алко. Особенно потому, что слово Бовы
твердо как кремень, сказал - значит, так и будет, пусть даже весь мир
треснет по всем швам, как гнилые портки.
  Они немного помолчали, глядя, как Пивень продолжает шуровать в топке,
утирая время от времени мокрое от пота лицо то одним, то другим рукавом.
Бова наслаждался теплом и гнал прочь тревожные мысли. Все будет хорошо.
Потому что иначе быть не может. До сих пор ему всю жизнь везло во всех
начинаниях, таким уж он уродился, счастливчиком Так пусть все так и
остается.
  - Как там бандюки? - вдруг спросил Ухарь, изо всех сил стараясь придать
своей устрашающей усатой физии деланно безразличный вид, что получалось у
него довольно плохо, так как актер из махиниста был никудышный.
  - Не беспокойся, не шалят. - Бова усмехнулся. - Мои парни за ними
присматривают. Знаю, знаю, какие мысли у тебя на уме, но не мог же я
бросить их в таком гиблом месте, включи-выключи?
  - Не мог, - с видимой неохотой согласился Ухарь.
  - Кстати, а ты ведь с Хитруном за все время так словом и не перемолвился.
Неужто так видеть его не хочешь? Он же сродственник твой?
  - Таких сродственников, пар им в задницу, надо в детстве в бельевом корыте
топить, чтобы нормальным людям после жить не мешали... Слышал я, будто к
себе в команду ты Хитруна со всей ватагой приглашал. Правда ли?
  - Правда. - Бова никогда не лгал и ничего не скрывал от своих людей,
особенно если ему задавали прямой вопрос. - Будто сам не знаешь, что
именно из таких тертых жизнью мужиков и выходят толковые сподвижники -
ежели, конечно, сумеешь зажечь их своей идеей.
  - Ну нет, не тот это случай, - ворчливо возразил махинист. - И что он тебе
ответил?
  - Пока согласия от него я не получил. Хитрун попросил лишь вывезти его с
ватагой отсюда в нормальный домен и обещал мне и моим людям никогда
препоны не чинить. Да еще сказал, что по дороге подумает над моим
предложением.
  - Сдать их властям - и вся недолга. Бабок за них немерено получить можно,
пар им в задницу!
  Бова заметил, как вздрогнул Пивень от таких слов, едва не опрокинув лопату
с горюч-камнем на пол. И укоризненно покачал головой.
  - Эх ты, махинист! А где же твое человеколюбие? Сам-то ты чем после такого
предложения от этих бандюков отличаешься?
  - Я людей не граблю, - буркнул Ухарь. - А они знали, на что шли, когда в
бандюки подались. Их дело какое? Ограбили, пропили награбленное - в
острог. А эти что? Сколько уже времени безнаказанно по всем доменам
куролесят!
  Тут вверху распахнулся люк, и вниз свесилась голова Косьмы Тихого - с
весьма испуганным выражением на лице.
  - Бова, беда!
  - Что такое?
  - Высотомер шалит! Вроде как падаем мы, и быстро падаем!
  - Знаешь Косьма, - Бова резко встал, не на шутку рассердившись, - я хоть и
люблю тебя, как сына родного, но голову твою дурную тебе сейчас сверну. И
язык вырву! Все-таки накликал беду, поганец ты этакий!
  Голова Косьмы с коротким возгласом исчезла.
  - Не останавливайтесь, пока не выясню, в чем дело, - бросил Бова уже
Ухарю, - смени Пивеня, коли устанет, но чтоб жар в топке был под завязку!
Понял?
  И, не дожидаясь ответа, понесся по лестнице наверх.
  Правду сказал Косьма, ничего не напутал - видать, от порывов ветра в одной
из секций гондолы образовалась брешь, выпускающая теплый газ, и стрелка
высотомера неуклонно ползла вниз. Бова досадливо крякнул. Лиха беда
начало. Вот уж подлый закон мироздания - как будешь думать о чем плохом,
так непременно случится. О хорошем же думай хоть до морковкиного заговенья
- все равно не обломится, пока это хорошее сам не сделаешь, своими руками.
  Рев движителя усилился - Ухарь исправно выполнял указание прибавить жару.
Стрелка высотомера на миг замерла, но потом, хоть и гораздо медленнее,
снова поползла вниз. Значит, брешь была немалой. А дальше и того хуже
может случиться - отыскав слабое место, ветер может всю секцию многошара
разметать в клочья.
  - Что делать, настоятель? - испуганно спросил Косьма, выглядывая из-за
плеча склонившегося над приборной доской Бовы.
