тут на два рейса припасено.
  - Слушай, а ты правда... не бандюк? - робко поинтересовался Благуша,
шокированный таким предложением.
  - Не-е, я махинист, - ухмыльнулся Ухарь. - Да это я так, шуткую. Попадись
мне Рыжие здесь под руку, я б их, как кошар, своими руками передавил, а
там, среди седунов, неувязочка может возникнуть, пострадает еще кто.
  Глядя на громадные лапы Ухаря, сразу верилось, что бандюков он может
передавить именно как кошар.
  - А ты не ошибся? - Черные глазки махиниста строго уставились Благуше в
переносицу. - Точно бандюков видал?
  - Не... - Благуша запнулся, нахмурился, припоминая рожи бандюков, и
решительно отверг подобное предположение. - Нет, не ошибся. Вся ватага в
сборе, я их с вантедной доски на Станции запомнил и имена все тоже.
  - Жила, Буян, Ухмыл, Пивень и ватаман Хитрун? - легко перечислил махинист,
поднимая свою чарку. - Точно! Ты тоже видал? - Благуша подхватил свою, и
они чокнулись. - За знакомство!
  От первого же глотка слав надсадно закашлялся, поспешно поставив чарку на
стол. Брага скользнула по пищеводу огненным драконом, ударила в голову, да
так, что Благуша едва с табурета не сковырнулся. Из чего ж такую ядреную
отраву можно получить, оторви и выбрось? Прямо из огня, что ли? Он ощутил,
как стремительно косеет.
  - Что это ты... мне налил... оторви и выбрось?
  - Ну зачем же такое добро выбрасывать, пар те в задницу! - возразил Ухарь.
И гордо добавил: - Это окоселовка, моего собственного изготовления. А
бандюками, браток слав, голову не забивай, есть у меня на их счет одна
задумка. Давно продумывал такой случай, хотел проверить, что получится.
  - Ну и рожи у них мерзкие, - заплетающимся языком пробормотал Благуша, уже
ощущая себя рядом с таким богатырем, как Ухарь, в полной безопасности. - Я
как взглянул - сразу понял, что лихие людишки...
  - Твоя правда, - согласился махинист, доливая чарки, казавшиеся на фоне
его лапищ просто наперстками. - Особенно у моего братца, Хитруна. Всем
харям харя, пар ему в задницу.
  Благуша моментально протрезвел. Отдернул руку от чарки, слегка отстранился
от стола, выпрямился:
  - Братца? Хитрун твой брат?
  - Ага. Двоюродный. В семье не без урода, верно, брат слав? Так выпьем же
за уродов, которые нам со скуки помереть не дают! - И Ухарь хлопнул свою
чарку до дна одним глотком, даже не поморщившись.
  - И... что делать будем? - поинтересовался Благуша, больше не
притрагиваясь к сивухе. В безопасности рядом с Ухарем он себя больше не
ощущал. Сродственные связи, оторви и выбрось, на дороге не валяются. На
словах говорится одно, а подразумевается, как обычно, совсем другое.
Может, и махинист с бандюками в сговоре? Проклятие, спохватился он
мысленно, он тут сидит, а Минута там одна-одинешенька за бандюками
присматривает! Как бы не обидели они ее, вражьи души...
  - Вот что мы сделаем, - хитро щурясь, проговорил между тем Ухарь.
  И изложил свой план. И сразу стало ясно, что махинист свой парень! В
доску, оторви и выбрось!

  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
где Выжига все-таки продолжает путь

  Голод - лучшая приправа к пище.
  Апофегмы

  Над степью несся тоскливый вой. На два голоса. Человеческий и звериный.
  Слаженно выводили солисты невольного дуэта, переливчато - чувствовалось,
что времени даром не теряли и спелись неплохо.
  Отчего выводил горлом затейливые трели зверь, Выжига не знал, но его душа
страдала от безысходности. Так вляпаться в череду совершенно дудацких,
непредсказуемых, безумных обстоятельств - это ведь надо суметь! Сначала с
бегунком - чудо, что шею не сломал, зато чуть в озере не утоп, которое
своим же долгольдом и наполнил, а тут еще эта оказия с ханыгой, так не
вовремя подвернувшимся под руку...
  Ишь, заливается, мерзавец. Выжига прекратил выть и затравленно глянул
сквозь ветки вниз, на вольно разлегшегося в траве зверя. И не поймешь, кто
над кем издевается, он над зверем, как лично хотелось бы думать Выжиге,
или зверь над ним.
