нечего
лаяться и настрой душевный мне портить! Лучше скажи, поднести тебе чарку
окоселовки или гордость не позволит принять подношение от пленителя?
  Ватаман подвигал бровями, пошевелил усами, елозя кончиками по широченным
плечам, сузил глаза... и тяжко вздохнул, сменив гнев на милость.
  - Да уж неси, чего там. Только закусь не забудь, кровь из носу. Желательно
побольше, чтоб на всех хватило. - Даже в плену ватаман продолжал
заботиться о своей ватаге, по опыту зная, что одними оскорблениями сыт не
будешь.
  Бова широко улыбнулся в ответ и тряхнул черной гривой:
  - Ну так бы и сказал, включи-выключи, что пузо к хребту прилипло, сейчас
накормим. Мы ж не звери какие! Не маньяки, включи-выключи! Пивень, дуй к
Косьме Тихому, распорядись, чтоб все устроил...
  - Рад стараться! - гаркнул Пивень и исчез, словно ветром сдуло. Явно
обрадовался представившейся возможности смыться от бывших поделыциков
подальше.
  - А вообще, Хитрун, - продолжал Бова, - ежели серьезно, мы ведь вас тут не
держим. С нами решите остаться обещаю нормальными людьми сделать, к делу
приставить, как того же Пивеня, перед властями словечко доброе замолвлю. А
нет, как говорит Проповедник, скатертью дорога. Выметайтесь ко всем елсам
отсюда да больше на глаза не попадайтесь. Не всегда я буду к вам такой
добрый. Благодарите Неведомых Предков, что нам сейчас не до вас!
  Так что слово за тобой, Хитрун. Даю тебе время на раздумья до отлета
Дирижопля.
  Ватаман окинул Бову Конструктора нарочито презрительным взглядом, сплюнул
под ноги и ничего не ответил. Но что-то, как показалось Благуше, что-то
изменилось в его душе после слов настоятеля Храма Света. Да и на остальных
бандюков вдруг напала тяжкая задумчивость. Вряд ли кто такое вообще им в
жизни предлагал, тут и вправду было о чем подумать. Щедрое предложение
сделал Бова, ничего не скажешь.
  - А ты что скажешь, Скалец, подлая твоя душа? - поинтересовался слав.
  Красавчик сразу встрепенулся, вскинул голову и зачастил, глядя на торгаша
со вспыхнувшей в глазах надеждой:
  - Благуша, родной, да я ж одумался давно, разогни коромысло, только
сбежать от них никак не мог, прости ты меня, выпусти отсюда, не могу средь
них больше находиться!
  И осекся, когда заговорили бандюки.
  - Вот уж точно ты сказал, Ухмыл, - продаются только свои, усохни корень.
  - Да какой он свой, пся крев! Так, плешь приблудная!
  - В наше время предатели бывают двух видов: изворотливые или мертвые, -
съязвил Ухмыл.
  Скалец задрожал, втянув кучерявую голову в плечи.
  - Думаю, стоит его и дальше тут оставить, самое место, - с напускной
безжалостностью усмехнулся Благуша, прослушав комментарии бандюков. - Тот,
кто любит подставлять чужие задницы, должен быть готов подставить и свою.
  - Благуша! - вскинулся Красавчик, понимая, что терять ему уже нечего. -
Родной! Разогни коромысло! Прости! Забери отсюда! По гроб жизни обязан
буду!
  Славу вдруг стала неприятна взятая им на себя роль, но все же стоило
довести дело до конца. И он жестко отрезал:
  - Вот тебе совет на будущее, Скалец, - ежели не знаешь, как поступить,
поступай порядочно. И не прогадаешь. Всхлипнув, Красавчик снова уставился
в землю.
  - Ну что, Бова, пойдем к своим? - с тяжелым сердцем предложил Благуша.
  - Пошли, слав. Все-таки испортили настроение, елсы этакие. - И Бова
расстроенно махнул рукой. Оставив бандюков в угрюмом молчании, Благуша с
Бовой подошли к общему походному костру, веселье возле которого было в
самом разгаре. Как выяснилось, в отсутствие Благуши Воха Василиск пустил
его сборник апофегм по кругу, настропалив книжицу каким-то образом
высказывать изречения сплошь на тему о выпивке. Не желая прерывать столь
занятный эксперимент, торгаш с настоятелем тихо остановились за спинами
новоявленных остряков и с любопытством прислушались.
