инулся на спинку сиденья,  разжал
пальцы на мокрой от пота ручке...
     До  сих  пор  не могу сообразить, отчего именно из таких вариантов иных
реальностей мне пришлось выбирать? Откуда в кошмаре появлялись демонические,
угрожающие смертью или сулящие смерть роковые женщины? Не оттого ли,  что  в
момент  моего  "ухода" с Земли последнее, что я видел, была как раз похожая,
пугающе красивая Сильвия? И электронная эманация моей личности  инстинктивно
выхватывала  из параллельных миров нечто сопоставимое? И что ж это за судьбы
выпали моим аналогам в неведомых мирах? Не позавидуешь, пожалуй.
     Однако то, что я увидел, очнувшись и открыв глаза, меня тоже отнюдь  не
обрадовало...
     Пролог-2
     Пронесясь  ураганом  над Россией, заканчивался двадцатый год. И ураган,
следует  признать,  был  неслабый.  Смешавший  и  перепутавший  исторические
реальности,  геополитические закономерности, предположения и надежды одних и
страхи других, коммерческие расчеты и прекраснодушные мечтания, а главное --
миллионы и миллионы людских судеб во всех  концах  света,  иногда  настолько
удаленных  от  центра  событий,  что  там и слово такое -- "Россия" мало кто
слышал.
     Начинался год если и не для всех приятно, то хотя бы об®яснимо. Красные
наступали на всех фронтах. Белое движение в Сибири,  потеряв  своего  вождя,
практически  перестало  существовать, лишь в Забайкалье пока держался атаман
Семенов. Деникин еще сражался за Северный  Кавказ,  но  положение  его  было
почти безнадежным.
     С точки зрения исторического материализма все происходило закономерно и
единственно правильным образом.
     И  как-то  сразу  трогательное  совпадение теории с практикой оказалось
вдруг разрушено.
     Зажатые в Крыму и не имевшие, казалось, ни малейших  шансов  не  только
победить,  но  хотя  бы  продержаться до зимы врангелевские дивизии внезапно
перешли в наступление и за несколько недель нанесли Красной Армии поражение,
сравнимое с тем, что она же потерпела  двумя  месяцами  раньше  на  польском
фронте. А как там все здорово начиналось! "Даешь Варшаву, даешь Берлин!" Еще
бы чуть-чуть, и встал вопрос о советизации Парижа, Копенгагена и Амстердама.
Однако  --  сорвалось.  Поляки отчего-то вдруг оказали сокрушительный отпор,
обратив  в  бегство  одну  и  разгромив  вторую  половину  армии  вторжения.
Возможно,  именно  там и начался очередной зигзаг истории. А вслед за этим и
белый фронт от Каховки и Перекопа внезапно докатился до  Тамбова,  Курска  и
Смоленска.
     Чудовищная,пятисполовиноймиллионная  Красная  Армия,состоявшая  на  две
трети из насильно мобилизованных крестьян,  военнопленных,  професслионалных
мародеров и отловленных заградотрядами дезертиров, кое-как стянутая обручами
жестоких  репрессий  и  вдохновляемая  надеждой доделить наконец то, что еще
оставалось в руках законных хозяев, бывшая как-то пригодной для  наступления
на  вдесятеро  слабейшего  противника,  после первых же нокаутирующих ударов
стала разваливатся,  как  армия  Спартака  под  ударами  легионов  Красса  и
Лукулла.
     В    недрах    самой   РКП,   деморализованной   не   столко   военными
поражениями,сколько  неясностью  вопроса,  кто  за  них   должен   отвечать,
образовалось нечто вроде заговора, послужившего удобным поводом для первой в
истории  партии  капитальной  чистки, не идеологической, а самой что ни есть
физической,с массовыми арестами и не подлежавшими  обжалованию  расстрелами,
без учета заслуг и личностей, до членов Политбюро включительно.
     Источникам  еще  долго  предстоит  выяснять, что чему предшествовало --
заговор в партии удавшемуся покушению на Дзержинского или наоборот.  Как  бы
там  ни было, "железный Феликс" был убит выстрелом из снайперской винтовки в
тот момент,когда он ехал из Кремня на Лубянку, сжимая  в  руках  портфель  с
только что подписанным Лениным проскрипционными списками.
