енные лица, вздохнул тяжело:
     -- Мне молчать о правде велено, да ладно, нарушу слово. Летописцу врать
не впервой. Только с чего начать-то?
     -- Начни с чего хошь, да поскорее! Иль не знаешь, что нашим  жизням уже
срок вышел?
     Константин сел, собрался с духом, прикрыл глаза и начал:
     -- Более двадцати  весен назад была у Меслава  жена -- Ладовита. Умерла
она в родах,  а на  свет явила мальчика.  Знахарки его  пестовали, говорили,
будто не простой это ребенок. Время было смутное, многие на Ладогу зарились,
испугался за сына Князь,  пустил слух, будто отправил его с верными людьми в
варяжские земли, на воспитание. А на  самом  деле  отдал  мальчонку случайно
забредшей в Ладогу болотной Сновидице. Лучшего и придумать нельзя было. Кто,
кроме  Сновидицы,  сможет передавать сыну вести от отца? Кто  спрячет лучше,
чем болотная колдунья? Кто через ворожбу любую беду почует и сбережет от нее
ребенка? А  к тому же нет у Князя  человека  надежней -- Сновидица с ним  не
сердцем, не головой -- духом повязана...
     Медведь тихо охнул, спрятал в большие ладони побелевшее лицо -- начинал
верить рассказчику. Да и  Лис  с Бегуном уже не таращились, лишь  смотрели с
интересом и  усталым осуждением. Я их понимала -- столько верст отшагали бок
о бок с Чужаком,  жизни своей для него не жалели, а он  до последнего правду
скрывал. Даже  в  темнице Княжьей не открылся.  Выходит, все наши подвиги да
горести  были  ошибкой?  Как  позволил  Чужак  такому случиться?  Почему  не
признался?  Не  случилось  бы  тогда стольких бед, и  не ждали бы мы  сейчас
казни, а жили себе в  удовольствие. И Славен, мой Славен, не погиб бы! Все я
могла  бы Чужаку простить -- все-таки он  меня от варяжьей плети, от рабской
участи  избавил -- все, кроме смерти  Славена...  Раньше теплой болью Чужака
поминала,  а  теперь  перевернулась  душа  и стала  совсем иначе  болеть  --
досадно, будто плюнули в нее и грязным сапогом тот плевок вмяли.
     --  Шел он  с вами  к отцу под чужим  именем да под капюшоном,  чтоб не
признал  никто  ненароком,  --  говорил  летописец. --  От вас  даже таился.
Наказала ему Сновидица никому не открываться, пока отца не увидит, -- вот он
и молчал. А  как признал его  отец, так  послал он за вами самых  доблестных
воев.
     --  А мы тех воев побили и удрали, -- покачал головой Бегун, словно  ни
одному слову Константина не верил.
     --  Так и  есть... Княжич тоже  сперва не понял,  в чем  дело, а  когда
напали вы  на ладью  и пытались  спасти колдуна, на ней отправленного, тогда
сообразил -- вы-то его преступником считаете. Разослал за вами везде гонцов,
да так и не нашли они вас...
     --  Выходит, --  сообразил Лис, -- на Меслава  не он, а  Гуннар,  Эрика
брат, покушался?
     --  Верно. Гуннар давно  Ладогой бредил, все  мечтал в  ней  свое малое
Княжество поставить.  Да и о сыне Меслава  знал, не хотел  допустить,  чтобы
получил неведомый Княжич отцово наследство. Княжич его ворожбу сразу  почуял
и  отраву,  коей темный колдун  Меслава опаивал,  распознал.  Вину Гуннарову
доказали и повезли  его к  Рюрику, на суд да  поругание... Он ведь  гостем к
Меславу приезжал, жил будто брат родной, ни в чем отказа не ведал. Так-то...
