ряков. Внимание Дины сосредоточилось на  мольберте.  Она  как
зверек сновала вокруг, принюхиваясь  к  масляным  краскам  и  скипидару.
Следила за всеми движениями художника и только что не забралась  к  нему
на колени.
   Ее непосредственность смущала  всех.  Прислуга  шепталась  о  молодой
хозяйке Рейнснеса. Люди качали  головами,  жалея  Иакова  Грёнэльва.  Не
сладко, видать, ему...
   Внимание, оказанное Диной художнику,  превратило  Иакова  в  злобного
цепного пса. К тому же ее поведение казалось ему неприличным.
   За все это он попробовал рассчитаться с ней в постели. Набросился  на
нее по праву обиженного и ревнивого супруга.
   Однако за тонкой перегородкой стали так выразительно кашлять, что ему
пришлось отказаться от своих намерений.
   Дина приложила пальцы к его губам и тихонько шикнула.  Потом  задрала
ночную рубашку и  уселась  на  оторопевшего  Иакова.  Так,  относительно
беззвучно, она причислила их обоих к сонму блаженных.
   Когда шхуна снова вышла в море, Дина спокойно сидела в каюте.  И  мир
показался Иакову гораздо светлее.
   Теперь уже до самого Бергена он не испытывал никаких огорчений.

***

   В Бергене вокруг Вогена жизнь била ключом!  Крепость,  дома,  церкви,
экипажи, нарядные господа и дамы с зонтиками.
   Динина голова вертелась из стороны в сторону, будто  на  шарнире.  Ее
новые  дорожные  башмаки   стучали   по   брусчатке.   Она   внимательно
разглядывала каждого кучера, высокомерно восседавшего на своем сиденье с
кнутом на коленях.
   Экипажи походили на разукрашенные торты, их почти не было видно из-за
светлых летних платьев  с  оборками  и  рюшами.  И  кружевных  зонтиков,
скрывавших головы и лица своих хозяек.
   Были там и кавалеры. Одни в элегантных темных  костюмах  и  котелках,
другие - молодые, дерзкие,  в  светлых  костюмах  и  соломенных  шляпах,
сдвинутых на лоб.
   В одном месте они увидели старого офицера в синем мундире с  красными
отворотами, который наклонился к водяной колонке.  Его  закрученные  усы
были  так  нафабрены,  что  казались  ненастоящими.   Дина   подошла   и
недоверчиво потрогала офицера. Иаков  схватил  ее  за  руку  и  смущенно
кашлянул.
   Вывеска кафе  обещала  мадеру  и  гаванские  сигары.  За  занавесками
виднелись красные плюшевые диваны и абажуры с бахромой.
   Дина пожелала зайти в кафе и выкурить сигару. Иаков поплелся за  ней.
Как заботливый отец, он пытался втолковать ей,  что  дамам  не  положено
курить сигары в общественном месте.
   - Когда-нибудь я все равно приеду сюда и выкурю сигару! - оскорбленно
заявила Дина и с жадностью набросилась на мадеру.
   Иаков  купил  себе  красивый  костюм  для  прогулок,   с   бархатными
отворотами, синей жилеткой из альпаки, на  двух  пряжках,  и  клетчатыми
брюками. Котелок сидел на нем так, будто Иаков никогда в жизни не  носил
других головных уборов.
   Не пожалел он  времени  и  на  цирюльника.  И  вернулся  в  гостиницу
гладковыбритый, без бороды. На это у него было две причины.
   Во-первых, хозяин гостиницы спросил, займут ли  господин  Грёнэльв  и
его дочь два отдельных номера. И во-вторых, Иаков помнил, как почти  год
назад Дина обратила внимание на то, что  он  поседел.  Ему  не  хотелось
выглядеть более седым, чем неизбежно.