  - Что делать, что делать... - Бова решительно выпрямился и буркнул: -
Балласт скидывать, вот что делать будем!
  - Да откуда ж у нас балласт?
  Бова окинул Косьму нехорошим взглядом и непонятно пояснил:
  - И тебя в том числе, Косьма, ежели придется, лишь бы корабль спасти.
  - Как это? - Манг икнул, вытаращив глаза.
  Но Бова Конструктор, не обращая на него внимания, быстрым шагом прошел
сквозь запасник к отсеку для седунов и, рывком распахнув дверцу, окинул
помещение быстрым цепким взглядом. Все его новые седуны и большая часть
команды безмятежно дрыхли после окоселовки, кто на лавках, а кто и прямо
на полу, причем Благуша не упустил случая полежать в обнимку с Минутой.
Остальные из команды вяло перебрасывались за столом в картинки, а двое
дюжих молодцов охраняли бандюков, усаженных в правом дальнем углу
отдельной группой. Из них, кстати, не спал только Хитрун. И Скалец.
Ватамана окоселовка не брала, а Красавчик пребывал в полном отрубе, что
трудно было назвать обычным сном. Дождавшись, когда лица бодрствуюших
повернутся к нему и изобразят должное внимание, что было непросто во
хмелю, все еще бродившем в головах, Бова жестко проговорил:
  - У меня для вас неприятная новость, парни. Мы падаем, и поделать с этим я
ничего не могу. Ежели удастся посадить Дирижопль - значит, посажу. Ежели
нет... В общем, и так ясно. Сперва, включи-выключи, придется спрыгнуть
только некоторым. Ежели и это не поможет - прыгать придется всем. И,
надеюсь, летучих шаров достанет на всех нас.
  Пока настоятель говорил, от его громкого голоса проснулись почти все, а
кто не успел, того спешным образом будили сотоварищи.
  Бова для верности повторил сообщение. Затем добавил:
  - Разбирайте из запасника камильные костюмы, оболочки посадочных шаров и
снаряжайтесь прямо сейчас, чтобы потом вдруг не оказалось слишком поздно.
  Сказав все, что хотел, Бова собрался снова захлопнуть дверцу и вернуться к
водильному креслу, но тут встревоженный ропот, поднявшийся в отсеке,
перекрыл скрипучий бас Хитруна.
  - Погоди, настоятель Ты сказал, кровь из носу, что сперва придется
спрыгнуть только нескольким, для проверки.
  - Ну?
  Хитрун криво усмехнулся, выдерживая паузу для пущего эффекта. Когда
установилась полная тишина, он медленно и внушительно проговорил, раздувая
свои усы от важности и гордости за себя, любимого:
  - Первыми прыгнем мы!
  Тишину сразу смело нестройным хором выкриков:
  - Ну надо же, наш ватаман погеройствовать решил!
  - Так у него, верно, штанцы запасные, будет во что переодеться, как
приземлится!
  - Да нет, он их еще в полете менять станет!
  - Да ты что, так и последние потерять можно!
  А Обормот, подняв над головой свою любимую алебарду, чтоб эту самую голову
никому не снести по нечаянности, пробрался среди горланящего народа в угол
к ватаге и, наклонившись к ватаману, язвительно бросил прямо в лицо:
  - Легко отделаться хочешь, Хитрун? Не выйдет, халваш-балващ!
  Ватаман стремительно побагровел, словно спелый помидор. И быть бы, по
словам Безумного Проповедника, великой ссоре и ругачке, ежели бы не
своевременное вмешательство Бовы Конструктора. Его властный голос легко
перекрыл гвалт.
  - Пусть прыгают.
  И снова наступила мертвая тишина, в которую вплетался лишь идущий снизу
ровный гул движителя да едва слышный вой ветра за бортом.
  - Пусть прыгают. Сейчас не до разборок. Обормот, проследи, чтобы всех
облачили в камильные костюмы, и как можно быстрее. А после веди их вниз, в
котельную!
  - Тьфу ты, на каких-то бандюков костюмы тратить, обертон те по ушам! -
возмутился было Воха Василиск, но Бова его тут же строго осадил:
  - А ну тихо, бард! Они такие же люди, как и мы, и беда сейчас на всех
одна! Все, действуйте!
  И больше никто не захотел Бове возражать.
  Лишь Благуша, все еще сидевший в обнимку с Минутой, с глубокомысленным
видом тихо проговорил, ни к кому не обращаясь:
  - Ежели не можешь помочь утопающему, то хоть не мешай ему.
  На что девица, тревожно поблескивая глазами, согласно кивнула.

