Ведь в
трактире, когда она пыталась уговорить его открыть тайну перемещения через
Бездонье, из него приходилось слова чуть ли не клещами тянуть. Правда,
потом много чего случилось такого, что, вероятно, сблизило всю их честную
компанию, да и тот рассказ о переселении, который дед начал так неохотно,
а закончил очень даже увлеченно, видать, выпустил наружу наболевшее и дал
его душе изрядное облегчение.
  - Что сказал, что сказал, скатертью дорога, - тихо буркнул Проповедник, с
едва заметным стеснением шевеля усами, - Да напомнил он мне о кое-каком
грешке в молодости моей далекой. В ту пору, когда я токмо-токмо в домене
Рось оказался, после тех елсов и феликсов...
  То, что Бова знал о таком далеком прошлом Проповедника, Минуту не удивило.
Она знала, что разведчики Бовы нашли и дотошно опросили всех бывших
переселенцев из Проклятого домена, которым выпала участь быть свидетелями
той давней трагедии. Ее позабавило другое.
  - Ничего себе молодость, дедушко, ведь тебе уже тогда пятый десяток шел!
  - А сколько ныне, а? - резонно заметил дед. - Вот то-то и оно. Так что и
пятьдесят можно назвать молодостью.
  - Так что там было-то?
  - А ты вот не перебивай, скатертью дорога, до конца и услышишь.
  - Уже молчу, дедушко, продолжай.
  - В расстроенных чувствах я тогда пребывал, сама понимаешь, - вздохнул
дед, помрачнев челом, - семьи токмо лишился... А тут меня одна молодка
приютила в какой-то веси, не помню вже названия за давностью, то ли
Пютаны, то ли Малиновка, то ли еще как, да не в том дело. Молодка та три
монады тому назад овдовела, безголовый ей мужик попался - пошел в лес по
дрова и не нашел ничего разумнее, как срубить сук, на котором сидел. Ну и
навернулся вместе с тем суком, скатертью дорога. Хоть высота, как молодка
сказывала, и небольшая была, да обух топора прямо по темечку засветил.
Дудак, он в любом домене дудак. А молодка ведь в самом что ни на есть
женском соку, мужика вже распробовать успела, так ей, понятное дело, еще
хочется. - При этих словах Минута, невзирая на все свое самообладание,
отчаянно покраснела, но дед того не заметил, сосредоточенно глядя под
ноги, считавшие ступеньки, и продолжая о своем: - Тута я и подвернулся.
Утешили мы друг дружку, одним словом. Да токмо ей - хорошо, а мне
по-прежнему хреново, скатертью дорога, память-то никуда не денешь. Пожил я
у нее декаду, смотрю, влюбляться начала, привыкать... А я - не могу. Не
могу ответить тем же, хоть кол на голове теши. Душа-то по своим родичам, в
неизвестном миру сгинувшим, все еще болит. Ну и сбежал, скатертью дорога.
Сбежал и дорогу забыл. Гуторю же - не в себе был. Опосля, как помотало
меня по многим весям и городам, хотел вернуться, да так и не вспомнил, где
ж она проживала, много тех Пютанов и Малиновок в Роси оказалось. Да и
другие знакомства уже сложились, скатертью дорога. Эх, жизня моя
окаянная...
  - Что-то я не пойму, дедушко, к чему ты ведешь... - затаенно улыбаясь,
сказала Минута, на самом деле уже готовая побиться о заклад, что поняла, о
чем идет речь. - Зачем Бове тебе об этом было напоминать, с какой
надобности? Дело-то житейское, со всяким случиться может...
  - Зачем, зачем, - дед досадливо отмахнулся. - Разве не приметила, как мы с
Бовой схожи-то? Я как углядел его тогда, с Дирижогния спрыгнувшего, так
показалось - сам себя узрел... Ну и подумкал по своему скудоумию, что
пробил мой час, к Олдю Великому и Двуликому пора отправляться и отчет в
его чертогах о всей житухе держать... А оказалось, что просто родная
кровь. Сызмальства у меня башка черная, а все, что на лице, - белое. И
потомки эвон все в меня уродились...
  Минута преувеличенно ахнула, внутренне гордясь своей догадливостью:
  - Так, значит, та молодка...
  - Угу. Та молодка, скатертью дорога, была прапрабабкой Бовы Конструктора.
А я, соответственно, его прапрадед. Вот он навроде как укор мне и
предъявил, что прапрабабку его бросил.