***

   Дина примеряла платья и шляпы так же серьезно, как перед отъездом  из
отцовской усадьбы тайком примеряла платья Ертрюд.
   Бергенские туалеты совершили чудо: Дина  стала  выглядеть  старше,  а
Иаков - моложе.
   Как два неисправимых щеголя, они ловили  свое  отражение  в  витринах
магазинов и лужах.
   Андерс добродушно посмеивался над их безобидным маскарадом.
   Дина  оценивала  товар  и  считала  -  складывала,  умножала.   Когда
совершались  торговые  сделки,  она  служила  для   Иакова   и   Андерса
своеобразной счетной машиной. Чем и привлекала к себе всеобщее внимание.
   Однажды вечером Иаков выпил и его охватила ревность. Дина  беседовала
с  важным  господином,  который  отнесся  к  ней  с  большим  уважением,
послушав, как она играла Бетховена на пианино в гостиной.
   Оставшись с Диной наедине, Иаков заявил  ей,  что  она  всегда  будет
похожа на шлюху, если и впредь будет ходить с распущенными волосами.
   Дина не ответила. Но он не унялся. Тогда она изо  всей  силы  ударила
его ногой по лодыжке. Он застонал.
   - Это все твоя жадность, Иаков! - сказала она. - Тебе  просто  жалко,
чтобы кто-нибудь, кроме тебя, видел мои волосы. Если бы Господь был  так
же жаден, как ты, у людей бы просто не росли волосы!
   - Ты выставляешь себя напоказ! -  сказал  Иаков,  потирая  ушибленное
место.
   - Что я, лошадь? Или карбас? И почему это на  меня  нельзя  смотреть?
Тебе хотелось бы, чтобы я стала невидимой, как призрак?
   Иаков сдался.

***

   В последний день своего  пребывания  в  Бергене  они  проходили  мимо
забора, который пестрел всевозможными объявлениями и афишами.
   Дину потянуло к нему, как муху на сладкое.
   Небольшие самодельные объявления сообщали о религиозных собраниях или
о приеме заказов на шитье.
   Разыскивается карманный вор. Он может оказаться весьма опасным.
   Пожилой состоятельный мужчина приглашает экономку.
   Среди других выделялось большое  черно-белое  объявление,  в  котором
сообщалось, что состоится публичная  казнь  преступника,  убившего  свою
любовницу.
   Портрет убийцы был так запачкан, что разглядеть его было трудно.
   - Ну что ж, семья вздохнет с облегчением, - мрачно пошутил Иаков.
   - Я хочу туда поехать! - заявила Дина.
   - Смотреть на казнь? - ужаснулся Иаков.
   - Да!
   - Но, Дина! Его же повесят!
   - Я знаю. Это написано в объявлении. Иаков уставился на нее:
   - Это ужасное зрелище!
   - Почему? Ведь там крови не будет?
   - Но он умрет.
   - Мы все умрем.
   - Дина, по-моему, ты просто не понимаешь...
   - А чем лучше, когда режут скот?
   - Животное не человек.
   - Все равно, я хочу увидеть казнь!
   - Это зрелище не для дам. К тому же небезопасно...
   - Почему?
   - Толпа может расправиться самосудом с богатой дамой, которая  пришла
туда только из любопытства. Я не шучу, - прибавил он.
   - Возьмем извозчика. Мы успеем до отплытия.
   - Ни один извозчик не повезет нас туда для развлечения.
   - А мы и не будем развлекаться, - сердито заявила Дина. -  Мы  просто
посмотрим, как вешают.
   - Дина, ты меня пугаешь! В этом нет ничего интересного!
   - А глаза? Я хочу увидеть его глаза... Когда ему накинут  веревку  на
шею...
   - Дина, родная, ты не можешь так думать!
   Дина смотрела мимо него. Как будто его там и не было. Он взял  ее  за
руку и хотел идти дальше.
   - Мне интересно посмотреть, как он будет держаться! - упрямо твердила
Дина.
   - Есть на что смотреть! Несчастный человек во всем своем убожестве...
   - Это не убожество! - раздраженно прервала  его  Дина.  -  Это  самое
важное мгновение в жизни!

