евезения у бандюков продолжается

  И все же несправедливо, что на обдумывание дается только одна жизнь
Апофегмы

  Когда под сводами пустой, совершено безлюдной Станции раздался глубокий,
раскатистый звук колокола - сигнал отправления Махины, - ватаман сперва не
поверил своим ушам. Вот тебе и на! С чего это вдруг? По привычному в
доменах расписанию это должно было случиться еще час назад. Или здесь все
иначе? Или колокол звенит просто так? Да и вообще, кровь из носу, разве
Махины здесь ходят?
  Хитрун обежал глазами перрон, где приходило в себя его так бездарно
разгромленное воинство, и выругался.
  Ухмыл помогал Жиле выпутаться из собственного аркана, этот слабак Скалец,
что стоял сейчас на четвереньках и тряс головой, в данный момент явно
никуда не годился, а Буян, взбешенный едва ли не до потери рассудка
утратой своего оружия, словно дятел, не переставая колотил рукоятью
сломанной сабли в дверь Махины.
  А судьбе-злодейке все еще было мало!
  Потому что едва колокол отзвенел, как Махина тронулась, медленно набирая
ход. Зашелестели колеса, защелкали сцепки, матово-черный корпус поплыл
мимо ошалевших поимщиков.
  - Усохни корень! - завопил Жила, торопливо сматывая аркан, из которого
наконец выпутался. - Уйдут же, уйдут!
  - Чтоб их, усы узлом! - Ухмыл подхватил с перрона отложенную на время
саблю - пока помогал своему ватажнику, - и растерянно заметался по перрону
взад-вперед, не зная, что предпринять.
  - Пся крев, пся крев! - еще сильнее заколотил в дверь Буян, вращая
выпученными от бешенства глазами.
  "Пора принимать собственные меры", - решительно подумал Хитрун.
  Отшвырнув Буяна в сторону, так что тот едва не кувыркнулся через голову -
не до телячьих нежностей было, - ватаман вскочил на подножку и рванул на
себя стальную ручку. Но и под его могучей дланью дверь даже не дрогнула.
  - А ну сигай в вагоны, кровь из носу! - луженая глотка ватамана разнесла
его крик на всю Станцию.
  - Да закрыты вагоны-то! - оторопело крикнул в ответ Ухмыл, вскочивший на
подножку проплывавшего мимо вагона и безуспешно ломанувшийся в дверь.
  - Цепляйся, кто где сможет! - рявкнул ватаман, вкидывая уже бесполезную
саблю в ножны, и безжалостно добавил: - Или оставайтесь с елсами!
  - Не хочу, - забормотал Скалец, все еще ползая по пер рону на четвереньках
и пытаясь поднять отваливающуюся после удара Благуши голову, - не хочу...
я здесь с елсами не останусь... Не хочу-у...
  - Батько! Да на площадку грузовоза ж можно забраться! - сообразил Ухмыл,
соскакивая с подножки вниз. - Там же никакие двери не помешают!
  - Кровь из носу! Ну так дуйте все туда, балбесы, не стойте олдями
неприкаянными!
  Через минуту бандюки уже оккупировали грузовоз, лишь Скальпа ватаману
пришлось закидывать на площадку, как куль с песком, иначе и вправду
остался бы малый на забаву елсам. Это его немного задержало, а Махина
набирала ход, и вот-вот последние вагоны должны были выкатиться из-под
сводов Станции - а там уж, под светом Небесного Зерцала, и на конягах не
догнать, даже ежели бы они и были.
  - Быстрее, батько! Быстрее! - хором надсаживались бандюки, свесившись
