в,
что они прибудут чуть позже. Он не спешил. Не торопясь нашел конюшню для
Крестоносца. Аккуратно вычистил своего скакуна, накормил его,  напоил  и
вообще всячески тянул время. Наконец, когда оттягивать неизбежное дольше
было уже невозможно, они пустились в путь, пробираясь боковыми  улицами,
чтобы никто не увидел, что они направляются в бордель.
   Джульет, очень спокойная, шла рядом с ним.  Он  чувствовал,  что  она
расстроена. По-видимому, она понимала, что допустила какую-то ошибку, но
не знала, какую именно.  Она,  наверное,  думала,  что  он  расстроился,
потому что задета его гордость; все же ни один уважающий  себя  вельможа
никогда не повел бы свою супругу в бордель, тем более  для  того,  чтобы
провести там брачную ночь. Но дело было не только в этом. Ведь  если  бы
она вышла замуж за Чарльза, то никогда не опозорила бы их  брак  брачной
ночью в борделе. Нет, она захотела бы, чтобы все было  организовано  так
же безукоризненно, как хотел бы того Чарльз.
   - Гарет, - наконец заговорила она.
   - Да?
   - Я не понимаю, что я такого сделала, но хотела бы, чтобы ты объяснил
мне. Ты рассердился на меня из-за того, что я не  пожелала  зря  тратить
деньги?
   Он поморщился. Зря.
   - Нет.
   - Или, может, тебе не понравилось, что я сама приняла решение,  а  ты
считаешь это унизительным для мужчины?
   - Нет.
   - Тогда скажи, что я сделала не так.
   Он покачал головой. Ему не хотелось говорить на эту тему. Не может же
он сказать ей правду: его рассердило то,  что  его  снова  сравнивали  с
Чарльзом  -  хотя  и  косвенным  образом  -  и  что  он  снова  оказался
второсортным.
   Нет, он не может сказать  ей  этого.  Слишком  уж  это  смахивало  на
жалость к себе.
   - Ничего, Джульет. Переживу.
   Она пристально посмотрела на него, пожала плечами и снова замолчала.
   Впереди уже показался бордель, расположенный  в  неприметном  угловом
здании. Гарет, чтобы не показываться  возле  главного  входа,  незаметно
обогнул дом и подвел свою семью к черному  входу  в  ужасе  оттого,  что
кто-нибудь может увидеть их. Если это произойдет, репутация его  супруги
будет безвозвратно загублена еще до того, как он сможет должным  образом
представить ее в обществе.
   Господи, что за невообразимую кашу он опять заварил!
   Он поднялся по ступеням и резко постучал в  дверь  висячим  молотком.
Дверь почти  сразу  же  открылась,  и  на  них  с  высоты  своего  почти
двухметрового роста вопросительно уставился Марио, вышибала.  Сверкающая
золотом ливрея и напудренный парик Марио не могли скрыть грубой силы, за
которую он и  был  нанят  мадам.  Ему  полагалось  спускать  с  лестницы
клиентов, не соответствующих ее стандартам происхождения,  воспитания  и
внешнего вида.
   - Милорд?! - прохрипел он и, откашлявшись, повторил более четко:
   - Милорд!
   - Лавиния сказала, что мы можем остановиться здесь на ночь, Марио,  -
с невозмутимым видом произнес Гарет.
   - Да, да, конечно. Входите, пожалуйста.
   - В Красной комнате, - добавил Гарет, чувствуя себя крайне униженным.
- И чтобы нас не беспокоили.
   - Понимаю, милорд.
   Марио почтительно  пропустил  их  внутрь  и  закрыл  за  ними  дверь.
Откуда-то доносился женский смех. Гарет взглянул на жену. Она была очень
бледна, но испуга или растерянности он не заметил.
   А  вот  Гарет,  наоборот,  попав  в  знакомую  обстановку,  пришел  в
замешательство,  ощутил  неловкость  и   смущение.   Над   их   головами
простирался во всей красе знаменитый потолок - гордость  Лавинии,  -  на
котором  весьма  живописно,  во  всех   мельчайших   подробностях   была
изображена оргия, в которой участвовали восемь или  девять  полногрудых,
абсолютно голых женщин. Они лакомились вишнями и виноградом,  пили  вино
из золотых кубков.
   Одна из женщин лила  вино  из  кубка  на  соски  другой,  а  мужчина,
присевший с открытым ртом на  корточки,  ловил  языком  скатывавшиеся  с
пышной груди винные капли. У мужчины была сильнейшая  эрекция.  Под  ним
распласталась на спине  еще  одна  женщина,  непристойно  ласкавшая  его
руками и языком.
