мание,
он нехотя обернулся и столкнулся взглядом с каким-то мужиком в сером
армяке, по внешности - из домена Крайн. Тот стоял всего в трех шагах,
позади пары обычных зевак - широкоплечий, рыжеусый, с бритой против обычая
наголо башкой. И было в той бесстыжей плешивости что-то нехорошее,
подозрительное.
  - Продаю злодейские услуги! - тут же нараспев прокричал усатый, продолжая
хамски пялиться Обормоту в бородатое лицо. - Кому руки выкрутить, гонор
обломать, мошну обчистить, подходи-налетай, договор заключай!
  Несколько оторопев от такой наглости, Обормот тем не менее быстро обрел
привычную уверенность и деловито осведомился, демонстративно шевельнув
могучими плечами:
  - А по шее?
  - И по шее даю! - живо откликнулся нахал, широко расставив ноги и уперев
кулаки в бока. - Как попросишь. служивый, так и будет, слово хозяйское -
закон! Так что, дать по шее или как?
  - А ну покажь, как умеешь, халваш-балваш! - Стражник грозно сдвинул брови
и попер на проходимца с алебардой наперевес. Народ тут же бросился
врассыпную, чтобы не попасть под горячую руку, а вместе с ними дал деру и
лжеплешивый. Шмыг среди прилавков - и был таков. Не слишком-то храброго
десятка оказался.
  - Где-то я эту рожу видел, - остановившись, задумчиво проговорил манг,
глядя ему вслед. Он обернулся и махнул волосатой пятерней подходившему
поближе Благуше. - Ну ладно, ты ж торопишься, слав, верно, халваш-балваш?
Пошли отседова.
  - Надо бы попутную телегу поймать, - со странной задумчивостью проронил
тот, тоже глядя вслед удравшему нахалу. - До веси-то топать не близко, а
мне до полуночи надо поспеть.
  - Это мы запросто, халваш-балваш. У меня среди знакомых желающих подвезти
- в очередь выстраиваются. Рыльце-то у многих в пушку, а я, чай, не дудак,
случаем пользоваться умею!
  И они дружно пошли ловить халяву.

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой коса как ни уворачивалась, а нашла на камень

  Можно ли купить честного человека?
  Купить нельзя, продать - можно.
  Апофегмы

  - Нет, девица, и не упрашивай, - негромко, но решительно ответил Безумный
Проповедник, уставившись на Минуту исподлобья слегка выпученными глазами.
- Не знамо мне то, о чем ты просишь. А что по пьянке гуторил... так чего
по пьянке, скатертью дорога, не нагуторишь, чего не насочинякаешь, когда
язык с башкой не ладит и поперед нее поспеть торопится! Минута тихо
вздохнула и посмотрела в окно трактира, рядом с которым стоял столик,
приютивший их с Проповедником. "Как же быстро летит время, - подумала она.
- Только что за окном был день, и вот уже ночь прижала темные мягкие
ладони к стеклу с той стороны, отгородив мир от света Небесного Зерцала".
От стойки трактирщика, под стать ее настроению, тянулась вдумчивая песня,
исполняемая худым белобрысым славом, являвшимся не кем иным, как
известнейшим бродячим бардом Вохой Василиском. Оседлав табуретку, заезжая
знаменитость под мелодичные звуки балабойки красиво выводила сочным
баритоном:

  ...Мне казалось, одинокий,
Средь ночных светил,
Во вселенной, в тьме глубокой
Позабыт я был...

  Шикарная одежка барда - штанцы и рубаха из дорогого синего плиса с
широкими красными лампасами по швам прямо-таки громогласно заявляла о его
благополучии, но завистливых взглядов окружающих это не вызывало - честно
заработал, чего там говорить. Мало у кого такой чудный голос имелся, как у
Вохи:

  ...Там горели и играли
Искрами огня
И в безбрежность улетали
Звезды от меня...

