, - удовлетворенно проговорил волокуша, поворачиваясь с чопорной
дежурной улыбкой к славу. - А ты чего изволишь, гость дорогой?
  Благуша открыл рот, но новоявленный сродственник Ебеников уже закусил
удила, отрабатывая должность:
  - Не желаешь ли отведать знаменитого монастырского кумыса из-под
молоденьких девиц... тьфу ты, то есть кобылиц? Три кружки этого
замечательного напитка могут свалить с ног даже богатыря! Или русалочьей
браги, способной с одного глотка опьянить трезвого и протрезвить пьяного?
Или горной сивухи, от которой наутро молодеют, а к вечеру стареют? Или
настойки из печени ханыги, бодрящей кровь не хуже юных девок в постели?
Или...
  - Окоселовки! - ошалело ляпнул Благуша. Произошла заминка - лица всех трех
мангов заметно вытянулись от удивления.
  - Ты, случайно, с Ухарем не знаком? - уже с явным уважением спросил Меник.
  Благуша молча кивнул, еще не зная, чем кончится его неожиданная эскапада.
  - А что кушать будешь? Могу порекомендовать жареную трепыхалу под
синильным соусом. Отменное кушанье, в самый раз с дороги, сытно, вкусно и
недорого!
  - Идет, оторви и выбрось! - поспешно согласился Благуша, понимая, как влип
с этой окоселовкой, и не желая попадать впросак далее. Трепыхала так
трепыхала, тем более что и впрямь недурно готовят эту степную пташку в
центральных доменах - от знакомых слыхал.
  - Сейчас будет подано, - Меник оживился, заговорщицки подмигнул ему, как
близкому знакомому, и, прежде чем исчезнуть, строго бросил братцам: - К
гостю чтоб не приставали, оглоеды! Друг Ухаря - мой друг! Все кости
пересчитаю, ежели пожалуется!
  И исчез.
  - Дохлый вареник, - кисло пробормотали в унисон братцы, разочарованные
несостоявшимся развлечением над случайным чужаком, и жадно припали к своим
бокалам, в которых пенился белый, с кисло-вонючим запахом напиток, видно
тот самый знаменитый монастырский кумыс из-под молоденьких кобылиц.
  Проблем с близнецами вроде как больше не предвиделось. Повеселев, Благуша
снова принялся осматриваться. Народ в трактире вел себя вполне пристойно -
звякали кружки, бокалы и чарки, в воздухе стояла разноголосица, сливаясь в
привычный для таких мест невнятный шум. Не успел Благуша заскучать, как
Меник возник снова, уже с подносом, и быстро сгрузил содержимое на стол
бокал с окоселовкой и блюдо с жареной трепыхалой.
  Благуша попытался сразу расплатиться.
  - Позже, - приятно улыбаясь, сообщил трактирный волокуша, - тем более что
первая кружка - за счет заведения.
  И снова исчез.
  "Профессионал", - с уважением подумал Благуша, не разглядев и со второго
раза, куда тот подевался. Затем, мысленно пожелав себе долгой и счастливой
жизни, осторожно отпил маленький глоточек из бокала, можно сказать едва на
язык попробовал, - но и это его не спасло - окоселовка знала свое дело и
враз вдарила по мозгам. "Оторви и выбрось!" - выругался про себя слав,
чувствуя, как поплыла голова. Заказал на свою голову! Впрочем, сообразив,
что напиваться вовсе незачем - время ведь можно провести и за едой, -
налег на жареную тушку трепыхалы под синильным соусом, наслаждаясь нежным
мясом и хрустя специально размягченными косточками. И впрямь отменно!
  А трактир продолжал наполняться, разговоры становились все громче и
громче, кое-где перерастая в шумный спор, впрочем, спорщиков быстро
успокаивали трактирные волокуши, бдительно следящие за порядком.
  Благуша уже приканчивал последнюю ножку трепыхалы, когда шум в трактире
неожиданно оборвался, словно ножом отрезало, и в зале повисла мертвая
тишина. Слав встревоженно поднял голову, гадая, что случилось. Братья
Ебеники, отставив бокалы, восторженно уставились куда-то за его спину, и
Благуша, невольно проследив направление их взгляда, тоже уперся в
деревянный помост сцены.
