покойно сказала Дина.
   С похмелья в голове у него стоял грохот.
   - Ты не боишься, что тебя выгонят?
   - Нет, - равнодушно ответил он.
   Дина оторопела от такой откровенности, но тут же оправилась:
   - Собирайся на работу!
   - Что прикажет хозяйка Рейнснеса? Обслужить ее спереди или сзади?
   За окном ветер гремел железным ведром.
   Она ударила его. Со всей силы. Тут же у него из носа  хлынула  кровь.
Он сидел на кровати и смотрел на Дину. Кровь текла все сильнее.  Красная
горячая река струилась по губам, по шее и подбородку. Стекала в открытый
ворот рубахи, окрашивая красным рыжие волосы на груди.
   Фома не вытирал кровь. Сидел неподвижно со злой усмешкой,  кровь  все
текла и текла.
   Дина кашлянула. Ее слова громыхнули, как камнепад:
   - Утрись и ступай работать!
   - Сама утри меня! - хрипло сказал он и встал.
   В нем мелькнула угроза. Такого с ним не бывало. Дина уже не понимала,
как раньше, о чем он думает.
   - Почему это я должна вытирать тебя?
   - Потому, что ты пустила мне кровь!
   - Ты прав, - неожиданно мягко сказала она и оглядела  комнату.  Нашла
полотенце, взяла его и с кривой усмешкой протянула Фоме.
   Он не взял полотенца. Тогда она подошла и осторожно вытерла ему лицо.
Это не помогло. Кровь продолжала идти.
   И вдруг между ними пробежала искра! Яркая, как фосфорическая вспышка,
в этой полутемной, почти пустой комнате.  Неудержимая,  грубая  страсть!
Сестра ненависти и мести.
   От Фомы пахло перегаром и конюшней. От Дины - розовой туалетной водой
и потом.
   Она отдернула руку, словно  обожглась.  И,  широко  раздувая  ноздри,
попятилась к двери.
   - Это ты виновата, что у меня течет кровь! - крикнул он ей вслед.

***

   В первое воскресенье после Нового года в церкви огласили  предстоящее
бракосочетание Стине и Фомы.
   - Не знаю, что с ними будет, - без конца повторяла Олине.

***

   Дина снова перенесла виолончели в залу.
   - Мечты, что прикажете с ними делать?  -  любила  говорить  Олине.  -
Иногда  они  проходят  быстро,  и  конец  у  них,  как  правило,  бывает
печальный. А иногда носишь их в себе всю жизнь.
   Интермеццо в Доме Дины было окончено.

   Я Дина. Кругом люди. Я их встречаю. Потом, рано  или  поздно,  дороги
расходятся. Это я знаю.
   Один раз я видела то, чего никогда не видела раньше. Видела это между
пожилыми людьми, епископом и его женой.  Любовь  -  это  волна,  которая
существует только для того берега, о который она бьется. Я не  берег.  Я
Дина. Я наблюдаю такие волны. Я не могу дать себя захлестнуть.

   Вениамин уже привык, что они с Диной живут в  разных  домах.  Он  сам
решил, что переедет в Дом Дины. Ему хотелось опередить Дину.
   Он сильно вырос за последний год. Но высоким не стал,  он  вообще  не
обещал стать высоким. Вениамин молча наблюдал за всем,  что  происходило
вокруг. Спрашивал и отвечал, словно оракул. Коротко и вразумительно.  Он
больше не цеплялся за  Дину.  Что-то  в  нем  изменилось  после  Дининой
поездки в Тромсё. А может, после смерти матушки Карен?
   По нему не было заметно, что  он  тоскует  по  ней,  что  ему  ее  не
хватает. Но он часто заходил без Ханны в комнату матушки Карен. Там  все
было  как  прежде.  Застеленная  кровать.  Горка  белоснежных  кружевных
подушек в изголовье, похожая на неподвижные  крылья  улетевшего  ангела.
Книжный шкаф с ключом в замочной скважине.
   В этой комнате Вениамин скрывался, пока его  не  начинали  искать  по
всему дому. Он почти перестал бывать в большом доме, а  если  бывал,  то
сидел на полу, скрестив ноги,  возле  книжного  шкафа  матушки  Карен  и
читал.
   Он учился легко, но рад был случаю побездельничать. В большой дом  он
заходил редко, только чтобы взять книги. И хотя Юхан увез  с  собой  все
книги по философии и религии, в шкафу осталось еще много романов.

