енно выпустили из рук канат. Тут уж Вениамин пошел прямо на дно.
Однако его быстро подхватили под мышки и вытащили из воды.
   В гнетущем молчании его положили на причал. Сперва Вениамин  пребывал
в каком-то оцепенении. Потом его  вырвало,  хотя  он  был  уже  мертвый.
Рыбаки оказались перевернутыми вверх ногами, небо  находилось  на  месте
моря, и все это с бешеной скоростью вращалось вокруг него.
   Значит, ему предстояло  не  только  умереть,  но  и  быть  вывернутым
наизнанку.
   Его отнесли в помещение и раздели.  Андерс  коротко  приказал  подать
горячей воды, шерстяное белье и овчинные одеяла.
   Юнга, помогавший коку, скулил, что он не виноват. Он отошел в сторону
и хотел выйти на улицу, но голос Андерса распорол воздух:
   - Сегодня никто не пойдет на берег! Все останутся здесь!  Думаю,  мне
придется кое об кого почесать кулаки!
   Недовольный ропот пробежал среди рыбаков. Но все остались.
   Вениамина завернули в теплые  одеяла  и  уложили  в  постель.  Андерс
выбрал четверых рыбаков, которые участвовали в  развлечении.  Теперь  он
был совершенно спокоен. Он  вызывал  каждого  по  имени,  точно  пастор,
который собирался привести их к  святому  причастию.  Вениамин  лежал  с
закрытыми глазами, но все слышал - его позор был напялен ему на  голову,
словно мешок. Значения первых звуков он не понял - ему было еще  слишком
плохо. В голове у него все смешалось,  как  булавки  в  жестяной  банке.
Потом ему почудилось, будто Олине  взбивает  мясной  фарш  в  деревянной
миске. Значит, Андерс  сперва  расчистил  себе  место  среди  табуреток,
снастей и бочек, а уже после этого заработал кулаками.
   Вениамин забыл о своих испытаниях и открыл глаза.
   Первый рыбак принял удары с какой-то мечтательной покорностью.  Между
ним и Андерсом вклинились другие  рыбаки.  Тогда  Андерс  превратился  в
мощную ветряную мельницу. Его руки и ноги били без промаху.  Вениамин  и
представить себе не мог, что Андерс способен на такое.
   - Да он спятил! - проговорил кто-то, но, получив  удар  в  глаз,  без
звука осел на ящики.
   Андерс налетел на следующего. Конечно, они скрутили бы его.  Если  бы
было за что. Но перед его праведным гневом они как  будто  утратили  всю
силу. И позволили ему избить себя.
   Рыбак, который почти не принимал участия в крещении Вениамина в бочке
с печенью, а теперь стоял на ящиках, крикнул, не выдержав:
   - Остановись, Андерс! Остановись, ради Бога! Андерс прыгнул на него с
диким воем. Рыбак был невысокий, но плотный и сильный.  Кроме  того,  он
был почти не пьяный. Вениамин испугался  за  Андерса.  Но  когда  Андерс
наконец поднялся и привел в относительный порядок свою одежду,  рыбак  с
окровавленным лицом лежал на неструганых досках пола. Он медленно  вытер
лицо, глаза  и  выдавил  из  себя  улыбку,  чтобы  не  потерять  остатки
собственного достоинства.
   - Успокойся, Андерс! - выдохнул он. -  Мы  поняли,  что  ты  способен
навести порядок в собственном доме! Мы все поняли! Парень не рыбак,  это
всем ясно. Но ему чертовски повезло с отчимом! Я  вместе  с  тобой  буду
следить, чтобы с ним больше ничего не случилось. А теперь остынь!

***

   Потом Андерс заставил всех по очереди подойти  к  койке  Вениамина  и
пожать ему руку. Это было ужасно. Вениамин не мог вымолвить ни слова. Но
он никогда не сказал Андерсу, что они назвали его ведьминым выродком. Он
был убежден, что это стоило бы жизни тому, кто придумал такое прозвище.
   С тех пор с ним обращались как  с  драгоценной  булавкой,  о  которую
можно больно уколоться. Андерс предстал перед рыбаками  в  новом  свете.
Правда, после  учиненной  расправы  он  несколько  дней  обматывал  руки
тряпками и пытался скрыть это под рукавицами. Нелегко быть  великаном  с
обычными человеческими суставами.
   Из случившегося Вениамин вынес, во-первых, то, что Андерс  ради  него
способен превратиться  в  ветряную  мельницу,  и,  во-вторых,  что  даже
взрослые мужчины не всегда могут скрыть свой стыд. Рыбаки были похожи на
стаю бакланов на  птичьем  базаре.  С  переменой  ветра  они  все  разом
поворачивали головы.
   Вениамин чувствовал себя виноватым перед ними. И простил их  всех.  А
что ему еще оставалось?
   На  душе  у  Вениамина  было  скверно.  Теперь  его  окружало  липкое
молчание. И когда закипал котел с рыбой, его начинало тошнить от  одного
запаха. Этот запах навсегда отбил у него вкус к вареной треске.

