а, сама того не желая, улыбнулась.
   Высокий, широкоплечий красавец,  он  был  великолепен.  Де  Монфор  с
головы  до  ног.  Она  залюбовалась  им,  и  ее  страхи  за  их  будущее
отодвинулись куда-то  на  задний  план.  Она  понимала,  что  не  должна
поддаваться его обаянию. Ведь это не Чарльз, а лишь его непутевый брат!
   Ее супруг не правильно истолковал причину ее молчания.
   - Ладно,  Джульет,  если  ты  не  видишь  в  нашем  положении  ничего
забавного, то, может, Шарлотта думает по-другому, - сказал он и, взяв  у
нее малышку, положил ее на кровать. Он тормошил девочку до тех пор, пока
та не начала попискивать от удовольствия. -  Вот  видишь,  Шарлотте  это
тоже кажется забавным. Ведь правда, малышка Чарли?
   Малышка, явно его обожавшая, радостно  ворковала,  пуская  пузыри,  и
Джульет залюбовалась этой милой сценой: он  -  такой  высокий,  сильный,
мужественный, и ее  дочь  такая  крошечная  и  беспомощная.  Было  очень
трогательно видеть в роли отца Гарета де Монфора, который  в  этой  роли
чувствовал себя так же свободно, как рыба в воде.
   И тут она осознала то, в чем боялась признаться самой себе.
   Ее влекло к нему. Влекло так сильно, что это ее пугало.
   Он оглянулся через плечо и усмехнулся. Потом наклонился к Шарлотте и,
чуть не касаясь ее носом, засунул пальцы в уголки рта и скорчил  смешную
рожицу, искоса поглядывая при этом на Джульет. Это было так забавно, что
Джульет, сама того не  желая,  рассмеялась,  вторя  радостным  возгласам
Шарлотты. Гарет тоже расхохотался, и  в  комнате  стало  светлее  от  их
дружного веселого смеха.
   У Джульет вдруг защемило сердце. "С Чарльзом мне никогда не было  так
весело, - подумала она. - Он не нашел бы ничего  забавного  в  том,  что
приходится провести ночь в борделе. Он отнесся  бы  к  ситуации  слишком
серьезно и молча продолжал бы сердиться на меня".
   Но Гарет не Чарльз. Он повел себя по-другому.
   - Видишь, Джульет, твоя дочь считает, что это забавно. Хорошо бы  нам
с тобой, Шарлотта, заставить твою  маму  рассмеяться.  Я  имею  в  виду,
рассмеяться от души.
   Она такая красивая, когда улыбается, правда?
   Джульет покраснела.
   - Не пытайся подольститься ко мне, Гарет.
   - Подольститься? Но я говорю чистую правду.
   - И не улыбайся мне так.
   - Почему?
   - Потому что ты меня раздражаешь еще сильнее.
   - Ты на меня не сердишься, Джульет. -  Он  сбросил  с  ног  сапоги  и
улегся на кровать, откинувшись на  подушки.  Посадив  Шарлотту  себе  на
грудь, он улыбнулся Джульет. - Уже не сердишься. - Он  закинул  руки  за
голову и, положив  одну  ногу  на  другую,  согнутую  в  колене,  игриво
покачивал ею вверх и вниз. Теплый, манящий взгляд  голубых  глаз  словно
приглашал ее устроиться рядом. Он самым  бессовестным  образом  завлекал
ее. Хуже было другое: сердце у  нее  сладко  замерло,  соски  набухли  и
затвердели, а лоно.., не стоит и говорить!
   Господи, помоги ей...
   -  Ты  будешь  счастлива  со  мной,  Джульет,  -  заявил  он,  весело
поблескивая глазами. - Только отнесись ко мне с  пониманием  и  наберись
терпения,  подожди,  пока  я  превращусь  из  бесшабашного  холостяка  в
любящего мужа. - Он усмехнулся. - Ведь я, как известно, непутевый.
   - Я это знаю.