  И так ему стало тошно в этот миг, что злость вспыхнула в душе словно
охапка сухого хвороста, подброшенного в веселый, трескучий костер. Злость
совершенно бессильная, ведь поделать с ханыгой он ничего не мог, и потому
особенно выматывающая. Выжига аж заскрипел зубами, представив, как ржал бы
над ним Благуша, узрев его на этой дудацкой иве. И с силой дернул себя за
ус, прогоняя боль душевную болью телесной. Ежели и дальше так пойдет, то
скоро быть ему без усов...
  Почти тут же умолк и ханыга. Поднял голову, сверкнул красными углями глаз,
вильнул черным мохнатым хвостом. Вдвоем ему выть, видите ли, было
интереснее.
  Самое подлое, что ведь камила зверь не тронул. Едва птица вышла из ступора
и рванула прочь, да так, что только ее и видели, как ханыга сразу потерял
к ней интерес. Неспешно так вернулся и преспокойно разлегся возле дерева,
пока еще спасавшего Выжиге жизнь. Человечинка хищнику, похоже,
привлекательнее показалась. Еще бы, кроме рук и ног, явно не годившихся в
драке против матерого зверя, Выжиге защищаться было нечем, а у бегунка
такая силища в когтистых лапах, что и ханыге не поздоровится, ежели решит
напасть на птицу. И бегает камил быстро, куда быстрее, чем он, Выжига, так
зачем за камилом гоняться, ежели более удобная добыча беспомощно висит на
дереве? И надо лишь подождать, когда она, обессилев, свалится вниз, прямо
в острые зубы?
  От нарисованной собственным воображением картины Выжигу передернуло. Он в
который раз выругался и угрюмо нахохлился на своем насесте, решив хоть
какое-то время вниз, на своего потенциального палача не смотреть. Много
чести, песий хвост! Повыли вместе, и будет!
  Откуда-то из-за озера послышался неспешный конячий топот.
  Выжига встрепенулся. Никак помощь прибыла? Вдруг у всадника управа на
степняка найдется? Крикнуть, что ли, предупредить? А вдруг испугается и
удерет? А может, просто одинокий коняга ковыляет? Крикнешь, так спугнешь,
лучше уж зверь на него пусть отвлечется...
  Пока Выжига решал про себя сложную этическую проблему, из-за приозерных
зарослей вынырнула голова коняги (с удилом в зубах и поводьями!), а за ней
показался и сам всадник - какой-то тщедушный манг. Выжига уже открыл было
рот, чтобы все-таки крикнуть про хищника, как встретившийся с ним взглядом
всадник сам удивленно воскликнул.
  - Выжига, никак ты, аркан те за пятку? Вот так встреча! А что ты там
делаешь? - Манг глянул вниз и сразу смекнул: - Да ты никак от пса моего
хоронишься? Так он же людей не трогает! То пес мой табунный, сторож,
Васьком кличут! А я - то думаю, куда он пропал, работу свою забросил,
лентяй этакий!
  Челюсть у торгаша так и отвисла. Вот тебе и на... Он-то эту зверюгу битых
два часа принимал за ханыгу - опаснейшего степного хищника.
  "Гроза степей" тем временем подскочила к ряболицему мангу, в коем Выжига
уже признал лошадника Дзюбу, недавно торговавшегося с ним на кону, и
дружелюбно завиляла хвостом, преданно глядя на хозяина. Растерянности
слава не было границ. От стыда впору было сгореть, а тут еще ива эта
дудацкая, на которой он сидел, как хрен на насесте.
  Выжига осыпался с ивы, как перезрелый плод. Встал, отряхнулся, пытаясь
важно надуть щеки, словно на дерево его случайным ветром занесло, да
понял, что хорошая мина при плохой игре на этот раз не удастся, и махнул
рукой.
  - Эх, Дзюба, кабы я знал, то не полез бы на дерево. Пес-то у тебя
страхолюдный, и где только с такими жуткими глазищами откопал, ведь по
всем описаниям прямо на ханыгу смахивает!
  - Да ханыга, аркан те за пятку, и есть, - добродушно улыбнулся с седла
манг.
  - Что?! - не веря ушам, оторопело переспросил Выжига, готовый вновь
оказаться на макушке ивы.
  - Я его еще щенком добыл, - пояснил Дзюба. - Родителей охотники прибили, а
выводок остался. Отлично приручаются, ежели с детства, и сторожей лучше не
найдешь - своих же диких сородичей гоняют так, что только шерсть летит!
  - Вот оно как, - проговорил Выжига успокоенно, по-новому разглядывая пса,
  - Сторож, значит... Погоди, сторож? Так у тебя табун здесь?