     Мы  молчали.  Что говорить, когда все  на  свои места  стало, и  поняли
вдруг,  что  не жили вовсе  -- лишь  ошибались...  Как сказал там, на ладье,
Гуннар? "Век ошибаться?.."  Правдой вышли его слова, а может, и не просто то
слова были -- пророчество... Да и  Чужак...  Неужели никому не  верил?  Знал
ведь,  что  не  выдадим,  наоборот, крепче за него стоять будем, в целости к
отцу доведем? Жгла обида, душила...
     -- Что же вы молчите? -- удивился летописец. -- Неужто не рады?
     -- Хорошо, конечно, что Чужак жив, только  был  он чужаком,  чужаком  и
остался, -- вздохнул Медведь. -- Не понять мне его...
     Константин  растерянно заморгал.  Испытующе пробежал  быстрыми  темными
глазами по лицам и, не увидев на них ожидаемой радости, сник:
     -- Княжич -- не простой человек...
     -- Может,  он  и  вовсе  не  человек?!  -- перебил Бегун. --  У  любого
человека чувства есть, а есть ли они у твоего Княжича?
     Константин опешил, смолк. Бегун заметался по тесной клети:
     -- Мы!.. За него!.. А он!.. Столько молчать... Разве можно так?
     -- Заткнись! -- Лис, звякнув кандалами, перехватил Бегуна, отбросил его
на  пол. -- Все  что было -- дело прошлое.  Не  нам его  корить  -- сами, не
разобравшись, в пекло сунулись, сами теперь и расхлебываем. Не о том  думать
надо, как  жили, а о том, как выжить. Как Эрику  правду  открыть и заставить
его нам поверить.
     -- Не сможете  вы  ярла убедить, --  остановил его булгарин. --  Княжич
сказал -- нет правде места там,  где строит козни темный Бессмертный. Просил
вас любым способом продержаться до рассвета, а еще упредил, чтоб с Эриком не
спорили, не перечили  ему. На  то Светозар есть. У ярла сейчас глаза  на вас
через пелену глядят -- все не так видят. Прежде чем правду доказывать, нужно
жрецов  Триглава  прочь  прогнать,  а  на  то,  он  сказал,  только  великая
Перунница, дева-воительница,  способна.  Обещал  с  рассветом у  нее  помощи
испросить...
     Теперь я  и  вовсе  запуталась. Слышала  и  раньше,  конечно, о Магуре,
Перуновой дочери, знала, что подает она павшим воям чашу и целует их в губы,
чтобы не забывали они в светлом  ирии  прощальный поцелуй богини. Знала, что
веет она над битвами, бодрит смелых сиянием золотого шлема, а вот  что можно
с  ней, будто с обычной девкой, поговорить -- впервые слышала. Хотя Чужак --
ведун, может, он и знает тайные  пути к богам. Ведь опоил уже раз болотников
так, что почудилось им, будто перенес их через волны морские да непроходимое
болото диковинный  Змей. Славен долго потом диву давался,  как же вышло, что
заснули они  в одном  месте, проснулись  в другом, и все  один и тот  же сон
видели. Не  мог он поверить  в  объяснения ведуна,  будто прошли  они тайной
тропой в иной мир, где  Змеи, боги и  кромешники разные обитают. Да и я  тем
объяснениям не верила. Любой  знает --  живут боги на белокаменном  острове,
посреди  моря,  где  лежит  камень Алатырь,  скрывает  силу  земли  нашей да
привечает каждое утро девицу Зарю... Там же и Магура-воительница обитает, да
только не добежать к ней посуху, не попросить помощи...
     -- Я  уже  у Светозара  был,  -- продолжал булгарин, -- выпросил у него
разговора с вами  и передал  слова Княжича -- не отдавать  ярлу пленников до
утренней зари. Светозар не дурак, понял,  надобно  вас из темницы  увесть, в
другое место спрятать, про которое Эрик не ведает, вот и запер тут...
     -- Темный! -- чуть не застонал Бегун.
     -- Кто -- темный? -- не понял Константин.