   - Люсьен говорит, мне надо повзрослеть.
   - Ты, кажется, гордишься этим?
   - Горжусь? Нет. Видишь ли, Люсьена судьба лишила  возможности  побыть
ребенком, и мне иногда  кажется,  что  он  завидует  тому,  что  у  меня
полностью отсутствуют сдерживающие факторы. Бедняга! Он был  подростком,
когда унаследовал титул. Ему пришлось нелегко.
   - Понимаю, Нелегко потерять родителя. - Она знала это по собственному
опыту.
   - Да, но мы потеряли сразу обоих родителей. Мама очень тяжело  рожала
Нериссу. А отец, чтобы не слышать, как  она  кричит  от  боли,  поднялся
наверх, в одну из башен. Но крики доносились и туда.  Он,  не  выдержав,
поспешил к ней и сорвался с лестницы.  -  Гарет  на  мгновение  перестал
качать ногой, и взгляд его стал задумчивым  и  печальным.  -  Его  нашел
Люсьен.
   - Ох, Гарет... - Она с сочувствием посмотрела на мужа. -  Чарльз  мне
об этом не рассказывал.
   - Меня это не удивляет. Чарльз не любил распространяться  о  семейных
делах. В душе Люсьена эти утраты  -  смерть  отца,  а  потом  и  матери,
которая вскоре умерла от послеродовой горячки, -  оставили  неизгладимый
след. Другой бы на его месте стал пить,  чтобы  забыться.  Но  не  таков
Люсьен. Пережить горе ему помогало повышенное чувство ответственности не
только за герцогство,  но  и  за  нас.  Он  серьезно  относится  к  этой
ответственности. Боюсь, даже слишком серьезно. Думаю, что жить с ним под
одной крышей так же приятно, как в Ньюгейтской  тюрьме.  -  Он  печально
усмехнулся. - Думаешь, почему Чарльз ушел в армию? Думаешь, почему у нас
всех плохие отношения с Люсом? Да потому,  что  он  так  и  не  научился
радоваться жизни. Ему никогда не приходилось подшутить  над  кем-нибудь,
разыграть кого-нибудь, набедокурить - то  есть  пожить  жизнью,  которой
живет большинство подрастающих  сорванцов.  Люсьен  ко  всему  относится
серьезно. Я бы, например, ни за что не смог так. Жизнь слишком коротка.
   Она подошла ближе и примостилась на самом краешке кровати.
   - И поэтому ты развлекаешься тем, что поишь допьяна чужих свиней?
   - Значит, ты об этом слышала?
   - Да, однажды за завтраком.
   - Такое я проделываю только тогда, когда бываю пьян.
   А о своих проделках в трезвом состоянии не решаюсь даже рассказывать.
   - Мне не хочется о них знать.
   - Признаюсь, и мне не хочется об этом рассказывать.
   Она рассмеялась, он тоже, и на какое-то  мгновение  все  их  проблемы
отступили на задний план, а в этой комнате остались только  они  втроем,
беззаботные и счастливые. Потом выражение лица Гарета  стало  серьезным,
шутливый тон исчез.
   - Смотри, чтобы у тебя не получилось, как у Люсьена,  -  тихо  сказал
он. - Не растрачивай свою молодость, энергию и любовь  на  то,  чего  не
вернешь, Джульет.
   Она опустила голову, потрясенная неожиданной мудростью его слов.  Он,
конечно, говорил о Чарльзе. Он не  сказал  ей  ни  слова  упрека  в  тот
ужасный момент в церкви, он простил ей жестокие сравнения  между  ним  и
его братом, он  ничего  не  сказал  о  миниатюре  Чарльза,  которую  она
демонстративно носила на шее! Гарет  все  это  замечал,  но  никогда  не
выразил недовольства или ревности при виде этих залогов верности другому
мужчине, понимая, что не он властитель ее сердца и, возможно, никогда им
не будет. Джульет с трудом проглотила ком, образовавшийся  в  горле.  Ее
муж был не только щедр и благороден, он был гораздо более мудр, чем  она
полагала.