***

   Вениамин читал Ханне вслух. Они часами сидели у белой кафельной печки
в Доме Дины и читали книги матушки Карен.
   Стине не прогоняла их, если они вели себя тихо. Время от времени  она
напоминала им:
   - Осталось мало дров. Или:
   - В бочке нет воды.
   И Вениамин знал, что,  если  поблизости  нет  работника,  эту  работу
придется выполнить ему. Бывало, поднимаясь из лавки  или  с  берега,  он
останавливался  и  в  изумлении  глядел  на  большой  белый  дом.  Потом
переводил взгляд на  голубятню,  стоявшую  посредине  двора,  и  начинал
думать уже о другом.
   Иногда ему становилось больно, но он не понимал отчего.

***

   Вениамин замечал многое, чему раньше  как-то  не  придавал  значения.
Фома, например, всегда принадлежал Дине. Как Вороной или виолончель.  До
тех пор, пока он не женился на Стине и они не переселились в Дом Дины.
   Понадобилось всего несколько вечеров, проведенных у  кафельной  печки
за какой-то работой, чтобы Вениамин понял: Фома  больше  не  принадлежит
Дине. Правда, и Стине он тоже не принадлежал, хотя и спал  с  нею.  Фома
принадлежал только самому себе.
   Вениамина пугало, что человек может принадлежать  самому  себе,  хотя
живет и не в собственном доме. Дина, с ее виолончелью, превратилась  для
него в далекие звуки, доносившиеся из залы.
   Вениамин жил в этом доме, чтобы научиться принадлежать самому себе.

ГЛАВА 18

   Кто нашел добрую  жену,  тот  нашел  благо  и  получил  благодать  от
Господа.
   Книга Притчей Соломоновых, 18:22

   Андерс ушел на Лофотены в январе, чтобы закупить рыбу.  Не  успел  он
вернуться домой, как стал готовиться  к  поездке  в  Берген.  Его  жизнь
представлялась одним бесконечным морским переходом. Стоило ему  провести
несколько недель на берегу, и он начинал чувствовать себя не  на  месте,
но никому не говорил об этом.
   Случалось,  что   с   пароходом   приезжали   какие-нибудь   люди   и
останавливались ненадолго в Рейнснесе. Но уже не так часто, как раньше.
   А вот в лавке, напротив,  всегда  было  полно  народу.  Динина  мысль
закупить муку в  Архангельске  оказалась  весьма  удачной.  Весной  люди
остались без хлеба, и Дина хорошо заработала  на  этой  муке.  Разошелся
слух, что в Рейнснесе за сушеную рыбу можно  получить  муку,  снаряжение
для лова и  вообще  все  необходимое.  Благодаря  этому  у  Андерса  был
солидный фрахт в Берген.

***

   Стине больше не ела в большом доме. Теперь она сама готовила пищу для
своей семьи. Но на ней остались все ее прежние обязанности. Она с утра и
до позднего  вечера  была  занята  работой,  однако  из-за  ее  плавных,
скользящих движений это было как-то не заметно.
   Постепенно Стине изменилась. Эти перемены начались с того дня,  когда
она перенесла в новый дом свои нехитрые пожитки. Она улыбалась, перенося
котелки, в которых варила отвары и мази. Перенося  из  погреба  большого
дома свои травы, напевала  что-то  на  лопарском,  которым  пользовалась
очень редко.
   Прежде  всего  она  выскоблила  и  вымыла  весь  дом.  Вытерла  пыль.
Заставила Ханну и Вениамина помогать ей и вырезать для полок  затейливые
кружева из цветной бумаги. Проветрила  тюфяки  и  перины.  Разложила  по
шкафам и комодам приданое, полученное от Дины.
   Дом всегда был открыт. Стине  принимала  всех,  кто  к  ней  заходил.
Просто из любопытства или за каким-нибудь снадобьем.
   Можно сказать, она отбила хлеб у Олине. Теперь большая  часть  людей,
приходивших в лавку, навещала Стине, а не синюю кухню  Олине.  Приходили
главным образом за травяными отварами и мазями. А иногда и по  причинам,
о которых не хотели говорить при посторонних.
   Руки у Стине были добрые и  теплые.  Глаза  светились  радостью.  Той
весной гаг у нее было больше, чем обычно. Она кормила  птиц  и  собирала
пух, строила из  ящиков  укрытия,  чтобы  сидевшие  на  яйцах  птицы  не
страдали от дождя и ветра. Когда подходил срок, она собирала  птенцов  в
передник из грубой ткани и относила их к морю.