***

   Дина упорствовала. И Иаков понял, что она поедет одна, если он ей  не
уступит.
   Они взяли извозчика и на другой день, на рассвете, поехали  на  место
казни. Извозчик не выразил никакого недовольства, как опасался Иаков, но
заломил солидную сумму за то, что будет ждать их до конца казни.
   К виселице стекался ровный людской поток. Люди стояли  вокруг,  тесно
прижатые друг к другу. Ожидание витало над  площадью,  как  тошнотворный
запах рыбьего жира.
   Иакова зазнобило, он украдкой взглянул на Дину.
   Ее светлые глаза были прикованы к петле. Она тянула себя за пальцы  с
такой силой, что хрустели суставы. Рот приоткрылся. Дыхание  со  свистом
вырывалось сквозь сжатые зубы.
   - Перестань! - Иаков накрыл ладонью ее пальцы.
   Она не ответила. Но спокойно положила руки на колени. На  лбу  у  нее
выступили капельки пота, и вдоль носа побежали два ручейка.
   Люди почти  не  разговаривали.  Но  над  площадью  стоял  ровный  гул
ожидания - лучше бы Иаков не слышал его.
   Он обнял Дину, когда телега с преступником подъехала к виселице.
   Голова преступника была обнажена. Он был  оборванный  и  небритый.  В
наручниках. Кулаки его то сжимались, то разжимались.  Иаков  не  помнил,
чтобы когда-нибудь видел столь жалкого человека.
   Преступник безумными глазами смотрел на толпу. Пришел пастор и что-то
сказал несчастному. На преступника  стали  плевать,  послышалась  брань.
Кто-то крикнул: "Убийца!"
   От первого плевка преступник вздрогнул. И  тут  же  как  будто  умер.
Покорно позволил снять с себя  наручники  и  кандалы,  накинуть  на  шею
петлю.
   Подступившие люди набились между экипажем, в котором сидели  Иаков  и
Дина, и оградой, окружавшей виселицу.
   Дина встала. Она держалась за откидной верх экипажа, наклонившись над
головами людей, что стояли между нею и виселицей.
   Иаков не мог видеть ее глаз. Связь между ними прервалась.  Он  встал,
чтобы подхватить ее, если она упадет.
   Она не упала.
   Лошадь вытянули  кнутом,  телега  рванулась  с  места,  и  преступник
закачался в воздухе.  Иаков  обнял  Дину.  Судороги  повешенного  тяжело
отдавались в ее теле.
   Все было кончено.
   По дороге к гавани Дина молчала.  Не  двигалась.  Спина  у  нее  была
прямая, как у генерала.
   Шейный платок Иакова намок от пота. Он не знал, куда деть  руки.  Его
мучила мысль: что было хуже - казнь или желание Дины увидеть ее?
   - А этот-то держался молодчиной, - заметил извозчик.
   - Да, - тихо откликнулся Иаков.
   Дина смотрела в пространство и  как  будто  не  дышала.  Наконец  она
громко и глубоко вздохнула. Словно  закончила  трудную  работу,  которая
давно тяготила ее.
   Иакову было не по себе. Весь день он не спускал с Дины глаз.  Пытался
заговаривать с нею. Но она только улыбалась непривычно тепло  и  тут  же
отворачивалась.
   На другое утро, уже в море, Дина разбудила Иакова:
   - У него были зеленые глаза, он посмотрел на меня!
   Иаков прижал ее к себе и стал покачивать, словно ребенка, которого не
научили плакать.

***

   По пути домой они заехали к друзьям Иакова в старинное имение Тьотта.
Они как будто попали в древнюю королевскую  усадьбу.  Такие  там  царили
порядки, и такой им был оказан прием.
   Иаков опасался Дининых выходок.  И  в  то  же  время  был  горд,  как
охотник, который показывает своего нового сокола. Тут  уж  волей-неволей
приходилось мириться с тем, что эта птица больно клюет того, кто  держит
ее без перчатки. На Дину не произвело ни малейшего впечатления, что  они
гостят в усадьбе, которая  в  былые  времена  принадлежала  и  помощнику
судьи, и советнику юстиции и в пору  своего  величия  была  больше  трех
пасторских усадеб, вместе взятых. От нее не дождались вежливых восторгов
по поводу великолепного убранства комнат. Она даже не обратила внимания,
что в главном двухэтажном здании было тридцать четыре локтя в длину.
   Но всякий раз, когда они проходили мимо древних каменных надгробий  у
въезда  в  усадьбу,  Дина  замирала   на   месте.   Она   преисполнилась
глубочайшего уважения к этим старым камням и хотела узнать их историю. И
выбегала даже босиком, чтобы посмотреть на них  в  причудливом  вечернем
освещении.
   Хозяин рассказал, как получилось,  что  весь  Нурланд  попал  в  руки
богатого датчанина Йокума Юргенса, или Иргенса, как его еще звали.
   Этот управляющий королевскими владениями в  Ютландии  был  камергером
Христиана IV. Сей  великий  хитрец  продал  королевскому  двору  столько
рейнского вина и жемчуга, что,  когда  пришло  время  расплачиваться,  у
казны не хватило средств. Вместо серебра ему отдали, согласно  документу
от 12 января 1666 года, все королевские владения в Хельгеланде, Салтене,
Лофоте-нах, Вестеролене, Анденесе, Сенье и Тромсё. Так король  возместил
свой долг в тысячу четыреста сорок вогов  cеребра.
   Это была добрая половина всего Нурланда. К  этому  следует  прибавить
Будёгорд - главную резиденцию губернатора, усадьбу судьи  в  Стейгене  и
королевскую десятину налога со всей провинции.
   Эта история так потрясла Дину, что она  немедленно  хотела  заставить
Иакова снарядить карбас и провезти ее по всем местам,  за  которые  было
заплачено рейнским вином и жемчугом.
   Она тут же предложила молоденьким хозяйским дочерям трудную  задачку:
сколько бутылок вина или бочонков с жемчугом получил королевский двор?
   Но так как никто не мог точно назвать цены, существовавшие в то время
на жемчуг или на рейнское, она так и не получила ответа.

