ом ходу ее
друзья с ватагой схватились не на живот, на смерть. А уж эту гнусную харю
ватамана она точно должна была узнать - хотя бы по его огромному росту и
усищам шире плеч. Сердце девицы испуганно стукнуло и словно остановилось.
  - Видел я одного сегодня на кону, - продолжал быстро шептать Благуша, - да
не признал, хоть и морда знакомой показалась, а теперь, когда они всем
скопом заявились, только что слепой не поймет! Да нет, я не в твой огород
камень кидаю, оторви и выбрось... А вон тот красавчик - знаешь кто? Мой
бывший друган Скалец! Объявился-таки! А я - то все гадал, где он
пропадает, ведь горный домен, куда я его погулять отправил, уже на второй
день к Роси вернулся, повезло паршивцу... Неужто по мою душу бандюков
привел, оторви и выбрось?!
  А в напряженной тишине, повисшей в трактире, похабно плыло:

  По веси себе идем,
Охаем да ахаем!
  А кто будет приставать -
Всю морду расфуфакаем!

  На балабойке, понятное дело (теперь понятное), наяривал не кто иной, как
Ухмыл - среднего роста крайн с нахальными глазами, насмешливо кривящимся
усатым ртом и с жутковато белеющим от виска до подбородка шрамом на левой
щеке.
  - А ведь Ухмыл-то на кону и был, оторви и выбрось, - немного растерянно
пробормотал Благуша. - Вот же странно, шрама-то я там у него не заметил,
иначе опознал бы раньше... Замаскировал, подлюка рыжая, не иначе...
  Взгляды бандюков, пошарив по залу, постепенно сконцентрировались на
Благуше, и румянец цветущего здоровья на его лице заметно полинял. Наконец
опустив балабойку, Ухмыл шагнул вперед и развязно поинтересовался,
обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу:
  - Ну что, щучьи дети, узнали? - и прикрикнул, хотя никто не шевелился: - А
ну сидеть всем! Сидеть! Бабки на стол, руки за голову, усы узлом! Дважды
повторять не буду!
  Кто еще ел, тот поперхнулся, кто уже давно молчал, онемел еще более. Народ
окончательно притих. Оно и понятно с голыми руками на сабли не очень-то
сподручно кидаться, чай, руки-то не лишние в хозяйстве будут...
  - Погодь, - скрипучим басом придержал подручного ватаман Хитрун. - Сначала
со знакомцем нашим разберемся, кровь из носу...
  Благуша вздрогнул и стиснул зубы, стараясь сохранить самообладание. Нечего
раньше времени пугаться, твердо сказал он себе, неизвестно, что еще
получится...
  Явно не вытерпев, вперед выступил Скалец и, уставившись на него, зло
выкрикнул тонким голосом:
  - Что, друган Благуша, думал, не увидишь меня в ближайшую декаду, а то и
монаду? Думал, избавился, разогни коромысло, чтобы совесть свою успокоить?
Да не тут-то было! Сейчас-то мы, разогни коромысло, за все и сочтемся!
  Побледневшее лицо слава после этого заявления еще и потемнело. Благуша с
достоинством поднялся на ноги, упер кулаки в бока и недобро спросил:
  - За что же это за "все", засранец, оторви и выбрось? Что заслужил, то и
получил, не более и не менее, а ежели надобно, так сейчас еще по шее
накину! - и с отчаянной смелостью прибавил: - И знаешь, что еще скажу?
Видно, с головой у тебя не все в порядке, Скалец, ежели с такой поганой
компанией дела завел!
  Но бандюки и ухом не повели на такие нехорошие слова по своему адресу -
может, не впервой слышали, попривыкли?
  - А ну прочь, сопля. - Недовольный тем, что его прервали, ватаман
громадной ручищей сграбастал не в меру ретивого Скальца за шиворот и,
словно нашкодившую кошару, оттащил назад, - Сейчас тут командую я.
Сначала, кровь из носу, мы за Пивеня с ним сочтемся. А ты, сопля, кровь из
носу, получишь то, что останется от твоего приятеля уже после нас...
  - Эй, ватаман, у тебя что, халваш-балваш, гляделки вином залиты? - лениво
поинтересовался от стойки Обормот, про которого уже все и забыли, - Ты что
это представителя закона не замечаешь? Раз обрился наголо вместе со всей
своей сворой, так и гонору прибавилось, что ли?
  Минута обрадованно повернула голову - есть кому за них заступиться!