***

   Они вернулись в Рейнснес измученные разделкой рыбы и тоской по  дому.
За это время Стине наняла новую служанку - Элсе Марию  с  Бьяркёйя.  Она
должна была заменить  уехавшую  Ханну  и  научиться  вести  хозяйство  в
большой усадьбе.
   Вернуться домой после суровой жизни в обществе рыбаков было все равно
что излечиться от долгой и тяжелой болезни. Вениамин  почти  забыл,  что
Дина уехала из Рейнснеса.
   Сперва он  вымылся  со  всеми  в  бане,  истопленной  специально  для
рыбаков, вернувшихся с Лофотенов. Солнце пронзало пар  огненными  мечами
всякий раз, как отворялась дверь бани. Женщины  приносили  то  воду,  то
дрова. На мгновение мужчины представали  перед  ними  в  своем  истинном
виде. Нагими.
   Такое  зрелище  могло  испугать  кого  угодно.  Одно  дело  -  одетым
мальчишкой сновать среди моющихся, другое - мыться  вместе  с  ними  как
равный. Вениамин был хорошо сложен, у него было сильное  тело,  но  этот
процесс как будто еще не завершился. Ему было стыдно. Утешало  лишь  то,
что за это время он немного вырос. Это заметили уже на берегу.
   - А Вениамин-то какой большой стал! Вон у него какие ножищи! И усы!
   - Мы кормили его рыбьим жиром и растягивали на сушилах  для  рыбы!  -
отшутился Андерс.
   Вениамин действительно вырос. Но ему было стыдно, что о  нем  говорят
как о теленке.
   Он уже давно знал: есть какой-то особый смысл в том, что все  мужчины
моются вместе. А женщины приходят и уходят, прислуживая им.
   Один за  другим  мужчины  выходили  из  бани  с  мокрыми  волосами  и
подстриженными бородами. Кое-кто еще не  успел  приладить  подтяжки  или
застегнуть рубаху. Им хотелось показать пышную растительность на  груди.
Конечно, не нарушая приличий. Вениамин видел, как они лапают пробегающих
мимо девушек. Разве они решились бы на такое в  любой  другой  день?  Но
сегодня день был особенный, и девушки стояли неподвижно и улыбались. Был
свой смысл в том, что день или два они позволяли к себе прикасаться.
   Девушки были под запретом. И вместе  с  тем  нет.  Только  надо  было
знать,  как  к  ним  подступиться.  Или  быть  достаточно  волосатым   и
бородатым.
   Что бы там ни было, а Вениамин  мылся  в  бане  вместе  с  мужчинами!
Внутри было тесно, душно  и  пахло  мылом.  Пока  Вениамин  одевался  за
развешенным парусом, Tea налила в деревянную бадью чистой горячей  воды.
Теперь была очередь Андерса. Ему терли спину, а он добродушно  беседовал
с рыбаками. Вениамин слышал, как Андерс плещется в воде, дразня Tea тем,
что у нее тяжелая рука.
   - Твоему возлюбленному не позавидуешь! Такая ручища!
   - Нет у меня никакого возлюбленного! А если хочешь испытать, какая  у
меня рука, я тебя приласкаю! - отшучивалась Tea.
   Так она позволяла себе разговаривать с Андерсом только в банный день.
В этом не было никакого сомнения.
   Общий смех свидетельствовал о том, что ее дерзкий ответ всем пришелся
по душе. Андерс, сидевший в деревянной бадье, смеялся вместе  со  всеми.
Вениамин видел его спину, торчавшие из бадьи волосатые руки и ноги.  Ему
хотелось быть таким же. Если бы он был сыном Андерса, он по крайней мере
знал бы, каким станет через несколько лет. А у висевшего на стене Иакова
не было ничего, кроме красивого лица. Кто знает,  какое  тело  станет  в
будущем у его сына?
   Вениамин надевал рубаху,  когда  между  натянутым  парусом  и  стеной
показалось  розовое  лицо,   обрамленное   растрепавшимися   золотистыми
волосами. Широко открытые голубые глаза сверкали, как  играющая  в  воде
форель. Вениамин не мог оторвать глаз. Это длилось мгновение. Потом лицо
покраснело и исчезло. Элсе Мария с Бьяркёйя!
   - Смотри не сглазь там за парусом нашего паренька! - крикнул один  из
рыбаков.
   - Я не знала... Меня прислали за зеленым мылом, - оправдывалась она.
   Рыбаки засмеялись. У Вениамина было  чувство,  будто  кто-то  щекочет
его, водя соломинкой по его телу. Он весь покрылся гусиной кожей.  Сунув
ноги  в  деревянные  башмаки,  он  выбрался  из  своего  укрытия,  чтобы
продемонстрировать всем, что Элсе Мария не видела его голым.
   Она уже ушла. Но ее лицо светлой пеленой лежало на всем, на что падал
его взгляд. Он стоял в дверях и пытался вызвать в памяти ее  образ.  Ему
хотелось, чтобы она подошла к нему. Приникла, как  одежда  к  телу.  Как
ветер. Хотя бы на миг.
   Но этого никто не должен был видеть!