***

   Иаков хотел уехать домой уже на второй день.
   Хозяева, как велел обычай, уговаривали его погостить еще два дня.
   Дина с Андерсом оба хотели остаться, и Иакову пришлось  уступить  им.
Хотя штурман Антон был на его стороне.
   Всю поездку Иаков следил за словами и поступками Дины, когда они были
на людях. Он устал. Да  и  ночные  упражнения  тоже  требовали  от  него
немалых усилий.
   Поэтому он даже  обрадовался,  когда  Дина  и  молоденькие  хозяйские
дочери решили две ночи подряд стеречь привидение.
   Это привидение имело обыкновение проходить по комнатам в ночные часы.
Дине поведали о всевозможных знамениях.  Их  в  усадьбе  видели  многие.
Говорилось об этом как о чем-то привычном, вроде посещения соседей.
   Глаза у Дины подернулись поволокой и лоб перерезали морщинки,  словно
она разбирала ноты трудной музыкальной пьесы.

***

   На вторую ночь  через  большую  гостиную  прошло  какое-то  существо,
похожее на ребенка, и скрылось за старинными  часами.  Хозяйские  дочери
даже не удивились - они не первый раз видели это существо.
   Дина  онемела.  Она  молчала  так  долго,  что  это   выглядело   уже
неприличным.
   Иаков  радовался,  что  их  визит  в  Тьотту  закончился  без  особых
неприятностей. Они ночевали там всего три ночи.
   По пути домой Иаков выразил удивление, что обитатели Тьотты так верят
в привидения.
   Дина отвернулась, поглядела на море и промолчала.
   - Как оно выглядело? - спросил Иаков.
   - Как растерянный ребенок, - ответила Дина.
   - И как же выглядит растерянный ребенок? - раздраженно спросил он.
   - А это тебе лучше знать.
   - Почему?
   - Да у тебя в доме таких полно! - прошипела Дина, как кошка,  готовая
к прыжку.
   Иакову не понравился оборот, какой принял их разговор, и он замолчал.
***

   Дома Иаков рассказал матушке  Карен  о  разговоре  про  привидение  в
Тьотте. Но утаил, что в Бергене они с Диной ездили смотреть казнь.
   Матушка Карен сделала свои выводы, но не поделилась  ими  с  Иаковом.
Она поняла, что Дина умнее, чем кажется.
   "Да у тебя в  доме  таких  полно!"  -  такое  замечание  должно  было
заставить Иакова задуматься и без ее напоминаний.
   Она заметила, что  Иаков  вернулся  из  поездки  более  усталым,  чем
обычно.
   Но не сказала, что, по ее мнению, виной тому было присутствие Дины. К
чему сетовать на то, чего не исправишь.
   К тому же матушка Карен обнаружила, что поездка пошла Дине на пользу.
   Эта долговязая девочка стала иначе держаться. Неожиданно для себя она
обнаружила, что мир гораздо больше, чем ей представлялось из ленсманской
усадьбы или из Рейнснеса.
   У нее даже лицо изменилось. Матушка Карен не могла точно  сказать,  в
чем именно заключалась перемена, но глаза у Дины стали другими.
   Матушка Карен вообще замечала больше, чем говорила. И  она  не  стала
повторять сыну то, что сказала ему, когда  он  весело  сообщил  ей,  что
пятнадцатилетняя Дина Холм станет хозяйкой Рейнснеса.
   Она лишь погладила сына по плечу и сочувственно вздохнула.  Ведь  она
видела,  что  новый  костюм  и  красивая  прическа   не   могут   скрыть
увеличившуюся седину и что появившееся было брюшко опало.
   Жилет сидел на Иакове словно с чужого плеча. Лоб перерезали  глубокие
морщины, вокруг глаз залегли черные тени. И все-таки он  был  еще  очень
красив.
   Покорная усталость шла ему больше,  чем  жизнерадостное  высокомерие,
которое он излучал, когда женился на Дине.
   Спокойные, тяжелые движения.  Манера  распрямлять  спину.  Отсутствие
самодовольства, свойственного богатым людям в его возрасте.
   Матушка Карен видела все. И толковала на свой лад.