***

   Первое время после женитьбы Фома был похож на оглушенного быка. Потом
перестал противиться судьбе. Его лицо постепенно  разгладилось,  морщины
исчезли. Словно Стине с утра  до  вечера  мыла  его  своими  отварами  и
розовой водой. Или прибегала к не известному никому средству.
   Когда  ее  живот  под  передником  заметно  округлился,  Фома   начал
улыбаться. Сперва осторожно. А потом уже  сиял  так,  что  соперничал  с
солнцем и своими бронзовыми от загара руками.
   Фома думал, что это какое-то колдовство. Шли дни и ночи, и он уже  не
мог оставаться равнодушным и холодным. Стине излучала тепло.
   Она ничего от него не требовала. Но заботилась о его одежде и ставила
перед ним еду. Следила, чтобы он отдыхал. Приносила ему в поле ведерко с
кислым молоком. С доброй улыбкой ставила молоко на землю и уходила.
   Видно, она не привыкла ничего получать даром.  В  свадебную  ночь  он
овладел ею торопливо и сердито,  думая  о  том,  что  у  нее  было  двое
незаконных детей.
   В последнее мгновение ему почудилось, будто он лежит  между  могучими
ляжками Дины. Потом Стине подоткнула вокруг него одеяло и  пожелала  ему
доброй ночи. Но Фома не мог спать. Он лежал в  полумраке  и  смотрел  на
лицо Стине.
   Стоял сильный мороз. И вдруг он увидел, что  она  ежится  от  холода.
Тогда он встал и затопил печь.  Чтобы  сделать  ей  приятное.  Он  вдруг
осознал, что она тоже человек. И  что  она  не  приглашала  его  в  свою
постель.

***

   Очень скоро Фома понял,  что  если  Стине  и  пыталась  добиться  его
расположения с помощью лопарского колдовства, то выиграл от этого только
он сам.
   Все чаще и чаще он с застенчивой радостью искал ее близости. Для него
было чудом, что она никогда не отказывала ему. Чем осторожнее он  с  ней
обращался, тем горячее и охотнее она ему отвечала. И хотя ее  чужеродные
глаза жили своей особой жизнью, сама она всегда была с  ним.  И  днем  и
ночью.
   Тем временем в ней рос ребенок.  Законный  ребенок,  у  которого  был
отец, уже заботившийся о нем  и  записанный  в  церковных  книгах.  Если
когда-то Стине и мечтала о другом муже, она никогда не говорила об этом.
Если и понимала, что получила Фому от своей повелительницы, как получала
от нее белье, платья, а иногда  и  кусочек  душистого  мыла,  то  сумела
превратить его в свою собственность.
   В тот день, когда Стине сказала Фоме, что у  них  будет  ребенок,  он
обнял ее и стал шептать ей всякие ласковые слова. И не  стыдился  этого.
Фома мало что знал о  любви.  Он  всегда  ждал  Дининого  слова,  кивка,
прогулок верхом, ее настроения, ее всепожирающей страсти.  Такая  любовь
подавляла его. Вся его молодость прошла под знаком тайной жизни. И вдруг
он от этого освободился.
   Теперь он редко вспоминал о владелице Рейнснеса. Он работал в поле. В
хлеву. В лесу. Работал ради Стине и ребенка.

ГЛАВА 19

   Не называйте заговором всего того, что народ сей называет  заговором;
и не бойтесь того, чего он боится, и не страшитесь.
   Книга Пророка Исайи, 8:12