  Обормот, лениво прислонившись спиной к стойке, представлял собой
колоритную и внушительную картину. Остроконечный шлем блестит, лезвие
уложенной древком в сгиб локтя алебарды сверкает, что зерцало, грудь под
окольчуженным армяком солидно выпячена, морда - кирпичом. В смысле
совершенно волосатая и невозмутимая. Точнее, столь волосатая, что
выражения и не поймешь. Только и видно, что насмешливо посверкивающие
узкие глаза.
  - А ты, служивый, не лезь. - Ватаман, хищно оскалившись, шевельнул усами,
пытаясь просверлить в стражнике дырку взглядом - столько в том взгляде
было злобы. - Ты один, а нас много, так что твое дело - сторона, кровь из
носу.
  Причем, пока ватаман говорил, длинные узловатые пальцы его левой руки
медленно поглаживали рифленую рукоять свисавшей с пояса сабли, одетой в
грубые, без всяких украшений деревянные ножны столь впечатляющей длины,
что их костяной наконечник чуть ли не скреб по полу.
  - Это как посмотреть, - по-прежнему невозмутимо отозвался стражник. -
Кстати, халваш-балваш, теперь вас с такой приметой еще проще отыскать
будет. Маскировка-то одноразовая, неудачная. И раз я, как ты говоришь,
один, а вас вроде как много, даю твоей ватаге время на три вздоха, чтобы
вымелись отсюда подобру-поздорову со скоростью срамного веника.
  - Ну, служивый, сам напросился. - Ватаман грозно сдвинул брови, расправив
внушительные плечи - Один на один выйдешь или, ежели не гордый, сразу всех
вязать станешь? Так нам, может, сразу в штабель складываться, кровь из
носу, чтобы тебе сподручнее было?
  Бандюки от такого предположения весело переглянулись.
  - Да он, пся крев, меня одной левой, - с деланно озабоченным видом
предположил Буян.
  - А меня, усохни корень, одной правой, - подхватил игру Жила.
  - Вам хорошо, усы узлом, вас-то хоть руками, а у меня ж одни ноги
останутся! - тоненько захныкал Ухмыл ребячьим голоском. - Вы ж гляньте,
братки, какие у него сапоги! Не размер, а размерище! Как припечатает,
неделю от дерьма отмываться! Ой и страшный же дядька!
  - А ватамана он тогда, усохни корень, чем брать будет, ежели на тебя ноги
пойдут? Головой, что ли?
  - Как же, головой! - осклабился Ухмыл. - Бери пониже!
  Все без исключения заржали, как конячий табун перед случкой, даже ватаман
ухмыльнулся шире обычного.
  - Да нет, гордый я, халваш-балваш, - спокойно отозвался Обормот. - Я
сначала один на один...
  Отлепившись от стойки, стражник, позвякивая железом своего служебного
снаряжения, двинулся среди столиков прямиком к ватаману, сопровождаемый
сочувственными взглядами завсегдатаев. Благуша едва подавил порыв встать с
ним плечом к плечу. Но сейчас не след - один на один ведь, честь по чести,
оторви и выбрось. А уж потом... Потом, как бы дело ни обернулось, всей
душой погулять можно будет. После Отказной, со всеми стычками и схватками,
он чувствовал себя совсем другим человеком. Готовым не только на словах,
но и на деле постоять за себя - вот что значит практический опыт. Особенно
с тем рукомахальником, которого он завалил одним ударом; как там его звали
Бычара, что ли?
  За друга он постоит, и девицу свою, ненаглядную Минуту, обережет, чего бы
это ему ни стоило. Впрочем, Благуша не сбрасывал со счетов, что послушница
Храма Света и сама может за себя постоять: та картина в тамбуре Махины,
где девица мгновенно вырубила Ухмыла, все еще была ему памятна.
  - Благуша, - тихо сказала Минута, подступив вплотную со спины, - уходить
нам надо, пока бандюки стражником заняты. Через кухню из трактира второй
выход есть, Фрол нам покажет...
  Благуша изумленно повернул голову, не веря своим ушам:
  - Уходить? Да как ты могла такое предложить, Минута! Неужто я способен
бросить другана в такой момент?! Нет, я Обормота не брошу, оторви и
выбрось!
  - Не суди поспешно, Благуша, - с укоризной шепнула Минута, не желая
привлекать лишнего внимания бандюков. - Тайна, которую готов нам доверить
дед, очень важна для всех нас, а не только для Бовы Конструктора! А
бандюки могут этому помешать, они про нее знать не должны...