  - Брага - это будни, а закусь - праздник! - читал один.
  - Короткий тост - это первый шаг к длинному похмелью! - с той же страницы
вещал следующий.
  - В каждой новой пьянке нужно открывать что-то новое, - выходило у
третьего. И далее:
  - Когда пьешь, нужно знать меру. Иначе выпьешь меньше!
  - В меру выпитая брага хороша в любых количествах.
  - Напиваться в одиночку - лучший способ приблизить собственную кончину.
  - Умный пьет до тех пор, пока ему не станет хорошо, а дудак до тех пор,
пока ему не станет плохо.
  - Брагу следует пить только в двух случаях: когда есть закусь и когда ее
нет.
  - Сквозь полную бутыль мир выглядит совершенно иначе, чем сквозь пустую.
  - На дне чарки брага крепче...
  Собравшийся возле костра люд посмеивался и переглядывался, обмениваясь
хмельными понимающими улыбками.
  - Да что она может мне сказать, - принялся отнекиваться один из
молотобойцев Бовы, молодой и зеленый, когда до него дошла очередь. - Я ж и
не пью почти...
  - Да ты прочти, прочти! - настаивали остальные.
  - Ну ладно. "Не смотри на мир слишком трезво, а то сопьешься".
  Тут уж народ расхохотался от души, надрывая животики и выпадая в осадок.
  - Правильно! - гаркнул Ухарь, - Верные слова книжица изрекает! А ну
наливай!
  Оказавшись в двух шагах от изрядно смущенного парня, махинист ободряюще
похлопал его своей мощной дланью по спине, затем налил полную чарку и
заставил выпить до дна. Посчитав момент подходящим, Бова вступил в круг,
забрал книжицу у последнего чтеца, коротко бросив "для дела", и снова
отошел с Благушей в сторонку. Впрочем, никто и не возражал - и вправду,
изрядно уже потешились.
  - Ну-ка, глянем, что она мне скажет. - Бова полистал книжицу и, выбрав
страницу наугад, прочел: - "Не все то падает, что изредка летает". Хм... -
Бова недовольно сдвинул брови. - Что-то не нравится мне это предсказание.
  Но Благуше было не до томика апофегм, его сейчас волновали другие
проблемы. Решившись, он все-таки спросил:
  - Бова, скажи мне одно - зачем все это? Зачем тебе этот Проклятый домен
сдался?
  Подняв взгляд от страниц, Бова пристально посмотрел Благуше в глаза:
  - Всего раз я до этого с тобой разговаривал, слав, и обычно мне этого
хватает, чтобы понять, что собой человек представляет. Ты же сейчас -
совсем другой. Что-то и впрямь здорово тебя изменило, к счастью или
несчастью - пока неведомо. Недаром ты Минуте так приглянулся, любит она
неординарных людей... Что мне в этом домене? Что ж, отвечу. Жизнь я хочу в
Универсуме наладить. Чтобы не смещались домены беспорядочно, а, как в
старину, меняли друг дружку по строгой системе. Чтобы не приходилось людям
иной раз устраивать вот такие Отказные гонки, чтобы лишь увидеть по острой
надобности сродственников на другой стороне, а знали бы они наперед, когда
можно будет попасть в нужное место. Причина же всех этих несуразностей, по
моим расчетам, находится именно здесь, в Проклятом домене...
  Благуша кивнул. Нарисованная Бовой картина о наведении порядка выглядела и
вправду здорово.
  - А что ты думаешь по поводу рассказа Проповедника оторви и выбрось? Есть
ли в нем хоть немного правды?
  - Есть, Благуша. Есть. И подходящая теория, объясняющая случившееся с
доменом, тоже у меня имеется. Но сперва надо обмозговать все как следует,
прежде чем высказывать свои соображения. И на кое-что посмотреть,
проверить. Так что к завтрашнему утру нам предстоит добраться до
центрального города домена, ныне, понятное дело, заброшенного, как и
остальные, где я и планирую провести необходимые исследования.
  - Уж не статую ли Олдя Великого и Двуликого ты хочешь сковырнуть с места и
открыть проход в нутро домена? - осенило вдруг слава.
  - Верно, Благуша. Верно. Как я уже говорил, пора разобраться с причиной,
по какой домен этот закрыт от людей, хотя бы для того, чтобы предупредить
подобные трагедии в будущем. Ладно, слав, иди уж, заждалась тебя девица,
вон как глазищами своими на меня сверкает за то, что тебя умыкнул. Час у
вас еще есть, милуйтесь. А после все в путь отправимся.