  Припомнив рассказ деда о переселении, смышленая девица заметила
несоответствие в его словах и не упустила случая подначить:
  - Погоди, дедушко, так ты ж говорил, что борода с усами у тебя поседели
тогда, когда ты статую Великого и Двуликого увидел, как она вращалась
вокруг оси и казала оба лика - добрый и злой одновременно.
  - Да это я так, приврал немного, для красного словца, - признался дед. - И
нашел ведь, стервец, время, чтобы меня так уесть этим напоминанием об
энтой давней истории! Но молодец, молодец, погасил ссору, иначе бы я Вохе
тогда башку открутил, а вместо нее балабойку бы вставил, чтоб, значит,
этот стихоплет похабных вопросов не высказывал, а токмо песни исполнял
людям на радость...
  Громадный Ухарь и невысокий жилистый Пивень, топавшие следом, были заняты
иной проблемой. Махинист, скорбя совестью, все еще ел себя поедом за свое
упущение, из-за которого (как ему представлялось самому) Дирижопль
охватило гибельное пламя. А Пивень изо всех сил и с небывалой для бывшего
бандюка искренностью пытался утешить мрачного от тяжких раздумий великана,
с которым успел сдружиться всерьез - особенно после того, как доказал
верность делу в критический момент. Тем, что не бросил ни Бову, ни Ухаря в
пылающей котельной.
  - Молодец, Пивень, пар те в задницу, - глухо басил Ухарь, невидяще глядя в
спину Проповедника. - Не зря Бова в тебя поверил, не подвел... Я вот
подвел. Да как подвел, ум за разум заходит, как подумаю...
  - Да что ты, друган, не кручинься, все ж вроде хорошо кончилось, никто не
погиб, только бандюки и сгинули без вести...
  - Жалко? - вдруг полюбопытствовал Ухарь.
  - Как не жалко, плисовые штанцы, люди ж все-таки, сколько времени вместе
гуртовались. Да, может, и не сгинули они, а просто выходить к нам не
захотели, а?
  - Может, и так. Братец мой двоюродный хитер, как никто, недаром Хитруном
прозывается. Может, пар ему в задницу, сейчас в этот колодец сверху
заглядывает, нас высматривая.
  - Да уж, плисовые штанцы... натерпелись мы страстей этой ночкой
несчастной, чтоб ее о колено пополам переломило. А что это у тебя на
животе костюм топорщится?
  Ухарь бездумно похлопал по вышеназванной выпуклости и немного повеселел,
вспомнив.
  - Бутыль. Ага. С окоселовкой.
  - Ух ты! Ну ты голова! - восхитился Пивень, сразу ощутив небывалую жажду.
И заискивающе предложил: - А может, прямо сейчас из горла по глоточку
тяпнем?
  - Да ты что?! - возмутился махинист. - Я же Бове обещал сохранить, пар
тебе в задницу! А он мне твердо обещал, что вместе оприходуем, ежели
благополучно приземлимся. - И снова помрачнел. - Вот и приземлились...
  Пивень разочарованно сник - ну что за невезуха, опять, как и тогда в
котельной, облом. Разговор промеж ними на некоторое время затих, поэтому
перейдем к следующей парочке, неразлучным друганам Обормоту с Вохой
Василиском, как раз топавшим за махинистом с золушком.
  - Ну, Воха, халваш-балваш, вот тебе и новые приключения! - беспечно
пытался острить стражник, придерживая на левом плече свою милую сердцу
алебарду, а свободным локтем пихая барда в бок.
  На что Воха лишь досадливо морщился, не видя в этих приключениях ничего
веселого. Душа барда начала искать путь поближе к пяткам еще с самого
начала спуска в бездну, и привычная бравада толстокожего манга, которому
все было нипочем, только нервировала его еще больше. Лишь ненаглядная
балабойка, которую он нежно баюкал в руках, хоть немного скрашивала ему
существование.
  - Домой хочу, обертон те по ушам, - буркнул Воха. - К женке с балабойкой
под бок, на сладкие пироги да плотские утехи...
  - Что? - Стражнику показалось, что он ослышался. Он даже приостановился,
но, вспомнив, что за ним двигаются другие, выравнял шаг. На всякий случай
он прочистил указательным пальцем ближайшее к Вохе ухо и переспросил: - Да
неужто у тебя женка есть, бард ты мой бродячий?!
  Воха стеснительно улыбнулся, сразу преобразившись лицом, которое приняло
какое-то трепетное и мечтательное выражение:
  - А ты думал, обертон те по ушам! Я когда бродячий, а когда и сидячий...