   Однажды к причалу Рейнснеса без всякого уведомления подошел карбас  с
казенкой, на котором  прибыл  ленсман.  Седой  серьезный  ленсман  хотел
поговорить с Диной наедине.
   - Что случилось? - спросила она.
   - В Трондхейме арестовали русского. Дина оцепенела:
   - Какого русского?
   - Лео Жуковского, который несколько раз гостил в Рейнснесе!
   - За что же?
   -  За  государственный  шпионаж!  И  оскорбление   его   королевского
величества!
   - Какой еще шпионаж?
   -  Фохт  сказал,  что  за  ним  следили  уже   давно.   Он   допустил
неосторожность, и его арестовали на территории тюрьмы. Он пришел туда за
каким-то пакетом. Управляющий знал, что рано или поздно Жуковский придет
туда. Помощник судьи считает, что связным у этих политических  смутьянов
был прежний управляющий. Лео Жуковский  попал  в  ловушку.  Пакет  долго
лежал там... Он содержал шифр...
   В тихом голосе ленсмана слышалась угроза. Наконец его голос перешел в
негромкое рычание:
   - Директор тюрьмы сказал, что этот пакет ему передала  Дина  Грёнэльв
из Рейнснеса!
   - Ну и что из того?
   - А то, что моя дочь может оказаться замешанной в позорном  шпионаже!
Что у нее были доверительные отношения со шпионом! И что этот человек ел
и пил за одним столом с ленсманом!
   Лицо Дины  посерело,  как  старый  папирус.  Прищуренные  глаза  были
окружены сеткой морщин. Она ходила между окном и ленсманом.
   - Но это книга, отец! Я оставила там стихи Пушкина. Мы с  Лео  вместе
читали их. Конечно,  ему  приходилось  переводить  мне.  Я  же  не  знаю
русского.
   - Что за глупые выдумки!
   - Это не выдумки!
   - Ты должна сказать, что не оставляла там эту книгу!
   - Но ведь я ее оставила!
   Ленсман вздохнул и схватился за сердце.
   - Позволь  тебя  спросить,  почему  ты  делаешь  такие  глупости?!  -
воскликнул он.
   - Мы подчеркивали  в  книге  отдельные  слова,  в  ней  нет  никакого
шпионского шифра. Это просто слова, которые я пыталась выучить.
   - Нет, там подчеркнуты  другие  слова.  Этот  шифр  был  там  записан
раньше.
   Ленсману  была  нестерпима  мысль,  что  его  дочь  может   оказаться
замешанной в таком деле, у него больное сердце и вообще... Сперва он  не
хотел указывать в рапорте, что Дина в Трондхейме передала книгу для Лео.
Он пристально смотрел на Дину из-под кустистых бровей. Ледяным взглядом.
Будто она нанесла ему личное оскорбление,  подтвердив,  что  оставила  в
тюрьме этот злосчастный пакет. Он не желает, чтобы его имя было замешано
в этом скандале.
   - Смею напомнить, что я ношу фамилию Иакова! И мой долг - не скрывать
достоверных сведений. Ясно?
   Ленсман  сжался,  словно  кто-то  ударил  его  молотком  по  затылку.
Казалось, даже послышался удар, и голова ленсмана  упала  на  грудь.  Он
захватил руками кончики усов  и  с  покорным  выражением  лица  свел  их
воедино.

***

   Кончилось тем,  что  ленсман  сдался  и  решил  считать  эту  историю
посланной ему Провидением. Она придаст ему веса в  глазах  фохта  и  как
отцу, и как ленсману. Он возвысится в глазах всего норвежского общества!
   Ленсман с удовольствием поразит их всех и покажет  им,  что  все  это
просто смешная ошибка. Лео  Жуковский  -  обычный  лоботряс  и  бродяга.
Шпион.  Это  же  надо  выдумать!  Из-за  войны  и  неурожая  люди  стали
подозрительно относиться ко всему, что  приходит  с  востока.  Почему-то
англичан и французов никто ни в чем не подозревает,  хотя  все  началось
именно из-за них, а вина русских состоит только в  том,  что  они  любят
выпить, поют свои песни на несколько голосов и привозят в Норвегию хлеб!
   Ленсман составил подробный отчет. Дина подписала свои показания.
   Но в голове у Дины еще продолжалась Крымская война. Звуки  виолончели
в тот вечер говорили о том, что Дина пытается вернуться в Трондхейм.
   Ленсман считал, что ее показания помогут освободить этого человека. А
как же иначе! Ведь ко всему прочему он помог потушить  в  Рейнснесе  тот
ужасный пожар. Благодаря своей смекалке и мужеству.

