Элвисе Пресли, написанная  Альбертом  Голдманом. На другой колонке
стоит  фотография  девочки  с  ослепительной  улыбкой,  веснушками  и  морем
рыжеватых  волос. Глядя  на девочку, нарисовавшую  классики на бетоне,  Джек
Сойер испытывает злость и боль. Возможно,  на карту  поставлены судьбы мира,
но есть и старик, которого надо остановить. И ему следует об этом помнить.
     Медведица  отодвигается  в  сторону,  пропуская  Джека   к  дивану,  не
поднимаясь  с  колен и держа в руках миску.  Джек  видит, что в ней еще  две
мокрые тряпки и горка подтаявших кубиков льда. От одного взгляда на лед пить
хочется еще сильнее.
     Он берет один и кладет в рот. Потом смотрит на Мышонка.
     Он  по горло укрыт клетчатым пледом. Лоб и верхняя часть  Щек, там, где
нет  вылезающей  бороды,  очень бледные.  Глаза закрыты.  Губы  растянулись,
открывая белизну зубов.
     - Он в... - начинает Джек, и глаза Мышонка открываются.
     Вопрос, который хотел задать  Джек,  напрочь вылетает у него из головы.
Белки  вокруг  коричневато-зеленых  радужек  стали кроваво-красными.  Словно
Мышонок смотрит в ужасный радиол активный  закат. Из внутренних уголков глаз
течет черный гной.
     - "Книга философской трансформации"  рассматривает самые животрепещущие
проблемы диалектики, -  голос Мышонка  звучит  размеренно, успокаивающе, - и
Макиавелли ведет речь о тех же проблемах.
     -  Мышонок,  это  Джек  Сойер. - В  красно-зеленовато-коричневых глазах
никакого  узнавания. Зато червяки гноя в уголках глаз шевелятся, как  живые,
словно слушают.
     - Это Голливуд, - бормочет Нюхач. - Коп. Помнишь?
     Одна рука Мышонка  лежит  на  клетчатом  пледе. Джек  берет  ее и  едва
подавляет крик удивления, с  такой силой пальцы Мышонка сдавливают его руку.
Кожа горячая.  Просто раскаленная.  Как булочка,  которую достают  из  печи.
Мышонок шумно  выдыхает. Запах  ужасный,  тухлого  мяса, увядших цветов. "Он
гниет,  - думает Джек.  - Гниет изнутри. Господи Иисусе,  помоги мне  пройти
через это".
     Иисусу это,  возможно, не по силам, а вот воспоминания о Софи помогают.
Джек пытается удержать перед мысленным взором ее ясные, чистые, ослепительно
синие глаза.
     - Слушай, - говорит Мышонок.
     - Я слушаю.
     Мышонок,  похоже, собирается  с  силами.  Под пледом по  телу пробегают
волны дрожи; как догадывается Джек, это судороги.
     Где-то тикают  часы. Где-то  лает собака. На  Миссисипи гудит  корабль.
Если  убрать  эти  звуки, останется  тишина. За всю  свою  жизнь  Джек может
припомнить  только  одну  схожую  ситуацию:  он  в больнице Беверли-Хиллс, в
ожидании, пока  его мать поставит  точку в  долгом процессе умирания. Где-то
Тай Маршалл  ждет  своего спасения.  Во всяком  случае,  надеется,  что  его
спасут.  Где-то Разрушители напряженно трудятся, стремясь уничтожить ось, на
которой   вращается   все   существующее.  Здесь   же   маленькое  замкнутое
пространство со слабыми вентиляторами и удушающим запахом.
     Глаза  Мышонка  закрываются,  снова открываются. Фокусируются  на вновь
прибывшем, и Джек внезапно понимает, что ему вот-вот откроют великую истину.
Кубик льда исчез  изо рта: то  ли  Джек его  разжевал,  то ли проглотил,  не
заметив, а взять второй он не решается.