  - Я его не брошу! - отрезал Благуша, насупившись. Ведь уже не было никаких
сомнений, что бандюки пришли именно за ним, и это из-за него, слава,
стражнику пришлось с ними схватиться. Поэтому беспомощного взгляда,
который девица бросила на Безумного Проповедника, он постарался не
заметить. Хотя и чувствовал себя от желания разорваться надвое, чтобы и
Минуту послушаться, и Обормоту помочь, прямо-таки паршиво.
  - Все наши беды от нашей же воинственности, скатертью дорога, -
пробормотал Проповедник себе под нос, чем его участие и ограничилось.
  Благуша лишь передернул плечами, не отрывая взгляда от главного действа.
  Ватага Рыжих между тем потеснилась в стороны, пропуская в образовавшийся
круг Обормота с ватаманом - на свободное место возле двери. Впрочем, видя
такое дело, некоторые завсегдатаи сами поспешно оттащили к стенкам свои
столики, чтобы не попасть под горячую руку - избавь Олдь Великий и
Двуликий от такой участи! Хитрун с протяжным скрипом, от которого в жилах
стыла кровь, вытянул длиннющую саблю, а стражник выставил ему навстречу
острый наконечник алебарды, и оба бойца неторопливо закружились друг
против друга, сохраняя дистанцию, оценивая манеру движения противника и
примеряясь к первому удару. Алебарда против сабли, почти не уступающей ей
по размерам, - задачка не из легких, ежели оружие находится в умелых
руках, а так оно и было. По крайней мере, с ватаманом - того Благуша уже
успел оценить в бою еще на Махине.
  Благуша затаил дыхание - как и большинство народа в зале - и даже не
почувствовал, как Минута, сама того не замечая, ухватила его за руку.
  - А ну дайте ему место! - вскочив с табуретки, закричал Воха Василиск
остальным бандюкам, размахивая своей балабойкой не хуже сабли. - И нечего
со спины прицениваться! Драчка-то честная!
  - Да никто его и не трогает, акромя ватамана! - тонко вякнул Скалец. В
отличие от бандюков, он приперся безоружный и потому сейчас отирался за
спинами своих новых покровителей. - Чего вопишь, разогни коромысло!
  От Благуши не ускользнуло, что Красавчик, с того момента, как обнаружил в
трактире знакомого стражника-раздрайника, старательно отворачивал свою
смазливую морду от его взгляда, словно тот еще его не узнал. Неужто,
оторви и выбрось, после такого бесчинства он еще рассчитывает спокойно
объявиться в Светлой Горилке, паршивец этакий? От этой мысли Благушу
охватил гнев. Поведение Скальца по сравнению с предыдущим, когда он
пытался надуть их с Выжигой, выглядело теперь бесчестным вдвойне.
  - Спокойно, Воха, халваш-балваш, - отозвался Обормот, насмешливо улыбаясь
в бороду. Продолжая двигаться по кругу, он в этот момент оказался спиной к
двери, так что мог за тыл не опасаться, - Усе под контролем, друган...
  И тут бандюки вдруг все вместе бросились на него с саблями наголо!
  Стражник, не растерявшись, резко отступил на шаг и сделал стремительное
движение секущим лезвием своего грозного оружия из стороны в сторону,
заставив ватагу остановиться, но явно не поубавив написанной на их лицах
решимости разделаться с ним.
  - А теперь вали отсюда, служивый, - зловеще проскрипел ватаман Хитрун с
высоты своего огромного роста, поигрывая огромной саблей с такой
легкостью, словно держал в громадной ручище игрушечную, а не стальную, -
дверь у тебя за спиной. Зови себе подмогу, а нам с тобой некогда
цацкаться, не до тебя нам, кровь из носу!
  По залу пробежал возмущенный ропот и стих. Благуша сжал кулаки и начал
спешно оглядываться в поисках какого-нибудь сподручного предмета для драки
- не с голыми же руками лезть на выручку Обормоту. Но кроме столов и
стульев на глаза ничего не попадалось... А чем плох стул-то? Ежели
засветить прямиком по башке, так в самый раз!
  - И это ты называешь честной схваткой? - рявкнул стражник в деланно
равнодушное лицо стоявшего напротив него Хитруна.
  - О какой честной драке ты балаболишь? - с издевкой выкрикнул Ухмыл, - Мы
же бандюки!
