   детективов   отдела
расследования убийств УПЛА  обязательно держат  в бардачке. С  удовольствием
мазнул бы каждую ноздрю.
     В  гостиной   стоит  музыкальный  центр  и  две  огромные  колонки,  но
телевизора  нет.  Там,  где  нет  окон или  дверей, у стен  стоят деревянные
стеллажи с книгами, отчего гостиная кажется меньше. Приступ клаустрофобии не
улучшает  самочувствия  Джека.  Большая  часть  книг, похоже,  по  религии и
философии.
     Он  видит сочинения  Декарта,  К.С. Льюиса, "Бхагавад-Гиту",  "Принципы
существования"  Стивена  Эйвери..,  но  есть   и  беллетристика,   книги  по
пивоварению, а на одной из огромных колонок  лежит далеко не  самая  удачная
книга об