   Джульет ошеломленно посмотрела на потолок, но не  сказала  ни  слова.
Она лишь мучительно покраснела. Потом побледнела как полотно.
   Гарету  хотелось  умереть  на  месте.  Он  окинул  взглядом   обшитые
деревянными панелями стены под  расписным  потолком,  зеркало  в  резной
позолоченной раме, картины на стенах с  изображением  эротических  сцен.
Почувствовал под ногами ковер с длинным ворсом цвета бургундского  вина,
достаточно мягкий, чтобы ходить по нему босыми ногами, садиться на  него
голым  задом,  ложиться  без  одежды.   Услышал   долетавший   откуда-то
приглушенный женский смех, взрывы мужского хохота и визги. От смешанного
запаха дорогих духов, благовоний и секса  его  слегка  замутило,  на  ум
пришли воспоминания, заставившие его покраснеть от  стыда.  Ох,  пропади
все пропадом! А рядом  с  ним  стояла  его  милая  добродетельная  жена,
прижимая к груди Шарлотту.
   Откуда-то появились несколько самых отборных девушек Лавинии, которые
смотрели  на  них  с  нескрываемым  любопытством.  Лицо  Джульет  словно
окаменело, она будто ничего не видела.
   Потом появилась и сама мадам - в  бриллиантах  и  сиреневом  атласном
платье с таким глубоким  декольте,  что  подкрашенные  соски  ее  грудей
грозили в любую  минуту  выскользнуть  наружу.  От  нее  исходил  аромат
терпких духов.  Следом  за  ней  вошли  ее  две  знаменитые  рыжеволосые
проститутки Мелисса и Мелита.
   Гарет хорошо знал обеих.
   Слишком хорошо.
   Под их похотливыми взглядами горячая волна прокатилась по его телу, и
ему вспомнились уникальные чувственные наслаждения,  которые  каждая  из
них умела доставить. Одна губами, другая - с помощью пальцев ног.
   Господи, помоги ему!
   - А вот и вы, - промурлыкала мадам, излучая улыбки, как гостеприимная
хозяйка. - Следуйте за мной. Мелита принесет вам  ужин,  а  также  мыло,
бритву и несколько чистых простыней, которые можно разорвать на  пеленки
для ребенка. Уверяю вас, там вам будет вполне уютно.
   - А как насчет колыбели? - спросила Джульет.
   - Думаю, ее уже поставили туда.
   Джульет кивнула:
   - Наверное, это все, что нам требуется. - Она неуверенно взглянула на
Гарета:
   - Правильно, Гарет?
   - Правильно, - пробормотал он и, не говоря больше ни слова,  взял  ее
за руку и повел вверх по лестнице.

***

   На Лондон опустились сумерки.
   На улицах и возле парадных зажглись фонари, спешили по домам прохожие
и  экипажи.  Находиться  на  улице  после   наступления   темноты   было
небезопасно, потому что под покровом тьмы вылезали, словно крысы из нор,
воры, взломщики, грабители, проститутки, нищие и всякий прочий сброд.
   В боковых улочках и переулках, не освещенных фонарями,  стало  совсем
темно. Именно в  это  время  в  узком  пассаже  между  заведением  мадам
Боттомли и ломбардом появилась зловещая  фигура  человека,  двигавшегося
бесшумно, как призрак.
   Он нащупал в кармане деньги, с помощью которых  предстояло  подкупить
Марио. А если не сработают деньги, то сослужит свою службу шпага.  Марио
его не страшил. Не страшил его и Лондон после наступления темноты. Он не
боялся ничего и никого, кроме человека,  который  заплатил  ему  за  то,
чтобы он следил за лордом  Гаретом,  а  навлекать  на  себя  гнев  этого
дьявола он не имел ни малейшего желания.
   Человек трижды стукнул в дверь костяшками  пальцев.  Он  сунул  Марио
деньги, задал кое-какие вопросы и получил желаемые ответы.
   Да, они находятся здесь. Все трое.
   Удовлетворенный полученной информацией, человек отступил  в  темноту,
не позволив масляному фонарю, висевшему на кронштейне из кованого железа
над входом в бордель, высветить свое лицо  и  фигуру.  Весьма  довольный
собой, он на мгновение задержался перед борделем, ощущая  сквозь  тонкие
подошвы дорогих туфель  грубый  булыжник  мостовой.  Задрав  голову,  он
посмотрел на окно второго этажа, из которого сквозь щель между  тяжелыми
шторами пробивался свет.
   Сегодня лорд Гарет и его маленькая семейка никуда больше не повдут.
