охнуть от службы - и, что самое замечательное, без
всякого для нее ущерба! Зная о том заранее, братья захватили с собой на
пост не только те узелки со снедью, что супругами были подготовлены, а и
еще кое-что существенное, по своей личной инициативе, навестив по пути на
службу знакомый кабак в Гусь-Зазеркальном, где, собственно, оба и
проживали.
  - Эх, хорошо-то как, забодай комар! - высказал общую мысль Вась,
олицетворявший в этой парочке, как самый умный, мозги.
  - Гы! - с полным согласием подтвердил Ивась и дружески - но весьма
осторожно, соизмеряя свою немалую по всем меркам силу, - похлопал
низкорослого братца по тощему плечу. И то все-таки вдавил каблуки сапог
Вася в землю, казалось утоптанную путниками и колесами телег до каменной
твердости.
  Обменявшись столь приятным друг для дружки мнением, стражники слаженно
отошли додежуривать вечер к себе в караулку, что располагалась в десяти
шагах от Моста. Ведь настоящая работа только после полуночи и начнется,
когда к Раздраю вынесет новый домен, вот и надо было свободное время
использовать с наибольшим толком.
  Там, за кувшинчиком доброй браги из того самого кабака, и завелся промеж
них неторопливый разговор, под приятную закусь из домашних копченых кур. О
чем? Понятное дело - о Проклятом домене. О чем же еще, ежели вот он, прямо
перед ними, вернее за окном караулки. Весьма-весьма благодатная тема для
долгого разговора - до самой полуночи хватит. Ведь там, в Проклятом домене
(Вась и Ивась это знали точно), в той запретной для людей глубине таилось
и жило все самое чудесное и страшное, что только могли напридумывать себе
люди. И елсы с анчутками, и феликсы железные, и прочие людские ужасы, да и
не просто жили, как поговаривали люди, а так жили, что для людей там и
вовсе места не было! Елс там сидел на елсе, да еще и анчуткой погонял! Во
как! Сидели они там, значит, и дождаться не могли Дня Страшного Суда,
чтобы в остальные домены толпой неисчислимой хлынуть и каждому человеку
воздать по заслугам его. Проповеди Безумного Проповедника за столько лет
все-таки осели в людских умах, заставляя время от времени кого-нибудь
поневоле задумываться о бренности всего сущего в Универсуме. Не избежали
этой участи и братья-раздрайники - но их в Проклятом домене больше
интересовало мирское.
  - А что, Ивась, - в который уже раз начал мечтать после третьего глотка из
кувшинчика старший, Вась, слабый на это дело не духом, но немощным телом,
- вот бы нам вдруг там оказаться, забодай меня комар, да Чашу Бражную,
Неиссякаемую найти, о которой люди гуторят! Ну, ту самую, забодай комар,
из которой сколь ни пей, а дно все одно не покажется!
  - Гы! - кивнул Ивась, принимая из его рук кувшинчик и тоже основательно
прикладываясь. Его, в отличие от Вася, хмель так быстро не брал, вернее,
не брал он его вовсе. Лишь теплела душа, да быстрее бежала кровь по жилам,
зовя на подвиги. Был как-то случай: пытались его споить на спор Гоголь с
Моголем, и что в итоге получилось? Да ничего хорошего. Тех двух спорщиков
после вытаскивали из-под столов - мертвецки пьяных, а все их подекадное
жалованье перешло к кабатчику, весьма довольному таким обстоятельством.
Так еще и повезло, паразитам, что у Ивася, у которого на душе, как обычно,
потеплело и раззадорилось, не нашлось ни капли воображения - так и не
придумал, бедолага, что бы ему натворить. В итоге, махнув рукой на столь
тяжкий для его единственной извилины мыслительный процесс, он просто ушел
из кабака домой, весьма довольный собой и окружающим миром.
  - А вот мы ее точно бы выпили, забодай комар, - весело продолжал Вась,
видя, как братец хоть от кувшинчика не отрывается, но слушать его слушает.
  - Особенно под Вечного Жареного Гуся, что в тех же краях водится.
  Ивась оторвался наконец от выпивки, с шумным выдохом утер губы тыльной
стороной ладони и довольно улыбнулся до самых ушей, передавая кувшин Васю.
  - Гы!