  - Нет, ну посмотри-ка на него, усохни корень! И где только таких дудаков
на свет белый плодят? - поддакнул худощавый, юркий Жила, приплясывая от
возбуждения, и сорвал свободной рукой с пояса свой знаменитый аркан,
которым он был способен с лету выхватить трепыхалу с небес, - с явным
намерением пустить его в дело.
  - Да че с ним гуторить, пся крев, мочи его. ребята! - решительно тряхнул
головой Буян, обладавший, как помнил Благуша из описания в вантедке, самым
бешеным нравом в ватаге и, следовательно, не бросавший слов на ветер.
  - Ах вот как! - вскричал вдруг за спиной Благуши Воха Василиск, заставив
его подскочить от неожиданности и оглянуться. - Ах вот как, обертон те по
ушам! А получай-ка тогда, бандюковская морда, подарок от романсера!
  И на глазах слава он с диким воплем запустил в ватамана своей любимой
балабойкой. Пролетев через весь зал быстрой птицей, балабойка устремилась
точнехонько в затылок Хитруна... Увы - не попала, родимая. Движимый
каким-то шестым чувством, ватаман успел пригнуться... А за ним как раз
стоял Обормот - вот ему-то балабойка и припечатала да прямо в лоб. Звону
было - на весь трактир - и от шлема, что лоб стражника прикрывал, и от
самой балабойки, свернувшей этот шлем Обормоту на затылок.
  Ошеломленный раздрайник аж присел, подавшись корпусом назад и раскинув
руки в стороны - и тем самым открывшись для вражьего удара. Хитрун,
дудаком никак не слывший, мгновенно воспользовался столь удачным для него
поворотом дела и со всего размаху нанес этот самый удар - тяжеленной
рукояткой сабли, зажатой в кулаке. Естественно, по тому же месту, куда
чуть ранее стражника приласкала балабойка. Силен оказался удар Хитруна,
дюже силен! Так силен, что стражник, налетев на дверь трактира спиной,
снес ее с петель и вылетел вместе с ней наружу, загремев там всем своим
раздрайным железом вперемешку с косточками. Только алебарда от него в
трактире и осталась, грохнувшись на пол.
  - Ух ты, как резво он за подмогой-то рванул, усы узлом! - съязвил вдогонку
Ухмыл, и вся ватага, кроме ватамана, глумливо заржала.
  - Ну, побаловались, а теперь пора и к делу приступить, - спокойно сказал
Хитрун, поворачиваясь к залу лицом. - Подайте мне сюда этого слава, кровь
из носу, и девку его не забудьте...
  Амбец, похолодел Благуша, глядя, как бандюки шустро просачиваются среди
столиков по всему залу, отрезая пути к бегству, и двигаются к нему
наперехват. Лишь Красавчик Скалед остался маячить за их спинами бледной
неприкаянной тенью - двоюродный братец Выжиги явно был уже не рад, что
ввязался во всю эту историю. Поделом тебе, подлюга, вот погоди, очнется
Обормот, так возьмет тебя в оборот!
  Тут Минута настойчиво потянула его за рукав:
  - Бежим, Благуша!
  - Правильно, тикайте отсюда, - поддержал ее из-за стойки трактирщик Фрол,
- через заднюю дверь! Ничего они твоему Обормоту уже не сделают, не до
него будет!
  Теперь Благуша упорствовать не стал. Больно уж убедительными были
аргументы у бандюков в руках - в виде сабель. Против таких аргументов с
одним табуретом никак не попрешь, ежели жизнь дорога. А жить славу,
естественно, пока не перехотелось.
  И они драпанули.
  И Благуша с Минутой, и Безумный Проповедник, и зачем-то увязавшийся за
ними Воха Василиск. С громким топотом, точно стадо строфокамилов, они
пронеслись через кухню, мимо трех хозяйничавших в ней толстяков стряпчих,
только и успевших, что удивиться вторжению непрошеных гостей, как тех уже
словно ветром сдуло, да и нырнули в заднюю дверь - вон из трактира, в
спасительную для беглецов ночь.
  А вслед взвились громкие, азартные крики бандюков:
  - Лови их, кровь из носу!
  - Держи, пся крев!
  - Хватай, усы узлом!


                                  ГЛАВА ПЯТАЯ,

  отчаянная, в которой наши герои приближаются к тайне Безумного
проповедника примерно с той же скоростью, с какой их преследуют бандюки

  Люби ближнего. Но не попадайся.
  Апофегмы

  Драпали, понятное дело, со всех ног - по темному, безлюдному в столь
поздний час яблоневому саду, что тянулся за трактиром до самого Бездонья.
