однял умоляющий взгляд.
   Ветеринар накинул ему на голову простое приспособление, не  требующее
удил, и затянул его на шее под мордой.
   Жеребец покорно ждал. Он тяжело дышал, как загнанный.
   Колин окинул его морду оценивающим взглядом. Света все  еще  не  было
достаточно, чтобы заглянуть в рот лошади.
   - Принеси лампу.
   - А инструменты?
   - Лампу!
   Ариадна испуганной рысью бросилась в рощу.  Лампа  валялась  на  боку
рядом  с  попоной.  Девушка  подхватила  ее  и  понесла,  сопровождаемая
Штурвалом. Она не замечала, что плачет, зато песик прекрасно все видел и
сочувственно потявкивал, не отставая ни на шаг.
   Все обойдется, говорила она себе. Это не первое животное,  с  которым
Колин имеет дело. Та собака могла умереть,  но  он  ее  спас.  Спасет  и
Шареба. Если надо, он совершит чудо!
   Но как было верить в чудеса, когда  здесь,  на  мирном,  идиллическом
пастбище, понуро стоял ее любимец? Никогда еще  Ариадне  не  приходилось
видеть его в таком состоянии. Казалось, он находился при  смерти  и  мог
пасть в любую минуту. В отчаянии  девушка  схватила  на  руки  песика  и
спрятала лицо между его шелковистыми ушками. Чуткое  маленькое  животное
уловило ее страх, и теплый язычок замелькал, слизывая соленые  капли  со
щек.   Это   молчаливое   сочувствие   окончательно    лишило    Ариадну
самообладания, она  разразилась  слезами,  подавляя  рыдания,  чтобы  не
отвлекать Колина.
   Когда первая вспышка  горя  миновала,  она  рискнула  бросить  взгляд
поверх плюшевой головы песика на лицо ветеринара. Со страхом ожидала она
прочесть там приговор, но красивое лицо было бесстрастным,  в  то  время
как пальцы правой  руки  медленно  двигались,  обследуя  нижнюю  челюсть
жеребца. Теперь вместо пены изо рта Шареба полезли длинные  нити  слюны,
перевитой красным, срывались и падали на траву, зловеще поблескивая там.
   Слезы текли и текли и уже вымочили собачке все левое ухо.
   "Спаси его, спаси Шареба, Колин!"
   Осторожно помассировав мягкие  ткани  под  челюстью,  Колин  заставил
жеребца поднять голову выше, но тот заупрямился и громко заржал,  отчего
кровавая слюна полетела во все стороны. Сама того  не  замечая,  Ариадна
прокусила губу до крови.
   Колин между тем переждал  приступ  паники  у  Шареба  и  снова  мягко
принудил его поднять голову выше,  бормоча  что-то  утешающее.  Неохотно
жеребец позволил ему взяться за обе челюсти, раскрыть  рот  и  заглянуть
внутрь.
   - Это опасно, Колин? Он.., умрет?
   - Что? А..,  нет,  я  бы  так  не  сказал,  -  рассеянно  откликнулся
ветеринар.
   Он сделал знак Ариадне поднять лампу к самой  морде  Шареба.  Девушка
поспешно опустила песика в траву и схватила светильник.
   - Отлично, молодец.., из тебя выйдет неплохой ассистент...
   Говоря все это, Колин пытался глубже заглянуть в рот жеребца. Ариадна
сочла момент не самым подходящим для  шуток.  Досада  отчасти  вытеснила
страх. Почему он не проникается серьезностью ситуации? Почему не сознает
серьезную ответственность? Ведь она объяснила, что Шареб бесценен!
   - Ну что там? - наконец не выдержала девушка.
   Брови ее были неодобрительно сдвинуты, губы слегка надуты.  Досада  и
тревога боролись в ней, попеременно одерживая верх.
   - Что ты видишь? Говори, я тоже хочу знать!
   - Зубы.
   - Зубы? В каком смысле зубы? -  Ариадна  не  решилась  уточнить,  тем
более что ветеринар как раз сунулся в самый рот Шареба. Девушка  поймала
отчаянный взгляд жеребца и отвернулась, но смотреть в сторону было  выше
ее сил. Она снова уставилась на светлые волосы Колина, на его затылок.
   - Зысеблужен... - послышалось невнятное.
   - Что? - в ледяном ужасе переспросила она, решив,  что  это  название
болезни, от которой умирает Шареб.
   -  Язык  весь  обложен,  -  повторил  Колин,  повернувшись  к  ней  с
рассеянной полуулыбкой, потом вытянул изо рта жеребца что-то  длинное  и
осклизлое на вид.