  После чего с неменьшим удовольствием и шумом почесал голый пупок,
выглядывавший из-под края слишком короткого для его огромного роста
служебного армяка, кои по уставу изготовлялись только одного размера. Ему
это ничуть не мешало, погода в Рось-домене всегда стояла теплая, а вот
Васю такой же армяк доходил как раз до колен, и тому приходилось иной раз
попариться.
  - Вот и я говорю, выпили бы мы чашу ту, забодай комар...
  Вась глотнул, передал кувшин обратно и вгрызся в куриную ножку. Прожевав
кусочек (как раз только мышке наесться), он продолжил интересную тему, но
уже заметно заплетающимся языком - четвертый глоток явно был лишним.
  - Слышь, братец ты мой, забодай тебя комар, а может, там не только жареные
гуси водятся, а еще и глухари того же колера? Или... э-э... зайцы? Что-то
я запамятовал, кто из них поболе будет... - Вась с пьяной
сосредоточенностью уставился на недоглоданную ножку в своей руке. - Туман
прямо какой-то в башке...
  Ивась, только что приложившийся к кувшинчику снова, покосился на братца,
но ничего не ответил. Кажись, того начало забирать. С ним завсегда одна и
та же проблема - выпьет больше, чем может, но меньше, чем хочет, как уже в
стельку. Ничего, он, Ивась, и за двоих отдежурит. Пусть себе пьет да
треплется.
  - Заяц, - пробормотал Вась, продолжая рассматривать ножку, словно
произведение искусства. - Заяц, заяц... - Но опомнился и махнул рукой. -
А-а, не все ли нам равно, заяц или глухарь, главное, забодай комар,
чтобы... э-э...чтобы крупным был, чтобы на двоих хватило! А после не
забыть бы про косточки того... э-э... энтого... зайца! Ага. Сберечь их
надобно. И, по словам людским, до смещения в кучку сложить и... э-э...
возле вехового оддя закопать. Как мигнет Бездонье - так и снова целый...
э-э... гусь появится.
  - Гы? - не успел уловить мысль брата Ивась - вроде только о зайцах речь
шла, как снова птица вылезла, только что крыльями не хлопает.
  - Слышь, Ивась, - продолжало нести Вася его буйное воображение, - а ежели
там и вовсе... э-э... ведмедь будет косолапый? Ну, тоже жареный, ясное
дело.
  - Гы?!
  - Да. Энто было бы куда лучше, - не замечая реакции, задумчиво бормотал
Вась, безотчетно поправляя постоянно сползавший на глаза пузатый шлем, -
ведмежатинка эвон как вкусна-то!
  - Гы... - Младший братец пораженно выпучился на старшего, с трудом пытаясь
представить жареного ведмедя целиком, но воображения ему, как всегда, не
хватало, выходила то лапа, то голова, то и вовсе один ведмежий язык.
  - Вкусна-то вкусна, Ивась, кто бы спорил, - тяжко вздохнул Вась, заметно
впадая в мрачное настроение, обычно предшествующее отключке. - Но то ли мы
того ведмедя на закусь заломаем, забодай его комар, то ли он нами
полакомится... Ведмедь все-таки...
  И Вась даже всхлипнул от жалости к самому себе, видимо в цветах и красках
представив и даже прочувствовав, чем может обернуться на самом деле
подобная охота.
  Могучий Ивась, осторожно отставив кувшинчик, без особого труда дотянулся
своей длиннющей рукой до алебарды в углу караулки и на всякий случай
положил ее на колени. Страхи-то какие братец сказывает, типун ему на
болтливый язык...
  Тут-то это и случилось.
  Едва слышно зажужжали половинки Раздрай-Моста, соединяясь между собой...
  Притихший Вась, все еще сосредоточенно додумывавший последствия ведмежьей
охоты, безотчетно глянул в окошко и обомлел.
  - Слышь, Ивась, - слабым голосом проговорил он, глядя на то, как
открывается дорога в Проклятый домен. - А того-энтого... э-э... что-то с
глазами моими начало твориться или что похуже. Оборотись-ка, братка,
забодай тебя комар, да посмотри на Раздрай, все ли в порядке, а то страсть
какая-то мерещится...
  Ивась послушно обернулся со своего места... и вскочил, чуть не пробив
головой низкий потолок. Глаза его вылезли из орбит, а челюсть отвисла.
Спохватившись, он заговорил:
  - Гы! Тьфу, то есть беда, братец, беда! Не померещилось тебе, забодай тебя
комар!