  Народ в зале, не забывая работать челюстями и опрокидывать чарки - для
смазки, - с таким же вдумчивым вниманием слушал Boxy. Boxа пел, а
трактирщик Мудрый Фрол, пристроившись рядом с ним, не забывал подливать в
чарку романсера по мере опорожнения... да нет, не брагу - квас, надо же
было чем-то певцу горло смачивать после песен, да и во время оных...
  Минута снова вздохнула. Хорошо пел Воха. Да только душу расстраивал пуще
прежнего. Проповедник оказался упрям и непоколебим. Битых три часа с
момента его появления в трактире, момента, которого она ожидала более трех
суток, она пыталась уговорить его открыть лишь ему одному известную тайну.
Тайну, о которой и говорилось в том донесении, на доставку которого в
храмовник - Бове Конструктору, по поручению его агента трактирщика Мудрого
Фрола, - она положила столько сил. Но дед упорно отпирался, отнекивался,
отказывался от своих слов, сказанных в присутствии Фрола под влиянием
"веселых паров". Хотя Минута видела - прав трактирщик, знает дед тайну, но
говорить не желает ни в какую, словно чего-то жутко боится. Вот бы узнать
причину его страха, может, тогда сумела бы найти другой подход... И чем
можно такого здоровяка напугать? Неужели только этими слухами о Проклятом
домене, о том, что в нем никого живого давно не водится - ни людей, ни
зверей, и только анчутки с елсами там обитают, да в таком количестве,
что...
  А дело, собственно, заключалось в том, что тема Проклятого домена являлась
в Универсуме особенной. Из пятидесяти четырех доменов он был единственным,
в который доступа не существовало. Он исправно вращался вместе с
остальными, исправно подставлял свои бока в полночь бокам других
собратьев, но... По народному сказанию, с тех пор как во времена давние
был тот домен за непомерные грехи его жителей проклят Олдем Великим и
Двуликим, навсегда обездвижились половинки Раздрай-Мостов, что соединялись
над Бездоньем в одно целое с такими же половинками Раздрая из других
доменов. И в том же сказании народном вещалось, что рано или поздно
наступит день, когда соединятся Мосты с роковым доменом, и будет тот день
началом конца, и будет тот день Днем Страшного Суда, и хлынут елсы,
анчутки да феликсы железные тот Суд над всеми жителями Универсума вершить
- каждому по грехам его, от мальца до старца... Минута не особенно то
верила в эти россказни, народ, как известно, любит себе разные страховидлы
выдумывать, чтобы свою серую жизнь приукрасить, и тем больше их
выдумывает, чем меньше их на самом деле существует... Но допускала, что не
всегда слухи возникают на пустом месте... Так, может, и дед что-то этакое
видел? Что-то, что напугало его до заячьей лихорадки?
  У Бовы Конструктора, настоятеля Храма Света, в том домене были свои
интересы. Почему-то он полагал, что именно там он сможет открыть тайну
самого Универсума кто и для чего его создал... И Минуте ничего не
оставалось, как верить в его прозорливость, ведь Бова был истинным гением
домена Простор, и все, за что он ни брался, у него получалось, а все его
теории, казавшиеся на первый взгляд совершенно безумными, рано или поздно
находили неопровержимое подтверждение. Взять хотя бы его Паровую Думовину
- никто в нее не верил, сколько гонений на него было в ученом совете за
жуткую растрату средств! Происки недоброжелателей, злопыхателей и
зрявредителей едва не лишили Бову места настоятеля Храма Света! Но отстоял
Бова свое детище, сумел закончить и доказать, что был прав, - доказать
изумительной работой самой Думовины...
  А тут этот упрямый дед - не желает пойти навстречу...
  Хмуря тонкие черненые брови, Минута покосилась на Безумного Проповедника,
невозмутимо потягивающего квас из большого глиняного бокала. По различным
сведениям, ее собеседнику уже должно натикать лет сто, а то и больше, но
его внешний вид ничуть не предвещал, что он готовится в последнее
путешествие к Неведомым Предкам. Стать его была впору мужику в расцвете
лет, но никак не вековому старикану - высокий рост, широкие плечи, и, хотя
тело его скрывал потрепанный серый армяк, столь длиннополый, что вполне
мог сойти и за утепленную рясу, под одежкой явно угадывались нехилая
физическая комплекция. Ну прямо не дед, а былинный герой! Из тех, что тучи
руками разгоняют. Разве что борода его выдавала - седая и длинная, аж до
пояса, да усы такого же размера и колера. Но волосы на голове были на
удивление черны, как вороньи крылья. Связанные на затылке веревкой в
длинный хвост, они были не короче его бороды и прямо-таки кричали о
молодости хозяина. Минута не могла не заметить, что этим контрастом цвета
волос с бородой Проповедник очень сильно смахивал на самого Бову
Конструктора...
  Воха Василиск в этот момент сменил песню, затянув что-то грозно-веселое, и
Минута невольно отвлеклась, вслушиваясь:

  Да! Расплачиваться
На миру!
  За веселье и отраду
На пиру,
За вино и за ошибки -
Дочиста...