     -- Нас сюда привел жрец Триглава, -- пояснила я. -- Он теперь все Эрику
расскажет, да так, что боярин тому худшим лжецом покажется!
     -- Но Светозар за вами верных людей посылал...
     -- Ты же  сам  говорил -- нет  места правде там, где  темные тени  свет
застилают. Просчитался боярин.
     Летописец задумался. Склонил на тонкие  пальцы  седую  голову,  закусил
губу, а потом вдруг встал резко:
     --  Коли так,  то  сейчас Темный на  боярина клевещет.  А мы  его планы
порушим, авось время выиграем.
     Он шарахнул ногой по двери. У меня даже дух перехватило  -- ведь старик
уже, а  столько  задорной  молодой силы  было в  его словах, столько веры во
взоре,  что невольно  поднялась  вслед  за  ним. Дружинник снаружи распахнул
дверь.
     -- Веди к боярину да поживее, -- велел Константин.
     -- Боярин...
     -- Я знаю, что приказал  боярин! -- рыкнул  на него летописец. -- Веди,
говорю, а то сами пойдем, скажем -- не уследил.
     Вой прикинул  в уме, что лучше. Одному ему с нами не  справиться,  хоть
есть на нас цепи, хоть нет их.
     -- Ладно, -- смирился, -- идем.
     Далеко идти не пришлось. Уже за второй дверью послышались злые голоса и
звон оружия. Не злой пока еще звон...
     -- Боярин отпустил убийц твоего брата, ярл!  -- визжал Темный. Я бы его
голос с тысячью таких же  не спутала. -- А если не  отпустил, так спрятал от
твоего справедливого гнева! Вели связать подлого да обыщи весь дом!
     Константин, распахнув  дверь,  хладнокровно шагнул  внутрь  и  прямо  с
порога сообщил:
     -- Привел пленников по твоему приказу, светлый боярин.
     Не  знаю, кто  удивился  больше,  Темный  или  сам Светозар,  а  только
замолчали  все  вокруг,  стихли, словно  перед ураганом.  Темный  попятился,
ткнулся в грудь стоящего позади него  Эрика.  Показалось мне, будто отпихнул
его ньяр с отвращением, словно  ядовитую змею. Да и глаза ярла  не  полыхали
гневом, как в  прошлый раз.  Он  сразу  прошел к Бегуну  и замер перед  ним,
вглядываясь в  лицо пленника.  А  ведь  хорош собой оказался  этот проклятый
варяг! Теперь, когда он уверился в своей правоте, это было особенно заметно.
За таким, верно, девки длинным хвостом бегали...
     --  Я  много  думал,  болотник.  --  Ярл  смотрел  Бегуну  в  глаза.  Я
испугалась. Отвернется певун или,  смутившись,  опустит взгляд -- и подумает
ярл худшее,  но Бегун сдержался, не дрогнул. -- Мой брат,  несомненно, отдал
тебе свой амулет, но как?
     Бегун у нас болтать мастер, но, видно, припомнил наказ Чужака, смолчал.
Странно все-таки -- не прошла еще обида на ведуна, а его слова  слушаемся...
Видать, вера в него сильнее пустых обид.
     -- Что ты  молчишь?  -- недоуменно спросил Эрик.  Бегун не ответил,  но
глаз по-прежнему не опустил.
     -- Ты что, язык проглотил?
     Неожиданно я ощутила,  как злость и дурман обмана сползают с Эрика.  Он
становился  все более и более  похожим на человека, желающего узнать правду,
даже не слишком приятную для себя. Бегун молчал.
     -- Экий неразговорчивый, -- уже совсем мягко сказал Эрик и обернулся ко
мне:  -- Может ты,  девка, объяснишь,  что к  чему? В  прошлый раз тебя даже
Светозаров вой заткнуть не мог.
     В  горнице  будто  дышать  стало  легче.  Засмеялись   хирдманны  ярла,
поддержали их вой Светозара.