***

   Дину вызвали в  Ибестад  дать  показания  помощнику  судьи.  Об  этой
злосчастной книге с подчеркнутыми в  ней  местами,  которые  приняли  за
шифр.
   Помощник судьи любезно принял Дину и ленсмана. В кабинете уже  сидели
писец и двое свидетелей. Он начал с того, что  прочитал  все  документы,
потом Дина назвала свое имя; были соблюдены все формальности.
   Перевод подчеркнутых  слов  показывал,  что  Лео  Жуковский  обвиняет
короля Оскара I, а также господина Кнута Бонде, уважаемого гражданина  и
директора театра, в том, что они действовали заодно  с  Наполеоном  III.
Далее,  он,  не  называя  имен,  пытался  организовать  заговор   против
шведского короля!
   Дина весело рассмеялась. Помощник судьи должен  извинить  ее.  Но  ее
уважение к  шведскому  королю  было  несколько  подорвано  прежде  всего
матушкой Карен. Ведь это по ее воле шхуна из Рейнснеса плавала и плавает
под Даннеброгом.
   Ленсману стало стыдно. Но как отец,  а  стало  быть  заинтересованная
сторона, он, к  счастью,  должен  был  воздерживаться  от  замечаний.  И
поэтому не мог запретить Дине смеяться.
   - Ваше объяснение будет внесено в протокол и отправлено в  Трондхейм,
- предупредил Дину помощник судьи.
   - Дочь ленсмана не может не знать об этом! - парировала Дина.
   Он начал задавать ей вопросы. Она  отвечала  коротко  и  понятно.  Но
почти каждый ответ заканчивался вопросом.
   Помощник судьи подергал себя за усы и постучал пальцами по столу.
   - Значит, вы считаете, что речь идет только о  единичном  оскорблении
его величества в частной беседе?
   - Безусловно!
   - Но русский объяснял все иначе. Он не называл вашего имени в связи с
этим шифром. Признал только, что, очевидно, вы по  собственному  желанию
передали книгу, не предупредив его об этом.
   - Я понимаю, он не хотел впутывать меня в это дело.
   - Вы хорошо знаете этого человека?
   - Как и всех, кто останавливается у нас на одну-две ночи. В Рейнснесе
многие сходят на берег.
   - Но вы настаиваете, что этот человек подчеркнул  в  книге  некоторые
места во время, так сказать, светской забавы?
   - Да.
   - У вас есть свидетели?
   - К сожалению, нет.
   - Где это происходило?
   - В Рейнснесе.
   - Но почему вы передали книгу через такое место, как тюрьма?
   - Потому, что я была со своей шхуной в Трондхейме. Жуковский забыл  у
меня свою книгу, а я знала, что он там будет.
   - Откуда вы это знали?
   - Он что-то упоминал об этом.
   - Что он собирался там делать?
   - Об этом мы не говорили.
   - Но все же это не самое подходящее место для женщины, даже  если  ей
нужно всего лишь передать книгу.
   - Для мужчины - тоже!
   - А вы можете объяснить, почему  эта  книга  так  много  значила  для
Жуковского?
   - Это его любимый поэт. Вам должно быть так же хорошо известно, как и
мне, что люди часто возят с собой книги, которые  им  нравятся.  В  свое
время матушка Карен привезла с собой в  Рейнснес  два  больших  шкафа  с
книгами. Лео Жуковский любит Пушкина. И всегда возит с собой его  книги.
Он сам наверняка говорил об этом.
   Помощник судьи кашлянул и заглянул в свои бумаги. Потом кивнул.
   - Кто этот Пушкин?
   - Поэт, который написал все эти стихи. Эту книгу!
   - Я понимаю. Лео Жуковский не мог вразумительно объяснить, откуда  он
приехал и куда направляется. Вам об этом что-нибудь известно?
   Дина подумала, потом покачала головой.
   -  Подозреваемый  заезжал  в  Рейнснес  перед  тем,  как  приехал   в
Трондхейм?
   - Нет. Последний раз он гостил в Рейнснесе  весной  тысяча  восемьсот
пятьдесят четвертого года.
   - Этот... этот альбом со стихами все это время лежал в тюрьме?
   - Об этом вам лучше справиться у  управляющего  тюрьмой...  Мне  ясно
одно: кто-то сломал мою личную печать на частном пакете.
   - Гм-м...
   - Разве это допустимо, господин помощник судьи?
   - Это зависит от...
   - Но, господин помощник судьи! Пока они не сломали мою печать, они не
знали,  что  в  пакете!  Насколько  мне  известно,  закон  не  разрешает
вскрывать частные пакеты? Они нарушили мое право собственности!
   - Сейчас я не могу вам на это ответить.
   - А письмо? Где оно?
   - Какое письмо? - заинтересовался помощник судьи.
   - В пакете было письмо. Лео Жуковскому. От меня.
   - Здесь задаю вопросы я. А вы должны отвечать на них.
   - Хорошо, господин помощник судьи.
   - Я не слышал ни о каком письме, но наведу справки. Что  в  нем  было
написано?
   - Это было личное письмо.
   - Я понимаю, но это допрос.
   - Там было написано: "Если Магомет  не  идет  к  горе,  гора  идет  к
Магомету". И еще: "Варавва должен приехать в  Рейнснес,  если  хочет  во
второй раз избежать креста".
   - Что это означает? Это шифр?
   - Если и шифр, то к шведскому королю он не имеет никакого отношения.
   - Не забывайте, речь идет о короле Швеции и Норвегии!
   - Я помню об этом.
   - Что означают эти слова?
   - Они должны были напомнить господину Жуковскому, что мы в  Рейнснесе
по-прежнему гостеприимны.
   - Больше там ничего не было?
   - Ничего. Только подпись.