  Наконец дед допил квас, отставил бокал и принялся пощипывать крепкими
пальцами седые усы под крупным, горбатым носом, словно его руки не могли
обходиться без какого-нибудь дела. Вернее, не усы, а усищи - вон, под стол
свешиваются, концов не видно... Наткнувшись на отечески добродушный, но
слегка насмешливый взгляд, которым он изучал ее из-под густых черных
бровей, Минута смущенно потупилась. Колоритный дед. Но упрямый, что твой
камил. Девица в который уже раз украдкой вздохнула. Неловкая пауза
томительно затягивалась, она не знала, о чем продолжать разговор, обо всем
уже было сказано-пересказано... Ведь ради науки же старается, не для себя
лично, обиделась про себя девица. Неужто ничего не получится и зря она за
Благушей мальца с весточкой посылала? Ну, конечно, не совсем зря, повидать
она его будет очень рада, но не хотелось ей без особой надобности человека
от дела отрывать...
  Едва она о Благуше подумала, как тот возьми и заявись в трактир. Да еще в
компании со знакомым уже стражником-раздрайником, причем последний
пребывал в полном служебном облачении, с алебардой в руках - наверняка
недавно со смены. Сердце Минуты радостно екнуло, а щеки против воли
зарделись. Проповедник, приметив такую реакцию, с любопытством оглянулся,
развернувшись вполоборота, - он сидел спиной к двери.
  Благуша же, быстро отыскав девицу взглядом среди немногочисленных
присутствующих в трактире, улыбнулся до ушей и вмиг оказался возле ее
столика.
  - Привет, Минута, оторви и выбрось!
  - Здорова будь, девица, - приветливо пробасил Обормот, высовывая свою
заросшую до глаз бандюковскую рожу из-за одного плеча слава, а широкое
лезвие алебарды.
  - Из за другого.
  Минута молча кивнула, не в силах вдруг справиться со своим голосом от
нахлынувших чувств.
  - Ну, вы тут делами своими занимайтесь, - благодушно добавил Обормот, - а
я пойду с Вохой Василиском побалакаю, давно елса этого не видел, а мы с
ним приятели давние... Да и вам не буду мешать...
  - Да разве ты помешаешь, оторви и выбрось! - воскликнул Благуша, но
запнулся, перехватив укоризненный взгляд Минуты, и несколько стушевался.
  Обормот, не бросая слов на ветер, хлопнул Благушу по плечу и двинулся к
стойке, где ему навстречу уже лыбился Воха, не прекращая песню, да мудро
улыбался трактирщик Фрол, щуря и без того узкие темные глаза. Несмотря на
почтенный возраст, о котором напоминала только благородная плешь на
макушке в окружении нимба редких седых волос, плешь, образовавшаяся,
несомненно, от долгих и глубоких размышлений о жизни, манг Фрол был поджар
и мускулист Причем голова у него варила почти так же шустро, как и у
самого Бовы, - а других агентов у настоятеля Храма Света, как знала
Минута, и не водилось, всегда по себе выбирал.
  - Присаживайся, Благуша, - пригласила Минута, кивнув на свободный стул. -
Познакомься: это Безумный Проповедник, человек известный в этих краях
глубиной мысли и силой слова...
  - Да и в наших краях тоже слыхивали, - хмыкнул Благуша, обходя стол сбоку
и плюхаясь на указанное место - Рад знакомству, оторви и выбрось!
  - А это мой помощник Благуша, доброй души человек и толковый торгаш с
домена Рось, прошу любить и жаловать.
  Благуша аж покраснел от такой рекомендации, получив несказанное
удовольствие.
  - Да чего там, - засмущался он. - Я еще много чего умею, не токмо
торговать...
  Проповедник хмыкнул, впившись взглядом в его лицо так, словно собрался
прямо сквозь голову разглядеть ею затылок. Насмешливое добродушие, с
которым дед внимал самой Минуте до прихода слава, куда-то подевалось,
словно его и не было. И вдруг Проповедник резко встал, отодвинув свой стул
с таким шумом и скрипом, что на него оглянулись все прочие посетители -
кто с недоумением, кто с раздражением или удивлением, чего он, по
разумению Минуты, и добивался.
  - Людишки! - громко пробасил колоритный дед сочным, густым голосом. -
Людишки, скатертью дорога! - И было в его голосе что-то такое, что все
разговоры сразу прекратились, а те, кто не обратил внимания на
Проповедника раньше, теперь тоже смотрели на него. Даже Воха озадаченно
умолк на середине очередного куплета, а Обормот, пристроившийся поближе к
приятелю послушать его чудных песен, недовольно нахмурился, крепче сжимая
алебарду и одаривая деда недобрым взглядом, - непорядок.
  Но дед на все это недовольство явно чихал, продолжая заводиться:
  - Суетитесь, бегаете, а о будущем своем, неизбежном, неотвратимом, и не
думкаете! Сделки, бабки, прибыль, навар, достаток... когда токмо устанете