     Вспомнили,  как я прокусила  ладонь  стражника,  чтобы  выкрикнуть свою
правду.  Но  на  этот раз я молчала.  Молчала  и  чувствовала,  как  спешит,
торопится к  рассвету  безостановочное время, как  ближе  и ближе становится
спасение...
     --  Да что случилось?  --  Эрик повернулся к  Светозару. -- Не понимаю!
Когда я не хотел слушать -- они кричали, когда хочу -- молчат?
     -- Может,  подождать до рассвета? -- вкрадчиво предложил  боярин. -- За
ночь мои люди сумеют вытащить из пленников правду.
     Молодец  Светозар!  Повернул  дело  так,  что, может,  все  и без ссоры
решится.
     -- И то верно, -- согласился ярл. -- Время позднее, да и недолго  уж до
рассвета осталось...
     Эрик сделал знак. Его хирдманны, переговариваясь, начали подниматься, и
тут случилось непоправимое. Будто вихрь  ворвался в  горницу.  Только были у
того вихря огромные васильковые глаза  да золотая  коса до пят.  Василиса! В
изодранной по подолу поневе, с  избитыми в кровь ногами, с дорожками пота по
вискам, но такая  же красивая, как  прежде. За ней вбежал старик-прислужник,
заохал, оправдываясь,  и, поняв,  что  никто на  него не обращает  внимания,
поспешно скрылся за дверью. Эрик воззрился на Вассу, словно каженник. А она,
рухнув на  пол перед  Светозаром,  на  лету поймала  его взгляд  и испуганно
отпрянула.  А не  смотреть  на  ярла уже не  могла. Попалась девка на  яркую
зелень глаз, на волнистые, до плеч, волосы, на красивое лицо...
     --  Послушай  слово Меслава,  Светозар! -- задыхаясь, вымолвила она. --
Отдай пленников  Эрику, не  тяни до рассвета! Знаю, этот, -- она  указала на
Константина рукой, --  велел тебе их до рассвета скрывать, да только ты того
не слушай...
     -- Что я говорил, ярл! -- выскочил вперед Темный. -- Сговор здесь!  Все
-- сговор!
     Бегун  глядел на Вассу с нежностью, похоже, даже не слышал, как она, по
глупости, нашу смерть кликала,  зато Лис сразу все понял, скакнул к девке да
легко подтолкнул ее ногой, руки-то связаны были.

     -- Смотри!  -- Темный указал на него Эрику.  -- Правду на твоих глазах,
ярл, ногами попирают! Допустишь ли?!
     Эрик  взъярился.  Пропал  человек,  остался  вместо  него  безжалостный
убийца. Выдернув меч, рванулся к Лису:
     -- Здесь и сейчас!
     Медведь  не  был бы самим  собою, коли позволил бы  брата жизни  лишить
поперед себя. Прыгнул под  меч,  заслоняя Лиса,  да только что он мог против
ньяра?  У Эрика  предки  не сотню лет бились,  воинское умение  у  него не в
руках, в душе кипело. Лиса  он не достал, но  Медведя  обогнул легко, словно
деревянный столб,  даже  волоска на его голове не  срезал, да еще и пояснить
успел:
     -- Его -- первым!
     Меж тем  уже и  его хирдманны  потащили  из ножен мечи,  да  и наши  не
дремали,  перекрывали  варягам выходы, сбивались  малыми кучками у дверей  и
окон.  А  за  промасленной  холстиной  уже серебрилось  предутреннее зарево.
Вот-вот и заря... Константин шагнул вперед:
     -- Погодите, объясню все.
     Откуда-то метнулась рука Темного, вонзила в грудь  летописца  маленькое
злое лезвие кинжала.
     -- Мразь... -- прошептал он, оседая.
     Вот она -- первая  кровь, дальше легче будет убивать... Бегун занес над
Темным скрученные цепью  руки --  не убить, так хоть покалечить подлого,  но
тот ловко ускользнул за подоспевшего Эрикова хирдманна.