  И Бова, отдав Благуше томик апофегм, с донельзя озабоченным видом зашагал
к своему Дирижоплю, видимо, начинать подготовку к отлету.
  Благуша прошел на свое место и присел на травку рядом с Минутой. И был
весьма доволен, когда девица ни о чем его не спросила, лишь ласково
улыбнулась. Слав обвел задумчивым взглядом веселое собрание, где каждый
развлекался в меру своих склонностей. Обормот травил окружающим анекдоты и
рассказывал разные интересные истории из жизни. Безумный Проповедник с
Косьмой Тихим, которого Благуша помнил после впечатляющей демонстрации
мышиной Думовины в апартаментах Бовы, вели промеж собой неторопливую тихую
беседу. Махинист Ухарь, не позволяя никому сачковать, то и дело поднимал
чарку с окоселовкой и провозглашал очередной тост. И надо сказать, что
Пивень, причудами судьбины ставший его золушком, был не единственным, кто
горячо поддерживал его тосты. Ну, право, как не выпить, скажем, после
таких слов Ухаря.
  - Что ж это за пьянка, ежели на следующий день не стыдно! А ну наливай,
пар вам в задницу!
  Народ, ясное дело, охотно подчинялся.
  И под звон сталкивающихся чарок в подступающий к слабо горящему костру
вечерний сумрак лилась бередящая людские души песня Вохи Василиска:

  Звезды ночи, звезды ночи
В мой заглядывают стих,
Словно очи, словно очи
Тех, кого уж нет в живых.

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой оказывается, что неприятности только начинаются

  Все не только не так просто, но и просто не так.
  Апофегмы

  Сидя в уютном водильном кресле, Бова поежился и потеплее запахнул
специальную доху из меха юрсема, с некоторым беспокойством глядя в лобовое
окно Дирижопля. Когда на землю Проклятого домена наконец пала ночь,
летучий корабль уже несколько часов находился в воздухе, и сейчас в окне
стелилась такая беспроглядная чернильная тьма, что настоятелю начинало
казаться, будто этой ночью там, внизу, мир исчез навсегда. От неприятного
ощущения не спасало даже безмятежное сияние редких звезд высоко вверху,
тщетно пытавшихся своим слабым светом разогнать эту тьму. В общем, полет
проходил практически вслепую, ориентироваться можно было лишь по приборам
на доске управления, освещенной парой подвешенных к потолку лампад. И
показания стрелок ветромера, говорившие о том, что ветер за бортом час от
часу крепчает, тревожили Бову не на шутку. Понятное дело, включи-выключи,
что на такой высоте, на которую он предусмотрительно поднял Дирижопль,
столкнуться было не с чем, но подобная предосторожность имела и свои
минусы, самым увесистым из которых являлся холод. Ежели бы не теплый ток
воздуха из вентиляционных отверстий в стенах, что шел по отводным трубам
прямиком из топки долгопарого движителя, то весь народ на верхней палубе
давно бы превратился в снеговиков. В тех самых, которых дитятки нанков так
любят лепить в своих снежных доменах на любой мало-мальски значительный
праздник. Бове вдруг представились в этой роли бандюки, и скупая улыбка
невольно коснулась его губ. Очень уж усатыми получились бы эти
снеговики... Улыбка сбежала прочь, и Бова тяжко вздохнул. Возможно, эта
идея - отправиться в путь на ночь глядя, была не такой уж хорошей. Но он
ничего не смог с собой поделать. Лихорадочное нетерпение, охватившее его в
предвкушении развязки всей этой истории с экспедицией в Проклятый домен,
просто не позволило ему дожидаться утра. К тому же он не верил, что
Дирижопль, им сконструированный и построенный чуть ли не его собственными
руками от начала до конца, в котором каждая деталь, каждый узел был
тщательно продуман... Короче, Бова не верил, что летучий корабль может
подвести собственного создателя. Хотя бы потому, что ежели они брякнутся с
такой высоты, включи-выключи, то костей точно уже не соберут.
  Но кроме забот о Дирижопле у него хватало и других проблем. Да вот взять
хотя бы этого торгаша-слава, Благушу. Знания, значит, неведомые к нему
приходят... Что ж, он видел и слышал это сам. И то, что происходило с
Благушей. вполне укладывалось в рамки картины, нарисованной в голове у
Бовы. В течение долгих лет собирал он в архивах разных доменов сведения,
выбирая ценные крупицы из гор никчемного мусора, и так сложилась у него
своя теория о том, что собой представляет книжица Благуши, для чего она
существует, путешествуя по миру, словно живая, в поисках нового хозяина.