     - Давай, дружище, - подает голос Док. - Выкладывай, что хотел, а  потом
я вколю тебе еще один шприц. Средство хорошее. Может, ты поспишь.
     Мышонок словно  не слышит  его слов. Глаза не отрываются от глаз Джека.
Рука крепче сжимает руку Джека.
     - Не.., покупай  самое дорогое оборудование, - говорит Мышонок, и опять
облако вонючего воздуха выходит из его легких.
     - Не?..
     - Большинство людей перестанет  варить пиво.., через год или два.  Даже
те, для кого это хобби. Варить пиво.., не для дилетантов.
     Джек смотрит на Нюхача. Тот отводит взгляд.
     - Он  то в  сознании,  то  в  забытьи. Потерпи. Подожди, Пальцы Мышонка
сжимаются  еще  сильнее, потом  расслабляются, когда Джек  уже  думает,  что
больше не выдержит этой медвежьей хватки.
     - Возьми  большой  котел, - советует ему Мышонок. Его глаза вылезают из
орбит. Красные тени появляются и  исчезают, появляются  и исчезают, летят по
изогнутому ландшафту глазных яблок, и Джек думает: "Это его тень. Тень Алого
Короля.
     Мышонок одной ногой в его дворце". - Как минимум.., на пять галлонов. А
для ферментации хороши пластиковые  охладители воды..,  они легче стеклянных
и.., я весь горю. Господи, Нюхач, я весь горю!
     - К черту, я ему сделаю укол. - Док открывает свой саквояж.
     Нюхач хватает его за руку:
     - Рано.
     Кровавые слезы выступают  на  глазах Мышонка.  Черные червяки  вроде бы
выпускают щупальца, которые жадно тянутся к красной влаге.
     -  Клапан ферментации,  - шепчет Мышонок.  -  Томас Мертон - дерьмо, не
слушай тех, кто  говорит другое.  Ни одной  ценной мысли.  Надо  стравливать
избыточное  давление и  не  пропускать  пыль.  Джерри Гарсия - не Бог.  Курт
Кобейн - не Бог.
     Аромат духов, который он чувствует, - не его мертвой жены.
     Король положил на него глаз. Горг-тен-аббала, и-ли-ли. Опопанакс мертв,
да здравствует опопанакс.
     Джек наклоняется ниже, в зловонное дыхание Мышонка:
     - Кто чувствует духи? На кого положил глаз Король?
     - Безумный Король, плохой Король, грустный Король.
     Ринг-а-динг-динг, все славят Короля.
     - Мышонок, на кого положил глаз Король?
     - Я думал, вы хотели узнать... - встревает Док.
     - На кого? -  Джек не знает, о чем речь, но нутром чует, что это важно.
Кто-то недавно говорил что-то подобное? Дейл? Тэнзи? Или, упаси бог, Уэнделл
Грин?
     - Еще нужен шланг для слива осадка, - уверенно продолжает Мышонок. - Он
понадобится  по  завершении ферментации! И нельзя разливать пиво в бутылки с
завинчивающейся пробкой! Ты...
     Мышонок отворачивается от Джека,  утыкается  лицом в  плечо, раскрывает
рот  и  блюет. Медведица кричит. Блевотина гнойно-желтая и испещрена черными
точками, похожими на гной в уголках глаз Мышонка. Они живые.
     Нюхач  торопливо выходит  из гостиной, и Джек,  как  может,  прикрывает
Мышонка от солнечного света, которым залита кухня.
     Хватка Мышонка ослабевает.
     Джек поворачивается к Доку:
     - Вы думаете, он уходит?
     Док качает головой:
     - Просто отключился. Старина Мышонок так  просто не уйдет. - Он  мрачно
смотрит на Джека. -  Если бы от этого  был прок, мистер Полисмен. Не будет -
вина ляжет на вас.