  * * *

  Спустя несколько минут в котельной Бова давал последние напутствия уже
полностью снаряженным для полета бандюкам:
  - Старайтесь при падении не дергаться, не махать зря руками и ногами, а то
трос оборвете. Или шар повредите. Удар при приземлении будет не так чтобы
очень сильный, но ощутимый, поэтому ноги держите вместе, иначе можете их
сломать или задницу отбить...
  Все внимательно слушали, лишь Скалец, пьяно улыбаясь и явно не соображая,
что происходит, висел плетью на плечах брезгливо скривившихся Жилы с
Ухмылом. Бова сперва хотел оставить этого слава на корабле, но изменил
свое намерение - во-первых, возможно, вскоре все они окажутся в положении
бандюков, во-вторых, ватаман лично пообещал, что присмотрит за ним и за
опрометчивые речи супротив ватаги мстить славу не будет. И что-то в голосе
ватамана заставило Бову поверить ему.
  - А наше оружие? - угрюмо поинтересовался Хитрун, когда напутствия
закончились. - Отдашь или как?
  Бова кивнул Ухарю, и тот, недовольно сопя, но без возражений, выволок из
угла котельной все, что было отобрано у бандюков при пленении, - сабли,
ножи и аркан, и вручил им обратно. После чего, подобрав здоровенный молот,
отступил к котлу, возле которого уже находился в ожидании распоряжений
Пивень, и принялся оттуда сверлить бандюков подозрительным взглядом -
чтобы ничего не учудили при оружии.
  - Пора, - сказал Бова, оборачиваясь к помощникам. - Надувайте шары.
  Ухарь тут же отставил молот, выхватил одну из шарных оболочек, охапку
которых Пивень сейчас держал в руках, открыл клапан специальной трубы,
конец которой выходил сбоку от топки, и подставил горловину под струю
вырвавшегося оттуда горячего газа. Газ был особенный - образующийся при
испарении долгольда, он обладал невероятной подъемной силой, и совсем
небольшой шар, всего в два обхвата обычных рук, спокойно нес на себе вес
человека. Пока Ухарь надувал шары, от которых в котельной сразу стало
весьма тесно, Бова самолично защелкнул бандюкам шлемы камильных костюмов в
шейных ободьях. А перед тем как надеть шлем самому ватаману, сказал
следующее:
  - Удачи, ватаман. Мягкого приземления. И, кстати, включи-выключи, ежели
встретимся вновь, то мое предложение остается в силе.
  Хитрун ответил ему долгим, пристальным взглядом, а когда заговорил, голос
его едва заметно дрогнул.
  - Я это запомню, Бова. И это, и то, что ты сказал о нас там, наверху.
Запомню, кровь из носу, даже ежели жить мне осталось недолго. Удачи и
тебе. И, может быть, в следующей жизни нам повезет стать друганами.
  Бова кивнул, оценив сказанное, и шлем ватамана с тихим, но отчетливым
щелчком встал на свое место...

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
где счастье, отвернувшись от ватаги Рыжих, решает вдруг повернуться
задницей и ко всем остальным