     Как  известно,  а  смену  романтикам  революции  всегда  и  повсеместно
приходят прагматики.Через  двадцать  лет  или  через  несколько  месяцев,  в
зависимости от обстановки.
     Нашлась  замена и рыцарю революции из числа его соратников, молодых, но
уже вполне  осознающих  неразрывную  связь  интересов  ведомства  со  своими
личными  интересами.Расширить  согласованные с председателем X с®езда партии
на сотню-другую фамилий не  составило  труда,  и  к  исходу  следующего  дня
партийно-государственный переворот можно было бы считать свершившимся.
     Тем  более  что  нервные  перегрузки  и  треволнения последних месяцев,
угроза неизбежной гибели первого в мире государства рабочих  и  крестьян,  а
также  полная неопределенность собственной судьбы сыграли роковую роль.Вождь
мирового  пролетариата  скоропостижно  скончался   от   инсульта   дождливой
октябрьской ночью.
     Вся полнота власти, партийной,государственной и военной,сосредоточилась
-- так  уж  сошлось  --  в  руках  товарища  Л.Д.Троцкого,  верного  друга и
соратника  усопшего  вождя,несгибаемого  борца   за...Ну,за   какие-то   там
интересное  всем  участникам предприятия дело. А кому еще и наследовать ? Не
Зиновьеву же...
     Со свойственной ему мудростью  и  решительностью,а  также  опираясь  на
творчески  переосмысленные идеи основоположников,товарищей Троцкого в первые
же дни своего правления  сделал  невозможное.Он  сумел  сохранить  нерушимое
единство  партии  и  уже  готового  впасть в смуту народа,начал переговоры с
правительством   юга   России   о    заключении    почетного    харьковского
мира,разработал  и стал железной ругой проводить в жизнь новую экономическую
политику,опубликовал    Октябрьские    тезисы    о    возможности    мирного
сосуществования  двух политических и экономических систем на територии одной
отдельно  взятой  (за  горло!)  страны,  и  это   не   считая   ряда   менее
исторических,но не мение оригинальных и эффективных акций.
     Потерявший  было  за шесть лет империалистической и гражданской войн не
только  ощущение  реальности,  но  и  инстинкт  самосохранения  народ  начал
медленно  приходить  в  себя.Словно  бы наутро после затянувшегося на неделю
престольного праздника. Потряс раскалывающейся  с  похмелья  головой,пощупал
языком  острые обломки незнамо кем выбитых зубов, оглядел в мутном зеркальце
опухшую, в синяках и ссадинах фихиономию: "Это что ж оно такое было, батюшки
светы ? Ну, погуля-я-л-и-и..."
     Отвлекшись  даже  от  несколько  ернического  тона  изложения  новейшей
истории,  придется  все же подчеркнуть, что описанные выше события произошли
по совершенно случайной причине.
     Просто  человек,которого  звали  Андрей   Новиков,родившийся   на   три
десятилетия   позже   описываемых   событий,возвращаясь   из  гостей  летней
московской ночью,  не  захотел  спускатся  в  мраморно-бронзовые  подземелья
метрополитена,  а  пошел пешком.Переходя Большой Устьинский мост,остановился
над серединой реки,охваченный вдруг непонятной,безпричинной  печалью,закурил
толстую  иностранную  сигарету  без  фильтра, включил редкий по тем временам
кассетный  "Грюндиг".  Плескалась  внизу  черная,  пахнущая  мазутом   вода,
тащилась  против  течения,  постукивая  мотором,  самоходная  баржа, выводил
тоскливые, подходящие к настроению пассажи "Сент-Луис блюза" альт-саксофон.
     Кто жил в те времена, тот должен помнить, как оно было. После  двадцати
трех часов, тем более не в центре, по улицам мелькали только редкие такси, а
частных  машин,  считай, и вовсе не было, вероятность встретиться с бандитом
или хулиганами не слишком превышала шанс по трезвому делу попасть под поезд.
Оттого Андрей почти не  удивился,  когда  в  виртуозное  сплетение  джазовых
квадратов  добавился вдруг четкий отзванивающий стук металлических набоек по
бетону и через пару минут с ним поравнялась высокая девушка в белом плаще --
воротник поднят, руки в карманах.