Вот когда бродил как-то, то суженую и нашел, - Воха снова сник. - Домой
хочу.
  - Да где ж твоя серьга в ухе, халваш-балваш, как подобает женатому мужику?
- не поверил манг - Врешь все, поди!
  - Так мы еще свадьбу не отпраздновали, - вздохнул Воха. - Вот как раз
собирались, обертон те по ушам, как вернусь...
  - А, вон оно как. - Обормот широко ухмыльнулся. - Зазнобу-то как звать,
ежели не секрет?
  - Да какой там секрет, был секрет, да и сплыл. Малиновкой звать. Хорошая,
- ласково добавил Воха, опять на миг просветлев.
  - Ух ты, имя какое чудное, первый раз слышу...
  - Это ты в первый раз слышишь, - сразу обидчиво насупился бард, кидаясь на
защиту любимой. - А в тех краях, где она живет, имя это не в диковинку.
Сама она из веси Пютаны, что в домене Рось, а поблизости есть и весь с
таким же названием - Малиновка. - Воха снова тяжко вздохнул. - Домой
хочу... Надоело перекати-полем быть, обертон те по ушам, давно уже хотел
осесть, остепениться, да все тянул, сам не знаю зачем... наверное, жалко
прежнее занятие бросать - ведь и бродяжничество мне по душе. Вот и
дотянулся...
  - Потерпи. - Обормот посерьезнел, близко приняв переживания другана, и
сочувственно похлопал Boxy по тощему плечу. - Закончим это путешествие, с
нами и вернешься. Сыграешь свою свадьбу с Малиновкой...
  - А прав Бова оказался, - тихо разговаривали сзади них Косьма Тихий с тем
самым молодым послушником, которому не удалось у костра отвертеться от
чарки - книжица напоила. - Не понадобились факелы! Вон света-то сколько,
прямо как в нашем храмовнике.
  - Бова знает, что говорит, - важно кивнул Косьма с таким видом, будто
умения и знания настоятеля были его личной заслугой и не он в учениках у
Бовы ходил, а наоборот.
  - Жалко только, что все подрастеряли - и жратву, и оружие... Вон, на два
десятка наших молодцев - три или четыре молота всего и осталось. Все в том
пламени сгинуло.
  - Бова сказал, оружие нам, может, уже и не понадобится, - напомнил Косьма,
сам молот сохранивший. Он сплюнул в темное нутро колодца под лестницей и
напряженно вслушался. Но из-за топота многочисленных ног характерного
шлепка не услышал.
  - Да что-то жрать хочется, - пожаловался молодец. - Брюхо к спине
прилипло. Сейчас бы ко мне домой, на мамкины пироги, коими она на всю весь
славится. Мы, в своих Пютанах, умеем ценить истинных мастериц...
  - Терпи, все проголодались, - строго сказал Косьма, сплевывая еще раз.
Показалось ему или все же что-то услышал? Косьма по своим плевкам пытался
определить высоту колодца, а заодно - долго ли им еще топать. - Бова
сказал, что идти еще недолго, через пару часов будем на месте, а там и
найдем что перекусить.
  - Да откуда он все знает, наш Бова?! - попытался недоверчиво возмутиться
послушник, но тут же получил от Косьмы подзатыльник и боязливо втянул
стриженую голову в плечи, как тортилья в панцирь. Косьма считался среди
послушников чуть ли не вторым человеком после Бовы, так что его тоже
уважали и побаивались.
  - Ты что, не понял еще? - слегка повысил голос Косьма. - Который год ему
служишь? Первый? - Получив утвердительный кивок, Косьма сразу остыл. -
А-а, тогда что с тебя взять... на то он и Бова Конструктор, чтобы обо всем
наперед знать.
  И презрительно сплюнул вниз.
  Остальные молотобойцы хранили дисциплинированное молчание. Вернее,
развесив любопытные уши, пытались расслышать то, о чем треплются
впередиидущие.
  И тут Косьма понял, что не ослышался, когда плевок достиг дна и отразился
соответствующим эхом.
  - Бова! - крикнул Косьма. - Дно уже близко!
  Вся процессия, растянувшаяся по винтовой лестнице длинной цепью,
остановилась.
  Бова, располагавшийся гораздо ниже своего ученика, обернулся, поднимая
лицо, но не успел открыть рта, как случилось нечто из ряда вон выходящее.