   - Я ничего не могу поделать, Гарет, я все еще чувствую,  что  обязана
хранить верность ему, хотя его нет в живых и хотя я вышла за тебя замуж.
Я понимаю, это глупо.., но у меня, наверное, слишком много воспоминаний.
   - Воспоминания - это хорошо, но ведь  они  не  согреют  твою  постель
ночью.
   - Он ушел из жизни в расцвете сил...
   - Он закончил свой жизненный путь, Джульет. Хорошо зная своего брата,
я думаю, что он не хотел, чтобы ты так о нем горевала, а  предпочел  бы,
чтобы ты радовалась жизни.
   "Гарет прав, конечно, - подумала  Джульет,  -  но  мне  от  этого  не
легче". Она прижалась щекой к головке Шарлотты и смахнула  рукой  слезы,
выступившие на глазах от слов  мужа,  чувствуя  на  себе  его  взгляд  -
добрый, нежный, понимающий и терпеливый.
   - Ты очень сердишься на меня? - спросила она жалобно.
   - Уже нет, - улыбнулся он. - А ты?
   - Нет. - Она покачала головой  и,  шмыгнув  носом,  утерла  слезинку,
скатившуюся по щеке из правого глаза. - Извини меня за то, что произошло
сегодня в церкви.., с кольцами...
   - Давно извинил.
   - Я до сих пор чувствую себя ужасно.  Я  поставила  тебя  в  неловкое
положение в присутствии твоих друзей, я обидела тебя...
   Он покачал головой и улыбнулся:
   - Иди сюда, Джульет.
   - Нет.., я не готова.., я хочу сказать, что...
   - Ш-ш-ш. Я знаю, что ты не готова, я просто хочу, чтобы  ты  посидела
со мной рядом. Вот и все. Ты многое пережила  одна,  а  тут  еще  и  это
хочешь пережить в одиночку.
   Он чуть подвинулся, давая ей место.
   Помедлив немного, она села рядом, сразу же ощутив тепло его  крупного
тела и исходящую от него спокойную силу. Сердце  ее  учащенно  забилось,
кровь прилила к щекам. Она  была  беспомощна  перед  его  притягательной
силой. И не могла больше притворяться, что не замечает его чувств к ней.
На какое-то мгновение их взгляды встретились: его - теплый и милый и  ее
- смущенный и испуганный, потом он улыбнулся, обхватил рукой ее плечи  и
привлек к себе. Она напряглась, не решаясь положить голову ему на  грудь
и едва осмеливаясь дышать, ощущая его мощное тело под тонкой сорочкой  и
улавливая присущий ему одному мужской запах.
   Верный  своему  слову,  он  лишь  держал  ее  в  объятиях,  заставляя
рассказывать о своих страхах, мечтах и, конечно, о Чарльзе.  В  какой-то
момент этого задушевного разговора Гарет де Монфор перестал быть  просто
мужчиной, за которого она вышла замуж, а стал ее близким другом.

Глава 18

   Принесли ужин. Пока Гарет накрывал  для  них  элегантный  французский
столик, Джульет, удалившись за ширму, покормила Шарлотту. Закончив,  она
положила малышку в колыбель и тут почувствовала запах горячей  пищи,  на
который сейчас же отозвался  болью  голодный  желудок.  Сколько  времени
прошло с тех пор, как они ели в последний раз?
   Гарет стоял возле стула и ждал, когда она  подойдет,  чтобы  усадить.
Джульет, улыбнувшись, села за стол, наблюдая,  как  ее  красавец  супруг
обошел  стол  и  уселся  напротив   нее.   Как   положено   безупречному
джентльмену, он поднимал крышки с блюд, чтобы  она  могла  взглянуть  на
содержимое, а затем собственноручно накладывал еду на ее тарелку.