  И Вась вмиг протрезвел, не хуже чем после глотка бодрячка. Потому что зря
в косноязычном братце такое красноречие просыпаться не будет.
  Вскочив со своего места, Вась вихрем пронесся прямо по скатерке со снедью
и выпивоном, разбросав сапогами и то, и другое, и в окошко уставились уже
оба, плечо к... э-э... пояснице (росточком он все-таки не вышел). Все
обстояло именно так, как он и увидел. То, чего так боялись и ожидали люди,
наконец-то случилось.
  Как старший брат и, соответственно, старший в карауле, Вась напряг свои
мозги и начал лихорадочно вспоминать, что в таких случаях предписано
делать, но от дикого разброда мыслей никак ничего не мог вспомнить. А тут
еще младшой, Ивась, которого в кои-то веки прорвало, не давал
сосредоточиться и все тревожно твердил.
  - Беда, братец, беда! Беда, братец, беда! Беда, братец, беда!
  - А ну цыц, мелочь пузатая! - тонким голосом прикрикнул на него Вась, и
Ивась, крупнее старшего братца в несколько раз, обиженно умолк, шумно
засопев носом. - Мысли собрать мешаешь, - уже тише пояснил Вась и нашел в
себе силы даже передразнить братца: - Гы!
  И как только он это "гы" произнес, так все и вспомнил - то, что следовало
вершить по уставу. Волшебное, видать, было словечко, запоздало осенило
Вася, ясность в мысль вносящее, не зря им братец пользовался.
  Взгляд раздрайника стремительно переместился к дыре в потолке караулки, из
которой свисал конец веревки, привязанной к билу подвешенного под
остроконечной крышей сторожевого колокола. За всю свою жизнь ни старшему,
ни младшему не доводилось слышать его звона, да и их деды и прадеды,
пожалуй, тоже не слышали. От сознания важности того, что ему надлежит
совершить, Вась надулся как индюк, строевым шагом прошагал на выверенную
диспозицию, снова - по несчастной скатерти, затоптав все окончательно, и
остановился под дырой в потолке.
  До Ивася тоже дошло, что он собирается делать.
  - Гы? - все еще обиженно спросил он, бросая на Вася умоляющий взгляд.
  - А ты мал еще, забодай тебя комар, - строго ответил Вась, совершенно не
желая уступать ему первенство. Но все же смилостивился - братан все-таки.
  - Ладно, за мной будешь...
  Раздрайник протянул руки к заветной веревке и... и не достал.
  - Вот так завсегда, вот так всю мою жизню, забодай меня комар! -
раздасадованно выругался Вась. - Нет, ну на самом интересном месте!
  После чего, сосредоточенно насупившись, не придумал ничего лучшего, как
подпрыгнуть и повиснуть на веревке, вцепившись в нее обеими руками.
Дернулся - раз, другой, третий. И обессилел. А тяжелое било даже с места
не сдвинулось.
  - Э-э... ты, энто, братец, помоги, что ли... - смущенно попросил
подвешенный к потолку Вась, по-прежнему не желая сдавать свои позиции, но
чувствуя, что силенок для выполнения задания не хватает.
  Ивась радостно тыкнул, отставил алебарду в угол, поплевал на ладони
(рукава ему засучивать не пришлось, и так были лишь по локоть) и шагнул к
Васю. Затем, бережно обхватив братца громадными ладонями, чтобы ненароком
не расплющить, он, даже не замечая своих усилий, начал легко раскачивать
из стороны в сторону обоих - и Вася, и било колокола. Словно люльку с
дитем качал.
  Как уже упоминалось ранее, братьям в первый раз в жизни выпало оповещать
народ о небывалой беде. И уж поверьте, они постарались вовсю. Не прошло и
минуты, как заполошный звон был услышан, и его подхватил другой сторожевой
колокол - уже в самой Светлой Горилке.
  Дело было сделано, но пока только на четверть.
  Услышав ответный колокольный звон, Ивась, под чутким руководством
старшего, одной рукой подхватив его за шкирку, а другой сграбастав, словно
тросточки, сразу обе алебарды, стоявшие в углу, выскочил из караулки и
огромными шагами понесся к Раздраю, грохоча пудовыми сапогами на весь
белый... вернее, уже сумеречный свет. Некоторое время вышибленная его
могучим телом дверь караулки прижималась к нему под напором встречного
ветра, словно возлюбленная, мешая обзору, пока Ивась, догадавшись, чем
заменить занятые руки, досадливым движением бровей не отбросил ее прочь.