   Едва заметная улыбка тронула его губы,  он  повернулся  и  растаял  в
темноте.

Глава 17

   Джульет,  стоявшая  возле  умывальника  и  смывавшая  пыль  с   лица,
настолько устала, что едва держалась на ногах. Насухо вытирая полотенцем
щеки, она наблюдала, как ее муж отстегивает шпагу и осторожно кладет  ее
поверх плаща. Темно-красный бархат, которым были обтянуты стены,  служил
идеальным фоном, подчеркивавшим изящество движений этого аристократа.
   Он был не похож на себя: плечи  напряжены,  а  выражение  лица  такое
суровое, какое ей доводилось видеть  только  у  герцога.  Гарет  был  не
просто недоволен, он был вне себя от ярости, хотя она, как ни старалась,
не могла понять почему. Очевидно, будучи аристократом, он не  понимал  и
не желал понимать, что означает разумная экономия. Может  быть,  ему  не
нравится, что его заставляют экономить деньги? Может,  он  с  сожалением
думает о том, что  если  бы  ему  не  приходилось  заботиться  о  ней  и
Шарлотте, то он мог бы по-прежнему вести тот роскошный  образ  жизни,  к
которому привык? А может, все-таки он рассердился из-за  того,  что  она
сама проявила инициативу и приняла предложение мадам?
   Но у нее не было выбора. Джульет еще на ступеньках церкви с  чувством
обреченности поняла, что ответственность не только за себя  и  Шарлотту,
но и за ее супруга-аристократа ляжет на ее  плечи.  Теперь  это  чувство
усугублялось усталостью  и  поведением  Гарета.  Это  ее  раздражало.  И
сердило.
   Надо было прислушаться к предупреждениям, а  не  пропускать  их  мимо
ушей. Следовало обратить внимание на загадочные  высказывания  некоторых
членов его семьи.  Например,  Эндрю:  "Гарет,  конечно,  гуляка,  мот  и
дебошир.., жители деревни называют его Дикарем".
   Или  герцога:  "Кто  бы  мог  подумать,  что  Гарет  вообще  совершит
что-нибудь стоящее..." Импульсивное предложение  Гарета  выйти  за  него
замуж и легкомысленное отношение к деньгам говорили о его  незрелости  и
испугали ее, как и утренний приступ транжирства, когда  он  выбросил  на
ветер столько денег, что у нее голова пошла  кругом.  Джульет  приложила
пальцы к вискам, вдруг запульсировавшим от боли. Очевидно,  ей  придется
самой  контролировать  расходы.  Ей  придется  самой  принимать   важные
решения, найти жилье и, по всей вероятности, работу, чтобы  у  них  были
средства к существованию. Ведь невозможно  представить  себе,  что  лорд
Гарет де Монфор с его холеными  руками  и  голубой  кровью  унизится  до
работы. Обаятельный, избалованный, он был наивен  и  непредсказуем,  как
пятилетний ребенок.
   Глупое создание, упрекала она себя. Она сама допустила, что отчаянное
положение, в котором она оказалась, красивое лицо Гарета и тот факт, что
он был братом Чарльза, заставили ее забыть обо  всем.  Если  бы  она  не
утратила здравый смысл, то никогда не позволила бы себе выйти  замуж  за
человека, который делает предложение, сидя на ветке дерева. Если бы  она
не  утратила  контроль  над  собой,  то  не  позволила  бы  его  обаянию
обезоружить ее. Она во всем сама виновата.
   Испытывая отвращение к  себе,  она  расстегнула  булавки  на  пеленке
Шарлотты. Ей некого обвинять, кроме себя. Гарет ничего не может поделать
с тем, что он совершенно не похож на Чарльза. Она вышла за него замуж  и
теперь должна наилучшим  образом  устроить  все,  исходя  из  того,  что
имеется.
   Ей не раз приходилось выдерживать бури, она справится и сейчас.  Если
потребуется работать белошвейкой где-нибудь в Спитлфилдзе, то так тому и
быть.  Если  придется  стать  кормилицей  ребенка  какой-нибудь  богатой
женщины, то она и это может. У нее есть голова на плечах и две проворные
руки, и она будет делать все, что понадобится,  лишь  бы  обеспечить  им
средства к существованию.
   Джульет уголком глаза заметила,  что  Гарет,  порывшись  в  сундучке,
достал чистую простынку. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.
   На его  лице  появилась  робкая  улыбка.  Он  явно  пытался  ослабить
возникшее между ними напряжение.