   Ужин  превратился  в  настоящее  празднество:   заяц,   фаршированный
ароматными травами и корицей, утопающий в винном соусе; телячий пирог со
сливами в сахарной пудре; пирожное  со  взбитыми  сливками  и  малиновым
джемом, разнообразные пирожки и булочки, а также свежеиспеченная  пряная
и сочная имбирная коврижка. Пиршество завершали  сладкие  вина  и  набор
разнообразных сыров: стилтон, чеширский и чеддер. Они ели,  запивая  эти
яства вином в хрустальных бокалах, и продолжали начатый разговор. И  чем
больше говорили, тем непринужденнее чувствовали  себя  в  обществе  друг
друга. Чем больше пил Гарет, тем забавнее он становился.
   После двух бокалов вина  он  рассмешил  ее  карикатурными  словесными
портретами лорда Норта и  других  министров,  чьими  стараниями  Америка
оказалась на грани революции. После трех он позабавил  ее  рассказами  о
коварных интригах, скандалах и причудах политических деятелей, чьих имен
она никогда не слышала, и аристократов, которых она надеялась никогда не
встретить, но все это отодвигало на задний план их собственные  проблемы
и в конце концов заставило ее весело смеяться вместе с мужем.
   - Нет, я не шучу! - воскликнул он, смеясь и размахивая кусочком сыра,
когда рассказывал ей байку о матери  Перри.  -  Когда  она  с  аппетитом
поглощала всякие вкусности за свадебным столом своей дочери,  у  нее  на
корсете начали одна за  другой  с  треском  лопаться  планшетки,  и  все
присутствующие это слышали!
   - О, Гарет, не может быть, чтобы ты говорил серьезно!
   - Ну конечно, я серьезен. Видишь ли, я очаровал ее  горничную,  и  та
заранее принесла мне корсет, чтобы я мог над ним поработать.
   Джульет зажала рукой рот, чтобы не расхохотаться.
   - Ты хочешь сказать, что сам подстроил это?
   - Само собой. Было так весело! Послушала бы ты, как  одна  за  другой
щелкали эти планшетки! Хорошо еще, что они находились под тканью,  иначе
могли бы разлететься, как стрелы, и попасть кому-нибудь в глаз.
   - Но это совершенно невероятно, Гарет! - едва живая от смеха  заявила
она.
   - Какая разница? Зато я заставил тебя  рассмеяться.  -  Он  отхлебнул
вина. - А в другой раз, когда мама Перри давала  бал,  мы  все  проникли
туда заранее и, выскоблив середину торта, положили туда дохлого  лосося.
Перри поймал его за три дня до этого, а был самый разгар лета,  так  что
можешь себе представить, как  воняла  эта  рыбина.  Видела  бы  ты  лица
гостей, когда начали резать торт  и  запах  вырвался  наружу!  Мама  Хью
потеряла сознание и упала лицом в торт.
   Джульет хохотала до слез:
   - Кажется, я теперь понимаю, почему  мама  Перри  не  позволяет  тебе
появляться у них в доме.
   - Мама Перри? Ха! Мамаши всех моих приятелей не позволят мне и близко
подойти к их домам, не то что переступить порог. Старые перечницы!  Пора
бы уж им простить мне за давностью лет те проделки. -  Он  усмехнулся  с
самым невинным видом. - Ведь я больше такого не допускаю!
   - Разве что под мухой, - усмехнулась она.
   - Разве что под мухой.
   - Может, тебе следовало бы перестать пить?
   - А тебе, может, следовало  бы  начать  есть,  дорогая  моя  женушка!
Аппетит у тебя как у ласточки.  Съешь-ка  вот  этот  кусочек  чеширского
сыра. Он великолепен.