  Вот и настало то время, ради которого они получали свое неплохое и, прямо
скажем, завидное содержание за нетяжелую в общем-то работу - взимать с
людей бабки за проезд и проход через Раздрай-Мост, думал Вась, болтаясь в
руке брата, что не мешало ему все более проникаться важностью и величайшей
ответственностью момента. Враз вспомнилось все, чему их учили, и
обязанности на такой вот случай. "Главное, что вам нужно сделать, энто
ночь простоять да день продержаться - до следующей смены", - учил их
старый отец, который всю свою жизнь, вплоть до почетной отставки,
прослужил здесь же.
  Вот и Раздрай.
  Резко затормозив, Ивась опустил братца на грешную землю, торопливо вручил
тому его укороченную под рост алебарду, и уже вместе, с неустрашимой
дрожью в обоих сердцах и небывалой отвагой в четырех пятках, ступили они
на Раздрай-Мост. Ступили и медленно дошли до середины, где и остановились
с алебардами наперевес - маленький и большой и соответственно с маленькой
и большой алебардой.
  Вот теперь дело было сделано наполовину.
  Они перекрыли свободный проход всякой нечисти из Проклятого домена в их
родной. В домен Рось. Перекрыли своими весьма дорогими для себя телами.
Вот-вот, сейчас, ждали раздрайники с храбрым ужасом, хлынут елсы небывалой
ордой и сомнут-растопчут их...
  Но елсы что-то не торопились.
  Томительные минуты тягучим киселем текли одна за другой, а елсы все не
появлялись. На том краю, в Проклятом домене, куда неотрывно смотрели
вылупленные по уставу глаза стражников, по-прежнему царила густая тишина.
  Постепенно ожидание неминуемого ужаса отдалилось, а картины, которые
мозговитый Вась рисовал в своем воображении сразу за двоих - за себя и
братца (дескать, вот примут они на службе смертишку лютую, но зато и
вдовам их, забодай их комар, и детям все будет обеспечено без отказу. А уж
проводить храбрых стражников в последний путь соберутся все - и
начальство, и друганы, и сродственники, и враги), так вот, картины те
отдалились и поблекли, не находя подпитки. Кстати, врагов своих Вась
вспомнить так не смог. Да и откуда? Ежели кого и приходилось по службе
осаживать, так на то она и служба. Упущение, конечно, но теперь поздно уж
сожалеть...
  Так они и стояли, пока сзади не послышался шум.
  Да, немало в тот вечер люду разного, оторвавшись от своих дел, поспешило
сюда, к Раздраю - на помощь братьям-раздрайникам. Не прошло и получаса,
как все славы из окрестных мест собрались здесь - и стражники, свободные
от службы, и торгаши, и ремесленники, и огородники, и кабатчики со
служками, и бабы с ребятишками малыми и немалыми - да все в общем, И ежели
уж говорить начистоту, то и дел-то особых в тот вечер ни у кого не было,
акромя как бражку пьянствовать да языками чесать. Вот народ и приперся
всем числом, подзуживаемый не только тревогой, но и неистребимым людским
любопытством. Приперся - и ахнул, узнав в чем дело. Бабы заголосили было
на всякий случай, но мужики, сердито зашикав на них, быстро это дело
пресекли, и над площадью кона зависла напряженная тишина, прерываемая
изредка то там то сям взволнованным ропотом народных масс.
  Свободные от службы стражники недолго думая, как один, выступили из толпы
и выстроились за спиной Вася с Ивасем во вторую линию, а братья, почуяв
надежную поддержку собратьев по профессии в тылу, заметно посветлели лицом.
  А вскоре объявились и представители местной власти, которым, видать, по
должности полагается задержка, что вызвало заметное оживление среди
собравшихся славов. Новый Пахан кона - Выжига, кто же еще, прибыл в
компании с Подорожником, старостой Светлой Горилки. Смотрелись вместе они
презабавно - примерно как Вась с Ивасем, только в горизонтальных
пропорциях: дородный и кряжистый Выжига был и в плечах, и в поясе раза в
два шире старосты, который своей невероятной худобой в сочетании с высоким
ростом смахивал на сушеную жердь. Но ныне народу было не до веселья,
поэтому на столь бросающийся в глаза колорит никто внимания не обратил.