***

   Олине хлопотала на  кухне  и  в  столовой.  Но  и  она  тоже  кое-что
замечала. И не была уверена, что ей  нравится  новый  Иаков,  отмеченный
печатью  тяжелой  ответственности.  Новая  Дина  ей  тоже   не   слишком
нравилась. Олине предпочла бы, чтобы все оставалось по-прежнему. И чтобы
Иаков тоже был прежним.

***

   Дине хотелось пройтись на карбасе вдоль берегов Нурланда, дабы своими
глазами увидеть, чем  Христиан  IV  расплатился  за  несколько  бочонков
жемчуга и четвертей рейнского вина.
   Она не могла взять в толк, почему ее желание нельзя осуществить в это
время года.
   Иаков мягко, но решительно сказал:
   - Нет!
   Ее гнев он встретил  с  терпением  мудрого  отца.  И  покорно  принял
наказание, которое выражалось в том, что он должен был впредь спать один
в чулане рядом с залой.
   По правде сказать, поездка в Берген, во время которой  ему  постоянно
приходилось быть начеку, ожидая очередной Дининой выходки, так  измотала
его, что он спал как мертвый на неудобной кушетке, стоявшей в чулане. Он
прекрасно понимал, что буря скоро уляжется и все  обернется  к  лучшему.
Главное - восстановить работоспособность и силы.

ГЛАВА 8

   Потому что блудница -  глубокая  пропасть,  и  чужая  жена  -  тесный
колодезь;
   Она,  как  разбойник,  сидит  в  засаде  и  умножает   между   людьми
законопреступников.
   Книга Притчей Соломоновых, 23:27, 28

   Новый  брак,  который  начался  для  Иакова  с  вида  упругих  ляжек,
обхвативших тело виолончели, и был ознаменован драматическим  спуском  с
дерева, после поездки в Берген стал более ровным.
   Иакова постоянно мучила усталость. Ему приходилось всегда пребывать в
Динином мире. Не терять ее из виду  и  не  позволять  ей  слишком  много
отдавать другим людям.
   Он плохо сознавал свои  чувства,  чтобы  назвать  это  ревностью.  Но
чувствовал, что трагедия может  разразиться  в  любую  минуту,  если  он
ненадолго выпустит Дину из своего поля зрения.
   Между ними всегда что-то оказывалось. Привидение из Тьотты. Художники
и музыканты. Даже матрос, которого они из милости взяли в Берген, потому
что у него не было денег  на  пароход,  казался  Иакову  унизительной  и
мрачной угрозой. Дина играла в карты! И курила трубку с этим небритым  и
грязным парнем!
   Иакову становилось все яснее, что его последняя любовь обойдется  ему
дороже, чем он предполагал. Что платить за нее придется, между прочим, и
ночным отдыхом.
   У него не было возможности возобновить  свои  поездки  по  побережью,
чтобы погулять и покутить с дружками молодости. Он не  мог  ни  оставить
Дину дома, ни взять ее с собой. Она бы нарушила  всеобщий  мир  и  покой
одним своим присутствием.
   Дина порой бывала груба, как пьяный  работник  на  Иванов  день,  или
непостижима, как судья.
   О женственности Дины говорить  было  трудно.  Во  всяком  случае,  ее
женственность не имела ничего общего с расхожим  представлением  о  ней.
Пышнотелая Дина держалась по-генеральски, ехала ли она верхом или сидела
в гостиной.
   А исходивший от нее запах конюшни и розовой воды  в  сочетании  с  ее
холодным равнодушием привлекал к ней мужчин, и они  кружили  вокруг  нее
как мухи.
   Иакову хватило одной поездки в Берген. Он там  довольно  настрадался.
Ему это стоило многих терзаний, у него болела голова/
   А ее музыка!..
   Игра Дины на виолончели приносила Иакову эротическое наслаждение; при
мысли о том, что кто-то посторонний увидит ее с виолончелью между колен,
его охватывала бешеная ревность.
   Он дошел до того, что велел ей  ставить  обе  ноги  по  одну  сторону
виолончели! Чтобы не производить ненужного впечатления на слушателей.
   Дина смеялась редко, можно даже сказать, не смеялась вообще. Но когда
Иаков, красный от злости, словно сибирский мак в августе, показал  Дине,
как ей следует держать ноги, она расхохоталась на весь дом. Ее смех  был
слышен даже в лавке и на причалах.
   Она соблазняла его среди