опоместных  князьков.  Когда  хотели  --  обстреливали
красные  войска,  подходящие  к  Севастополю и Новороссийску (но стараясь не
наносить им существенного вреда  из  соображений  большой  политики),  когда
начинали  изображать  нейтралитет -- взрывали и топили жалкие остатки белого
флота,  уводили  в  Босфор  понравившиеся  им  гражданские  пароходы.  Снова
возвращались,  чтобы не оставлять без присмотра набирающего силу Врангеля, и
в конце концов бросили его и армию на произвол судьбы,  отказавшись  принять
доведенных  до отчаяния людей на свои просторные палубы и подписав тем самым
смертный приговор десяткам тысяч.
     Та гигантская боевая мошь. что представляли собой пять сверхдредноутов,
была в этой экспедиции совершенно не нужна. Каждый из линкоров  был  намного
сильнее    единственного    боеспособного   корабля   Черноморского   флота,
легкобронированного и до предела изношенного  в  походах  и  боях  "Генерала
Алексеева^  (он  же -- "Императрица Екатерина Великая"). Но Сеймур решил еще
раз показать всему миру, что с  Британией  не  шутят.  Окончательно  унизить
возомнивших   о  себе  русских,  под  дулами  пушек  увести  из  Севастополя
"Валгаллу", если потребуется -- разоружить последний черноморский  линкор  и
береговые  батареи.  А на обратном пути в отместку Мустафе Кемалю разгромить
Зонгуллакский порт. Ну  и  заодно  потренировать  в  приближенных  к  боевым
условиях  экипажи.  За  последнее  время  на  флот  пришло  слишком много не
заставшей войну молодежи.
     Воронцов вышел в море на "Валгалле". Бестактно было бы  мешать  Колчаку
своим  присутствием на мостике и в боевой рубке "Алексеева". Тем более что у
него была и своя задача. А план предстоящего  боя  они  отработали  со  всей
возможной  тщательностью, Дмитрий буквально заклинал адмирала не поддаваться
эмоциям, не отступать от диспозиции ни  на  шаг,  сколь  бы  заманчивыми  ни
казались  могущие возникнуть по ходу дела варианты. Ну и еще он полагался на
постоянную связь, которую должен был поддерживать по радио откомандированный
на эскадру мичман Белли.
     Подробнейший  инструктаж  получили  командиры  и  старшие  артиллеристы
линкора  и  трех  броненосцев,  с которыми Воронцов лично провел два десятка
занятий на тренажерах  и  несколько  учений  с  боевой  стрельбой.  Конечно,
невозможно  исключить  форс-мажоры  и  неизбежные  на море случайности, но в
целом Воронцов считал, что большего сделать уже невозможно.
     Локаторы "Валгаллы" показали, что британская эскадра в строю кильватера
идет пятнадцатиузловым экономичным ходом и,  сохраняя  прежний  курс,  через
полтора часа окажется в расчетной точке.
     Отряд  Колчака  крейсировал на две мили южнее границы двенадцатимильной
зоны.  Головным  --  "Генерал  Алексеев",  за   ним   "Евстафий",   "Иоанн",
"Пантелеймон".   Эсминцы   "Гневный",   "Пылкий",  "Дерзкий",  "Беспокойный"
держались в десяти кабельтовых мористее.
     Сама "Валгалла", слегка подрабатывая машинами, лежала  в  дрейфе  пятью
милями   к   осту.   Компьютерный   планшет   в  реальном  масштабе  времени
воспроизводил  всю  оперативную  обстановку.  На  четырех   полутораметровых
экранах  последовательно,  слева  направо, крупным планом Воронцов и Шульгин
могли видеть отдельно русскую и английскую  эскадры,  картину,  передаваемую
телекамерами  кругового  обзора  с  клотика  флагманского линкора Колчака, и
внутренний вид боевой рубки "Алексеева". В случае чего можно  будет  вовремя
заметить, если что пойдет не так, и успеть вмешаться.
     --  Как  в  народной сказочке, ~ усмехнулся Шульгин, впрочем, несколько
нервно:
     -- "Высоко сижу, далеко гляжу, не садись на пенек, не ешь пирожок..."
     -- Я бы предпочел, чтобы такая же картинка шла и из сеймуровской рубки,
-- не поддержал шутки Воронцов.
     -- Знал бы прикуп, жил бы в Сочи... ~ Как там твои орлы, не  мандражат?