  Из боковой двери рядом с помостом, ведущей в отходную комнату, обычно
предназначенную для артистов, как раз вышел манг, наряженный в какой-то
немыслимо пестрый, разноцветный наряд, - ставила, и его торжественный
голос громко разнесся по притихшему залу:
  - Первая пара! Крутой Ойкер против Епана Мата! Делайте свои ставки!
  Тишину словно корова языком слизнула. Зал взорвался оглушительными криками
и аплодисментами, а между столиками замелькали многочисленные юркие
помощники ставилы, собирая ставки. Крики болельщиков носились в воздухе,
словно стрелы, разя направо и налево: три к одному против Ойкера! Пять к
одному против Епана!
  И в том же духе в разнообразных вариациях.
  Большие бабки будут, сообразил Благуша. Рискнуть, что ли? И задумавшись,
не заметил, как отпил из бокала. Утробно зарычав, окоселовка тут же
вжахнула по черепу... и на душе стало невероятно хорошо, а рычащий зверь в
глиняном бокале вдруг превратился в ласковую и нежную деву. Следующий
глоток пошел легко и приятно, распространяя по телу блаженную
расслабленность... И только теперь Благуша уразумел, как много он потерял,
отказавшись выпить в Махине с Ухарем, а также осознал, что только великий
человек мог придумать и изготовить такую штуку, как окоселовка. Недаром
его здесь так уважают, а рецепт пойла, небось, знает только сам хозяин.
Вот бы достать, ведь на таком напитке можно и разбогатеть!
  На площадку тем временем неспешно вышли два здоровенных обнаженных мужика,
по внешности - оба слава, светлокожие, светловолосые, светлоглазые, в
одних набедренных повязках, и встали друг против друга, играя могучими
мышцами. Намазанные маслом тела блестели, словно отполированные, а глаза
борцов-рукомахальников метали столь свирепые взгляды, что обладай те
физическим весом, так выкосили бы напрочь половину зала, а может, и сам бы
трактир порушили.
  Благуша во все глаза пялился на помост, восхищенный статью борцов. Вот
бугаи-то! Таких бы парочку, когда он с Ухарем от бандюков отбивался, точно
бы всех повязали! До единого!
  - Ставки сделаны!
  Оглушительно прозвучал гонг, и нарядный ставила соскочил с помоста к
зрителям, а рукомахальники, перестав испепелять взглядами зал, повернулись
лицом к лицу и начали медленно сходиться, испепеляя уже друг друга.
  Собравшийся в трактире народ явно знал рукомахальников давно, и в зале то
и дело раздавались крики, призывающие то Крутого Ойкера, а то Епана Мата
надрать противнику задницу, уделать каждого, как Предки Древнюю Тортилью.
  Благуша же просто наслаждался веселящим кровь представлением, хотя где-то
на задворках сознания и бродила мысль, что непотребное это занятие для
людей - бить друг друга по лицу и всему остальному ради развлечения. Но
окоселовка, сняв внутренние зажимы, бдительно следила за тем, чтобы
подобные мысли не портили ему настроения, и сразу рычала на негодную, как
только та оказывалась поблизости. Наблюдая, как одному из борцов удалось
ловко выскользнуть из объятий другого или сделать какой-нибудь хитрый
захват, Благуша ободряюще орал вместе с остальными. Время летело
незаметно, бокал у Благуши потихоньку пустел, в голове приятно шумело, и
первую пару, где своего противника красиво завалил Крутой Ойкер, вскоре
проводили одобрительным свистом - выигравшие, и ругательствами -
проигравшие. А на помост тут же вышла следующая сцепка - загорелый до
темно-шоколадного цвета здоровяк манг по прозвищу Дай-в-Рыло и желтокожий
темноволосый нанк по прозвищу Получи-Свое. Оба были в национальных
одеждах, но частично: на нанке красовалась наброшенная через плечо
белоснежная шкура ехана-бабая, редкостного зверя, водившегося только в
снежных доменах, а манг, поигрывая некрупными, но выразительно рельефными
мускулами, щеголял в безрукавке из черной конячьей кожи; остальное
заменили те же набедренные повязки. Оба казались невысокими по сравнению с
выступавшими до них богатырями-славами, но компенсировали недостаток роста
невероятной стремительностью движений. В общем, Благуша даже не усомнился,
что и эти рукомахальники - ребята серьезные, а по приветственным крикам,
разразившимся с их выходом на помост, можно было понять, что и они хорошо
знакомы завсегдатаям.