     Нюхач  возвращается  с  тряпками,  на  его руках  -  зеленые  резиновые
перчатки.  Молча  он  собирает  тряпками блевотину  между плечом  Мышонка  и
спинкой дивана.  Черные точки больше не  шевелятся, и  это  хорошо. Было  бы
лучше, думает Джек, если б они не шевелились  с самого начала. Он  замечает,
что блевотина проела обивку дивана, как кислота.
     -  Я хочу на пару секунд убрать плед, - говорит  Док, и Медведица сразу
встает,  с  миской  со  льдом  в  руках.  Отходит  к  одному  из  стеллажей,
поворачивается к дивану спиной, ее трясет.
     - Док, мне это надо видеть?
     - Я  думаю, да. Я  думаю,  вы даже теперь не представляете себе, с  чем
имеете дело.  - Док берется за плед  и вытаскивает  его из-под обмякшей руки
Мышонка. Джек видит, как что-то черное  вылезает из-под ногтей умирающего. -
Помните" мистер Полисмен, все это случилось лишь пару часов назад.
     Он откидывает плед. Стоя спиной к  ним, Сюзан "Медведица" Осгуд смотрит
на  труды  величайших  западных  философов и плачет. Джек пытается  сдержать
крик, но у него ничего не выходит.

        "x x x"

     Генри расплачивается  с  таксистом, входит в дом, набирает полную грудь
холодного -  система  кондиционирования функционирует отлично  -  воздуха. В
доме  легкий  сладковатый  аромат,  и  он   убеждает  себя,  что  это  запах
свежесрезанных  цветов,  к ним миссис  Мортон питает слабость. Он знает, что
это заблуждение,  но сейчас не хочет иметь дело  с призраками.  Настроение у
него заметно  улучшилось, и  он знает почему: приятно сказать парню с  ESPN,
что он  может засунуть  свое предложение в известное ему место. Для человека
это праздник, особенно  если у человека  есть  любимая работа, две кредитные
карточки, на  которых никогда  не иссякают деньги, и графин  ледяного  чая в
холодильнике.
     Генри  идет  на кухню, пересекает холл, гостиную, выставив  перед собой
руку, на случай, если  миссис Мортон  что-то переставила.  В доме тишина, не
считая шепота кондиционера, мерного гудения холодильника, звука его шагов...
     ...и вздоха.
     Любовного вздоха.
     Генри   на   мгновение   замирает,   потом   осторожно  поворачивается.
Сладковатый  запах  чуть  сильнее, если  стоять лицом  к  гостиной и входной
двери? Он думает, что да. И это  не цветы, нет  смысла  себя обманывать. Как
всегда, нос чувствует. Это аромат "Моего греха".
     - Рода? - зовет он, потом добавляет уже тише:
     - Жаворонок?
     Нет ответа. Разумеется, нет. У него глюки, ничего больше.
     Такое случается со многими, не так ли?
     Нет никаких запахов. Нет никаких сексуальных вздохов. И все-таки его не
оставляет мысль,  что жена стояла в гостиной и молча смотрела на него, когда
он  слепо  проходил  мимо,  держа путь на  кухню  Его Жаворонок вернулась  с
кладбища  Ноггин  Монд,  чтобы  немного  погостить  Может,  чтобы  послушать
последний диск "Слоббербоун".
     - Прекрати, - одергивает он себя. - Прекрати, идиот.
     Входит в большую кухню, где все разложено по полочкам.
     Переступив  порог, автоматически  нажимает большую  кнопку на панели, и
тут же  из динамика над головой звучит голос миссис Мортон. Звуковая система
класса хай-тек, поэтому ощущение, что голос живой, будто  сама миссис Мортон
говорит из гостиной.
     -  Заезжал Джек Сойер и оставил  вторую кассету, чтобы ты ее прослушал.
Он говорит.., ты понимаешь, запись того человека. Плохого человека.