через перильца площадки едва не по пояс и протягивая руки - но куда там,
не дотянуться им было до Хитруна, все быстрее и быстрее уплывал перрон с
батькой назад. - Куда ж мы без тебя, пропадем ведь!
  Ватаман, конечно, успел - иначе не был бы ватаманом.
  Предовольный испуганными воплями своих ватажников, обеспокоенных за его
судьбу (вернее, как понимал ватаман, за свою собственную, но то было уже
не важно) - ценят ведь, елсовы дети, - ватаман поднажал, вцепился в
перильца последнего грузовоза и, оттолкнувшись от перрона, лихо перемахнул
на железную площадку, протестующе загудевшую под тяжестью его массивного
тела.
  Уже после того как он утвердился на ногах, что-то заставило его оглянуться
назад.
  Честное слово, лучше бы он этого не делал, а отправился бы, как
намеревался, сразу к своим бандюкам по боковинам грузовозов, где уже гулял
приличный ветер. Потому как, глядя вслед уходящей Махине, на перроне стоял
не кто иной, как елс. Со всеми сопутствующими ему причиндалами - с рогами
на башке и трезубцем в волосатой лапе. Заметив, что ватаман на него
смотрит, елс с приветливой миной на роже помахал ему вслед волосатой
лапой, как бы желая доброго пути.
  Хитрун вздрогнул, безотчетно хватаясь за рукоятку сабли.
  И то - какой путь может быть добрым после елсового пожелания?
  В следующий миг грузовоз вырвался из-под купола Станции, и обрушившийся
сверху дневной свет скрыл с его глаз этого жутковатого провожающего. Но
еще долго Хитрун, покрывшись холодной испариной, глядел в темный зев
удаляющейся арки, гадая, что бы все это значило. За то время, пока они,
вооружившись до зубов, ожидали, кто появится на Станции первым - то ли
елсы, чтобы забрать всех для своих адских котлов, то ли этот неуловимый
торгаш со своей компанией, - они все едва не поседели от переживаний
(взломанный ими сундук в караулке, кстати, оказался пуст). И что теперь
получается? Что елсам на них наплевать? Или у них какие-то другие далеко
идущие планы насчет Хитруна со товарищи? Или... Кровь из носу! А может,
Махина направляется как раз туда, куда елсам и нужно, а потому им незачем
прилагать лишние усилия по поимке незваных гостей?
  Ватаман скрипнул зубами. Мысли лихорадочно метались под бритым черепом,
звонко колотясь о стенки и маковку Выходит, сами себя загнали в ловушку...
А может... может, кровь из носу, торгаш заманил их сюда специально? Чтобы
избавиться от ватаги раз и навсегда? Но откуда какому-то торгашу с Роси
может быть столько известно о Проклятом домене? А ежели нет, то зачем
все-таки они сюда подались? Какие такие дела они могут иметь с елсами?
Неужто и здесь этот торгаш какую-то выгоду для себя нашел? А ежели нашел,
то тогда, может статься, и они здесь не зря?..
  Когда за спиной раздался грохот сапог спешивших к нему по боковинам
ватажников, желавших убедиться в его добром здравии, он принял решение про
елса ничего не говорить, памятуя, какого страху все натерпелись ночью,
когда улепетывали от Раздрая. В самом деле - незачем лишний раз народ
пугать.
  Но увиденное заставило его крепко задуматься.Очень крепко.
  А Махина все набирала ход...