  Эту схватку Благуша еще более или менее запомнил, а последовавшие за ней
уже сохранились в голове смутно. Окоселовка ласково и коварно шептала в
уши, приглушая глас народа вокруг, помост перед глазами плыл, словно в
тумане, и лишь изредка наступало прояснение, обостряя зрение до
невероятных высот, когда слав был способен разглядеть даже дохлых
тараканов на полу в другом конце зала.
  А веселье продолжалось.
  Народ заводился от души, улюлюкая и громыхая бокалами по столам, пустевшие
со сказочной быстротой кувшины ловко менялись трактирными волокушами на
новые, ставки росли, пары бойцов сменялись одна за другой, и выкрикиваемые
ставилой имена давно перемешались в голове Благуши в кашу.
  Больше всего славу понравились перерывы между схватками, когда на помост
под одобрительный рев зрителей выбегала ладная полуголая девица и
исполняла короткий энергичный танец, так соблазнительно выкручивая круглым
оттопыристым задком различные фигуры, что непривычный к таким зрелищам
Благуша отчаянно краснел, но тем не менее смотрел не отрываясь, время от
времени подбирая отвисшую челюсть и присоединяя невнятный выкрик к общему
одобрительному хору.
  Братья Ебеники, давно уже забыв о существовании Благуши, тоже не отставали
от всех прочих:
  - Нет, ты посмотри, дохлый вареник, какие бедра! - неизменно комментировал
Еник, со страдающим от неразделенной любви видом тиская собственный пах и
мелко суча ногами. - Ой, ну не могу больше!
  - Ага, дохлый вареник! Бедра выглядят бодро! - так же неизменно отвечал
Беник.
  И Ебеники довольно ржали, хватаясь за раздутые от кумыса животики.
  Долго ли, коротко ли рассказывать, но в конце концов, как водится, в
финале встретились победители всех прочих схваток. Ими оказались слав по
прозвищу Крутой Ойкер и чернокожий егр по прозвищу Морок, выхода которого
Благуша не помнил в упор. Этот рукомахальник был аж вдвое ниже рослого
слава, но обладал поистине необъятными плечами! Со стороны егр напоминал
черный отполированный шкаф, неведомо зачем вытащенный на помост и
положенный на бок. Благуша даже слегка протрезвел, увидав такое диво.
  - Ставки сделаны! - прокричал ставила, и бойцы тут же схлестнулись.
  Вот это был бой! Словно сошлись два оживших холма, и тугой гул от ударов
могучих кулаков противников разнесся по всему залу.
  Как назло, перед глазами слава опять поплыл туман, так что он только удары
и слышал, а когда наконец прояснилось, то схватка, к величайшему
огорчению, уже закончилась. Ставила, заодно выполнявший и роль судьи,
торжественно подняв вверх руку егра Морока, объявил его чемпионом
сегодняшнего состязания, а его соперника четверо крепких волокуш
утаскивали с помоста в бессознательном состоянии. Что тут началось! В
трактире поднялся невообразимый рев! Зрители повскакивали на ноги и
размахивали руками, что ветряные мельницы! Больше всех, конечно, орали
проигравшие на ставках, но и выигравшие от них ненамного отставали.
  Благуша недовольно поморщился - такой многоголосый рев прямо бил по ушам.
Но вот шум стал стихать, и ставила, терпеливо дождавшись приемлемой для
речи тишины, пригласил желающих помериться силой с чемпионом.
  - Ваша матрешка против бочонка чемпиона, и ежели кто продержится всего
минуту - бочонок будет его!
  Это были большие бабки, даже очень большие бабки, но Благуше даже спьяну
не пришло в голову проверить свою удаль. Этого шкафоположеиного егра можно
было сшибить с ног разве что прямым наездом Махины. Тут Благуша вспомнил о
своем приобретении на книжном развале и захотел глянуть, что на этот счет
скажет сборник апофегм... Он достал томик из кармана армяка, открыл наугад
и прочел. "Всех бабок все равно никогда не заработаешь". Слав восхитился.
Истинные слова! Какие уж тут желающие, оторви и выбрось, кому жизнь не
дорога...
  Но, к своему глубочайшему изумлению, он ошибся.