--  сменил  тему  Дмитрий,  не  отрывая  глаз  от левого экрана и пристально
вглядываясь в изображение идущего головным "Эмиерора".  Что-то  ему  там  не
нравилось.  --  Видишь?  --  ткнул он пальцем в район единственной трехногой
мачты линкора.
     -- Вижу. И  раньше  видел.  Ничего  страшного.  Я  специально  Губанова
инструктировал, чтобы как минимум парочку фугасок именно сюда положил.
     -- Хорошо, если так. А то, может, передумаешь? И так справимся.
     --  Передумать  никогда  не  поздно. По обстановке решать будем. А орлы
нормально, в полном порядке. Знают, на что идут...
     -- Они-то знают, а тебе зачем? Шансов  в  лучшем  случае  пятьдесят  на
пятьдесят. И было бы ради чего...
     Шульгин, презрительно скривив губы, раскурил сигару.
     --  Я  как Раскольников. Страсть мне выяснить хочется, тварь я дрожащая
или право имею?
     -- Взрослый мужик, а дурак дураком. Возьми вон лучше, в рулетку сыграй,
-- кивнул он на Сашкину пистолетную кобуру. -- И быстрее будет, и дешевле.
     -- Слушай, Дим, не дергай ты меня понапрасну. Вот сделаю я это, и тогда
все. Никаких вопросов не останется вроде тех, что Колчак тебе и мы сами друг
другу сто раз задавали. Пойду я лучше переодеваться...
     -- Дело хозяйское. Только поверь мне -- ничего ты этим не  прояснишь  и
не  докажешь. Ни себе, ни другим. И Наполеон, и Гитлер сколько раз на фронте
жизнью рисковали и что из этого?..
     Сегодня адмирал Сеймур, сам не подозревая об этом, собирался внедрить в
международное право совершенно новый и плодотворный принцип -- война без  ее
об®явления  таковой.  Принцип, получивший развитие в следующие десятилетия и
обретший новое имя  --  вооруженный  конфликт.  Удачное  изобретение.  Можно
угробить в боях сотни тысяч человек, а потом об®явить это недоразумением или
провокацией.  Сколько  их  потом  было:  КВЖД,  Хасан, Халхин-Гол, испанские
события 1936-1939 годов и бесчисленные операции второй половины века, Ливан,
например, или Фолкленды... Но адмирал Сеймур вздумал быть первым.
     И вот наконец он увидел в стереотрубу, окуляры которой любезно повернул
к нему командир "Эмперора",  бледно-голубые  на  фоне  синего  неба  силуэты
русских кораблей.
     Адмирал  наизусть  знал  боевой  состав  любого  флота мира, тут он был
профессионалом, и обернулся к своим штабистам с  несколько  даже  удивленным
видом. В английском языке отсутствуют аналоги русской ненормативной лексики,
но  если  бы  удаетесь  адекватно  переложить  тон  и смысл слов Сеймура, то
получилось бы примерно то же самое.
     -- Вы только посмотрите, джентльмены,  позади  "Екатерины"  тащатся  их
старые жестянки, "Евстафий" и прочие. Он их что, на буксире за собой ведет?
     --  Очень  похоже,  ваше  лордство.  Обратите внимание, над трубами нет
дыма... -- почтительно согласился ближайший флаг-офицер.
     -- Я ожидал чего угодно. Что  они  по  опыту  Крымской  войны  вздумают
загородить  фарватер  старыми  кораблями,  что  под  прикрытием минных полей
попытаются затеять переговоры. Но выходить в море... Флотом у них  командует
сумасшедший.  Если  это действительно воскресший из мертвых Колчак, лучше бы
ему оставаться покойником..,
     -- Какие будут приказания, адмирал?
     -- Какие теперь могут быть приказания!  Мы  входим  на  севастопольский
рейд и посылаем на берег парламентера...
     Вахтенный  лейтенант  почтительно  повернулся к Сеймуру, отводя от глаз
бинокль.
     -- К нам приближается русский дестройер  (по  тогдашней  классификации,
эскадренный  миноносец, у которого артиллерийское вооружение преобладает над
торпедным).
     Вахтенному, как всякому нормальному лейтенанту, было интересно все.  Он
не  успел  к  прошлой войне и сожалел об этом. но сейчас ему посчастливилось
попасть Б самое начало новой. Ок видел вокруг чужое море  и  чужие  корабли,
зная  при  этом,  что  никто  на  всем  свете  не  в состоянии противостоять
британской морской мощи. Ну что вот этот миноносец, на что он  рассчитывает,
сигналя своим фонарем сильнейшей сегодня эскадре в мире?