  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
в которой бандюки довольно весело проводят время

  Водка - это будни, а закуска - праздник.
  Апофегмы

  Веселье шло полным ходом...
  Вы спрашиваете, какое еще может быть веселье в подобных обстоятельствах,
когда Махина мчится во всю свою железную дурь среди дремучего леса
Проклятого домена, когда буйный холодный ветер безжалостно треплет щеки и
усы бандюков, а Небесное Зерцало одновременно жарко припекает бритые
макушки не хуже сорванной с очага и нахлобученной на голову сковородки,
когда...
  Вопрос, скажем, справедливый, но заданный по незнанию.
  Потому как бандюки никогда не упускали шанса пограбить - в любых
обстоятельствах, - и даже погоня не помешала им отдать дань любимому
занятию в трактире Утренних Слез, тем более что и особых усилий прилагать
не потребовалось - ведь по пути им пришлось миновать кухню трактира.
Хватай, до чего руки дотянутся, и вся недолга! А руки бандюков сумели
дотянуться до многого...
  Но давайте-ка по порядку.
  Миновав вдоль боковин все шесть грузовозов и добравшись до первого
людского вагона, откуда дальше им ходу не было, ватага начала устраиваться
кому как удобнее. Ватаман Хитрун, само собой, занял лучшее местечко,
опустив свой могучий зад прямо на железный настил и прислонившись широкой
спиной к двери людского вагона - здесь дуло меньше всего. Возле него по
правую и левую руку уселись Ухмыл с Буяном, а напротив пришлось устроиться
Скальпу с Жилой. После чего бандюки без особых разговоров решили
перекусить, так как доблестно затраченные в столь долгой и изнурительной
погоне силы следовало восстанавливать, пока имелась такая возможность.
  Сказано - сделано.
  Поснимав с поясниц и расстелив на железном полу широкие матерчатые кушаки,
кои привычно использовались в походных условиях вместо скатертей,
ватажники принялись выкладывать - кто из сидоров, а кто и прямо из-за
пазухи, - все, до чего, как уже говорилось выше, дотянулись руки. А
именно: заднюю часть вареного поросяти, несколько караваев все еще свежего
хлеба, двух жареных зайцев, пять трехлитровых бутылей сивухи, квашеную
тыкву, кувшин малосольных грибов-подпятков, копченую щуку, чашку с
перченой рыбьей икрой и даже запеченную в собственном соку тортилью. Глядя
на это изобилие, можно было понять, насколько обалдели стряпчие "Левых
бабок", оглядывая свою разоренную кухню после посещения бандюков - вертела
и сковородки опустели вмиг, словно после урагана, лишь глубокий чан с
чечевичной похлебкой остался нетронут - и то лишь ввиду своей
нетранспортабельности. Закончив щеголять друг перед другом захваченными
припасами, бандюки удовлетворенно оглядели дело своих шустрых рук. Скалец,
у которого подобный опыт отсутствовал, а потому грабежа этого в "Левых
бабках" даже и не заметивший, растерялся не на шутку и, мысленно обратив
молитву к Олдю Великому и Двуликому - чтобы грозу пронесло мимо его
головы, - на всякий случай торопливо вывернул карманы штанцов. Карманы
были модные, мелкие, туда мало что могло бы поместиться, но попытка
оправдаться в глазах подельщиков выглядела столь жалкой, что сидевший
рядом с ним Жила презрительно отвесил ему подзатыльник. Сразу забыв о нем,
бандюки уставились уже на ватамана, ожидая сигнала к началу трапезы - как
было принято в их кругу.
  Хитрун неторопливо налил себе чарку сивухи, важно поднял ее и осмотрел
свою разбойничью ватагу:
  - Ну, парни, кровь из носу, за нас с вами и за елс с ними!
  И чарка целиком опрокинулась в широко распахнутую пасть. Ватаман довольно
крякнул, утер свои громадные усищи, двумя пальцами оторвал ляжку от
заячьей тушки и, целиком запихав в рот, принялся сосредоточенно
пережевывать. Только теперь ватажники зашевелились, быстро разбирая с
импровизированного стола кому что приглянулось Достался и Скальцу кусок
хлеба с мясом, а немного погодя Жила снисходительно налил ему и чарку.
Слав, дело ясное к этому времени проголодался не меньше других - с вечера
во рту ни крошки не было, поэтому впился в мясо зубами, словно ханыга,