     Хотя в слабом свете редко расставленных фонарей трудно было рассмотреть
черты ее лица, по неуловимым,  но  очевидным  признакам  он  догадался,  что
девушка весьма хороша собой. Не удержался и окликнул:
     --  Вы  не  хотите  постоять со мной немного? Она остановилась. Глянула
внимательно,  чуть  наклонив  голову.  Он  тоже  молча  ждал,  что   ответит
незнакомка.
     --  Тоска?  -- спросила девушка, выдержав долгую паузу. Голос у нее был
приятного, даже волнующего тембра. -- Подруга не пришла?
     -- Не в подруге дело, -- ответил Новиков. Факт, что элегантная,  совсем
не  рядового  типа  девушка  не  испугалась,  не  пробежала  мимо,  а с ходу
включилась в разговор и ответила психологически точной фразой, показался ему
сулящим нечто нетривиальное.
     -- Тогда хуже. Тоска без причины. Это мне знакомо.  --  Она  подошла  к
парапету, тоже взглянула на дрожащие в воде отблески огней.
     --  Что  вы  курите?  --  спросила  девушка,  тем самым дав понять, что
знакомство состоялось.
     -- "Вавель".
     -- Не слышала. Судя по названию -- польские?
     -- Да, краковские. Сугубо неплохие. Составите компанию?
     Девушка  взяла  сигарету  из  протянутой  белой   коробки,   прикурила,
несколько раз, не затягиваясь, выпустила дым.
     Несколько минут они стояли, перебрасываясь короткими, малозначительными
якобы  фразами, словно разыгрывая сцену из неснятого фильма Антониони. Потом
парень сказал:
     -- Конечно нет.
     -- Что --нет? -- удивилась девушка.
     -- Я прокрутил  до  конца  наш  возможный  диалог  и  ответил  на  вашу
последнюю  реплику.  Вы  должны были сказать: "Как я понимаю, нам сегодня не
следует знакомиться..." Я с вами согласился.
     Девушка  посмотрела  на  него  с  подлинным  интересом   и   уважением.
Действительно,  нечто  подобной  она  имела  в  виду сказать в заключение их
необычной встречи, и не так уж на поверхности это лежало.
     -- Вы ученик Вольфа Мессинга?
     --  Нет,  я  только   профессиональный   психолог.   Довольно   редкая,
бессмысленная  здесь  специальность. Чемто даже оскорбительная для советской
власти, которая считает, что чтение в душах  лишь  ее  прерогатива.  Поэтому
считаю,  нам  нужно  перейти на "ты" и не знакомиться как можно дольше. Мы с
тобой люди одной серии...
     -- Вы не боитесь откровенничать с незнакомками, о странный юноша?
     -- Представьте, нет. Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут...
     -- Что в таком случае значит -- люди одной серии? И почему  обязательно
необходимо переходить на "ты"?
     -- Тебе это показалось неприятным?
     -- Ты знаешь, удивительно, но нет.
     -- О'кей, я не ошибся. -- И об®яснил, что он имел в виду.
     Незаметно  для  обоих  они уже оказались на правом берегу и поднимались
вверх, к площади Ногина. И еще часа два бродили по улицам, оживленно беседуя
и старательно избегая всего, что могло показаться банальностью  в  словах  и
поступках.  И даже когда время далеко перевалило за полночь и он, забывшись,
предложил проводить се, она со смехом отказалась:
     -- Нет, прямо сейчас расстанемся. Я направо, ты налево. А если  хочешь,
встретимся  через  три  дня в то же время на том же месте. Будет хоть что-то
необычное в жизни...
     Они действительно встретились через три дня, потом еще и еще.
     Если бы знал тогда Андрей, почти  вполне  обычный  аспирант-психолог  и
начинающий журналист, что им сулит это романтическое знакомство...
     С  первых  минут  он понял, что ему попалась невзначай самая красивая и
умная девушка из всех, что он когда-либо знал  и  видел,  но  никак  не  мог
вообразить  остального. Инопланетные разведчицы в патриархальные брежневские
годы на улицах Москвы встречались крайне редко.
     Да и она, агент-координатор аггрианской суперцивилизации, носящая здесь
псевдоним  Ирина  Седова,  уж  тем   более   не   могла   представить,   что
заинтересовавший  ее в чисто профессиональных целях землянин вскоре заставит
ее забыть о служебном долге, более того --  перейти  на  сторону  "врага"  и
вместе  с  Андреем и его друзьями включиться в грандиозные и непонятные даже
ей "звездные войны".