Да и с Проповедником было не все так просто, как казалось иным. На самом
деле Безумный Проповедник был не единственным свидетелем тех страшных
событий, когда домен, ранее носивший название Шевед, был опустошен до
последнего жителя и впоследствии в миру переиначен в Проклятый. Люди Бовы
давно уже нашли и опросили их всех, свидетелей, ныне, как и Проповедник,
ставших долгожителями, но только последнему посчастливилось узнать и
запомнить, как переправляться через Бездонье с помощью веховых олдей. Не
важно, что к этому времени Бова нашел свой способ - по воздуху. Здесь
наблюдался очень важный момент - именно из слов Проповедника он наконец
получил очень важную информацию о тех днях. И ключ к разгадке. Ведь если
окажется, что таким же образом можно сдвинуть с места статую Одця Великого
на центральной площади любого заброшенного города домена, открыв проход в
тайное тайных - центр управления этим самым доменом, а то и, чем елс не
шутит, всем Универсумом, то... то в какую же бесценную сокровищницу знаний
он сможет попасть! Да, он не оговорился. Именно центр управления миром.
Кому же еще, как не ему, изобретателю, философу, мыслителю... короче -
гению, не знать, что их мир - Универсум - суть творение искусственное,
такое же, как, например, Дирижопль самого Бовы. Конечно, конечно, и гению
свойственно ошибаться. Что ж, в таком случае для поиска разгадки придется
воспользоваться старым проверенным методом, методом тыка. Не впервой. Бова
верил в себя, в свои силы, в свой ум и волю. Верил в то, что его цель -
выяснить правду о домене и, если надо, исправить существующее положение -
вполне осуществима...
  Дирижопль ощутимо вздрогнул всем корпусом, и мысли настоятеля прервались.
Бова встревоженно глянул на ветромер и нахмурился. Ветер за бортом уже
почти набрал силу бури, и стрелка качалась возле красной черты, за которой
корабль мог получить повреждения или просто потерять управление. Впрочем,
буйство непогоды начало чувствоваться уже и без показаний прибора - кроме
подрагиваний корпуса, теперь внутрь кабины управления стал пробиваться шум
ветра, поначалу неслышимый на фоне ровного гула долгопарого движителя. Вот
ведь незадача, включи-выключи! Неужто придется прямо ночью совершать
посадку, чтобы не разбить корабль и не погубить всю команду?
  Он потянулся к громкоговорительной трубе, чтобы отдать Ухарю необходимые
распоряжения, но в последний момент передумал. Стенки запасника,
отделявшие кабину управления от людского отсека, где находился сейчас весь
народ (кроме обслужников в котельной), были довольно тонкими, и его голос,
усиленный трубой, мог разбудить спящих. А ему совсем не хотелось поднимать
тревогу раньше времени, особенно в...
  Бова бросил взгляд на стеклянный колпак клепсидры, прикрепленный к борту
справа от приборной доски: сонная ящерка, плававшая внутри в прозрачной
водице, почуяв человеческое внимание, лениво шевельнула хвостом и ткнулась
мордочкой в метку, соответствующую текущему часу.
  "Особенно в два часа после полуночи", - определил время настоятель.
  Он порывисто поднялся с насиженного местечка, подошел к своему сменщику,
дремавшему в запасном кресле, что находилось позади водильного, и потряс
за плечо. Наверное, Косьме Тихому снился какой-то скверный сон, иначе как
объяснить, что он так заполошно вскинулся, до предела округлив свои обычно
узкие манговские глаза:
  - А? Что? Потоп? Пожар? Падаем?
  - Цыц, Косьма, беду накличешь, - строго осадил его Бова. - Пока только
буря, включи-выключи. Посиди здесь за меня, а я к Ухарю наведаюсь. Ежели
что, сразу зови. Все понял?
  - Ага.
  Манг протер глаза узкими ладонями и шустро слинял к водильному креслу, в
котором завсегда готов был посидеть с пребольшим удовольствием, так как
место ему это доставалось чрезвычайно редко - настоятель предпочитал
управлять своим Дирижоплем сам.