от энтой мишуры, скатертью дорога, когда токмо о душе своей задумкаетесь?
- Голос его креп от слова к слову, он уже не говорил - вещал. Минута
заметила, что Благушу сия речь особенно не удивила, он лишь
многозначительно ухмылялся, слушая. Видно, и вправду дед во многих местах
известен, во многих доменах. - Суетитесь, бегаете, а того не знаете, что
мир наш родимый, Универсум, всего лишь игрушка в руках Звездного Дитяти,
каковой, наигравшись, закинул ее в Мировое Пространство, и вот плывет она
теперича от одного звездного острова к другому, без собственной воли и
желания, а мы плывем вместе с ней, того не ведая! Не ведая о судьбине,
скатертью дорога, нам уготованной! Потому как мы, - в голосе Проповедника
зазвенели трагические струны, наполняя воцарившуюся тишину в трактире и
проникая, казалось, в самое сердце, - мы - всего лишь животворная плесень
на энтой игрушке! Но настанет время нашей судьбины, и придут елсы, анчутки
да железные феликсы, кои есть не что иное, как слуги Смотрящего, и уведут
всех за собою, послушных и тупых, аки овцы, уведут в новый мир. Круглый!
Кругл будет мир тот и неведом, но вы того не узнаете, потому как и сами вы
вже изменитесь, и будет вам казаться, что всю жизню вы там и прожили, и
весь ваш род до самого древнего колена, и ад, в котором вы очутитесь,
будет вам грезиться обыденным, а несчастья - привычными, и смерть будет
ходить за вами и вашими дитятками по пятам, скатертью дорога, словно самый
близкий родич, и не будет от такой жизни избавления... Покайтесь,
грешники, перед смертью неминучей... ибо зрел я, как энто было... ибо так
бывает завсегда, когда люди перестают почитать и уважать друг дружку,
когда старые друганы превращаются во вражий, а любящие - в ненавистников,
когда в дом, в семью, в народ, в мир приходит Великая Ссора и Ругачка, и
идут брат на брата, друган на другана, сосед на соседа с железяками
смертоубийства в руках, скатертью дорога... Но можно, можно еще спастись!
Помиритесь, покайтесь, возлюбите ближнего и дальнего, знакомца и
незнакомца, родича и инородича! И вы будете спасены!
  Голос Проповедника стих, взгляд словно потух, и он так же резко сел.
Схватил обеими руками свой бокал, чтобы смочить пересохшую от проповеди
глотку, да вспомнил, что тот пуст, и недовольно отставил.
  Минута заметила, как Благуша качнул головой, словно стряхивая некое
наваждение, и полез за своей любимой книжицей, к коей девица уже начинала
ревновать той Благуша иной раз времени уделял куда больше, чем ей самой.
  - Вот за то его Безумным и кличут, - послышался шепоток с соседнего
столика.
  - Ага... Умеет горло драть...
  - А страсти-то какие наводит, любо-дорого послушать!
  - Страсти-мордасти... еще одна такая речуга - и побегу штанцы менять, вот
только кто за спорченные платить будет, чай, бабки никогда не лишние!
  - А ты заранее сымай, когда Проповедник является!
  Народ, услышавший шутку, потихоньку заржал, словно не решаясь окончательно
спугнуть навеянное проповедью впечатление. Даже Воха Василиск, хотя и
запел снова, но пел уже потихоньку, словно для самого себя, что-то
душещипательное с трагическим оттенком, а звуки чуть пощипываемой
балабойки бродили по залу, тукаясь в стены слепыми щенками. А Благуша уже
уставился в книжицу и шевелил губами, читая очередное мудреное изречение
по случаю.
  - Что энто у тебя? - вдруг резко спросил Проповедник. Слав поднял на него
взгляд, неопределенно хмыкнул и протянул книжицу деду.
  - Ума палата да карманного формата, - сострил он. - Почитай, дедуля,
может, что интересное для себя вычтешь. Я для себя в ней, оторви и
выбрось, завсегда что-нибудь нахожу.
  Проповедник поднес книжицу к своему могучему носу, вздувая дыханием пышные
усы, и глянул на раскрытую страницу. И вдруг и без того выпуклые синие
глаза едва не выкатились из орбит, а лицо начало стремительно бледнеть.
Минута от изумления аж рот открыла, того не замечая. А Проповедник,
вперившись в страницу так, словно готов был испепелить ее взглядом, все
бледнел и бледнел, пока не сравнялся цветом лица с белизной самой страницы.
  - Что-то не так, оторви и выбрось? - забеспокоился Благуша.
  - Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас, - помертвевшим голосом
прошептал дед. - И подняв на Минуту взгляд, стылый, точно стужа в снежном
домене, вдруг отрывисто обронил: - Я помогу. Я покажу. Я расскажу. Твоя
взяла, девица, скатертью дорога...
  В эту самую минуту дверь трактира с треском распахнулась и...