     Вспышки  "ратьера"  были  отчетливо  видны даже на фоне сверкающего под
весенним солнцем неба.
     -- "Вы приближаетесь к территориальным  водам  России.  Прошу  сообщить
ваши  намерения и имеете ли вы согласие соответствующих властей на посещение
Севастополя н иных русских портов?" -- прочитал сигнал лейтенант.
     -- Не отвечать, -- коротко бросил Сеймур в окружающую его  почтительную
пустоту.
     --  Он  пишет  еще:  "В  случае неподтверждения разрешения на посещение
русских территориальных вод и портов имею сообщить, что морские силы  России
примут меры к пресечению нарушения суверенных прав".
     --  Не  отвечать, -- повторил лорд Сеймур. "Беспокойный", сблизившись с
головным линкором Британии на десять кабельтовых, переложил руль  на  правый
борт и начал подрезать нос "Эмперору". С верхнего мостика было хорошо видно,
что  его  трехтрубные  торпедные  аппараты  расчехлены и возле них шевелятся
матросы, очевидно, готовясь к залпу.
     -- Боюсь, господин адмирал, что если они  сейчас  веером  сбросят  свои
девять  торпед,  то  мы  не  успеем  увернуться, ~ стараясь быть невозмутимо
вежливым, сказал командир линкора.  Он,  в  отличие  от  своего  лейтенанта,
повоевать успел, причем боевое крещение принял на "Галатее", командуя вторым
отрядом  легких  сил  Гарвича,  столь  блестяще  проявившим  себя  в  бою  у
Доггер-банки.
     --  Чепуха.  Они  на  это  никогда  не  решатся.   Наблюдайте   за   их
броненосцами. Что они думают делать, по-вашему?
     --  Головной  линкор  русских  ложится  на  курс  сближения.  Дистанция
семьдесят кабельтовых. В случае торпедной атаки  он  может  поддержать  свой
эсминец  достаточно  прицельным  огнем.  А русские стрелять умеют Капитан не
добавил: "намного лучше нас", хотя опыт  войны  показал,  что  эффективность
стрельбы   английских  кораблей  при  Доггер-банке  составила  один  процент
попаданий, в  Ютландском  сражении  --  немногим  более  двух  процентов,  а
броненосного отряда Черноморского флота в бою у мыса Сарыч -- более двадцати
процентов.
     --  Чепуха!  То,  о  чем  вы  говорили, было семь лет назад. Сейчас там
просто некому уметь... Дайте предупредительный выстрел из носового  каземата
по курсу дестройера.
     В  это  время  "Генерал  Алексеев"  начал поворот к норду, одновременно
обозначая намерение возвращаться в Севастополь и выходя на пересечение курса
британского отряда.
     152-миллиметровый   снаряд   левого   бакового    орудия    "Эмперора",
сопровождаемый   верещанием   сорванных   направляющих   поясков,   пошел  к
"Беспокойному".
     Первый  выстрел  сражения,  знаменующего  наступление  новой  эры,  был
сделан.  Вообще  двадцатый  век  прославился  отчего-то  именно  выстрелами,
которые резко меняли ход истории. Торпедные выстрелы  японских  эсминцев  на
рейде  Порт-Артура,  выстрел  Гаврилы  Принципа,  выстрел "Авроры", выстрелы
эсэсовцев Науйокса в Гляйвице, выстрел неизвестной пушки в Майниле, начавший
советско-финскую  войну...  Можно  вспомнить  и  другие.  Но  вот  этот  был
по-своему особенный.
     "Беспокойный",  своевременно  (движение  ствола  боковой шестидюймовки)
увидев сорвавшееся с левого среза английского линкора белое  облачко,  резко
положил руль влево и включил машины враздрой: правая -- полный вперед, левая
-- полный назад. Поэтому снаряд вспенил высокий фонтан далеко в стороне.
     "Ваш  курс  ведет  к  опасности!"  -- мигнул на прощание англичанам его
сигнальный фонарь.
     -- Вот и все, -- удовлетворенно буркнул в  снежнобелую  бороду  адмирал
Сеймур.
     --  Наполеон  был  прав:  Бог на стороне больших батальонов. Сейчас они
начнут отход под прикрытие береговых батарей. Однако я все равно не понимаю,
зачем они вытащили в море свои никчемные старые броненосцы?