     И вот теперь, восемью годами позже встречи, случившейся, хочу заметить,
в далеком семьдесят  шестом  году  и  не  сулившей  поначалу  ничего,  кроме
приятной  связи  очаровавших  друг  друга  девушки и парня, которая могла бы
завершиться свадьбой, но точно так же и  вообще  ничем,  клонился  к  своему
закату девятьсот двадцатый год.
     XX  век начался, как известно, вопреки формальной хронологии, шесть лет
назад, в августе девятьсот четырнадцатого. Но  в  лондонском  "Хантер-клубе"
тщательно  и  истово,  как  русскими  старообрядцами  дониконианский  канон,
соблюдались нравы и обычаи доброго, старого, викторианского XIX века.
     Промозглым осенним вечером в нем собрались поужинать  несколько  весьма
приличных  джентльменов.  Безусловно  имеющих  членские  карточки, проверить
которые, впрочем, не пришло бы в  голову  ни  одному  лакею  и  даже  самому
метрдотелю, если бы он даже и не знал половины гостей в лицо.
     Двое  из  них  были  депутатами  палаты общин, один -- палаты лордов, а
остальные выглядели не менее солидно.
     Иначе и не могло быть:  стать  членом  привилегированного  клуба  в  те
далекие  времена было куда труднее, чем сегодня академиком. Тем более одного
из тех, что составляли славу аристократического Лондона. И суще-
     ствовали двести и более лет с неизменным  уставом  и  почти  неизменным
фамильным  составом  своих  членов,  где джентльмены времен Питта и Дизраэли
вполне могли бы соседствовать за  столиками  с  джентльменами  из  окружения
Ллойд-Джорджа и Чемберлена.
     Однако  хоть  и  крайне  затруднен  был  путь  соискателей  к  заветной
карточке, но ведь отнюдь не невозможен. Однажды  клановый  барьер  преодолел
даже какой-то русский князь, в присутствии двух "непременных членов" взявший
на  рогатину  сорокапудового  медведя и тут же лично снявший с него шкуру. И
теперь, сумев с все той же, не утраченной  с  годами  ловкостью  оставить  в
дураках  всесильную  ЧК, князь через три границы добрался до Лондона и обрел
здесь пожизненный покой. Он появлялся в клубе  ежедневно  в  девять  утра  и
проводил там время до полуночи, завтракая, обедая, ужиная, играя в бильярд и
бридж,  а  все  остальное  время  читал  газеты  в  кресле  под  картиной  с
изображением собственного подвига, имевшего место быть в 1897 году несколько
южнее Костромы.
     Величественное трехэтажное  здание  клуба  на  ПэллМэлл  украшало  этот
исторический район и стоило, как говорили, со всем своим содержимым не менее
трех миллионов полновесных викторианских гиней. И, пожалуй, не зря.
     Клубный  ресторан,  правой  застекленной  стеной  выходящий в ухоженный
зимний сад, кроме двадцати  столиков  общего  зала,  имел  еще  и  несколько
отдельных  кабинетов,  предоставлявших своим посетителям приятное или нужное
уединение.
     Один из них (последняя дверь направо по коридору) и был приготовлен для
описываемой нами встречи.
     Овальный стол, обтянутый тщательно выдубленной  и  выскобленной  шкурой
африканского  слона,  подстреленного  полковником  Флэнаганом  в 1839 году в
Родезии, окружали двенадцать кресел, изготовленных из тысячелетнего баобаба,
пораженного молнией в  1851  году  в  Кении.  Стены  были  увешаны  коврами,
привезенными  сэром  Эндрью  Стюартом  в  1880  году  из Афганистана, на них
красовалась коллекция мечей и кинжалов, собранная еще каким-то членом  клуба
в Бирме.
     Слева от входа, разожженный слугами за полчаса до прихода гостей, пылал
камин.
     Ужин,  поданный  по  общей  карте, был неплох, хотя и не представлял из
себя  чего-то  исключительного.   Клубная   кухня   славилась   не   столько
изощренностью, сколько свежестью продуктов и квалификацией поваров.
     Закуски, отварная рыба, приправленная острым соусом, внушающий уважение
своими  размерами  ростбиф,  пирог  с олениной, ирландский пудинг, три сорта
сыра, варенье из крыжовника, в меру поджаренные  тосты.  Ну  и  для  начала,
конечно,  устрицы. Напитки тоже обычные -- джин, виски, грог, содовая вода и
вода хинная, ваза с колотым льдом шотландских озер и несколько видов крепких
ликеров к кофе.