отхватывая кусок побольше, глотнул... и подавился. Кашлял он так долго и
старательно, что не вытерпевший сдавленного перханья у себя под ухом Жила
с неожиданной для столь худощавого сложения силой врезал ему кулаком по
спине. Злополучный кусок вылетел из горла, описал над застольем красивую
дугу и плюхнулся ватаману в чарку, которую тот как раз подносил ко рту,
забрызгав батьке всю физиономию.
  - Прошу прощения, разогни коромысло, - в диком ужасе пролепетал Скалец,
враз перестав кашлять. - Не в то горло попало, вот...
  - Да ты что, усы узлом, в два горла жрешь, что ли?! - с напускным
негодованием вскричал Ухмыл, и вся ватага расхохоталась удачной шутке, тем
самым разрядив ситуацию. Ватаман же, усмехнувшись, молча утерся широкой
ладонью, плеснул загубленной сивухой в сторону перилец и налил себе из
бутыли заново.
  Скалец сидел ни жив ни мертв.
  Неужто ватаман простил?
  Убедившись, что Хитрун и вправду не обращает больше на него внимания, а
усиленно налегает на снедь, слав тоскливо вздохнул и снова занялся своим
куском зайчатины, куда осторожнее, чем раньше. Как же ему было тошно
сейчас с бандюками... Ой-ей, прямо на перильцах повеситься хотелось, такое
вот огорчение. Не настолько уж он дудак, чтобы не понимать, как сейчас
выглядит в их глазах - недотепа, да и только. И вряд ли вскоре удастся
изменить мнение о себе в лучшую сторону... Весь фикус-пикус в том, что
Скалец этого и не хотел - изменять мнение ватаги о себе в лучшую сторону.
Потому как не улыбалось ему и дальше оставаться с ватагой. Сколько он
унижений натерпелся среди них за это время, сколько тумаков и
подзатыльников получил... Да за всю его жизнь, разогни коромысло, и то
меньше доставалось, даже когда от разгневанных мужей Да женихов тикал,
застуканный на месте преступления с их женками и невестами в обнимку!
Хватит с него этой мести, угрюмо думал Скалец, накушался досыта,
допрыгался до того, что уже попал на заметку властям - хуже рекомендации,
чем в ватаге бандюков, не получишь. Домой, разогни коромысло, домой давно
пора! Куда-нибудь заныкаться, пока все утрясется, забудется, а там и снова
по девкам - что, понятное дело, куда приятнее. На этой Милке свет клином,
что ли, сошелся? Да мигни он любой - и сразу его будет... А может, и не
будет. Кулаки вон от олдей до сих пор распухшие, а на лбу гуля
здоровенная... как девицы теперь смотреть будут на такого?.. Нет, не
годится он в бандюки, ну их на фиг со всеми их дальнейшими планами,
разогни коромысло, не по пути ему с ними... Ох, как же все-таки тошно на
душе...
  Скалец украдкой вытер набежавшую слезу и хлопнул целиком чарку сивухи, как
ранее ватаман, совсем не чувствуя крепости пойла - точно воды хлебнул. Вот
ведь загвоздка - удрать сейчас не было никакой возможности, один в
Проклятом домене он точно пропадет... Так что оставалось ему ныне только
одно - молча скрашивать свою печаль сивухой, благо бандюки не
препятствовали.
  Жор, надо заметить, вышел исключительно азартный и вдохновенный, поэтому,
пока бандюки насыщались в первом, так сказать, приближении, треск
размалываемых крепкими зубами костей, чавканье и сопение даже заглушали
вой ветра.
  Неудивительно, что разговор начал проклевываться лишь минут через
двадцать, когда первая трехлитровка была благополучно оприходована и
тревоги прошедшей ночи наконец потонули в туманной мути, затопившей
сознание бандюков. Поплыли-потекли неспешные, с шутками-прибаутками
воспоминания о былых подвигах, как кого "обували-одевали", где, сколько и
когда грабанули и кому удача улыбалась последнее время более прочих... К
месту помянули добрым словом и полной чаркой Пивеня, выбывшего из их
ватаги вследствие зловредных происков ненавистного слава из домена Рось -
Благуши.
  Ухмыл, задумавшись о чем-то своем, терзал струны своей балабойки. Впрочем,
терзал довольно умело - с таким умением ему вполне можно было бы
зарабатывать в трактирах приличные бабки не хуже Вохи Василиска, но
бандюка такая скучная жизнь не устраивала.