   Шареб дернул головой, пытаясь вырваться.
   - Тихо, болван ты эдакий! - вдруг резко приказал Колин.
   Шареб тотчас повиновался, словно был образчиком кротости.
   - Свети ему прямо в горло, Ариадна, иначе я ничего не увижу!
   Рука онемела от напряжения, и девушке пришлось поддержать ее  другой.
Колин, казалось, собирался сунуть  голову  между  разверстыми  челюстями
Шареба, как если бы то была пасть льва.
   - Ага!
   - Что?!
   - Я так и думал.
   - Господи.что?!
   Как-то ухитряясь при этом не  выпускать  уздечку,  Колин  сунул  руку
глубоко в горло жеребца.  Тот  сделал  конвульсивное  движение,  по  шее
прошла судорога, и Колин поспешно выдернул руку.
   -  Твой  ненаглядный  ухитрился  засадить  себе  в  горло   инородный
предмет.., проще говоря, обломок ветки. Теперь эта штука крепко сидит  у
него во рту. Послушай Ариадна, разве я не говорил, что надо кормить  его
подходя шей пищей?
   - Но я никогда... Как ты сказал - обломок ветки? -  Ариадна  испытала
такое облегчение, что у нее подкосились ноги. Она с трудом удержалась на
ногах. - Но как у него во рту мог оказаться этот обломок?
   - Не знаю. Знаю только, что он  выгнут  дугой  вдоль  неба  и  крепко
застрял. Может, так и оставить? Будешь привязывать к нему кусок  веревки
и использовать вместо уздечки. Удила не понадобятся.
   - Но, Колин...
   Ветеринар пожал плечами, улыбнулся в знак того, что  шутит,  и  одним
быстрым  движение  извлек  изо  рта  Шареба  то,   что   при   ближайшем
рассмотрении и впрямь оказалось частью ветки  с  острыми  окровавленными
краями. Потом взял из ослабевшей руки Ариадны лампу, поставил на землю и
повернулся поощрительно потрепать по шее жеребца.
   - Что ж, дружок, я очень  надеюсь,  что  это  послужит  тебе  уроком.
Питаться надо сеном и овсом, а не бог знает чем.
   Колин не возражал - более того,  всем  сердцем  приветствовал  любовь
дочери старого графа Уэйбурна, но  его  совсем  не  порадовали  чувства,
вспыхнувшие по отношению к  нему  в  ее  жеребце.  Любовь  Шареб-эр-реха
оказалась чувством весьма обременительным.
   После триумфального извлечения ветки изо  рта  он,  как  привязанный,
последовал за своим спасителем в рощу и ждал, пока тот упакует и закроет
сундучок - тот самый, насчет которого  он  еще  недавно  лелеял  злобные
намерения.
   Когда ветеринар отправился к ручью умыться  и  вымыть  руки,  жеребец
потрусил следом и не двинулся с места,  пока  ритуал  не  был  завершен.
Оттуда они, опять-таки вместе, вернулись в лагерь, причем  старина  Гром
выразил свое мнение издевательским ржанием. Но даже это не сбило  Шареба
с однажды выбранного  курса  -  он  собирался  и  дальше  выражать  свою
бесконечную признательность. Когда бывший недруг  подошел  к  Ариадне  и
обнял ее,  он  не  только  не  возмутился,  но  приблизился  вплотную  и
одобрительно задышал ветеринару в затылок.
   Колин понял, что его терпение на  исходе.  Повернувшись,  он  странно
посмотрел жеребцу в глаза.
   - Я уже все понял, Шареб. Довольно, ты сказал свое "спасибо".
   - Ты завоевал его дружбу на веки вечные, -  не  без  иронии  заметила
Ариадна.
   - Сдается мне, лучше иметь эту лошадь в числе врагов, чем  друзей,  -
сухо ответил Колин, но в  душе  ему  льстила  откровенная  благодарность
животного с таким крутым нравом.
   Пожалуй, и в самом деле иногда он чувствовал себя  настоящим  героем,
даже сейчас.
   Ариадна засмеялась шутке и прижалась к его груди. Копии вдохнул запах
ее волос - запах свежести, ветра, трав.
   Она казалась пугающе хрупкой, и он обнял ее осторожно,  как  если  бы
боялся ее повредить. В ответ девушка стиснула его с силой, неожиданной в
столь изящном теле. Со вздохом довольства Колин положил подбородок ей на
макушку и закрыл глаза.
   - Ты такой чудесный, такой особенный, - услышал он, - Что  бы  ты  ни
сделал, это заставляет меня любить тебя сильнее, хотя порой кажется, что
дальше некуда. Ты представить себе не можешь, как я  благословляю  день,
когда решила нанять для Шареба настоящего ветеринара.