  После объявления ставилы произошла некоторая заминка, а затем,
бесцеремонно растолкав окружающих, на помост запрыгнул не кто иной, как
меднокожий русал, тот самый, что толкнул Благушу на входе в трактир. Молча
кинув судье сборную матрешку, сын Океании стащил с себя черную куртку,
затем рубашку, бросил то и другое себе под ноги и, не мешкая, в одних
штанцах да с перьями в иссиня-черной шевелюре уверенной поступью
направился к победителю. Тот со спокойной усмешкой на чернокожем лице
поджидал выскочку в углу. Ставки на этот раз не объявлялись, возможно,
правила игры позволяли делать их только на профессиональных
рукомахальников, Благуша точно не знал.
  Здоров был собой меднокожий, ничего не скажешь. Бугры мускулов так и
перекатывались на могучей спине пастуха мясных островов, словно он не
плавал на этих самых островах, а таскал за собой вручную. Зал
заинтригованно притих.
  Приблизившись к необъятной туше егра, русал вдруг высоко сиганул в воздух,
словно ему сунули в штанцы с десяток анчуток, и врезал чемпиону тяжелым
сапогом в ухмыляющуюся челюсть. Вернее, попытался врезать. Потому как
чемпион, демонстрируя, что заработал свой титул не зря, без особого
напряга поймал прыгуна одной рукой за ногу, второй подхватил за пояс на
штанцах, затем вскинул русала над головой... да и шмякнул того об щит
возле ног. Только перья трепыхалы с головы русала полетели!
  Зал потрясение выдохнул.
  А Благуша в унисон с остальными даже икнул от сочувствия - больно же!
  - Дохлый вареник! - вырвалось у Еника.
  - Дохлее не бывает! - подтвердил Беник. - Дохлее дохлого!
  Беднягу, проигравшего и потому лишившегося своей матрешки, уволокли с
помоста все те же вездесущие трактирные волокуши - приходить в себя в
отходных комнатах. Алчущих помериться с победителем силой после столь
грозной демонстрации шкафоподобной мощи более не находилось. "Еще бы, -
подумалось Благуше, - уж лучше матрешка в своем кармане, чем бочонок в
чужом. А уж здоровье и вовсе ни за какие бабки не купишь". Взгляд слава
упал на раскрытый томик апофегм, который он забыл убрать со стола.
Странно, страницу он вроде не перелистывал, а изречение было иное:
  "Главный недостаток ума - его отсутствие".
  Испытывая смутное, но неприятное ощущение, что камень был брошен именно в
его огород, слав захлопнул томик.
  Для приличия ставила еще немного поразорялся, но, поняв, что публику на
подвиги более не расшевелить, прощально помахал рукой и, прихватив
ухмыляющегося чемпиона, скрылся с ним в боковой двери отходной, причем
чемпион едва в ней не застрял, хоть и протискивался бочком.
  Спустя некоторое время из той же двери выбежали молодые девки с парнями и
запели хором, с шутками да прибаутками, развеселую песенку о старом
отшельнике, который, притомившись от одинокой жизни в пустыне, а еще более
истосковавшись по красным девицам, вернулся в цивилизованные места и
принялся обучать их тому, что узнал за свою долгую праведную жизнь. Да так
обучать, что красные девицы к нему выстроились в очередь, позабыв о
женихах и любимых. И как женихи, недолго думая, пересчитали старому
греховоднику кости да прогнали обратно в пустыню.
  Зал откровенно ржал, громыхая бокалами по столам и подхватывая припев.
  Благуша тоже постарался не отставать, но вместо стола приложился тяжелым
бокалом по собственным пальцам левой руки и от боли на минуту протрезвел.
  Ошалело глянул по сторонам, на шумное веселье вокруг. Встряхнул тяжелой
головой. Покосился на общественную клепсидру, подвешенную на стене
трактира недалеко от входа, - почуяв его взгляд, ящерка ткнулась мордочкой
в соответствующую времени отметку на стенке прозрачного короба. И понял,
что веселье пора заканчивать. Отменный был вечер, когда еще на такой он
попадет из своей провинциальной Светлой Горилки, но пора и честь знать.
Ведь до полуночи оставался всего час, он едва не проморгал назначенное
Минутой время! Меры требовались радикальные.
  Лишь с третьего захода выудив заплетающейся рукой из кармана обсидиановую
пляжку с бодрячком, он храбро сделал полный глоток Ощущения знакомо
повторились - сначала жаркая волна, затем сразу, без всякого перехода,
лютый холод, проморозивший не то что до пяток, а аж до каблуков сапог.