***

   Вениамин явился  на  кухню  к  Олине  и  поразил  ее  привезенным  ей
подарком. Но пришел-то он туда ради Элсе Марии.
   Она шинковала лук для печени. Деревянные башмаки были надеты  у  него
на  босу  ногу.  Он  ввалился  прямо  с  мороза.  Она  подняла  на  него
прекрасные, полные слез глаза. Но слезы-то были вызваны луком.
   Вениамин представил себе, как  вел  бы  себя  на  его  месте  Андерс.
Поэтому он расправил плечи, обнял Олине и преподнес ей сверток с  тканью
на платье. Склонившись к Олине, он мог без помех  разглядывать  девушку,
которая шинковала лук.  Красивая,  округлая  фигура.  Красивее,  чем  он
помнил. Вспоминал ли он за это время Элсе  Марию?  Трудно  сказать.  Его
слишком долго не было дома. Тромсё. Лофотены... Теперь-то  он,  конечно,
думал о ней.
   Даже не покраснев, Вениамин беседовал с Олине.
   - Это что же такое! - приговаривала  она,  разглаживая  ткань  обеими
руками. - Спасибо тебе, Вениамин! Большое спасибо!
   Он позволил ей обнять себя и услышал, что он  на  редкость  добрый  и
заботливый мальчик. Элсе Марии полезно было это узнать.
   - Я вижу, у тебя появилась помощница? - сказал он.
   - Так это ж Элсе Мария, ты ее знаешь. Она будет жить у нас до  осени.
- Олине милостиво кивнула в сторону девушки.
   Стараясь ничего не  задеть  своими  деревянными  башмаками,  Вениамин
подошел к Элсе Марии и поздоровался с ней  за  руку,  как  его  когда-то
учили здороваться с новой прислугой в доме. Рука у  нее  была  холодная,
влажная и пахла луком.
   Золотистые волосы кудрявились на висках. Они  были  заплетены  в  две
длинные косы, как и в тот раз, когда  он  вез  ее  в  тележке  по  полю.
Веснушек у нее стало меньше. Но свет, окружавший ее  фигуру,  был  ярче,
чем раньше. Такой могла бы быть хюльдра.

***

   Вениамин стал так часто заглядывать на кухню, что это не укрылось  от
Олине. Она над ним не подтрунивала.  Вовсе  нет.  В  ее  голосе  звучало
предостережение.
   - Ты, Вениамин, мужчина,  а  не  помощник  кухарки,  -  прищурившись,
сказала она через несколько дней. Ее зрачки сверлили  его  сквозь  узкие
щелки.
   Вениамин пробовал держаться по-мужски и подмигивал Элсе Марии,  когда
Олине этого не видела. Но девушка не смела поднять на него глаза.
   Он перестал приходить на кухню, однако подстерегал Элсе Марию,  когда
та шла в хлев или еще куда-нибудь. Мысли о ней могли озарить любой день,
даже самый беспросветный.
   Вениамин часто требовал, чтобы ему в комнату принесли то теплой воды,
то полотенце, то еще чего-нибудь. Особенно когда знал, что все заняты  и
сделать это может только Элсе Мария.  Точно  нежное  прикосновение,  она
появлялась в дверях. И исчезала, прежде чем он успевал поблагодарить ее.
Однажды он быстро подскочил к ней и схватил за руку.
   - Подожди, Элсе Мария! - задыхаясь, проговорил он и прикрыл  дверь  в
коридор.
   - У меня много работы! - Она тоже дышала с трудом.
   - Что ты делаешь?
   - Убираю южную комнату. С пароходом должен прибыть гость.
   Она пахла морем и солнцем. Он прижал ее к  дверной  притолоке,  потом
обнял. Крепко, на случай если она попытается убежать.
   Сперва она действительно хотела вырваться.  Потом  затихла.  Он  даже
подумал: "Что же мне теперь делать?"
   Оба тяжело дышали.  Он  поднял  руку  и  погладил  ее  по  щеке.  Она
вздохнула и переступила с ноги на ногу. И все время не спускала  глаз  с
чего-то на противоположной стене.
   - Давай встретимся  вечером  возле  летнего  хлева?  -  прошептал  он
наконец.
   - Не могу.
   - Почему? Ты же приходила туда раньше?
   - Олине.
   - Твои вечера принадлежат тебе, а не Олине. - Да, но...
   И вдруг он сказал по-взрослому, даже не понимая, откуда к нему пришли
эти слова:
   - Но сама Олине, как и все остальное, принадлежит мне!
   Элсе Мария уставилась на него:
   - Значит, хозяевам Рейнснеса принадлежит и кухарка, и все-все?
   - Конечно! - Он засмеялся, обращая все в шутку.
   - Теперь уж я точно не посмею прийти к летнему хлеву! - Она вырвалась
и захлопнула за собой дверь.