     "Не понимаешь -- остерегись", -- хотел ответить на его вопрос  командир
линкора,  но  промолчал.  Пока  старший  начальник  на  мостике  и руководит
операцией, с ним спорить не стоит.  Конечно,  по  уставу  можно  потребовать
раз®яснений о границах полномочий, только зачем?
     Сеймур тоже. как оказалось, испытывал смутные опасения.
     -- Примите левее, -- приказал он командиру. -- Пристройтесь в кильватер
русским. Вдруг они наводят нас на минные поля?
     В этот момент кормовая башня "Пантелеймона" окуталась облаком дыма.
     Был  бы адмирал Сеймур русским флотоводцем, он непременно воскликнул бы
нечто более  подходящее  для  изображения  на  заборе,  чем  в  исторических
хрониках.
     Два  двенадцатидюймовых  снаряда  легли  перед  носом  "Эмперора" очень
близким накрытием. Строго говоря, при тогдашних несовершенных дальномерах  и
прицелах  это  можно  было  считать  и  попаданием. Теперь тактика требовала
перехода на поражение беглым огнем из всех стволов эскадры.
     -- Боевая тревога, сэр? -- спросил командир линкора.  До  сего  момента
отряд шел по-походному: башни в диаметральной плоскости, пушки не заряжены и
даже не задраены водонепроницаемые переборки.
     --  Да,  черт  возьми! Боевая тревога! И пусть начинают молиться своему
Богу.
     Адмирал Сеймур упустил свой единственный шанс. Еще только что он мог бы
остаться  в  истории  как  заслуженный  английский   флотоводец,   пусть   и
допустивший  небольшую  тактическую  или  политическую  ошибку,  не сумевший
довести до конца определенное предприятие. Но это сохранилось  бы  только  в
адмиралтейских  рапортах  и  малотиражных исторических трудах, не интересных
никому, кроме специалистов.
     Однако  адмирал  решил  иначе.  Не  поняв,  что  противник   специально
вынуждает его на безусловный акт агрессии, Сеймур скомандовал:
     -- Залп!
     Положение  английского  отряда для открытия огня было самое невыгодное.
Действительно великолепные, рационально-красивые английские линкоры с  пятью
расположенными   линейно-возвышенно   башнями  343-миллиметровых  орудий,  с
двадцатиметровой  пирамидой  боевых  и   штурманских   рубок   в   основании
титанической  трехногой  мачты,  на  которой  размещались  самые  в то время
совершенные командно-дальномерные посты  и  приборы  управления  огнем,  при
таком  построении, имея на эскадре пятьдесят орудий главного калибра, смогли
ответить на залп "Пантелеймона" всего лишь из четырех стволов  двух  баковых
орудий  "Эмперора". А броненосная бригада Черноморского флота могла стрелять
по англичанам из двадцати четырех стволов только двенадцатидюймовых плюс  из
более чем сорока пушек калибром 203,152,130 миллиметров.
     Даже  один  из  восьмисоткилограммовых  снарядов "Эмперора" при удачном
попадании мог вывести из строя старый броненосец (Ленин назвал его  когда-то
"непобежденной территорией революции").
     Однако  легли все четыре снаряда с огромным недолетом. Таблицы стрельбы
всегда учитывают три фактора: расстояние до  цели,  угол,  под  которым  она
перемещается,   и  ее  предполагаемую  скорость.  Вот  в  третьем  параметре
англичане   и   ошиблись.    Скорость    отряда    была    определена    как
четырнадцатиузловая, на самом же деле русские линкоры уже шли на двадцати.
     И   в   результате   громадные   всплески  поднялись  на  гофрированной
черно-синей поверхности моря совершенно напрасно.
     Вот тут адмирал Сеймур и произнес историческую  фразу:  "Я  не  намерен
связывать   себя   движением  в  ту  сторону,  куда  меня  будет  приглашать
противник". Резон в этом, несомненно,  был.  Сохраняя  прежний  курс,  всего
через  двадцать минут британская эскадра оказалась бы в зоне действительного
огня  севастопольских  береговых  батарей.  Кроме  того,   Сеймур   опасался
подводных  лодок.  И  хоть  было  их в составе Черноморского флота всего две
после мгновенной гибели "Абукира", "Хога"  и  "Кресси"  от  торпед  немецкой
"LJ-9", англичане относились к подводной опасности очень серьезно.