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой никак нельзя обойтись без многих старых знакомых

  Настоящий враг никогда тебя не покинет.
  Апофегмы

  В эту самую минуту дверь трактира с треском распахнулась и...
  Вообще то не с треском, а вполне нормально распахнулась дверь, и в трактир
друг за дружкой, вполне чинно, потянулись странного вида крайны - все, как
один, в добротных серых армяках, рыжеусые, но с бритыми головами И с
саблями на поясах. Благуша, хотя и сидел правым боком к двери, все равно
увидел их первым, так как Минуте взгляд застила широкая грудь
Проповедника. И уже не спускал с них взгляда, чувствуя, как в душе
поднимается тревога. Что-то знакомое было во всей этой ватаге... Что-то
знакомое...
  А вместе с этой группой в зал вплыла задорная частушка, исполняемая басом
под балабойку одним из лысяков:

  Ах, как быстро вперед
Наше время катится...
  Кто не пьет и не ворует,
Тот потом спохватится!

  Этот куплет зарубил песню Вохи прямо влет, как топор курицу, и бард снова
озадаченно умолк, нервно тренькнув напоследок струной, а Обормот, на что
уж душевный был человек, начал потихоньку приходить в ярость - опять
послушать другана не дали.
  Пришлые крайны, вместо того чтобы, как все нормальные люди, присесть за
один из свободных столиков, расходились веером от двери, словно окружая
сидевших в зале, причем самый рослый - исключительно здоровенный мосластый
дядька с красной испитой харей, зыркавший по залу крошечными злыми
глазками, - с хозяйским видом остановился посередке. Очень он был на Ухаря
похож, этот дядька... на Ухаря? Догадка сверкнула молнией, заставив
Благушу похолодеть. Да не на Ухаря, а на ватамана Рыжих. оторви и выбрось!
  Минута тем временем, чуть отклонившись в сторону, тоже разглядывала
прибывшую компанию. И раньше Благуши приметила, что последним за лысыми,
как ошкуренное полено, крайнами вошел и один "волосатый", правда другого
рода - кудрявый русоволосый красавчик из славов. Худощавый, стройный, с
тонкими усиками и аккуратной бородкой клинышком. Внешне, на взгляд девицы,
он выгодно отличался от своих спутников, и непонятно было, что же ею
привело в такую разномастную компанию И еще непонятнее было, что же все
это значило...
  - Вот тебе и на, оторви и выбрось! - шепотом выругался Благуша, тоже
заметив Скальпа.
  - Ты их знаешь? - полюбопытствовала девица.
  - Да ты что, Минута, бандюков не узнала? - горячо зашептал Благуша,
склонившись к ее ушку. - Они же просто башку обрили, делов-то!
  Минута, присмотревшись, тихо охнула - прав был слав. Она же всех их в лицо
сама видела, и очень даже близко, когда в тамбуре Махины на полн