***

   Вениамин постоянно  подстерегал  Элсе  Марию.  Не  таясь  помогал  ей
приносить воду или дрова.
   Конечно, он помнил, что она только служанка, но это ничего не меняло.
Он должен был добиться ее расположения.
   Однажды Олине позвала его в буфетную. Она сидела на одном  из  обитых
парчой кресел, которые стояли там, потому что пользовались ими только  в
исключительных случаях.
   - Я все вижу и слышу, Вениамин, - сказала Олине. Он стоял у двери, не
понимая, куда она клонит.
   - Для меня не секрет, что ты Элсе Марии проходу не даешь.
   Лучше было не возражать ей.
   - Так вот, знай, я взяла на себя ответственность за эту девушку!
   Ему оставалось только выслушать ее до конца.
   - Ты уже взрослый, Вениамин. И знаешь, что мужчины готовы на  многое,
лишь бы проникнуть в комнату к служанкам. Почему, ты  думаешь,  никогда,
если не считать бедняжки Стине, но то случилось  много  лет  назад  и  в
конторе при лавке... Почему, ты думаешь, прости мне, Господи, грехи  мои
тяжкие, в Рейнснесе никогда больше не случалось такого позора? А потому,
что я всегда следила за порядком и сон у меня легче, чем у бабочки!
   - Я бы никогда не причинил зла  Элсе  Марии!  У  него  покраснело  не
только лицо, но и все тело.
   - Ну так докажи мне это! - строго сказала Олине.  Она  задумалась,  и
Вениамину показалось, что она сейчас заплачет.
   - Создатель  мой  милостивый,  до  чего  же  ты  похож  на  покойного
Иакова!.. - проговорила она и тут же продолжала без всякого перехода:
   - Господь накажет тебя, если ты не перестанешь бегать за Элсе  Марией
и доведешь ее до беды...
   - Но, Олине!
   - Тебе никто не говорил, что наследнику Рейнснеса  негоже  бегать  за
служанками?
   - Не-ет...
   - Ну так знай! - Олине  хлопнула  себя  ладонями  по  ляжкам,  и  они
задрожали. Она встала.
   Вениамин не знал, как ему снова добиться ее расположения.
   - Но мне очень нравится Элсе Мария! - прошептал он.
   На мгновение лицо Олине как будто озарилось солнцем.  Она  распахнула
объятия и подошла к нему:
   - Вениамин, мальчик мой, как же ты похож на  Иакова!  -  Она  провела
рукой по глазам. - Пойми, любовь в твоем возрасте так мимолетна. Ведь ты
не хочешь испортить Элсе Марии всю жизнь? Допустить, чтобы люди стали  о
ней судачить?
   - Нет, конечно.
   Что-то застряло у него в горле.
   - Вот и оставь ее в покое. Она помолвлена с Эвертом  Стейнбаккеном  с
Хасселёйя и должна научиться у нас вести хозяйство. К тому же она старше
тебя на два года. Ты еще ребенок. Добрый ребенок...
   Олине снова чуть не заплакала. От одного этого можно было сгореть  со
стыда.
   Вениамин так ничего и не  добился.  Во  всяком  случае,  он  уехал  в
Тромсё, не повидавшись с Элсе Марией у  летнего  хлева.  Ему  оставалось
посмеиваться про себя и утешаться тем, что  и  время  года  к  этому  не
располагало.