     --  И  все равно я не понимаю, на что рассчитывает их командующий... --
цедил  адмирал  сквозь  зубы,  прижимаясь  лбом  к   каучуковому   нарамнику
стереотрубы.  Он  знал,  что  непонятным  образом  вернувшийся  на свой пост
русский флотоводец крайне умен, если судить по его  деятельности  в  мировую
войну,  и  никогда  бы  не  вывел  свой жалкий отряд в море на бессмысленный
расстрел. Разве только его ослепляет ненависть к предавшим  его  в  Иркутске
бывшим союзникам.
     --  Что  вы  по  этому  поводу  скажете,  коммодор?  --  обратился он к
командиру линкора.
     Коммодор Гуденефф был опытным  и  отважным  моряком,  командуя  отрядом
крейсеров  в  Ютландском сражении, заслужил крест Виктории, но с фантазией у
него было не очень.  Он  не  смог  подсказать  своему  флагману  единственно
верного в этой ситуации решения, потому что тоже не видел других опасностей,
кроме  мин  и  подводных лодок. Однако в разгар дня на глади почти штилевого
моря перископ атакуюшей лодки виден за несколько миль. И он ответил то,  что
считал наиболее вероятным:
     --  Крепостное  минное  поле. Они собираются пройти через него, а потом
замкнуть электрическую цепь.
     -- И я так думаю. Поэтому полный ход. Кроссинг зе "Т" --
     Сеймур решил предпринять никому, кроме адмирала Того. так больше  и  не
удавшуюся  операцию  по  охвату головы неприятельской эскадры. То есть, имея
превосходство в огне и скорости, обойти отряд  Колчака  со  стороны  берега;
отжимая  его  в  открытое  море, где расстрелять сосредоточенным огнем своих
лучших в мире орудий сначала "Алексеев", а  потом  и  остальные  броненосцы.
Впрочем,  он  благороден. Колчака он даже уважает и после нескольких хороших
попаданий предложит ему спустить флаг.
     Форсируя машины, английские линкоры развили предельный для их давно  не
ремонтируемых  машин  ход  --  двадцать  узлов.  Но  расстояние между ними и
русскими кораблями сокращалось слишком медленно.  Дальномерщикам,  вращающим
кремальеры  своих  труб  на  боевом  марсе линкора, показалось, что оно даже
увеличивается. Вот когда Сеймур впервые пожалел, что в его  распоряжении  не
оказалось  линейных  крейсеров.  "Дикие  кошки"  с  их почти тридцатиузловой
скоростью растерзали бы эти утюги в мгновение ока.
     Сеймур еще не замечал, что "Генерал Алексеев"  уже  переложил  руль  на
зюйд-вест и следующие за ним в кильватер броненосцы сами начали делать то, к
чему британский адмирал собираются их принудить.

        Глава 15
     "Дерзкий"  и  "Беспокойный",  развернувшись на шестнадцать румбов, дали
полный ход, пересекая курс  англичан.  Вместо  мин  или  глубинных  бомб  на
кормовых    рельсовых   дорожках   миноносцев   выстроились   большие.   как
двухсотлитровые бочки, зеленые цилиндры дымовых шашек.
     Через несколько минут стена сизо-бурого дыма тридцатиметровой высоты  и
длиной  в  две  мили  перечеркнула  море.  Поставленная  вплотную  за кормой
"Пантелеймона" завеса как минимум  на  двадцать  минут  скрыла  от  англичан
русскую   эскадру,  поскольку  расстояние  между  отрядами,  по  дальномерам
"Эмперора", составляло в этот момент восемьдесят кабельтовых.
     Причем  ослепла  только  британская  оптика,  а  радиолокаторы  русских
кораблей    продолжали    рисовать   неприятельские   линкоры   на   экранах
баллистических вычислителей.
     Штатскому    человеку    трудно    это    представить,    но    громада
тридцатитысячетонного  корабля  от  удара  снаряда  весом  едва  в  шестьсот
килограммов  содрогается  и  гудит,  как  задетая  пальцем  басовая   струна
семиструнной гитары.
     А   таких   снарядов   в   "Эмперор  оф  Индиа"  попало  сразу  три,  с
двадцатисекундными интервалами.
     У адмирала вдруг задрожали вцепившиеся в поворотный  рычаг  бесполезной
стереотрубы  руки.  Не  только  потому,  что вибрация корпуса передалась ему
через  рифленую  стальную  палубу  боевой  рубки,   но   и   от   нехорошего
предчувствия. Он начал догадываться, что процесс пошел неуправляемо.
     Воронцов  увидел  на  цветном  экране,  как  вокруг английских линкоров
мгновенно выросла целая роща  гигантских  водяных  деревьев  с  белопенными,
подсвеченными  оранжевым  огнем