     Только вот собравшихся господ ужин интересовал не так сильно, как этого
хотелось шеф-повару.
     Похоже, они лишь отдавали дань традиционной  процедуре,  а  не  утоляли
голод.   Пили  тоже  мало.  По  преимуществу  шотландское  виски  с  большим
количеством льда, а непривычные к этому напитку -- мадеру и херес.
     За едой говорили на предписанные этикетом темы, попытки же  сей  этикет
нарушить пресекались даже не словами -- взглядом.
     Наконец  председательствующий за столом джентльмен отложил нож и вилку,
промокнул губы льняной салфеткой.
     -- Не перейти ли к сути собравшего нас здесь вопроса, джентльмены?
     Пока похожие на вице-премьеров правительства слуги  убирали  со  стола,
господа передвинули свои кресла ближе к камину.
     Лишь  двое достали из кожаных футляров трубки, к услугам остальных клуб
предоставил лучшие сорта сигар. Зеленовато-бурые гаванские, бледно-зеленые и
тонкие трихинопольские, черные Панамские,  завернутые  в  кукурузные  листья
пахитосы  из  Мексики.  Их  извлекали  из  коробок  со  всеми  предписанными
ритуалами, обнюхивали,  обрезали  и  раскуривали,  смаковали  первые,  самые
вкусные после ужина порции дыма.
     Казалось,  сейчас  бы  и  начаться главному, неторопливому и волнующему
разговору -- о качествах патронов  и  стволов,  о  способах  прицеливания  в
камышах и преимуществах стрельбы по тиграм со слона перед засадой, о технике
выделывания чучел, наконец, однако...
     Совсем  не  для  того,  чтобы  обсудить  все  это  или  наметить  планы
очередного грандиозного сафари, собрались здесь джентльмены. И  не  поход  к
верховьям  Амазонки  разжигал  их  воображение. Даже профессор Челленджер не
смог бы их увлечь рассказом о загадочном плато МеплУайта. Какие там слоны  и
львы,  какие  крокодилы, птеродактили и тиранозавры, хотя именно охотничьими
подвигами своих членов славился "Хантер-клуб".
     Но все-таки охота намечалась... И пусть большинство  сидящих  у  камина
давным-давно,   а  то  и  никогда  вообще  не  сжимали  потной  рукой  цевье
"нитроэкспресса", трофеи волновали их нешуточные.
     -- Приходится с прискорбием отметить, что со  времени  нашей  последней
встречи  ситуация  из  неприятной превратилась в катастрофическую, -- открыл
дискуссию плотный господин в визитке, полосатых брюках и серых гетрах. --  В
результате совершенно неожиданного развития событий все наши планы и расчеты
летят,  прошу  прощения, к черту. -- Он нервно почесал плоскую, как малярный
флейц, бородку. -- Заключение мира между большевиками и Врангелем влечет  за
собой как минимум десять неблагоприятных для нас последствий...
     --  Благодарю  вас,  но  перечислять все не надо, -- поставил в воздухе
дымный  крест  взмахом  сигары   председательствующий   на   этом   собрании
рафинированный  господин,  похожий  на  королевского  мажордома.  --  Каждый
представляет их в достаточной мере.
     -- Нет,  а  я  все  же  хотел  бы  изложить,  --  воспротивился  первый
докладчик.  --  Потому  что, зная собственные потери, не каждый представляет
всю картину в должной полноте. Не уверен, что и вы, достопочтенный сэр...
     -- Ладно, говорите, -- смирился председатель.
     -- Благодарю вас, сэр. Так вот, что мы все, в разной, конечно, мере, от
нынешнего парадоксального развития событий теряем:
     первое --  систематическое  поступление  в  контролируемые  нами  банки
золотовалютных  ценностей  в  виде  прямых  перечислений.  Сумма  потерь уже
составила около ста миллионов швейцарских франков;
     второе  --  ставится  под  вопрос  уже  согласованное   перемещение   в
контролируемые  нами  же аукционные фирмы предметов искусства и антиквариата
из крупнейших государственных и частных коллекций России.  И  том  числе  из
хранилищ царствовавшего там дома. Сумма -- не менее миллиарда тех же франков
в ближайши