Язык онемел, из глаз брызнули слезы, а голова зазвенела от накатившей
ясности, что твой храмовыи колокол. Эх, признательно подумал про себя
Благуша, найду Обормота и отблагодарю за столь щедрый подарок! Опять ведь
выручил!
  Его снова необъяснимо потянуло к сборнику апофегм. По сложившемуся уже
порядку страницы раскрылись наугад, и на Благушу глянула язвительная
строка: "Пить надо меньше!"
Тьфу ты, оторви и выбрось! Живая она, что ли, книжица эта? Наставляет его,
словно сварливая женка!
  Томик немедленно отправился обратно в карман.
  Отодвинув недопитый бокал коварной окоселовки, Благуша твердо поднялся на
ноги - словно и не пил - и вежливо попрощался с братьями Ебениками. На что
те весело пожелали ему в дорогу мешок дохлых вареников с пельменями в
придачу. Затем расплатился с из ниоткуда возникшим Меником и скорым шагом
двинулся к выходу из "Благочестивого лика", оказавшегося ну совсем не
благочестивым. Зато - дюже интересным.
  В общем, день пропал не зря.

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
Изобретение Бовы Конструктора

  Каждый заблуждается в меру своих возможностей.
  Апофегмы

  К своему немалому облегчению, Благуша не опоздал - к Храму Света он
подошел одновременно с Минутой, которая без лишних слов повела его за
собой. Невероятно толстый стражник, охранявший вход в Храм, едва взглянув
на девицу, сразу расплылся в угодливой улыбке и пропустил их
беспрепятственно, чему слав особо удивляться не стал. Понятное дело, раз
Минута храмовница, то ее и должны знать все служки и служивые. Другое дело
- как разительно изменилось поведение самой Минуты, едва они оказались в
Храме. Здесь, встречая служек, она сразу принимала властный и неприступный
вид, а на вопросы, ежели кто все же осмеливался их задавать, отвечала
коротко и резко, всячески показывая, что она чрезвычайно занята и ей не до
всяких там глупостей. До Благуши начало доходить, что девица не совсем
простая послушница, как представлялось вначале. Не исключено, что на самом
деле она - прямая помощница настоятеля - Бовы Конструктора, по чьему
заданию путешествовала...
  Они шли и шли куда-то по длинному, незаметно скругляющемуся коридору вдоль
байкалитовых стен Храма, пока славу не начало казаться, что путь их будет
нескончаем. Но едва терпение истощилось и на язык попросился уточняющий
вопрос, как они наконец уперлись в высокую железную дверь с загадочным
барельефом, изображающим человека со вскинутыми ладонями, из которых на
входящих как бы били узкие лучи света. Благуша с любопытством уставился на
барельеф, а Минута взялась за массивное дверное кольцо и несколько раз
гулко стукнула им о железо, явно соблюдая определенные интервалы.
  - Там и находится Портал? - поинтересовался Благуша.
  - Нет, здесь мастерская настоятеля, Бовы Конструктора, и самое главное его
творение, которое я хочу тебе показать.
  - Погоди, оторви и выбрось, - Благуша забеспокоился, - а мы успеем потом к
Порталу? До полуночи ведь уже осталось...
  - Почти целый час. Успеем. А с Бовой тебе познакомиться не мешает. Ты
разве сам этого не хочешь?
  - Да, но...
  - Никогда не пренебрегай полезными знакомствами, которые могут пригодиться
в будущем! - Минута укоризненно погрозила ему пальчиком.
  - Да я не против, оторви и выбрось! - поспешно согласился Благуша, - Но не
рассердится ли сам настоятель на то, что ты приведешь чужого?
  Минута пожала худенькими плечами:
  - Он сам предложил мне привести тебя, когда я рассказала ему, как ты мне
помог в пути.
  - А-а... Ну раз так...
  Действительно, чего это он артачится, ежели время еще есть? Засмущался
прямо как красна девица. Хотя, ежели подумать, неудивительно - предстать
пред очи самого настоятеля - это не каждый день выпадает...
  - Эх! - Благуша с досадой хлопнул себя ладонью по лбу, неожиданно вспомнив
про Ухаря. - Я же совсем про нашего махиниста забыл! А вдруг он появлялся
в гостинице, пока я развлекался в трактире! Вагоны, поди, уже точно