  - Ага, - простодушно подтвердил манг. - Я к озеру проверить подъехал, есть
ли водица еще, коняг напоить, так оказывается, аркан те за пятку, есть.
  - Погоди, табун? - Выжига прямо загорелся от новой идеи, - Коняги? А не
продашь ли, Дзюба, парочку? Прямо сейчас?
  - А чего ж не продать, ежели бабок хватит...
  - Хватит, - твердо заверил Выжига. - Гони своих коняг, песий хвост!
  - Слушай, а чего ж ты тут делаешь? - спросил в свою очередь Дзюба. - С
Махины, что ли, выпал?
  - С камила, - мрачно поправил Выжига. - Ночью навернулся.
  - Да ну?! - поразился семряк. - Аркан те за пятку! И жив остался?
  - Как видишь. А озеро полное, потому как я, песий хвост, долголед ночью же
и обронил, - Выжига не стал уточнять, что сам же и бросил его в озеро,
выглядело бы это глупо, хоть и сделано было в сердцах.
  - А-а. А я - то думаю, дождей-то вроде как не было, а озеро полное...
Жаль... Заберешь небось долголед, аркан те за пятку... Слушай, а оставь
его мне, какой долголед-то у тебя? Месячный или годовой? А я тебе скидку
на коняг сделаю, а?
  Враз взыграла в Выжиге торгашеская жилка, но, поразмыслив, дивное дело,
решил не врать. Дзюба на кону слыл честным малым, и коняг ему тогда продал
отличных, так что глупо было сейчас хитрить, когда его, Выжиги, судьба от
него зависела.
  - Суточный, - вздохнул Выжига. - Можно уже и не вылавливать, песий хвост,
к следующему утру растает. Так что пои своих коняг, ежели надобно.
  - Спасибо, брат слав! Мне и этой водицы, аркан те за пятку, на монаду
хватит, так что скидку я тебе все едино сделаю!
  - Спасибо и тебе, Дзюба. Но, знаешь ли, песий хвост, я тороплюсь. Рад бы
поболтать, но мне к полуночи в храмовнике надо быть. Приведи коняг, а?
  - Что, и браги со мной не выпьешь, аркан те за пятку? - Манг заметно
огорчился. - Я ж тут вторую монаду один, совсем одичал без общения.
  - Выпью, браток манг. - Выжига решительно тряхнул головой, понимая, что
полчаса мало что изменит, а подкрепиться после утомительной ночи и не
менее напряженного утра не мешает, тем более что вся жратва в котомке на
строфе осталась. - А ежели найдется что-нибудь перекусить, песий хвост, то
и перекушу!
  - Заметано, аркан те за пятку! - сразу повеселел ряболицый. - А на моих-то
конягах успеешь куда захочешь! Я тебе лучших продам, верь мне! За водицу
спасибо!
  Минут через десять они уже сидели на траве, разложив скатерку с нехитрой
снедью - сушеное мясо, копченое сало, зеленый лук, сухари, - и уплетали за
обе щеки, не забывая обильно запивать крепкой, ароматной брагой,
настоянной на степных травах. Выжига степенно, как и полагается солидному,
удачливому торгашу, рассказывал о цели своего путешествия, о Невестином
дне и своем сопернике Благуше, коего ему обязательно надо опередить,
умолчав, естественно, о сон-траве, а манг мечтательно охал и восхищался,
растроганный махровой романтикой подобного предприятия. Рядом переступала
с ноги на ногу уже подготовленная пара коняг - один был гнедой,
красновато-коричневого окраса, с черными хвостом и гривой, а второй -
темно-серый в белое яблоко. Оба были объезженные, сильные, выносливые даже
с виду - красавцы, а не коняги, и оба стояли в полном снаряжении, при
седлах. Выжига то и дело поглядывал на них краем глаза, прикидывая, как бы
повежливее и побыстрее смыться, не обидев добряка манга, честно
сдержавшего слово продать ему лучших скакунов и взявшего за них всего по
сорок бабок за каждого. Но манг, весьма неглупый парень, сам ему помог,
как только с трапезой было покончено.
  - Ну как, аркан те за пятку, отдохнешь еще чуток или в путь тронешься?
Гнать тебе со всей мочи придется, чтобы к полуночи успеть, но шансы
хорошие.
  - Поеду, - кивнул Выжига и поднялся, стряхивая со штанцов крошки. -
Спасибо за хлеб-соль, браток манг.
  - Ну, прощай, браток слав. Удачи тебе в пути!