  Решительно рассекая охотно расступавшуюся толпу, местная власть вышла к
краю Моста... и растерянно остановилась позади шеренги стражников, тоже не
ведая, что предпринять дальше.
  Наступила томительная заминка. Что делать далее, никто не знал. Сами
посудите - когда ж такое еще случалось?! Чтобы изобразить хоть какую-то
деятельность, Подорожник не нашел ничего лучшего, как раскрыть здоровенную
Анбарную Книгу, которую не поленился притащить с собой, и уткнуться в нее
синим от постоянного бражного перебора носом. Необычайно длинные и вислые
усы Подорожника тут же зашевелились вместе с губами, словно староста
пытался вычитать необходимый совет в своей реликвии, используемой только
для регистрации свадеб, новорожденных и покойников.
  Выжига же не мудрствуя лукаво просто чесал репу, хмуро оглядывая обе
шеренги стражников, загородивших своими широкими грудями родную землю от
супостата. И досадливо думал о постели с Милкой, из которой его так
некстати выдернул назойливый звон колокола.
  В толпе славов тем временем начало подниматься волнение. Люди
переглядывались, шушукались, обменивались замечаниями и предложениями,
особенно те, кого никто ни о чем не спрашивал. Оно и понятно - ничего же
не происходило. Ну Проклятый домен, ну и что? И земля вроде там, за
Мостом, такая же на вид, как в Роси, разве что трава не вытоптана людьми,
и воздух такой же...
  И никаких елсов.
  Скукота прямо!
  Вскоре то ли самые упившиеся, то ли самые бесшабашные начали выкрикивать,
что не мешало бы нашим стражникам-героям и на разведку по ту сторону
сходить. Мы-то с вами понимаем, что те, кто в тылу, завсегда придумывают
подобные глупости для тех, кто на передовой, но Васю с Ивасем от этих
криков стало не по себе. Переглянулись разнокалиберные братья, не слыша
никаких команд от властей, продолжавших читать книгу и чесать репу, и
старший с тяжким сердцем молвил младшему:
  - Ну что, братец, делать нечего, на миру и смерть красна, забодай ее
комар! Да и столько-то людей нам пропасть не дадут, ужо выручат
как-нибудь...
  - Гы! - подтвердил братец.
  И оба, стиснув зубы, одновременно сделали первый шаг вперед.
  Впоследствии народная молва придаст героическому противостоянию братьев с
Неведомым такой величавый размах, будто стояли на Раздрай-Мосту не два
обычных стражника, а два грозных великана, от одного вида которых елсы с
анчутками, убоявшись, отменили День Страшного Суда и пошли на вечную
добрососедскую мировую. Что, впрочем, совсем не отрицает героизма Вася и
Ивася. Сейчас же толпа, сгрудившаяся у Раздрая, ответила на их отважный
поступок одобрительным и весьма заинтересованным гулом.
  Но новое испытание не заставило себя долго ждать - испытание, свалившееся
на головы оттуда, откуда никто не ждал.
  Сперва люди услышали неясный шелест, и самые крикливые сразу притихли.
  Шелест, надвигавшийся с территории Проклятого домена и быстро
усиливавшийся.
  Быстро усиливавшийся до ровного монотонного гудения - примерно как от
пчелиного улья величиной с дом. А затем где-то далеко-далеко, прямо над
кромкой дикого безбрежного леса, которым порос Проклятый домен, в
подернутых сиянием вечерних лучей Зерцала небесах...
  Да ладно, хватит напряженку наводить, всего-то и делов - точка там
появилась.
  Небольшая такая, черненькая.
  Правда, потом она выросла в небольшой шарик... большой шарик... очень
большой шарик... Е-мое! Да и не шарик вовсе, а громадный черный шар!
  Над толпой пронесся стон сладостного ужаса - дождались-таки! И кто
окаменел, а кто схватился за дреколье, приволоченное с собой. Староста так
и застыл с открытым ртом, не дочитав очередного брачного свидетельства. У
Выжиги тоже отвисла челюсть. Вась с Ивасем покрепче вцепились в алебарды,
причем коротышка весь побелел, а у здоровяка щеки, напротив, налились
жарким румянцем, словно на свидании с любимой девицей.
  А громадный черный шар, стремительно преодолев лес, уже, казалось, взмыл
над Бездоньем и...
  И в тот самый момент, когда напряжение достигло небывалой высоты, древко
а