  Главное, чтобы жизнь окончилась одновременно с началом смерти.
  Апофегмы

  Выброска "балласта" длилась всего несколько минут, и выглядела она так:
сперва по свешенному в распахнутую боковую дверцу канату в воздушную
бездну спускался бандюк, затем наружу выталкивался привязанный к нему шар.
И бандюк отпускал канат, тут же исчезая в неистово крутящихся и ревущих в
непроглядной тьме потоках воздуха. Последними спрыгнули Хитрун со Скальцем
- в обнимку.
  Захлопнув за ними дверцу и отрезав путь бушевавшей снаружи стихии, Бова с
донельзя озабоченным видом скорым шагом двинулся к лестнице, чтобы
взглянуть на показания приборов наверху. Но, видать, не судьба была
Дирижоплю благополучно завершить полет. Когда он проходил мимо Ухаря,
который в этот момент самолично, со зверским выражением на лице от
нешуточной сосредоточенности подкидывал в ненасытную топку очередную
порцию горюч-камня, в борт летучего корабля вдруг ударил могучий порыв
ветра. Ударил, как подводный камень в дно летящей по стремнине лодки, как
пудовый кулак рукомахальника в скулу соперника, как баран в новые ворота,
как...
  В общем, Дирижопль, застонав всеми своими швами, встал на дыбы и
накренился, а весь народ на обеих палубах полетел кувырком. Не избежал
этой участи и сам Бова, да и Ухарь, сбив попутно с ног Пивеня, вместе с
лопатой улетел в ближайший угол, где и въехал этой лопатой уже
поджидавшему там Бове - прямо по темечку, а затем крепко приложился о
стенку сам - тем же местом.
  Короче, когда все трое пришли в себя, котельная уже пылала синим пламенем,
быстро затягиваясь удушливым дымом. Вылетевшие из топки от толчка куски
горюч-камня, как назло, попали прямо на кучу ветоши, которой протирались
механизмы движителя, а та, в свою очередь, разлетелась по полу, поджигая
уже лари с горюч-камнем, вещевые ящики, стол, табуретки и лежаки. Не
горела пока только лестница, ведущая на верхнюю палубу.
  - Бежим наверх! - заорал Ливень, кидаясь к лестнице. - А то враз
поджаримся!
  Хладнокровно проигнорировав его вопль, Бова отступил за лестницу и,
прикрывшись от жара рукой, крикнул пятившемуся от пламени к топке Ухарю:
  - Долголед.
  Смекнув, что от него требуется, Ухарь сунулся в нужную сторону, но пламя,
словно живое, хлестнуло его в грудь, отбросив обратно. К ящикам с
долгольдом, стоявшим возле носовой стенки, было невозможно подобраться -
пламя поднялось там гудящей стеной.
  Застонав от отчаяния, Бова сжал кулаки. Мысли лихорадочно метались в
голове, пытаясь найти необходимое решение. А пока он думал, Ухарь, впервые
в жизни растерявшись в столь неоднозначной ситуации, просто ждал его
распоряжений.
  Пивень тоже в сомнении завис посередке лестницы, не зная, что предпринять
дальше. Оставить сейчас настоятеля с Ухарем здесь одних - значит предать и
их, как ранее свою ватагу. Рвануть за помощью наверх? А вдруг, пока он
будет бегать, понадобятся его собственные руки? Да и Бова такого приказа
не отдавал...
  Но сомнения бывшего бандюка длились недолго - сузив глаза, Бова
решительным голосом отдал приказ, последствия которого были необратимы:
  - Ухарь! Пивень! Выбивайте вон те клинья в полу по бокам отсека!
  - Да ты что, настоятель?! - Ухарю показалось, что он ослышался. - Дно же
выпадет, пар тебе в задницу! Что я, не знаю, сам тебе этот Дирижопль
ладить помогал!
  - У меня там, среди ящиков с долгольдом, дюарные сосуды лежат со сжатым
воздухом, которые я хотел для камильных костюмов приспособить, забыл?
Выбивай дно, я тебе говорю! Пока огонь до них не добрался и мы все не
взорвались к елсам полосатым!
  Тут уж Ухарь с Пивенем не стали рассуждать да медлить. Похватали
подходящий инструмент, которого в котельной было немало, Ухарь -
здоровенный молот, Пивень - топор, и рьяно взялись за дело. Вскоре под
дружными ударами вылетел один клин, второй, третий...
  - Эх-х, - снова застонал Бова, глядя, как помощники разбивают его родное
детище по его же собственному распоряжению, - предусмотрел я аварийный
случай, но не думал, что так скоро пригодится!
  Седьмой клин Ухарь выбил одним могучим ударом, опустив молот уже прямо в
пламя.
  И дно наконец страшно затрещало.
  Обслужники тут же побросали железяки и кинулись к лестнице, где их уже
поджидал Бова... Как назло, Косьма Тихий, заподозривший неладное в столь
долгом отсутствии настоятеля, выбрал именно этот момент, чтобы настежь
распахнуть верхний люк. Получив новую порцию свежего воздуха, пламя
взвилось столбом и жарко обняло лестницу со всеми, кто на ней находился...
  Хоровой вопль, вырвавшийся из трех глоток одновременно, впоследствии в
летописях современников был охарактеризован как "вопль, способный
разбудить не только мертвых, но и веховых олдей из Края в Край по всему
домену".
  От этого вопля Косьма Тихий, выдернув опущенную голову из проема, в диком
ужасе шарахнулся назад, боднул затылком близстоящий стол и благополучно
потерял сознание, а пламя, покусившееся на Бову Конструктора и иже с ним,
аж испуганно отступило для перегруппировки.
  Дно котельной наконец с оглушительным треском вывалилось и, все в дыму и
пламени, быстро уменьшаясь, полетело вниз, а под лестницей разверзлась
черная беспроглядная бездна...