   - Я не сделал ничего особенного, - запротестовал  Колин  смущенно.  -
Подумаешь,  вытащил  ветку!  В  моей  карьере  доктора   бывали   случаи
посерьезнее.
   - Что ж, я могу предложить тебе серьезную проблему.
   - Какую именно?
   - Придумай, как мне расторгнуть помолвку  с  Максвеллом  и  при  этом
вернуть Газель.
   - Я не Бог, а простой смертный, дорогая, и чудеса не в моей власти.
   - Перестань скромничать, Колин! Я вот думаю, что нам с  тобой  теперь
делать...
   - У меня есть идея. - Он отстранился и многозначительно поднял бровь.
   - Не сомневаюсь. А если точнее? - кокетливо осведомилась Ариадна.
   - Если точнее... - начал Колин, но договорить не успел.
   Да и не нужно было, потому что руки Ариадны соскользнули с его плеч и
двинулись вниз - не  трудно  было  предположить  куда.  Это  лишило  его
способности мыслить связно.

Глава 20

   Через три дня они оказались в окрестностях Бернем-Торпа.
   Ариадна должна была радоваться: как-никак  ей  удалось  добраться  до
цели  и  ускользнуть  от  преследователей.  Однако  она   ощущала   лишь
беспричинную тревогу, которая усиливалась по мере  того,  как  местность
становилась все более знакомой. Впереди ожидало объяснение с Максвеллом.
Стоило  подумать  об  этом,  как   возникло   на   редкость   неприятное
предчувствие.
   Девушка не знала, что делать. Разве  не  для  того  затеяла  она  это
безумное предприятие, чтобы попасть в Норфолк?
   Но за время путешествия все изменилось.
   А вокруг простирались поля сахарной свеклы, ботва казалась коричневой
на фоне светлых сорных трав,  на  межах  там  и  тут  торчали  гранитные
валуны, сдвинутые с плодородных земель, валялись обломки кремневых скал,
источенных морскими  ветрами.  Мельницы  медленно  помахивали  крыльями.
Пахло вереском, заболоченной землей и морем.
   Море.
   Колин тоже чувствовал близость моря. Когда ветер начал приносить ни с
чем не сравнимый соленый, острый и свежий запах, Ариадна тотчас заметила
перемены. Глаза его  теперь  были  постоянно  тревожны,  лоб  пересекали
морщины.
   Девушка тщетно задавалась вопросом, что  служило  тому  причиной.  Ее
ветеринар  что-то  скрывал,  и  секрет  этот  мешал  Колину  сделать  ей
предложение, о чем  она  втайне  мечтала.  Разумеется,  Ариадна  не  раз
пыталась выудить из него эту мрачную тайну, но ни одна из ее попыток  не
увенчалась успехом. Наконец девушка отказалась от борьбы и замкнулась  в
себе. Отчасти она надеялась, что Колин раскается или хотя бы постарается
развлечь ее, но он как будто даже не замечал ее присутствия. Он  смотрел
прямо перед собой час за часом, погруженный в какие-то невеселые  мысли.
Их близость перестала быть легкой, игривой и счастливой,  словно  глухая
стена отчуждения оставалась между ними и в моменты страсти.
   Что так его мучило? Что могло быть настолько постыдным, чтобы человек
не мог поделиться этим даже с  любимой?  Что  бы  то  ни  было,  оно  не
заставит ее разлюбить!
   Когда-то Ариадна думала, что влюблена в Максвелла. Что она знала в то
время о любви? Она путала любовь с удачным союзом, с гарантией будущего,
и потому достоин  был  только  человек  богатый,  влиятельный,  знатный.
Теперь она лучше знала жизнь. Чувство к Максвеллу  ни  шло  ни  в  какое
сравнение с чувством к Колину Лорду. А ведь она даже не знала, было  это
его настоящее имя или просто псевдоним.
   Лорд Марден. Подумать только!
   Почему-то  даже  мысленно  Ариадна  не  могла  называть  его  так   и
предпочитала то имя, под которым его узнала. Он был и останется для  нее
Колином. Доктор Лорд. Сильный, красивый, умный, благородный. Мужчина, на
которого можно положиться, с которым можно связать  жизнь,  не  опасаясь
неприятных сюрпризов.  Настоящий  мужчина.  Но  какими  бы  чудесными  и
желанными ни  были  эти  качества,  важнее  всего  его  доброта,  умение
чувствовать чужую боль, сострадание. Человек мог  лишь  догадываться,  а
вот животные знали наверняка. Животные видят людей насквозь. Даже  Шареб
-  упрямый,  своенравный,  капризный  Шареб  -  отбросил  первоначальное
предубеждение  и  теперь   словно   пытался   искупить   свою   недавнюю
враждебность. Он подпал-таки под чары ветеринара, как  почти  с  первого
взгляда пленилась им Ариадна.
