но-дымные факелы.
Раздражающе яркий свет залил все поле зрения, и капитан, чтобы не  ослепнуть
надолго,  уткнул  об®ектив прибора в сухую траву. И уже не видел, как первый
частокол разрывов пришелся точно по брустперу, второй --  на  десять  метров
дальше,  как раз по дну ложбинок и окопов, где укрывались от огневого налета
бандиты.
     Поручик Юрченко вновь продемонстрировал свой талант.
     Через пару  минут  все  было  кончено.  Штабс-капитан  выбросил  шестой
расстрелянный  магазин.  Живых  перед  собой  он больше не видел. И там, где
работали Кондрашов с Иловайским, тоже утихла стрельба. Он встал во весь рост
и поднес к губам командирский свисток.
     -- Веселое дело. -- путаясь ботинками в бурьяне,  появился  из  лощинки
прапорщик  Иловайский. -- Намолотили мы их несчетно. Полные придурки! Серега
гранату -- я очередь по вспышке. Потом наоборот. Как на рыбалке с острогой и
факелами...
     Договорить  прапорщик  не  успел.  Со  стороны  поезда   небо   озарила
гигантская вспышка, и тяжелый грохот заставил офицеров рефлекторно упасть на
землю...
     ...Сам  едва  переставляя  непослушные от контузии ноги и ведя под руку
дважды раненного подпоручика, Шульгин добрался до паровоза.
     Только пулеметчики оставались еще на всякий случай у своей турели,  все
прочие  толпились у насыпи. Сашка как-то равнодушно -- слишком гудела голова
от удара взрывной  волны  --  отметил,  что  потери  в  отряде  сравнительно
невелики. Правда, почти на каждом офицере белели повязки. И Лариса тут же, с
карабином в руке.
     Различив  в  бледном  предутреннем  свете перемазанного грязью и кровью
Шульгина, она бросилась ему на шею, не стесняясь окружающих. Взрыв  в  конце
поезда был такой, что увидеть Сашку живым она уже не надеялась.
     --  Все  в порядке, я целый, это только царапины и ссадины, -- успокоил
он девушку, осторожно  отстраняясь.  Поискал  глазами  командира  отделения.
Капитан  с  неаккуратно  перебинтованной  головой помогал вытаскивать из-под
вагонов тела  убитых.  Этим  не  повезло:  ни  толстые  колесные  диски,  ни
бронежилеты  не  спасли  их от шальных пуль. Заметив начальника, он подошел,
сбивчиво  отрапортовал,  что  нападение  отбито,  неприятель  в  большинстве
уничтожен. Кому-то, возможно, удалось бежать, это уточняется. Наши потери --
двое   убитых.   Еще  убит  кочегар,  помощник  машиниста  ранен  в  голову,
неизвестно, выживет ли. Хорошо, машинист цел... Доедем...
     -- Добавьте еще поручиков Слесарева и  Нелидова.  Нелидов  нас  всех  и
спас.  На  моих  глазах. От него не осталось ничего... Слышали, как рвануло?
Пудов десять динамита, не меньше... Капитан кивнул. Продолжил доклад:
     -- Наша разведгруппа, как  и  намечалось,  обошла  неприятеля  с  тыла.
Четверо взяты живьем... Остальные... Потом посчитаем.
     -- Приведите. Хочу посмотреть.
     Два  рейнджера  в  грязных, висящих клочьями камуфляжах грубыми тычками
откидных автоматных прикладов подогнали со стороны паровоза пленных.
     Один из них, как сразу понял Шульгин, интереса не представлял. Типичный
махновец или григорьевец, в свитке, перетянутой ремнями,  грубых  сапогах  и
курпейной папахе. Морда небритая и похмельная. Зато остальные как раз такие,
как  он  и ожидал. И одеты хоть разномастно, но аккуратно, и лица достаточно
цивилизованные. С этими можно побеседовать.
     -- Окажите помощь раненым, капитан, погибших уложите  на  платформу,  в
Харькове  похороним.  И  прикажите  тщательнейше  осмотреть  поле боя. Особо
обратите внимание на любые нестандартные предметы... -- Уловив недоумение  в
глазах  офицера,  Сашка  пояснил:  --  Я имею в виду любые предметы, наличие
которых маловероятно или невозможно у  обычных  степных  бандитов.  Уловили?