  * * *

  Плавный полет остался в прошлом.
  Теперь Дирижопль мотало из стороны в сторону и крутило, как детскую юлу.
Корабль то рывком поднимался выше, то проваливался, словно в яму, отчего
сердце то застревало в горле, то скатывалось в пятки. По всем признакам
Дирижопль угодил в самый центр свирепой бури, каковые случались в
нормальных доменах чрезвычайно редко. Снаружи бесновался жуткий ветер и
почти безостановочно ворчал гром, а в лобовом окне часто сверкали
зубчатые, ветвистые молнии - словно вдруг во тьме на миг вырастали и
пропадали гигантские огненные деревья.
  За распахнутыми настежь дверцами - и в запаснике, и в людском отсеке -
маячили встревоженные лица и слышался негромкий ропот вперемежку со
вскриками. Люди, с трудом удерживаясь на перекошенной палубе, цеплялись за
кресла, столы и стенки, но не всегда удавалось удержаться на ногах, да и
раскачивающаяся палуба сама по себе наводила панический ужас.
  А Бова, собрав вокруг себя горстку, по его мнению, самых продвинутых,
сообща пытался решить новую проблему, возникшую после потери котельной.
Проблему очень-очень серьезную. Да чего там темнить - катастрофа.
  Ни у кого уже не оставалось сомнений, что теперь необходимо прыгать всем.
  Только непонятно было, как же теперь это выполнить.
  Ведь посадочные шары накачивались через газоотводную трубу в котельной, а
от нее остались только рожки да ножки. В воздухе особо не потанцуешь, а с
лестницы до трубы не дотянешься. Вдобавок к уже имевшимся несчастьям буря,
так ее и разэтак, вскоре принесла с собой хоть и не сильный, но частый
дождь. Покалеченному Дирижоплю хватило и этого - намокнув от воды и
потяжелев в несколько раз, он и падать стал в несколько раз быстрее, а
поддерживать подъемную тягу многошара было больше нечем - ведь к топке уже
было не подступиться.
  Вот народ и шизел тихо-тихо в ожидании гибельной развязки.
  Способ, на удивление всем, нашел... да нет, не Благуша. Слав, на которого
Бова возлагал определенные надежды, помалкивал в тряпочку, дожидаясь
прихода очередных "неведомых знаний", но так и не дождался. А вот Ухарь
выдал единственное верное решение, опередив самого Бову, знавшего свой
корабль лучше всех вместе взятых, но немного растерявшего свой ученый
блеск, когда стало ясно, что Дирижопль уже не спасти.
  - А ничего у нас не получается, пар нам в задницу! - рявкнул вдруг
великан-махинист, когда думающее большинство от мыслительного усердия уже
тщетно сгрызло пальцы до локтей. И хрястнул от огорчения кулаком по столу
так, что бедный стол едва не разлетелся в щепу.
  - Что ты сказал? - переспросил, вскинувшись, Бова.
  - Я сказал, ничего у нас не получается, пар тебе лично в задницу! -
рявкнул Ухарь еще ожесточеннее.
  - А ведь верно, махинист ты мой дорогой... - В глазах настоятеля зажегся
свет озарения. - Пар можно взять в заднице... Тьфу, то есть сзади...
  - Ты это о чем, халваш-балваш? - угрюмо спросил Обормот, которому
показалось, что голова у настоятеля начала отуманиваться. Впрочем, не один
он так подумал - люди пребывали в полнейшем отчаянии.
  - Можно взломать пол в людском отсеке, - живо пояснил Бова, - труба с
газом как раз там должна проходить.
  - Ну, Ухарь, и голова же у тебя! - восхищенно признал Воха Василиск. - Не
голова, а котелок с гороховым супом! А я уже с жизнью простился...
  - Почему это с гороховым? - Ухарь подозрительно уставился на Boxy своими
маленькими глазками.
  - Так чего мы все еще сидим? - тихо поинтересовался Благуша, прервав
праздную болтовню.
  - Верно, включи-выключи! За дело!
  Сорвавшись с насиженных мест, народ понесся в людскую. Где сразу же пошла
в дело алебарда Обормота - стражник в несколько молодецких ударов, под
личным руководством Бовы, вскрыл пол в указанном месте, а затем аккуратно
пробил газоотводную трубу.

  * * *

  - Не напирай, не напирай! Все прыгнем! Подходите быстро, но не торопитесь,
включи-выключи! Помните, что на