  - И тебе тоже, браток манг, удачи.
  - Постой! - вспомнил манг. - А с камилом-то твоим что делать, ежели
объявится? Он же, аркан те за цятку, немалых бабок стоит? Поди, полный
залог заплатил?
  - Поймаешь - катайся сам! А мне возиться некогда, песий хвост!
  - Так бабки же. - Манг от изумления даже руками всплеснул. Еще бы - один
камил стоил не меньше трех справных коняг, и если бы не щадящие условия
залога, по которым при возврате строфокамила в стойло в добром здравии
возвращалась большая часть внесенной суммы за вычетом дорожной мзды, то
подобная "неотложка" разорила бы любого путешественника.
  - Плевать! - Выжига нервно дернулся при мысли о строптивом камиле, радуясь
случаю от него избавиться.
  Затем лихо вскочил на гнедого рысака, пнул пятками гладкие конячие бока и
пустился в галоп, а следом, в связке, за ним двинулся заводной серый.
  И понеслась степь-дорога навстречу - снова...

  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой бандюки натыкаются на Благушу, да и на Ухаря в придачу

  Не позволяй твоему языку опережать твою мысль.
  Апофегмы

  - Махина чешет последний перегон, а это значит - без остановок до самого
храмовника, - деловито и абсолютно трезво (куда только все выпитое
подевалось, самого-то Благушу и с одного глотка изрядно вело, больно уж
ядреное оказалось пойло) излагал Ухарь свой план. Рыжие наверняка начнут
действовать сейчас, пар им в задницу, значит и нам надо поторапливаться.
Чтобы спокойно грабить, надо остановить Махину, так всегда делается,
можешь поверить моему опыту (на взгляд Благуши, это заявление было
двусмысленным), а мы им этого сделать не дадим! - И махинист для пущей
убедительности прихлопнул пятерней по столу, прихлопнул аккуратно, так как
силу свою осознавал и старался ее соизмерить, но чарки все равно опасно
подпрыгнули, а стол загудел вместе с полом махинного отделения. - Мы
поставим составу парусные щиты, пар ему в задницу, отцепим его от Махины и
пустим своим ходом. Ветер сейчас попутный, вагоны должны сами дотянуть до
храмовника, причем довольно шустро дотянуть, судя по инструкциям Бовы
Конструктора. Вот заодно написанное и проверим. А мы на Махине прибавим
ходу, прибудем раньше и навострим власти встречать гостей, за что и хапнем
полагающиеся нам за них наградные бабки, верно? Ну, как тебе мой план, пар
в задницу?
  - Да вроде ничего так, оторви и выбрось... - Благуша озадаченно почесал
затылок, пытаясь разобраться в сказанном. - А что за парусные щиты?
  - Погоди, сейчас сам увидишь, надо только кое-что предварительно сделать.
  Ухарь решительно поднялся, едва не уткнувшись головой в потолок, и шагнул
к торчавшему посреди Махины паровому котлу. Нагнулся, подвинул поближе
ящик с горюч-камнем, затем открыл стальную задвижку и, кинув пару лопат в
ревущую топку, с невозмутимым видом захлопнул снова.
  Благуша же мигом оказался рядом, растопырив уши и раскрыв глаза во всю
ширь. Интересно ему было устройство Махины, в диковинку. Непонятно,
конечно, но все равно интересно. Впрочем, у него была ясная и толковая
голова. Когда Ухарь угостил котел горюч-камнем, он обратил внимание на
большой белый циферблат, прикрепленный к чумазому стальному боку
водогрейки, на котором дрогнула и поползла было к красному пределу большая
черная стрелка, но, видимо, мощи не хватило, и стрелка замерла, подрагивая
на достигнутой отметке, словно нос взявшего след охотничьего пса.
  Ухарь хмыкнул:
  - Не хочешь повторить? Еще пару лопат надо.
  - С удовольствием, оторви и выбрось! - Благуша действительно был не прочь
причаститься таинств движения самой Махины, а черной работы он никогда не
чурался. Надо, так надо! - А что мы делаем?
  - Давление повышаем, пар те в задницу, - непонятно ответил Ухарь, снова
распахивая задвижку.
  Благуша ловко подхватил прислоненную к котлу лопату, набрал и отправил в
бушующий огнем зев жирную порцию горюч-камня.
  - Еще?
  - Угу. Кидай, пока не остановлю.
  В топку полетела следующая порция, за ней еще и еще, так что парой
обещанных лопат дело не ограничилось. Припахал его Ухарь, сообразил
Благуша, просто-напросто припахал, как салагу. Но он не обиделся. Все
равно было интересно.