  Мы не будем браги пить,
Станем бабки мы копить.
  Как накопим бабок пять -
Выпьем бражки мы опять!

  Кто-то хохотнул, кто-то лишь улыбнулся, но общее настроение заметно
повысилось. Казалось бы - незатейливая частушка, а сколько от нее
удовольствия, когда вот так, к месту!

  Как в веси Калязине
Нас подружки сглазили.
  Ежели б не сглазили,
Мы бы с них не слазили!

  Хорошо было бандюкам, так хорошо, что постарались забыть они про народные
предания о Проклятом домене, даже про виденного елса постарались забыть,
чтобы не омрачать приятные минуты... Но, к всеобщему огорчению, старания
пропадали втуне. Так как этот паршивый мозгляк Скалец, к этому времени
захмелевший круче всех, раз за разом встревал в общий разговор, нарушая
его приятное течение и внося тревожную смуту.
  - Эх, братки, вы только представьте, разогни коромысло, - с пьяной
настойчивостью рассказывал слав одно и то же, словно был единственным
свидетелем этого события, - подхожу это я к Раздраю, а там елсы с вилами
стоят... Стоят, значит, разогни коромысло, на меня глядят - и ти-шина-а...
  При этом во внезапно охватившем его порыве умильной влюбленности он то и
дело пытался повиснуть на шее у Жилы, на свою беду оказавшегося к нему
ближе всех, и обслюнявить тому ухо. Жила, матюгаясь, упорно отбивался,
отпихивал его плечом и руками прочь, отвешивал звонкие и увесистые
подзатыльники, а бандюки, досадливо обрывая Скальца, обещали спустить его
за перильца вниз головой да со спущенными штанцами. Но ничего не помогало.
Посидев несколько минут с испуганной миной, тот продолжал гнуть свое - под
действием хмеля угрозы быстро выветривались из головы. В конце концов
ватаман даже забеспокоился - замена Пивеню в лице Скальца и так была
никудышной, Пивень - тот был боец, не чета этому болвану, но, когда не
хватает рук, и такая размазня может сгодиться. Не хватало еще, чтобы слав
повредился головой от вида того елса.
  Неоднократно затронутая тема пустила-таки корни, хотя виновник этого
вскоре сомлел окончательно и свалился на бок, благополучно затихнув.
  - Эх, и чего мы к этому Благуше привязались со всей его компанией, -
посетовал Жила и с неожиданной смелостью заявил: - Надо было, усохни
корень, елса спросить, как отсюда выбраться!
  - Что ж не спросил, раз такой догадливый? - презрительно усмехнулся Буян.
  - Потому что я такой же догадливый, как ты храбрый! - не остался в долгу
Жила.
  - Что-о? Это ты к чему, пся крев?! - побагровев от мгновенно накатившей
злости, Буян отставил в сторону недопитую чарку и начал подниматься на
ноги. Но Жила словно закусил удила, что было совсем на него непохоже, так
как из всей ватаги он слыл самым сдержанным и молчаливым:
  - А к тому, усохни корень! Ежели бы ты не убег, может, я и успел бы
сообразить! А так всем вслед драпать пришлось!
  - Цыц, - сыто рыкнул ватаман, мгновенно остудив споривших, - Будет еще у
вас возможность подраться. Нечего силы друг на дружку тратить, для вражин
наших приберегите.
  - Батько, а как же мы теперь до них доберемся?
  Вопрос, который задал Ухмыл, интересовал всех без исключения, просто
раньше никто не осмеливался его коснуться.
  - А остановки на что?! - небрежно усмехнулся ватаман. обводя всех
спокойным, твердым взглядом и вселяя в сердца бандюков былую уверенность
ежели и не в завтрашнем дне, то хотя бы в следующем часе. - Там что-нибудь
придумаем, кровь из носу. Не все же им отсиживаться в Махине, за дверьми!
  - Верно, батько, верно, - закивали бандюки, просветленные словами ватамана.
  - А до остановки неплохо бы и вздремнуть, пся крев...
  - Ага... И бабенку под бочок тоже неплохо бы, усохни корень, да где
возьмешь...
  - А в Махине ж есть одна, чем не по нраву?
  - Ты ее сперва приволоки, а потом предлагать будешь, усохни корень.
  - А ты тогда вместо бабы Скальца приспособь, на безбабье, как говорится, и
рыбу раком, а тут целый Скалец!
  Бандюки приготовились заржать, по достоинству оценив очередную хохму
Ухмыла, но не успели.
  - Елс... - громко пробормотал во сне Скалец, не открывая глаз. Его правая
щека, как оказалось, покоилась на невесть когда уныканном со стола свином
окороке. - ... Мне бы такой елдон, как у того елса, девицы в очередь бы
выстраивались...
  Бандюки хмуро переглянулись. Кайф был обломан, разговор враз стушевался, а
хмель необъяснимым образом выветрился из голов.
  - А может, выкинуть его за перильца, усы узлом? - деловито предложил
Ухмыл, выражая общую мысль. - Неужто мы без такого мозгляка не справимся?

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой действие, вернее, бездействие происходит внутри Махины

  Лучший способ избавиться от искушения -
это поддаться ему.
  Апофегмы

  Анчутка осторожно выглянул из вентиляционного отверстия в потолке, что
находилось рядом с клоацинником, и завертел лобастой, с короткими рожками
на макушке головенкой, с любопытством оглядывая внутреннее пространство
Махины то бишь махинерию. То, что висел он при этом вверх ногами, ничуть
ему не мешало: легкий, поджарый и невероятно шустрый, именно для такой
работы он и предназначался - проникать в те места, доступ в которые был
невозможен для медлительных и солидных елсов, обладавших куда более
внушительными габаритами по сравнению с анчутками.
  Внимательным, все запоминающим глазенкам предстала картина повального сна
- четверо из чужаков, ночью проникших в аварийный домен, дрыхли, что
называется, без задних ног. На широком лежаке поместились двое - дородный
парень с хрупкой на вид девицей, и, что странно, лежали они спина к спине,
словно поссорившиеся молодожены. Девица, не просыпаясь, ежилась от
гулявшего по кабине прохладного ветерка, пытаясь свернуться калачиком под
шерстяным плащиком, исп