   Джульет проигнорировала эту  попытку  и  все  внимание  направила  на
Шарлотту. Вытащив из-под малышки мокрую и грязную пеленку,  она  бросила
ее в ночной горшок, чтобы потом постирать. Малышка одарила ее лучезарной
улыбкой. Джульет вдруг охватило чувство вины. И стыда. Ведь, выйдя замуж
за непутевого брата Чарльза, она предала не  только  Чарльза,  но  и  их
бедняжку дочь.
   Бедную малышку, которой следовало сменить пеленки уже несколько часов
назад.
   На глазах у Джульет выступили злые слезы. Щеки горели от подавляемого
гнева, движения стали резкими. Сердито водворив на место упавшую на лицо
прядь волос, она бросилась к умывальнику.
   И столкнулась с мужем, который направлялся к ней с влажной  тряпочкой
в одной руке и тазом, наполовину  наполненным  водой.  При  столкновении
немного воды выплеснулось на ковер, а также на его жилет.  Но  Гарет  не
обратил на это внимания. Он протянул ей влажную  тряпку,  словно  трубку
мира:
   - Держи.
   - Это еще зачем?
   - Девочку нужно помыть, не так ли?
   - Откуда тебе знать, что нужно ребенку?
   - Перестань, Джульет. Не такой уж я болван.
   - Сомневаюсь, - презрительно пробормотала она.
   Он смущенно улыбнулся, вызвав у Джульет еще большее  раздражение.  Не
хотела она никакого перемирия с ним, а желала высказать  начистоту  все,
что она думает о  нем,  о  его  бесшабашном  мотовстве,  о  безалаберном
отношении к серьезным вопросам. Господи, ну почему она не вышла замуж за
кого-нибудь вроде Чарльза - человека практичного, знающего и зрелого?
   - Что тебя не устраивает, Джульет?
   - Все! - в ярости выпалила она. Смочив в тазу тряпочку, она принялась
мыть Шарлотту. - Пожалуй, Перри был прав. Нам следовало сразу  вернуться
к твоему брату герцогу.
   - Не надо слушать Перри.
   -  Почему  это?  Он  соображает  значительно  лучше,  чем  ты  и  все
остальные, вместе взятые. Не прошло и дня,  как  мы  поженились,  а  уже
стало ясно, что ты не готов к новой роли. Ты и понятия  не  имеешь,  что
делать с женой и ребенком. Ты не представляешь, где и на какие  средства
мы будем жить. Ты не подумал ни о чем. Однако  ты  помчался  за  нами  -
благородный спаситель, которому не терпелось совершить подвиг. Ты всегда
действуешь, не задумываясь о последствиях? Ведь так?
   Он некоторое время  молчал,  ошеломленный  яростью  ее  атаки.  Потом
сдержанно заметил:
   - Дорогая моя, не забудь, что именно этот отрицательный  тип  недавно
спас твою жизнь, а также жизни других пассажиров дилижанса.
   - Так и было, но это не даст нам крышу над головой и не накормит нас.
-  Она  приподняла  Шарлотту,  подстелила  чистую  пеленку  и   заколола
булавкой. Потом вымыла руки с мылом. - Я все еще  не  могу  смириться  с
тем, что ты потратил столько денег на специальное разрешение, вернее, на
подкуп священника, а также с тем, что ты до сих пор, кажется,  раздражен
из-за того, что я не позволила потратить еще бог знает сколько денег  на
номер в отеле. Похоже, ты совсем не знаешь цену деньгам, и  если  будешь
продолжать  транжирить  их,  как  сейчас,  то  мы  скоро  будем  просить
милостыню на пропитание!
   - Не преувеличивай. Такого никогда не случится.
   - Почему ты так уверен?
   - Джульет, мой брат  -  герцог  Блэкхитский.  Моя  семья  -  одна  из
старейших и самых  богатых  в  Англии.  Уверяю  тебя,  нам  не  придется
голодать.
   - Как ты собираешься зарабатывать на жизнь? Не боишься испачкать свои
нежные белые ручки и нажить мозоли?
   - Джульет, перестань! Ты испытываешь мое терпение.
   - Какая польза от того, что у  тебя  есть  богатый  и  могущественный
брат, если ты не собираешься обращаться к нему за помощью? Это не  игра!
Это наша жизнь. Я молодая мать с ребенком на руках и должна  знать,  как
ты намерен содержать нас!
   - Пока не знаю. Но я что-нибудь придумаю. Прошу тебя,  Джульет,  верь
мне хоть немного.
   - Я пытаюсь, но.., о Господи, это самый тяжелый день в моей жизни,  и
чем дальше, тем хуже становится. - В глазах ее стояли слезы, нижняя губа
дрожала.