  - Закрывай! - громко скомандовал Ухарь.
  Благуша тут же отставил лопату и попытался лихо захлопнуть задвижку, как
это только что делал на его глазах махинист, и тут же с криком отдернул
руку, замахал в воздухе, охолаживая - на пальцах багровел моментально
заработанный ожог.
  - Вот и мой золушок так поначалу обжигался, - философски заметил Ухарь,
имея в виду своего некстати заболевшего помощника. - Протри окоселовкой,
до свадьбы заживет. - И легко, голой рукой прикрыл дверцу, будто и не
чувствуя жара.
  Благуша, шипя от боли, укоризненно покачал головой.
  - Мог бы и предупредить, оторви и выбрось!
  - Да забыл, - простодушно пожал плечами махинист, неотрывно глядя на
циферблат. - Мне-то температура задвижки до лампады!
  Стрелка на хитром механизме снова, как живая, рванулась вверх и пересекла
красную черту.
  - Ага! - удовлетворенно сказал Ухарь, быстро-быстро закручивая какой-то
штурвальчик на котле. - Преисполнилась утроба духом водицы животворной! -
И пояснил: - Это я клапан перекрыл, что за свисток отвечает, теперь пар,
не отыскав привычного выхода, рванет по вновь открытому пути - вдоль
вагонов поверху, по специальной магистрали, чтобы поднять и распустить
щиты парусов. - Ухарь неожиданно расхохотался: - Представляю, какая паника
разразится сейчас в вагонах, когда загромыхает железо над головами
седунов! Но сначала надо снять предохранители. А ну пойдем со мной, брат
слав. - И богатырь Ухарь двинулся в сторону двери, а Благуша за ним, решив
не обращать на обожженную руку внимания, хотя это было непросто.
  Они вышли в тамбур..
  Махинист распахнул неприметную боковую дверцу, встроенную в зад Махины, и,
присев на корточки, принялся что-то химичить. Благуша пытливо заглянул
через плечо. Пальцы махиниста ловко скручивали опломбированную проволоку и
поворачивали какие-то многочисленные рычажки - который вправо, который
влево, а какой и просто на себя - как только все помнит?!
  - Осталось два, - заявил Ухарь, закончив возиться с мелочью и взявшись за
самый огромный рычаг, растущий из пола ниши справа почти до самого верха.
- Этот ставит парусные щиты... тот гребень, что поверху состава идет,
наверняка видел...
  - Ага, - кивнул Благуша, заинтригованный происходящим на его глазах
действом.
  - А этот, - указательным пальцем свободной руки Ухарь ткнул в почти такой
же рычаг слева, - расцепляет Махину с вагонами, пар ей в задницу. Сначала
мы поставим щиты, а то связь оборвется, управление-то все с Махины
происходит, а уж затем и сам состав расцепим. Ну-ка...
  Ухарь взялся за рычаг обеими руками, покряхтел, приноравливаясь, и
медленно, плавно повел его на себя и вниз. Взбугрились на широченной спине
мускулы, аж шелковая рубаха затрещала, застонало железо хитрого механизма.
Вдруг где-то на крыше Махины громыхнуло, словно кто-то вывалил на гулкое
железо тачку камней, отчего Благуша невольно вжал голову в плечи, а затем
пошло-поехало! Грохот по нарастающей прошелся по всем вагонам и лишь
минуты через три затих где-то в конце. Или под впечатлением ранее
сказанных махинистом слов Благуше почудилось, или он и в самом деле, даже
сквозь закрытую дверь услышал испуганные вопли в каморном вагоне?
  - Порядок! - оборачиваясь, хохотнул Ухарь - лицо великана-крайна сияло от
радости, как начищенный таз. - Как говорится, у каждого идиота есть своя
мечта, так моя только что исполнилась наполовину! А сейчас и вторую
половину исполним, только надо поторапливаться, пока бандюки на шум не
подоспели...
  - Что это ты тут делаешь, плисовые штанцы?! А ну отойди от рычагов!
  От рыкающего баса, неожиданно прозвучавшего прямо за спиной, Благушу
сперва аж шарахнуло в сторону. А когда он сумел развернуться, то
встретился взглядом с одним из Рыжих, выглядывающим в тамбур из двери
каморного вагона.
  - Никак ты, Пивень, - спокойно проговорил махинист, оглядываясь. - Все
такой же тощий, а, пар те в задницу? Совсем не заботится мой братец о
твоем здоровье, не уважает он тебя...
  Бан