     А все же  мечи еще не звенели, просто бычились  вой друг против  друга,
набирались должной  ярости...  Эрик вновь резанул мечом  воздух,  на сей раз
сбоку, будто  пытался Лиса пополам рассечь, да  выросла на  пути меча Васса.
Дрожала вся, глаза горели исполошно, а закрыла болотника собой, не допустила
его погибели.  Ньяр  неимоверным  усилием отвел удар -- миновала Лиса скорая
смерть...
     -- Вперед! -- неизвестно  кого подбодрил Темный. -- Или собрались здесь
трусы, крови пугающиеся?!
     В  такое мгновение  любое слово  --  сигнал,  любой  крик --  призыв...
Звякнули мечи, столкнулись... Все... Я закрыла глаза...
     -- Стойте!
     От  такого  голоса  не  захочешь, а замрешь  на месте, словно  каменное
изваяние.  Звонкий  голос,  девичий,  только  сила  в  нем  нечеловечья.   Я
повернуться  не  успела.  Скользнул  по щекам ветерок,  и прошла  в  горницу
девушка. А следом за ней -- Чужак! Только я не на  него смотрела --  на деву
волшебную...
     Неужто довелось  Перунову дочь узреть? Была она в простом белом платье,
хрупкая  и невесомая, дунешь -- расплывется туманом, но шла между оскаленных
мечей  бестрепетно,  голой ладонью опускала  к земле их  острые  жала. Чужак
опустился на колени возле летописца:
     -- Константин!
     Я хотела уж объяснить все, но тот сам открыл глаза:
     -- Где я?
     Чужак  засмеялся. Непривычно  было  видеть  его  с  открытым лицом и  в
богатой княжеской одежде. И Васса смотрела на него, будто на диво какое.
     -- Ох,  верно  я кольчужку  поддел...  --  потирая  ушибленное кинжалом
место,  закряхтел Константин.  У меня тяжесть спала  с  сердца  -- живой, не
ранен даже...
     Чужак возился  уже с оковами Медведя. Едва снял  их  и попал  в  грубые
объятия охотника:
     -- Чужак! Где ж ты был-то?
     -- Чужак... -- удивленно прошептала Васса.
     --  Ох, долго объяснять...  -- Лис потер освобожденные  запястья. -- Но
это точно Чужак. Только он в  последний  момент появиться может да от смерти
уберечь. Ему это дело привычно...
     -- Княжич... -- Светозар, пробившись сквозь очумело глядящих на девушку
в белом воев, склонился перед Чужаком. -- Я ждал.
     Кроме  него, никто и не поклонился Княжичу.  Заворожила всех посланница
Магуры.  Теперь я уж не сомневалась,  что девушка -- лишь жрица ее -- не она
сама. Издавна известно -- боги лишь  избранным являются, а здесь уж всяко не
избранные  собрались...  Жрица  отыскала средь  воев  склоненного  до  земли
Темного, заговорила:
     -- Встань, Ядун!
     Тот поднялся покорно, только глаза прятал по-прежнему.
     -- Посмотри на шлем Перунницы! -- приказала девушка.
     Я  никакого  шлема  не видела, но Темный вскинул  вверх голову  и вдруг
завопил отчаянно, хватаясь за глаза:
     -- Слепит! Слепит!! Убери!!!
     Закрыв  лицо руками, он упал на  колени, зашарил по полу в поисках щели
или еще какой темной лазейки, жалобно заскулил:
     -- Домой, домой, в темноту... Слепит... И вдруг воззвал отчаянно:
     -- Спаси, Триглав!
     И рухнул бездыханным у ног жрицы. Она повернулась к Чужаку:
     -- Я исполнила, что обещала, волх.  Когда  ты исполнишь свое  обещание?
Боги не ждут долго.
     -- Скоро. Мне нужны силы. -- Чужак вытянул вперед руки. -- Много сил. И
освобождение.