   Он быстро подошел к ней, желая успокоить.
   - Оставь меня в покое!
   - Я не могу видеть твои страдания.
   - В таком случае уходи. Прошу тебя...
   Он подошел к ней ближе.
   - Все так плохо?
   - Да.
   - Хуже, чем было в тот день, когда ты покинула Бостон, чтобы приехать
сюда?
   Она отмахнулась от него и отвернулась, чтобы он не заметил злых слез.
   - Хуже, чем в тот день, когда на дилижанс напали разбойники?
   Она глубоко вздохнула и закусила дрожащую нижнюю губу.
   - Хуже, чем в тот день, когда погиб Чарльз? - тихо спросил он.
   Она едва подавила рыдание.
   - Ничего не может быть хуже, чем тот  день,  когда  погиб  Чарльз,  -
прошептала она, встретившись с его  сочувственным  взглядом,  и  немного
отошла от него. - Ничего!
   Он молча подошел к ней сзади, близко-близко. Она  почувствовала,  как
он нежно прикоснулся рукой к ее щеке и заложил за ухо выбившуюся  прядку
волос.
   - В таком случае можно считать, что это не самый худший день в  твоей
жизни, - мягко сказал он.
   Ей очень хотелось откинуться назад на его сильную, мускулистую  грудь
и выплакаться. Но нет, она этого не сделает. Разве может он разделить  с
ней ее боль, страх и тревогу? Она чуть было не рассмеялась вслух горьким
смехом. Он, который не способен даже сообразить, куда поселить их, что с
ними делать и на какие средства содержать?
   Джульет рывком отстранилась от него и,  взяв  дочь  на  руки,  крепко
прижала ее к себе.
   - Ты все сказал, Гарет! - бросила она. - Теперь оставь меня в покое.
   - Вы тоже высказали свои претензии, мадам, - устало сказал Гарет. - В
дальнейшем я буду экономнее расходовать деньги.
   Он произнес  это  вежливым,  сдержанным  тоном.  Прижавшись  щекой  к
пушистой головке дочери, Джульет наблюдала, как  он  пересек  комнату  и
зажег еще одну свечу.
   Оба молчали. Откуда-то снизу доносились взрывы смеха.
   - Извини меня, Гарет, - наконец сказала она.
   Он пожал плечами, но не повернулся к ней.
   - И ты извини меня. Ты заслуживаешь лучшей доли.
   Вы обе заслуживаете лучшего.
   - Наверное, нам придется постараться сделать  все  как  можно  лучше,
исходя из того, что имеется.
   Он кивнул, не отрывая взгляда от пламени свечи.
   - Я не хотела обижать тебя, - объяснила она, но тут же почувствовала,
что ее слова звучат неубедительно. Она робко  подошла  к  нему  сзади  и
взяла за локоть. - Просто я устала и.., боюсь. Ты же,  наоборот,  ничуть
не обеспокоен, и твое безразличие к нашей судьбе меня разозлило. -  Губы
ее тронула улыбка. - Наверное, мне хотелось, чтобы  тебя  наши  проблемы
беспокоили не меньше, чем меня.
   Он повернулся и, взял ее руку.
   - Ах, Джульет, ну конечно, я  тоже  беспокоюсь,  -  признался  он,  -
только какой толк, если я буду это показывать? Это не поможет нам  найти
жилье, не накормит нас и не обеспечит необходимым.
   - Пожалуй, ты прав.
   Оба замолчали, стоя близко друг  к  другу,  и  обоим  очень  хотелось
утешить и успокоить друг  друга.  Он  все  еще  держал  ее  руку,  потом
погладил ее по костяшкам пальцев, и она почувствовала  легкую  дрожь  во
всем теле.
   Дрожь, которую она была твердо намерена игнорировать.
   - Знаешь что, Джульет, - вдруг сказал  он,  и  губы  его  дрогнули  в
улыбке, - я ведь очень разозлился на тебя, но теперь то, что случилось с
нами, кажется мне довольно забавным.
   - Забавным?
   - Ну да, разве не забавно, что мы с тобой женаты и у нас первая ссора
из-за денег? Мой брат, наверное, перевернул пол-Англии, разыскивая  нас,
а мы с тобой где в это время находимся? В самом фешенебельном борделе во
всей Англии! Ну не забавное ли приключение?
   Она покачала головой:
   - Не вижу в этом ничего забавного, Гарет.
   - Неужели? А я вижу, - с вызовом заявил он. Он явно поддразнивал  ее,
и, взглянув на него, он