  Бова же прошел в запасник и, откинув люк в полу, по лестнице спустился на
нижнюю палубу. В лицо дохнуло жарким теплом, словно он с улицы шагнул в
хорошо натопленный дом. Ухарь попался на глаза сразу же - столь громадного
детину, рядом с которым даже Бова, сам мужик рослый, ощущал себя мелким и
невзрачным, просто невозможно было не заметить, где бы он ни оказался.
Махинист сидел за столом, лениво наблюдая за работой Пивеня, который в
данный момент, с мокрым от пота лицом, сноровисто подкидывал в ненасытный
зев топки горюч-камень, выгребая его совковой лопатой - из, объемистого
ларя. Ларь для облегчения работы был придвинут поближе к стальной
переборке, за которой располагался движитель. Жаркие языки пламени,
вырываясь из распахнутой дверцы топки яркими всполохами света, лихорадочно
метались по всей котельной - стенам, потолку, мебели, - придавая ей вид
какой-то потусторонней мастерской, а сама топка издавала могучий гул, от
которого мелко вибрировало все помещение. Солидно кивнув Ухарю, Бова
подсел на свободный табурет к столу.
  - Понял, - махинист радостно оскалил желтые зубы, дохнув таким жутким
сивушным перегаром, что, окажись Дирижопль птицей, вмиг бы потерял всякое
управление и сверзнулся вниз. Настоятель же, как и всякий человек из его
команды, был привычен к подобному запаху, поэтому лишь поморщился в ответ.
А Ухарь, не теряя времени даром, нагнулся и выудил из-под стола
пятилитровую бутыль окоселовки с двумя чарками.
  Что заставило Бову нахмуриться:
  - Ты это прекрати, Ухарь, не до выпивки сейчас. И так весь народ от твоей
окоселовки полег, включи-выключи, сплошь отсыпается. Не людской отсек
прямо, а общественная спальня!
  - Понял, - снова сказал Ухарь, с несколько погрустневшим видом пряча свое
богатство обратно. - Но насчет людей не беспокойся, моя окоселовка еще
никому здоровья не повредила. Да и не зря в народе говорится, что Великий
и Двуликий хранит детей, дудаков и пьяниц. Все будет путем.
  Пивень завистливо глянул в их сторону, но работу прервать не решился -
Ухарь держал его в строгости, лени и шалостей не позволял, как было
когда-то в вольной бандюковской жизни. Впрочем, Пивень отнюдь не жалел об
утерянном, так как взамен приобрел куда больше. Ведь теперь у него был
свой стол и свой дом, где ему были рады, а его работа пользовалась почетом
и уважением - еще бы, золушком у самого знаменитого Ухаря!
  - Вот как раз поэтому я и зашел, Ухарь, чтобы все было путем, - заметно
посуровел Бова. - Ветер снаружи разыгрался не на шутку, того и гляди
что-нибудь повредит...
  - Да неужто мы в такой темени садиться будем, пар в задницу?! - Ленивая
расслабленность, в коей пребывал махинист до этого сообщения, мгновенно
пропала - Ухарь выпрямил спину и как-то весь подобрался, словно ханыга
перед прыжком, даже маленькие черные глазки великана, казалось, загорелись
красным отсветом, - Наверняка ж корабль разобьем!
  - Да и я так думаю. - Бова нехотя кивнул. - Нет, пока летим дальше, но
будь осторожен. Присматривай за топкой, чтоб открытой без дела не
оставалась, не дай Олдь качнет корабль да горюч-камень выскочит. Сам
знаешь - эту хреновину не потушишь, пока сама полностью не сгорит. А
значит, включи-выключи, сгорим и мы вместе с ней.
  - Да что я, маленький, сам не скумекаю? - слегка обиделся Ухарь.
  - Полно тебе. - Лицо Бовы смягчилось. - Я с тобой просто тревогой своей
делюсь, а не претензии высказываю.
  - А-а... ну коли так... так, может, все-таки по чарочке. Бова вздохнул.
Вот неугомонная душа, включи-выключи.
  - Ежели благополучно долетим, Ухарь, мы с тобой эту бутыль вдвоем
оприходуем, это я тебе твердо обещаю А пока побереги ее. Для меня же и
побереги.
  - Ладно, договорились, пар в задницу, - с легкой досадой - с виду, но на
самом деле с тайной радостью в душе согласился крайн. С Бовой
Конструктором он был готов выдуть окоселовки сколь угодно, ради такой
компании никакого здоровья не ж