     -- Волх!!! -- Казалось, не человек -- сами небеса, взвыли в ярости. Как
успела упредить рывок Эрика белая  жрица, я даже понять  не  смогла,  только
очутилась она меж ним и Чужаком,  развела ладони в стороны, уперлась обоим в
грудь. Но  и она не могла сдержать ярости, полыхавшей в глазах. Конечно! Как
говорил тот Змей, из Славенова сна: "Ньяры и волхи -- вечные враги. Не одной
сотней  лет  та вражда выпестована, не одной  битвой скреплена..."  Все-таки
права оказалась Неулыба -- волх наш Чужак! У Бегуна рот приоткрылся потешно,
словно  у малыша, завидевшего нечто  непонятное и невообразимо заманчивое...
Мне даже смешно стало.
     -- Не  для  того я здесь,  чтоб старую  вражду раздувать,  -- упрекнула
вздыбившихся  соперников  жрица.  --  Не гневи валькирий, Эрик!  Не  тревожь
Магуру, Княжич! Разойдитесь миром.
     Чужак сдержал злость, отступил.
     -- Никогда еще я  его таким не видел, -- прошептал мне на  ухо Лис.  --
Похоже, есть и на него управа...
     Эрик со стуком воткнул меч в пол:
     --  Пусть  идет, куда  хочет! Только  мои  пленники  со мной в Новоград
отправятся! Я сумею по правде разобрать!
     -- Теперь сумеешь, -- огрызнулся Чужак.
     Я  почуяла,  как  копится в  нем  дурная сила,  вот-вот  плеснет наружу
ядовитым пламенем.
     -- Слушай, Эрик. Обещай, что будем мы  не пленниками, а гостями у тебя,
пока  все  решится, --  тогда сами  с тобой  отправимся,  куда  скажешь,  --
затараторила поспешно.
     Слышал ли меня ярл? А если слышал, то и глазом не повел, все смотрел на
Чужака.
     --  Я  с  вами...  --  неизвестно  откуда  вылезла  Васса.  Ожгла  ярла
васильковыми глазами,  огладила  зеленое  пламя  белозубой  улыбкой.  Тут  и
каменный дрогнул бы.
     -- Ладно,  -- согласился Эрик, -- будете гостями. Я и без того понял --
не хотели вы Гуннара убивать.
     --  Так-то  лучше. --  Медведь  охапил ярла за плечи,  потянул от волха
подальше.
     А куда же жрица Магурова делась? За спором да суетой  никто не заметил,
как она потихоньку вышла...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗА ЖЕРТВОЙ ТРИГЛАВА

ВАССА

     Бежали по небу облака,  плакали горючими слезами над холодеющей землей,
стучали  дождевыми каплями по  воде, покрывали  ее  мелкими мурашками, и  не
верилось  даже,  что  бродило  недавно  берегами  теплое   лето  --  гуляло,
веселилось, урожай собирало, ярмарками тешило... Уж и  ладей стало  меньше у
широкой новоградской пристани, и на полях  затопорщилась стерня, и принялись
за спелые плоды рябины готовящиеся к дальнему перелету птицы.
     Все лето прогостевали мы в  Новограде у Эрика. Может, друзьями ему и не
стали,  но и вражда былая  утекла,  будто  облака небесные,  --  и следа  не
осталось.  Медведь с Лисом увлеклись  воинской наукой,  орудовали  мечами не
хуже опытных хоробров. Эрик даже в свою дружину их звал, а что звать --  они
уж давно себя воями числили. Да и Бегун  от них не отставал, а все-таки  его
больше   знали   по   песням   и   сказам   диковинным.   На   это   они   с
Константином-булгарином оказались  непревзойденными мастерами. Летописец был
человеком  в здешних  краях  известным  -- водили  с  ним дружбу и Рюрик,  и
Меслав, и далекие Князья Киевы, и сам царь Василий из Царьграда. Про Василия
сказывал  Константин чудную  историю  --