Впереди, задавая небывало отчаянный для таких седых лет темп, зайцем
петлял меж деревьев Безумный Проповедник, края его долгополого серого
армяка трепыхались и хлопали по ногам в ночной тишине, словно крылья
неведомой птицы Сразу за ним не отставали Благуша с Минутой, а следом,
высоко вскидывая ноги в мягких яловых сапогах, азартно несся Воха
Василиск, силясь разглядеть что-либо в темноте вытаращенными от напряжения
глазами.
  "Как некстати", - озабоченно подумала на бегу Минута о Вохе. Только барда
им для полного счастья и не хватало. Собственно, ничего такого она против
него не имела, но лишний свидетель дедовой тайны ей был не надобен. А
вдруг дед снова заартачится? И отшивать как-то неловко - можно сказать,
из-за них же бард и пострадал, даже балабойкой любимой пожертвовал! Как же
тут прогонишь, разве что совести совсем нет... А надо бы ему бежать в саму
весь и будить стражу в караулке, да поднимать жителей против наглых
бандюков, чтобы те на своей шкуре узнали, почему весь эта называется
Утренние Слезы, но... попробуй тут объяснить. Не время и не место для
объяснений.
  Мешок с нехитрыми припасами, который она заранее собрала в дорогу для
предполагаемого путешествия, тяжко оттягивал ей плечо. А дед впереди чесал
- хоть бы что, хотя его сидор был на взгляд раза в три больше. Сразу
видно, что давно привык дед в скитаниях все свое носить с собой, так что и
не в тягость ему, да и здоровенный сам, дед-то, не ей чета. Тут Благуша,
словно услышав ее мысли, подхватил котомку за ремень и перекинул на свое
плечо.
  Минута и не думала сопротивляться. Зато как же ей сразу стало легко
поспевать вместе со всеми! И как она была благодарна славу! "Но мог бы и
раньше догадаться", - совершенно по-женски - невпопад - тут же подумала
она. Впрочем, видно было, что с непривычки Благуша тоже уже запыхался от
бега - на кону, понятное дело, ему разве что малолетних спиралей гонять
приходилось, да и то редко, где уж тут привычку иметь?
  Они и дальше мчались бы молча, ежели бы у Вохи Василиска, бежавшего
порожняком, но сопевшего и топавшего почему-то громче всех, первым-то язык
и не развязался:
  - Куда бежим-то, дедуля?
  - К Бездонью, сынуля! - в том же ерническом духе ответил Вохе Проповедник,
не оборачиваясь и не снижая скорости.
  - А на кой ляд нам Бездонье? - Этот вопрос задал уже Благуша, вопрос,
который Минута ожидала, ведь толком она ему еще ничего и не рассказала.
  - Девице я твоей обещал помочь в ее изысканиях, скатертью дорога, -
проворчал дед.
  - Ну и?
  - Он покажет, как на ту сторону, в соседний домен, можно и без
Раздрай-Моста переправиться, так, дедушко? - досадливо вступилась Минута,
которой при Вохе не особенно-то и хотелось распространяться на эту тему,
да нельзя было упускать инициативу, чтобы дед чего лишнего не наговорил.
Нет, точно елс этого барда с ними потащил!
  - Так, девица, так, дорога скатертью, - отозвался дед. - А заодно и от
лихоимцев избавитесь, что к вам причепились, как репейник к песьему хвосту.
  - Это кто же здесь песий хвост? - обиделся вдруг Воха Василиск, похоже не
расслышавший разговор толком.
  "Ты, кто же еще, - с нехарактерным для нее раздражением подумала девица, -
Песий хвост и есть!" Но тут же мысленно смутилась - как бы там ни было, но
Воха Василиск и его песни ей всегда нравились, она была его давней
поклонницей. В другой ситуации она была бы и рада такой оказии, чтобы
познакомиться с бардом поближе, пообщаться, о жизни его интересной
расспросить. Но не сейчас, ох не сейчас...
  Не снижая ходу, Проповедник поднырнул под оказавшуюся прямо на пути низко
нависшую ветку яблони Минута ловко повторила рискованный маневр, Благуша
тоже успел пригнуться, а Вохе, судя по его воплю, повезло меньше - бард с
разбега приложился лбом. С потревоженного дерева на макушки и плечи
незадачливых беглецов осыпался дождь крупных ядреных яблок, добавив охов и
вскриков. Оглянувшись, Минута прыснула в кулачок. Да уж, бег по ночному
саду таил в себе немалые опасности. Хоро