     -  Плохого  человека, правильно, -  бормочет  Генри,  открывает  дверцу
холодильника,  наслаждается  волной   холодного  воздуха.  Рука  безошибочно
ложится  на банку "Кингслендского  темного", одну из трех, стоящих в дверце.
Сейчас не до ледяного чая.
     - Обе  кассеты  в твоей студии, на звуковом пульте.  Далее, Джек хотел,
чтобы  ты позвонил  ему  на  сотовый.  - В  голосе миссис  Мортон появляются
назидательные нотки.  -  Если будешь говорить с  ним, надеюсь, скажешь  ему,
чтобы он был осторожен. И будь осторожен сам. - Пауза. -  Не забудь про ужин
Он в холодильнике на второй полке, по левую руку.
     - Не надо,  не надо меня учить, - говорит Генри, но улыбается, открывая
банку с пивом. Идет к телефону и набирает номер Джека.

        "x x x"

     На пассажирском  сиденье в кабине пикапа, стоящего  перед домом номер 1
по Нейлхауз-роуд, оживает сотовый Джека. Но кабина пуста, так что его  трели
никто не слышит.

        "x x x"

     "Абонент,  которому  вы пытаетесь  дозвониться,  в настоящее  время  не
отвечает. Пожалуйста, попробуйте позвонить позже".
     Генри кладет трубку, возвращается  к  двери, нажимает на панели  другую
кнопку.  Голоса,   которые   сообщают  время  и   температуру  воздуха,  его
персоналий, но  запрограммированы  так,  что  Генри  не  знает, какой  голос
услышит. На этот  раз в  солнечную, кондиционированную тишину дома врываются
вопли Висконсинской крысы.
     - Время четыре  двадцать две пополудни! Снаружи температура восемьдесят
два градуса! Внутри - семьдесят <По шкале Фаренгейта, принятой в Америке.
Соответственно -  28 и 21 градус по  шкале Цельсия.>! Что тебе  до этого?
Что всем до этого? Жуй это, ешь, запивай, оно все-е-е...
     ..равно  выйдет из  одного  места. Правильно. Генри вновь  нажимает  на
кнопку,  отсекая  завершающую часть  фирменной  фразы  Висконсинской  крысы.
Неужели так быстро прошло время?
     Господи, совсем недавно пробило полдень. И раз уж речь зашла о времени,
так ли давно ему было двадцать лет и энергия била в нем ключом? Что с...
     Вздох повторяется, прерывая насмешки над собой. Вздох?
     Ой  ли? Куда  вероятнее, сбой в работе кондиционера. Во  всяком случае,
только таким образом он может это объяснить.
     Он может дать ту трактовку, какую хочет.
     -  Есть тут  кто-нибудь?  -  спрашивает  Генри.  В голосе  дребезжание,
которое он ненавидит. Старческое дребезжание. - Есть кто-нибудь в доме?
     На какую-то секунду его охватывает страх: а вдруг он услышит ответ.  Но
никто  не   отвечает,  понятное  дело,  и   Генри  тремя  большими  глотками
ополовинивает  банку. Решает,  что  пойдет в  гостиную  и  немного почитает.
Может, Джек позвонит. Может, алкоголь поможет ему унять расшалившиеся нервы.
     "А может, в ближайшие пять минут мир перестанет  существовать, - думает
он.  - И тогда  тебе  не  придется  вслушиваться в  этот  ужасный  голос  на
кассетах, которые ждут в студии".
     Эти  чертовы  кассеты  лежат на  звуковом пульте,  как  неразорвавшиеся
бомбы.
     Генри  медленно  возвращается в  гостиную, выставив  перед собой  руку,
говоря себе, что  он  не  боится, совершенно не  боится прикоснуться к  лицу
умершей жены.