   Но расстояние до Норфолка сокращалось, а предложение так  и  не  было
сделано. Неопределенность несла с собой страх за будущее, а с ним  росли
раздражение и гнев.
   До поместья Максвелла оставалась четверть часа пути.
   Ариадна верхом на Шаребе вырвалась  вперед  и  теперь  оглянулась  на
Колина, ехавшего в коляске, запряженной Громом.
   Он, по привычке последних дней, сидел с отсутствующим  видом,  уронив
руки с вожжами на  колени.  Он  смотрел  вдаль  и,  казалось,  стремился
пронизать взглядом холмы, за которыми дышало море. Соленый ветер  ерошил
его светлые волосы и подергивал за рукава рубашки, и Ариадна со  вздохом
подумала, что от него глаз не отвести. Взгляд ее  потянулся  к  рукам  с
длинными ловкими пальцами, которые умели  как  воспламенить  ее,  так  и
успокоить, потом к губам, поцелуи которых опьяняли, и к  длинным  темным
ресницам, которыми она не уставала любоваться. Боже, она любила,  любила
его! Она желала завладеть им навеки!
   Но никакого "навеки" быть  не  могло,  потому  что  в  отдалении  уже
показалась оплетенная плющом восьмифутовая  ограда  с  выбитыми  поверху
острыми штырями. За поворотом выросла витая решетка  ворот.  Если  Колин
собирался что-то предпринять, время для этого наступило.
   "Прошу тебя! Ведь это так просто - сказать "будь моей женой"...
   Молчание было ответом Ариадне. Своей неспешной рысцой  Гром  повернул
за угол, и впереди замаячили ворота.
   - Мы на месте? - спросил Колин.
   - Да.
   - Ариадна, я... - начал он, натягивая вожжи, и умолк.
   - Что? - поощрила девушка, едва осмеливаясь дышать.
   Взгляды их встретились. Колин прочел нетерпеливое ожидание и  надежду
в глазах Ариадны, понял, что она задержала  дыхание,  и  знал,  что  она
хотела от него услышать.
   Ее маленькие ручки стиснули  поводья  с  такой  силой,  что  побелели
костяшки пальцев. На прекрасном лице появилось умоляющее выражение.
   А он не мог, не имел права. С  ним  ее  ожидала  бы  участь  простого
ветеринара, презрение общества, к которому она по-прежнему  принадлежала
вопреки своей эксцентричной выходке. Общество простит все  леди  Ариадне
Сент-Обин, кроме брака с ветеринаром.
   Она заслуживала лучшего.
   Возможно,  поначалу  все  будет  романтично,  мило,  но  идиллия   не
продлится вечно. Они останутся в одиночестве, а  друзей  смогут  обрести
лишь в тех кругах, о которых еще  недавно  Ариадна  отзывалась  свысока.
Одной из самых богатых невест Англии придется пойти на большие жертвы, а
они ему ни к чему.
   Ариадна заслуживает лучшего мужа, чем  впадший  в  немилость  морской
офицер, который даже не может набраться смелости и рассказать о прошлом,
об ужасном дне пятилетней давности, который поставил жирную черную точку
на его карьере. Видит Бог, он хотел, он стремился рассказать о том,  что
лишало его права сделать ей предложение,  но  боялся  увидеть  выражение
ужаса на ее лице. Лучше еще несколько минут видеть на  нем  любовь,  чем
всю жизнь - сострадание. Сострадание - не  лучшая  основа  для  семейной
жизни. Оно убивает любовь, что бы там ни говорили.
   Колин чувствовал беспокойство добряка мерина, который повернул голову
и с сочувствием посмотрел на хозяина.
   Вечернее небо быстро меркло, ветер усилился, а с ним усилился и запах
моря.
   Море.
   Колин вдохнул несколько раз  подряд  полной  грудью,  жадно  раздувая
ноздри. Знакомая боль возникла в душе,  заполняя  ее.  Зажмурившись,  он
дышал и дышал вопреки всему, пока не осталось одно-единственное  желание
- уронить голову на руки и рыдать от отчаяния и тоски.
   Пять лет! Пять долгих лет! Почему же до сих пор так больно?
   - Колин! Что с тобой?
   Ариадна. Она ждет.