ГЛАВА 7

   Андерс даже не спросил, почему Вениамин перед  Рождеством  съехал  от
кожевника.
   Несколько раз Вениамину казалось, будто Андерс все знает. Но все-таки
чаще он думал, что Андерсу ничего не известно. Людям  не  следует  знать
слишком много. Голова у него была так забита  одним,  что  ни  для  чего
другого в ней просто не осталось места.
   Нет, Андерс ничего не сказал. Он только распорядился, чтобы сундук  и
все вещи Вениамина перевезли от кожевника в дом купца Сёренсена, который
стоял на площади. К приезду Вениамина в Тромсё его вещи были уже там.
   Комната Вениамина была расположена на чердаке. Она была  изолирована,
и от лестницы ее отделял темный чердак. Семья Сёренсена состояла из семи
человек. Вместе с  Вениамином  за  столом  сидело  восемь.  Больше  всех
говорила хозяйка. Она знала все про всех  и  жаждала  поделиться  своими
знаниями с другими. Вениамину было интересно, знает ли  она,  почему  он
уехал от кожевника. Но знал ли он это сам?
   Он набрался терпения и ждал, понимая, что, если ей  что-то  известно,
она не сможет долго держать это в себе.

***

   Грехи искупаются трудом - учит Священное Писание.
   Был уже март, и ректор выразил сожаление,  что  болезнь  так  надолго
оторвала Вениамина от занятий. Но если он хочет заниматься дополнительно
и все-таки выдержать экзамен, это, конечно, будет ему позволено.
   "Какая болезнь?" - чуть не спросил Вениамин, но вовремя  спохватился.
Это все Андерс. Вениамин уже давно понял, что Андерс умеет давать нужные
объяснения.
   Ему оставалось только налечь на книги.
   Стояли слишком светлые дни, чтобы он мог позволить себе прогуляться к
дому кожевника, - ему хотелось посмотреть, живут ли они еще там.
   Он знал, какой дорогой кожевник ходит в свою мастерскую,  и  старался
держаться подальше. Несколько раз ему чудился запах  фру  Андреа,  и  он
невольно оборачивался. Но это всегда были другие женщины.

***

   Примерно в то время, когда он вернулся с Лофотенов и ему не дано было
встретиться у летнего хлева с Элсе Марией, потому что  она  принадлежала
Олине, у него появился какой-то странный недуг. А может, то был вовсе не
недуг, а пустота, возникшая в нем после того, как фру  Андреа  вышла  из
комнаты, даже не взглянув на него.
   Во всяком случае, стоило ему услышать запах женщины, как  он  начинал
искать его источник. Это было похоже на голод, который  постоянно  мучит
толстяков. Они никогда не могут наесться и продолжают есть, даже если их
уже тошнит от одного вида пищи. Словно пища способна защитить их от всех
невзгод.
   Вениамина тянуло к женщинам независимо от того, отталкивали  они  его
или  поощрительно  ему  улыбались.  Эти  создания  существовали,  и   он
чувствовал, что должен найти их, прежде чем они исчезнут.
   Фру Андреа уже исчезла, хотя и оставалась жить в доме кожевника.

***

   Дом купца Сёренсена  был  белый  и  шумный.  В  нем  всегда  кричали,
смеялись и веселились  дети.  Первое,  что  Вениамин  здесь  заметил,  -
открытые двери, они никогда не запирались.
   - Было бы счастье, да одолело  ненастье,  -  говорила  фру  Сёренсен,
когда случалось что-нибудь неприятное.
   Господин Сёренсен вел  торговлю  с  поморами.  На  днях  был  получен
королевский указ, разрешавший ввозить в Северную Норвегию  древесину  из
Архангельска. Теперь связи, которые у господина Сёренсена сложились  уже
давно, поддерживать будет значительно легче.
   Господин Сёренсен вставил большие пальцы в проймы  жилета,  и  вид  у
него был такой, будто этот указ издал он сам. Радостное событие отметили
жарким, скатерть быстро оказалась забрызганной жирным  соусом.  Вениамин
сидел с Сёренсенами за обеденным столом. Но  думал  только  о  том,  что
сейчас ест фру Андреа.
   Многочисленное и шумное семейство купца  утомляло  его.  В  Рейнснесе
тоже бывало много народу, но там во  всем  соблюдалась  мера.  Если  там
кто-то хотел остаться в одиночестве, ему было достаточно просто прикрыть
свою дверь и даже не запирать ее.
   Спасаясь от жаждущих общения чад господина  Сёренсена,  Вениамин  все
дни проводил у Софуса, они много занимались.

***

   Вениамин заметно вырос. Он всегда мечтал об  этом.  Но  все-таки  был
недоволен собой. Ему не нравились собственные запяст