   Гарет взял пальцами с блюда маленький кусочек  сыра  и,  наклонившись
через стол, поднес к ее губам. Джульет смутилась было, очень уж интимным
был этот жест,  однако  вино  сделало  свое  дело,  она  расслабилась  и
собственная робость показалась ей смешной. Особенно когда она  заглянула
в мечтательные голубые глаза и увидела улыбку,  так  похожую  на  улыбку
Чарльза де  Монфора.  Она  открыла  рот  и  приняла  сыр,  вздрогнув  от
прикосновения к своим губам его теплых пальцев.
   Не отводя от него взгляда, она разжевала и проглотила сыр, но тут  же
покраснела и крепко стиснула руки под столом.
   - Понравилось? - спросил он, доливая вино в бокалы.
   - Очень вкусно. - Каждая частичка ее тела отзывалась на этот интимный
жест, губы ее горели. - Но я, пожалуй, предпочитаю чеддер.
   - Я его еще не попробовал.
   Господи,  он  бросал  ей  вызов,  предлагал  набраться  храбрости   и
покормить его!
   Он внимательно смотрел на нее. В его глазах плясали веселые  искорки,
уголки губ дрогнули в улыбке.
   - Ты хочешь, чтобы я заставила тебя попробовать его? -  спросила  она
предательски задрожавшим голосом.
   - Милая Джульет, я никогда не стану принуждать тебя делать то, что ты
не захочешь.
   Она взглянула на него через стол. Господи, как же он красив при свете
свечи! И при любом другом освещении тоже.  На  лице  сияла  улыбка,  как
будто его забавляли ее предрассудки. Какой, однако, наглец! И  она  тоже
хороша! Ведет себя словно кисейная барышня. А ведь  она  не  боялась  ни
индейцев, ни  медведей  в  своем  лесном  штате  Мэн!  Выжила  во  время
восстания в Бостоне и не испугалась бандитов с большой  дороги!  Неужели
она позволит этому английскому  аристократу,  который  сегодня  стал  ее
мужем, смутить ее, словно какую-то робкую девчонку?
   Твердо решив немедленно  доказать  ему  и  самой  себе,  что  она  не
трусиха, Джульет  выбрала  кусочек  светло-желтого  чеддера.  Осторожно,
чтобы не задеть рукавом  пламя  свечи,  она  наклонилась  через  стол  и
поднесла сыр к губам Гарета.
   К его чувственным губам, на которых играла ленивая улыбка.
   Он смотрел ей прямо в глаза, но рта не открыл. Он  просто  окинул  ее
теплым одобрительным взглядом, от которого она совсем растаяла. Потом он
раскрыл губы и обвел языком кусочек сыра.
   Первобытное желание горячей волной прокатилось по телу Джульет. У нее
задрожали руки, а сердце учащенно забилось. Не сводя с нее  взгляда,  он
медленно взял в рот кусочек сыра, коснувшись теплыми, мягкими губами  ее
пальцев. Он начал жевать, и Джульет, вся дрожа, попыталась  отстраниться
от него, однако он остановил ее. Взяв за руку и пристально  глядя  ей  в
глаза, Гарет не спеша облизал каждый ее пальчик.
   - Кажется, я уже  сыта,  -  в  замешательстве  пробормотала  Джульет,
вырывая у него руку, и отодвинула свой стул от стола.
   - Трусиха, - рассмеявшись, заявил он.
   - И вовсе не трусиха. Просто это...
   - Нехорошо?
   - Ну да. Можно и так сказать.
   - Неприлично?
   - И это тоже...
   - Джульет!
   Она замерла. Сердце у  нее  бешено  колотилось,  в  горле  пересохло,
колени дрожали так, что она, наверное, не смогла бы устоять на ногах.
   - Что?
   - Ты, моя милая, совсем не умеешь  радоваться  жизни.  Ты  похожа  на
Люсьена.  И  знаешь  что?  По-моему,  пора  научить  тебя   наслаждаться
прелестями  земного  бытия.  И  я  это  сделаю.  Можешь  сколько  угодно
тревожиться о том, что  будет  с  нами  завтра,  но  сегодня  я  намерен
заставить тебя смеяться и забыть о том, что ты меня боишься.