   Цикада завела свою песню в траве у огорода. Море  дышало  за  холмами
глубоко и размеренно, и свежий, тревожный  запах  его  дыхания  наполнял
ночной воздух. Начинался, прилив.
   - Все в порядке, - ответил Колин и поразился, до чего  хрипло  звучит
его голос.
   Он отвернулся, но по-прежнему ощущал на  себе  ее  взгляд.  Очевидно,
девушка встревожилась. Послышался стук  копыт,  который  становился  все
ближе, раздался шорох и скрип  гравия  под  ногами.  Ариадна  спешилась.
Колин не шевельнулся и тогда, когда она поднялась в коляску и села рядом
с ним. Запах ее  волос  и  кожи  смешался  с  тревожным,  притягательным
запахом моря, к которому он не осмеливался приблизиться с тех самых пор,
как...
   - Колин, что-то не так! У тебя нездоровый вид.
   Он заставил себя отвести взгляд от холмов, скрывавших море, и покачал
головой, -  Нет,  я  здоров.  Просто  я  вспомнил  кое-что...  Нам  надо
поговорить... Да, я думаю, нам все-таки стоит поговорить, прямо  сейчас,
пока еще есть время и пока я на это способен...
   Ветер налетел ,и встопорщил звездочки листьев плюща,  плети  которого
боролись за жизненное пространство на каменной ограде поместья. Потом он
помчался дальше, на поля и луга, неся с собой запах соли,  водорослей  и
рыбьей чешуи.
   Попутно он забросил прядь хвоста Грома на руки Колину и заставил  его
содрогнуться от непонятного, но тягостного чувства, Шареб поднял  голову
и раздул ноздри, вдыхая знакомый с детства запах.
   Недалеко за холмами, Колин знал, серебрилась под луной живая, дышащая
масса воды,  она  надвигалась  на  сушу  и  поглощала  ее,  чтобы  позже
отступить, оставив влажный, остро пахнущий след.
   - Ты знаешь, что я не всегда был ветеринаром... - начал он  хрипло  и
умолк, потому что взглянул на облака и  увидел  в  их  очертаниях  тугие
паруса.
   Шестнадцать лет  паруса  были  частью  его  жизни,  изо  дня  в  день
вздымаясь над его головой белоснежными облаками. Но на двадцать  восьмом
году жизни флот попросту вычеркнул его из  своих  списков,  выбросил  на
сушу. До этого черного дня были белые паруса, жесткие от пропитавшей  их
соли, полные ветра, - паруса в дождь, и в снег, и  в  туман,  паруса  на
поле битвы и в мирный день в бескрайнем просторе, паруса на восходе и на
закате...
   Ветер касался лица и волос.., нет, не ветер, а морской бриз, он нес с
собой неясные голоса, они крепли, близились, они возникали  из  небытия,
из каких-то отдаленных тайников  памяти.  Голоса  младших  офицеров,  по
цепочке передающих приказ, и голоса матросов,  рапортующих,  что  приказ
понят и будет выполнен.
   Колину не хотелось слышать эти голоса из  прошлого,  хотелось  зажать
уши, но он знал, что они звучат в его сознании, что от них не защититься
и не спрятаться. Он словно снова ощутил на лице соленые  брызги,  а  под
ногами палубу во время качки, он чувствовал прикосновение холодной  меди
бинокля к лицу, как тогда, когда наводил его на соседний "Крикет",  куда
отплыл адмирал Грэм, чтобы поужинать с капитаном...
   Он был готов отдать жизнь за молодого  адмирала,  за  эту  восходящую
звезду флота ее величества королевы Англии.  Он  не  мог,  просто  не  в
состоянии был говорить обо всем этом.
   Почувствовав   прикосновение,   он   услышал   встревоженный   голос,
донесшийся словно сквозь слой ваты.
   - Колин, что происходит?
   Ветер усилился, взревел, заметался и принес с собой шквал...
   - Колин!
   ...Шторм начался  ливнем.  Настоящий  водопад  обрушился  на  палубу.
Вокруг стоял оглушительный рев, видимость резко упала. Он тогда  укрылся
в рулевой рубке и с отчаянием высматривал в волнах адмиральскую  шлюпку.
Но адмирал задерживался.  Должно  быть,  ужин  все  продолжался,  старые
приятели пили вино, обменивались рассказами и смеялись, в то  время  как
он боролся с беспричинным страхом. "Поспешите, сэр, - мысленно молил он.
- Шторм будет нешуточный. Мне это чертовски не нравится!"
   Он не мог вспомнить, с чего все началось  в  этом  адском  месиве,  -
возможно,  это  была  ослепительная  вспышка  гигантской   разве