        "x x x"

     Джек  Сойер  навидался всякого,  побывал  в  местах, где  нельзя  взять
напрокат автомобиль в компании "Авис" и вода вкусом  не  отличается от вина,
но и для  него  открывшееся под  одеялом -  шок.  Точнее,  нога Мышонка. Еще
точнее, то, что стало с  ногой Мышонка. Когда ему удается взять себя в руки,
первый позыв - отругать Дока за то, что он снял штаны с Мышонка. Джек думает
о сосисках, о том, как они сохраняют форму на скворчащей сковородке, которая
стоит  на  раскаленной горелке. Это,  безусловно,  глупое  сравнение,  primo
stupido  <крайне  глупое  (ит.).>, но человеческий мозг  в  стрессовых
ситуациях выдает более чем странные умозаключения.
     Форма ноги сохраняется, в  какой-то  степени, но  плоть  отделилась  от
кости.  Кожи  как  таковой нет, она  превратилась  в сочащуюся  желеобразную
субстанцию, смесь  молока и беконного  жира.  С мышцами, которые  обтягивала
кожа, тоже произошли  катастрофические изменения. Укушенная нога из твердого
состояния словно  перешла в жидкое,  эта  жидкость  испепеляет  и  диван, на
котором  лежит  Мышонок.  К  запаху  разлагающейся  плоти добавляется  запах
тлеющей ткани.
     Из  этой отдаленно  напоминающей  ногу массы  торчит ступня,  полностью
сохранившаяся,  целая  и  невредимая. Будто  принадлежащая другому человеку.
Джеку  на  мгновение  становится  дурно,  он   наклоняет  голову,  борясь  с
подкатившей к горлу тошнотой, изо всех сил пытаясь не заблевать рубашку.
     Возможно, спасает Джека  рука,  которая  ложится  на  его  плечо. Нюхач
пытается хоть  как-то поддержать его. Краснота полностью ушла с лица Нюхача.
Выглядит  он как мотоциклист, поднявшийся из  могилы,  герой  многих  легенд
байкеров.
     - Видите? - Голос Дока доносится издалека. - Это не ветряная оспа, друг
мой, хотя поначалу некоторые симптомы совпадали. Красные пятна уже появились
на  левой  ноге.., на животе.., на  яйцах. Так выглядела  кожа вокруг укуса,
когда мы  привезли его  сюда, краснота и  припухлость. Я думал: черт, ничего
страшного, у меня достаточно "зитромакса", чтобы справиться с воспалением до
захода солнца. Сами видите, какой прок от "зитро". Тут вообще бы вряд ли что
помогло.  Эта  дрянь  пожирает диван, а потом, думаю, примется и за пол. Эта
дрянь  очень голодна.  Так что же  это,  Голливуд? Я чувствую, только  вам и
Мышонку известен ответ.
     -  Он по-прежнему знает, где находится дом, - вставляет Нюхач.  - Я вот
понятия не имею, хотя мы только что вернулись оттуда. Ты тоже. Так?
     Док согласно кивает:
     - Но Мышонок - он знает.
     - Сюзи, дорогая,  -  обращается Док  к Медведице. - Пожалуйста, принеси
другой плед. Этот уже на последнем издыхании, вот-вот прохудится.
     Медведица  уходит  с  радостью. Джек встает. Ноги ватные,  но  все-таки
держат.
     - Прикройте его, - говорит он Доку. - Я иду на кухню.
     Если не выпью сейчас воды, умру.
     Джек  пьет  прямо  из-под  крана,  жадно  глотает,   пока  желудок   не
наполняется до краев, потом  рыгает, как лошадь. Какое-то время стоит, глядя
на двор Нюхача и Медведицы. Среди сорняков установлены качели. При виде их у
Джека  щемит  сердце, но он все равно  смотрит на качели.  После того как он
увидел ногу Мышонка, то, что с ней стало, очень важно напомнить себе, что он
здесь не без причины. И чем большую боль вызывает напоминание, тем лучше.
     Солнце,  уже золотое,  спускающееся  к Миссисипи, бьет  прямо в  глаза.
Значит, хотя ему и казалось, время не остановилось.