  Сперва чуть выше последнего послушника послышался четкий характерный звук
некоего трения. Затем раздался тоненький пронзительный визг, заставивший
народ вздрогнуть и шарахнуться поближе к стенке колодца. А в следующий миг
по гладкой поверхности перилец, предназначенных для рук, с бешеной
скоростью пронеслось нечто этот визг издававшее. Сразу запахло паленым.
  - Что это было? - нервно спросил Воха Василиск, кое-что успевший
разглядеть, и это кое-что ему весьма не понравилось, - Мне показалось,
или...
  В этот момент внизу вспыхнул яркий свет, и Воха осекся. По зеркально
гладкому полу осветившегося колодца, неожиданно для всех оказавшегося
рядом - всего-то еще ступенек на тридцать спуститься, - так вот, к центру,
где стоял прозрачный стакан с прямыми стенками (точь-в-точь Портал в
храмовнике), повизгивая и хлопая ладошками по дымящейся заднице,
проскакал...
  Воха вздрогнул, да и не только он один. Не показалось.
  По сияющему отраженными бликами полу, цокая копытцами и задрав вверх
трубой, словно котяра, хвост с кисточкой, проскакал маленький, по колено
человеку, субъект с рожками на макушке. Затем нырнул в стакан и исчез в
короткой синеватой вспышке.
  В колодце повисла мертвая тишина.
  Первым опомнился Бова Конструктор - недаром именно он был предводителем.
Заговорив начальственным голосом, он хоть и не стряхнул наваждение с глаз
людей, но заставил их немного прийти в себя.
  - Так, включи-выключи, двигаемся дальше, как запланировано. Ничего
особенного не случилось, анчутки, как и елсы, коих мы непременно увидим
позже, нам ничуть не опасны и никакого вреда чинить нам не собираются.
  - Это - анчутка? - не двигаясь с места, слабым голосом переспросил Воха,
не просто побледнев, а даже позеленев, как лесная поганка.
  - Ты же слышал, что Бова сказал, халваш-балваш, - Обормот привычно пихнул
его локтем в бок, но ухмылка стражника на этот раз вышла какой-то
неуверенной. - Никаких проблем.
  - Что-то мне все это не нравится, - безжизненным голосом проговорил Воха,
впервые в своей жизни увидевший анчутку воочию - и картина эта прямо-таки
сокрушила хрупкую, тонкую душу барда. - Что-то больше никуда я не хочу...
Что-то худо мне...
  - Надо было верить, когда я тебе гуторил, - проворчал дед, испугавшийся
куда меньше остальных (Бова и Благуша не в счет, о них отдельный разговор).
  - А где же статуя Олдя Великого и Двуликого? - изумленно воскликнул Косьма
Тихий, в котором дисциплинированный ум ученика Бовы, заметивший
несоответствие между ожидаемым и увиденным, подавил мелкоплавающий
человеческий страх горячим исследовательским любопытством. - Дно-то
чистое, только Портал и видать.
  - Видимо, еще глубже ушла, - спокойно пожал плечами Благуша, словно он
видывал такое каждый день, - Это уже не важно.
  - Что-то худо мне, - продолжал твердить Воха, вцепившись в перильца
побелевшими от мертвой хватки пальцами.
  - Обормот, приведи там его в чувство, - недовольно бросил Бова Конструктор.
  Не дожидаясь результатов, настоятель продолжил спуск по лестнице, увлекая
за собой тех, кто был способен двигаться, а кроме Вохи двигаться способны
были все...
  Поправка: когда голова Вохи мотнулась из стороны в сторону от дружеской,
но весьма увесистой пощечины стражника, он тоже обрел способность мыслить
и действовать, после чего манг бесцеремонно стащил его к остальным, уже
столпившимся возле Портала.
  Дождавшись, когда вся команда собралась вокруг него, Бова окинул людей
суровым взглядом и молвил:
  - А теперь выполняйте то, включи-выключи, что я вам скажу. Впредь -
никакого шума, никаких лишних разговоров, никаких лишних движений. Ничему
не удивляться, ничего не бояться. И - четкое выполнение моих приказов.
Четкое и незамедлительное, включи-выключи. Забравшись в святая святых
Универсума - в его Центр Управления, мы все равно что на лезвие ножа
ступаем. Но ежели будете слушаться меня, все живы останемся.
  Всем понятно?
