ближе  к  себе.
Они лежали лицом друг к другу, положив головы на одну подушку.
   - Я люблю тебя, Гарет.
   -  Ах,  Джульет,  я  тоже  люблю  тебя!  Не  могу  передать,  как   я
обрадовался, когда увидел, как ты бежишь ко мне по помосту, когда понял,
что ты все-таки не бросила меня.  Я  почувствовал  себя  победителем  не
тогда, когда нокаутировал  Мясника,  а  когда,  очнувшись,  увидел  тебя
здесь, со мной.
   - Ох, Гарет, простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что  сомневалась
в тебе?
   - Я прощу тебе что  угодно,  любовь  моя.  А  теперь  задуй  свечи  и
возвращайся ко мне под  одеяло.  В  этой  постели  слишком  просторно  и
одиноко без тебя.

Эпилог

   За три недели  до  Рождества  Люсьен,  задержавшийся  в  столовой  за
завтраком после того, как все остальные  ушли,  неторопливо  прихлебывал
кофе и обдумывал, с какой стороны взяться за Эндрю, чтобы исправить  его
так же удачно, как удалось исправить Гарета. Лакей принес на  серебряном
подносе почту для его светлости.
   Он равнодушно просмотрел ее. Ничего интересного.  Счета,  предложения
об  инвестициях,  просьбы  о   предоставлении   займов   от   друзей   и
благотворительных организаций, приглашения на различные мероприятия и  -
это уже что-то интересное! - два письма.  Отложив  в  сторону  остальную
почту, он вскрыл первое. Письмо было от Гарета  и  Джульет  и  содержало
множество новостей: о Шарлотте, которая начала ходить; о Гарете, который
был недавно избран членом .парламента; о Джульет, которая  ждет  второго
ребенка.  Письмо  заканчивалось  приглашением  для  всех  членов   семьи
провести Рождество в Суонторпе.
   Герцог откинулся на спинку стула, задумчиво потирая подбородок.
   Рождество в Суонторпе. Он улыбнулся. Черт возьми, а почему бы и нет?
   Он сложил письмо. На лице  его  появилось  довольное  выражение.  Так
бывало всегда, когда он вспоминал, как ловко удалось ему сблизить Гарета
с Джульет. Это была одна из его удачных комбинаций, которая  завершилась
счастливым финалом.
   Еще бы!
   Дикарь совсем исправился. Пора приниматься за Эндрю. За Дерзкого.
   Пора. Но тут возникает проблема...
   Все еще улыбаясь, он  взял  второе  письмо.  На  нем  стоял  почтовый
штемпель какого-то американского города, о котором он никогда не слышал.
Адрес на конверте был написан странно знакомым почерком. Нахмурив брови,
Люсьен вскрыл письмо и начал читать.

   26 октября 1776 года Дорогой брат Люсьен...

   Не может быть!!! Люсьен вскочил со стула, чуть  не  перевернув  стол.
Боже мой! Он жив!

***

   Проклиная свои глаза  за  то,  что  не  могли  быстрее  скользить  по
строчкам, он взволнованно дочитал письмо до конца.

   ...не знаю даже, как начать это письмо, потому что трудно представить
себе, что вы будете думать  обо  мне,  когда  дочитаете  его  до  конца.
Надеюсь, моя семья не оплакивала меня слишком долго,  потому  что  я  не
заслуживаю  ни  ваших  слез,  ни  вашего  прощения.  Мне  многое   нужно
рассказать вам, объяснить свое отсутствие и тот печальный факт, что все,
кажется, поверили в мою смерть. Но думаю, лучше сделать это не в письме,
а при личной встрече; к тому же есть вещи, о которых я хочу поговорить с
тобой с глазу на глаз, когда вернусь домой.
   С этой целью я буду в Англии через две недели и  надеюсь  провести  с
вами Рождество.
   Прошу вас, выбросьте из головы все воспоминания о том человеке, каким
вы меня знали. Болезнь и обстоятельства превратили меня в  бледную  тень
того, кем я был, так  что  при  встрече  не  ожидайте  от  меня  слишком
многого.
   С нетерпением жду встречи с вами всеми. Храни вас Господь.
   Чарльз.

   Люсьен некоторое время сидел не  двигаясь,  совершенно  ошеломленный.
Потом с письмом в руке он торопливо вышел из столовой  и  громко  позвал
Нериссу и Эндрю.
   Как видно, перевоспитание Дерзкого придется отложить.
   Домой возвращался Любимец.