     Во всяком случае, не остановилось за пределами этого двухэтажного дома,
номер 1 по Нейлхауз-роуд.  Его не отпускает мысль, что приезд сюда - пустое,
как  и крюк, который он сделал, чтобы заехать к Генри. Он думает, что мистер
Маншан и его босс, аббала, дурят ему голову,  спокойно продолжая свое черное
дело.
     Он  может найти "Черный дом"  благодаря гудению в голове, так почему бы
ему не сесть в пикап и не поехать туда?
     "Аромат духов, который он чувствует, - не его мертвой жены".
     Что сие означает? Почему упоминание о том,  что кто-то чувствует аромат
духов, так пугает его?
     Нюхач стучит в дверь  кухни.  Он  неожиданности Джек даже подпрыгивает.
Его взгляд падает  на  прямоугольник материи,  который  висит  над  кухонным
столом. Вместо привычного "ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ  НАШ ДОМ",  на нем вышито "ДА
ЗДРАВСТВУЕТ ХЕВИ-МЕТАЛ", а ниже - "ХАРЛЕЙ-ДЭВИДСОН".
     - Возвращайся, - говорит Нюхач. - Он в сознании.

        "x x x"

     Генри на лесной тропе, может, это просека, и кто-то находится у него за
спиной.  Всякий  раз, когда  он оборачивается, чтобы посмотреть, кто  там (в
этом сне он  - зрячий, но радости от этого нет), он видит чуть больше. Вроде
бы это мужчина в вечернем костюме, но пугающе  высокий, с  зубами, торчащими
над  его  красной,  улыбающейся  нижней  губой.  И  у  него  (неужели  такое
возможно?) только один глаз.
     Первый  раз,  когда  Генри  оборачивается,  он  видит   только  силуэт,
мелькающий среди деревьев. Второй - различает черный смокинг и красное пятно
галстука  или  эскота   <Эскот  -  галстук  с  широкими,  как   у  шарфа,
концами.>. Впереди - жилище преследователя, вонючая дыра, которая  только
выглядит как дом. Присутствие этого дома вызывает гул в голове Генри.
     Леса  по  обе  стороны от него  пахнут  не сосной,  а  чем-то  сладким,
удушающим: это густой аромат духов "Мой грех".
     "Меня  загоняют туда, - с  отвращением  думает Генри. -  Не  знаю,  кто
преследует меня, но  меня загоняют в этот псевдодом, как оленя  - под  ружья
охотников".
     Он уже принимает решение свернуть с тропы направо или налево, убежать в
лес, воспользовавшись тем, что к нему вернулось зрение. Да только там бродят
какие-то твари.  Темные, постоянно меняющие  форму. Находящуюся ближе других
ему удается разглядеть. Это громадная собака с длинным, красным, как галстук
преследователя, языком и выпученными глазами.
     "Нельзя допустить, чтобы они  загнали  меня в дом, -  думает Генри. - Я
должен сойти с тропы до того, как она приведет меня к дому.., но как? Как?"
     Ответ  удивляет  его  своей  простотой  и  очевидностью.  Всего-то надо
проснуться. Потому что это сон. Конечно же...
     -  Это сон! - кричит Генри и наклоняется вперед. Он  не идет  -  сидит,
сидит в  собственном кресле, и,  похоже, дело  закончилось мокрыми  штанами,
потому что заснул с банкой "Кингслендского темного"...
     Но нет, штаны  сухие,  потому  что банки нет. Он  осторожно протягивает
правую  руку  и  находит  банку  на  столе,  рядом  с  брайлевским  изданием
"Отражений в золотом глазу". Должно быть, поставил ее на стол, перед тем как
провалиться в этот жуткий кошмар.
     Да только Генри уверен, что ничего такого он не делал. Он  держал книгу
в  руках,  а  банку  - между ногами, чтобы  пальцы  могли  свободно касаться
выбитых на