  Кто кивнул в ответ, кто просто промолчал. Дошло. Лишь осоловелый взгляд
Вохи Василиска, которого заботливо поддерживал под руку Обормот,
показывал, что происходящее воспринимается им не совсем адекватно. Очень
уж нежная нервная система оказалась у барда. Но не оставлять же его здесь,
пока сам не придет в чувство?
  - Кстати, - добавил Бова, сдвинув и без того нахмуренные брови чуть
сильнее, - Благушу слушаться так же, как меня самого. А теперь - за мной!
  И, проигнорировав слегка озадаченный взгляд слава первым шагнул в Портал.

  ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ,
о том, как была встречена экспедиция внизу и, главное, кем встречена

  Неизвестно, почему так получается, но находишь всегда то, чего не искал!
  Апофегмы

  Минута прошла сквозь Портал четвертой, и едва у нее перед глазами возникли
очертания какого-то огромного помещения, как чьи-то сильные руки
подхватили ее с обеих сторон, приподняли над полом и куда-то потащили. Не
успев сориентироваться и что-либо понять, девица рванулась из чужой хватки
раненой птицей, намереваясь применить самые зубодробительные приемы из
школы "Головач", коим была обучена в Храме Света, но тут ее снова
поставили на ноги, а приглушенный голос Бовы, раздавшийся чуть ли не над
ухом, успокоил ее.
  - Тихо, тихо, девица, это мы с Благушей оттащили тебя в сторонку, чтоб
следующим появляться не мешала. Народу много, свалку устроите. Ну а здесь
можешь и столбом постоять, осмотреться, пока все соберутся.
  Только сейчас Минута разглядела, где они очутились. И как ни крепка была
духом, а чуть сознание от нахлынувшего ужаса не потеряла. Только тот факт,
что Бова с Благушей, невзирая ни на что, продолжают сохранять спокойствие,
позволил ей усилием воли восстановить самообладание.
  Вот что она увидела.
  Во-первых, помещение, куда их перенес Портал, напоминало по форме купол
невообразимого диаметра и высоты. Таких помещений не было даже в огромном
городе-храмовнике. Циклопические стены этого купола едва просматривались в
смутной дымке, витавшей в вышине.
  Во-вторых... Все дело было именно в этом "во-вторых".
  Все пространство под куполом разделял длиннющий коридор шириной шагов в
тридцать, в середину которого и выбрасывал Портал людей Бовы одного за
другим. И все бы ничего, если бы стены этого коридора не были живыми.
Да-да, они были живыми и состояли из бесконечных шеренг устрашающих
созданий самого разнообразного вида. В первых рядах с обеих сторон были
выстроены анчутки - маленькие рогатики, один из которых, явно торопясь на
это сборище, прошмыгнул как раз перед ними еще в колодце. Сколько здесь их
собралось? Несколько сотен? Тысяч? Рогатики были совсем нестрашные, пугало
только их невероятное количество. Зато за ними стояли страсти посолиднее -
рослые, плечистые дядьки, сплошь обросшие густым волосом, похожим на
песий, с ног до головы. С рогами, хвостами и трезубцами в руках, понятное
дело. Елсы собственной персоной.
  "Вот и свиделась, - ошеломленно подумала девица, чувствуя, как от
абсурдности происходящего у нее кружится голова. - Свиделась сразу со
всеми легендарными людскими страхами..."
Позади елсов, возвышаясь над ними, неподвижно торчали блестевшие
полированным металлом головы и плечи железных феликсов - человекоподобных
созданий-оборотней, пребывавших сейчас в своем "нелетучем" состоянии, без
крыльев, зато с четырьмя вытянутыми вдоль туловищ по стойке "смирно"
руками. Еще дальше расположились чудища совсем неизвестного Минуте вида, о
котором ей даже и слышать не приходилось. Ростом не уступавшие феликсам,
чудиша, казалось, состояли из одной громадной мясистой головы, взиравшей
на мир круглыми, горящими зеленоватым фосфоресцирующим огнем глазами,
промеж которых вместо носа торчал огромным птичий клюв. Туловищ у чудищ не
было, и в пол упирались целых восемь ног, усыпанных многочисленными
присосками, росшие сразу из головы. А уж позади всех этих живых, хотя и
неподвижных сейчас шеренг страстей-мордастей, затмевая своими размерами
все и вся, высились ряды гигантских шаров, явно тех самых, из рассказа
Безумного Проповедника. Высились, красуясь безупречно черными боками, не
отражавшими ни единого блика, словно их поверхность поглощала сам свет.
  В главном дедушко не приврал ни на ноготь, поняла Минута, заметив н