   - Я тебя не боюсь.
   - Еще как боишься! -  С  этими  словами  он  обошел  вокруг  стола  и
подхватил ее на руки.
   - Гарет! Немедленно поставь меня на пол!
   Он только рассмеялся в ответ и понес ее к кровати.
   - Гарет! Я не ребенок, а взрослая женщина.
   - Ты взрослая женщина, которая ведет себя как старуха. Супруге одного
из шалопаев не годится так себя вести.
   - Гарет! Я не хочу.., то есть я не готова для этого...
   - Для этого? Разве я говорил что-нибудь об этом? - Он положил  ее  на
кровать. - Нет, милая Джульет, я не собираюсь делать это...
   - В таком случае что ты собираешься делать? - удивилась она,  пытаясь
отодвинуться подальше.
   - Ну, например, я намерен прогнать печаль из твоих глаз  хотя  бы  на
эту ночь. Я собираюсь заставить тебя  забыть  о  своих  бедах,  о  своих
страхах, забыть обо всем, кроме меня. И  знаешь,  как  я  намерен  этого
добиться, дражайшая моя супруга? - Он ухватился за ее нижние юбки.  -  Я
намерен щекотать тебя до  тех  пор,  покаты  не  расхохочешься  на  весь
Лондон!
   Он наклонился над ней, изображая хищную птицу, и  Джульет  беспомощно
вскрикнула, ощутив у себя на ребрах его пальцы, принявшиеся  безжалостно
щекотать ее.
   Мгновение спустя оба они  хохотали  как  безумные.  Хорошо  еще,  что
измученная Шарлотта крепко спала.
   - Перестань, Гарет! - умоляла Джульет, из глаз которой от смеха текли
слезы. - Перестань, черт тебя возьми!
   После долгих уговоров он наконец внял мольбам Джульет и отпустил  ее.
Она, с трудом переводя дыхание, лежала  поперек  кровати  с  задранными,
разметавшимися в полном беспорядке юбками  и  растрепавшимися  волосами.
Гарет  улыбался,  глядя  на  нее  сверху  вниз.  Волосы  у   него   тоже
растрепались; одно колено - на кровати рядом с  ней,  а  рука  -  на  ее
ребрах, где-то под правой грудью.
   Их взгляды встретились. В  комнате  стало  жарко  и  очень  тихо.  Он
улыбнулся еще шире. Улыбка была призывная, игривая  -  искушающая.  Рука
его  скользнула  выше  и  обхватила  грудь,  большой  палец  неторопливо
прикоснулся к прикрытому тканью соску, как бы испрашивая  разрешения  на
дальнейшие действия.
   Джульет замерла в напряжении. Гарет тоже не двигался. Каждый  из  них
словно ждал от другого  первого  шага,  хотя  в  их  взглядах  явственно
читалось желание, которое ни он, ни она не решались выразить словами.
   - Так не щекотно? - наконец спросил он.
   - Нет. Не щекотно, - с трудом переводя дыхание, ответила она.
   - Гм-м... - Он обвел пальцем вокруг соска. - А так?
   У нее гулко забилось сердце. Горячая  волна  желания  прокатилась  по
всему ее телу в ответ на его заигрывания.
   - Пока нет, - хриплым шепотом пробормотала она.
   Рука его передвинулась выше, пальцы,  ухватившись  за  кромку  ворота
платья,  застыли  на  мгновение,  затем  принялись  мучительно  медленно
спускать лиф платья, обнажая грудь. Джульет стало трудно дышать. Она  не
отрываясь, смотрела на мужа, рука которого скользила все ниже и ниже.
   - А так не щекотно, Джульет?
   Джульет робко подняла руку и,  прикоснувшись  к  его  щеке,  медленно
провела пальцами по скуле и тронула его губы.
   - Нет. Чтобы было щекотно, надо, наверное, нажать посильнее.
   У него потемнели глаза, став из голубых почти синими.  Только  т