Оружие  собрать,  трупы обыскать и прикопать в подходящей яме. Заставьте вот
этих поработать. -- Он указал на пленных. -- Только сначала пусть  завал  на
путях  разберут, чтобы в любой момент можно было трогаться. Я приведу себя в
порядок, потом поиграем в контрразведку... Да,  --  вспомнил  вдруг  он.  --
Этого  Грицка  сами  допросите,  выбейте  из  него все -- откуда взялся, кто
командир, когда, как и где собирались, чего им обещали  и  все  прочее.  Он,
может,  и  дурак,  по глупости кое-что интересное рассказать может. Потом на
паровоз поставьте, за кочегара поработает. И вот что  еще.  --  Сашка  потер
ладонью  гудящую и кружащуюся голову. -- Ваша фамилия Короткевич? -- спросил
он неизвестно к чему.
     -- Из тех самых? Почему так вышло  --  три  самые  знаменитые  польские
фамилии,  из  них  Вишневецкие  и Радзивиллы -- князья и магнаты, а ваши --~
нетитулованные и бедные? Чем об®яснить? Капитан пожал плечами.
     -- Думаю, как раз тем самым. Ощущением самодостаточности и  шляхетского
гонора.  Мы -- это мы. Стали бы князьями -- даже вот вам и спросить не о чем
было бы...
     Капитан даже после  тяжелого  боя  смотрел  на  Шульгина  задорно  и  с
вызовом.
     --  Нормально,  командир,  хороший  ответ.  Живы будем, еще на эту тему
пообщаемся...
     Со стороны поля вдруг появился поручик Юрченко. Неизвестно где и когда,
но явно добавивший еще. Он залихватски улыбался и  тащил  в  руках  какой-то
прибор. Подошел, откозырял.
     --  Позвольте доложить, господин генерал, лично осмотрел неприятельские
позиции. Огнем "Пламени" отправлено в штаб Духонина, как красные выражаются,
двадцать две штуки... Их. С пулевыми дырками мои осколки не спутаешь.
     Юрченко сообразил, что Шульгин смотрит на него  слишком  пристально,  и
прервал тираду.
     -- И вот такую штуку на поле боя нашел... Сашка взглянул мельком.
     --  Отнесите  ко  мне  в вагон, -- Он повернулся к капитану. -- Нечто в
этом роде я и имел в виду. Прочешите еще раз  все  поле,  тщательно  обыщите
автомобиль.
     ...Лариса  скрылась  в своем купе, чтобы умыться и переодеться. Юрченко
замер у порога, стараясь незаметно опереться о стенку. Трофей он по-прежнему
держал перед собой в обеих руках.
     -- Бутылку успел высосать или больше? -- Шульгин сам знал в  этом  деле
толк  и  понимал,  что  после  тяжелого  боя  меньшая  доза  была  бы просто
незаметна.
     -- Да кто ж считал, Александр Иванович...  Стаканчик  здесь,  стаканчик
там...
     --  А  теперь  надеешься,  что  тебе  за сегодняшнее дело еще и Георгий
положен? Вообще-то положен, конечно, особенно за эту вот штуку.  Ладно.  Вон
налей  себе  еще  стопарь,  и  чтоб  до  Харькова  я  тебя  не  видел. А там
разберемся...
     Выпроводив бравого  поручика,  Шульгин  первым  делом  поднял  броневые
заслонки  с  окон.  И  порадовался,  что вовремя догадался их опустить. Хоть
стекла целы и можно дальше ехать в тепле. В офицерском вагоне не осталось ни
одного, и вообще он стал похож на консервную банку, по которой упражнялись в
стрельбе пьяные охотники.  Потом  Сашка  стянул  грязную  и  рваную  куртку,
разделся   до  пояса,  сел  на  табурет  посреди  столовой.  Вновь  успевшая
переодеться  в  платье,  умытая,  причесанная  и  даже  слегка  надушившаяся
"Пуазоном",  Лариса  тампонами  с  перекисью водорода смыла с его лица и шеи
корку  засохшей  пополам  с  пылью  крови.  Пинцетом   долго   выковыриваема
вонзившиеся  в  кожу  осколки  гравия  и  железную окалину, сбитую взрывом с
вагонных колес и рамы. Время от времени шипя при  особенно  неаккуратных  ее
движениях.   Сашка  рассказывал  не  слишком  связно,  путаясь  в  словах  и
повторяясь:
     -- Килограммов, наверное, двести они на дрезину загрузили, Скорее всего
мелинит, уж больно дым ядовитый и вонючий. Воронка  здоровенная  получилась,
целое  звено рельсов будто испарилось. Опоздают бы поручик, от нашего поезда
только колеса бы остались. Он и сам рассчитывал спастись, грамотно  в  кювет
отвалился, да уж больно заряд был большой.
     ~ Главное, что ты не опоздал. Ты действительно ясновидец? Терпи, терпи,
уже заканчиваю.  Сейчас клеем намажу ~ и все. Почему браслет гомеостатный не
взял, через полчаса целенький бы ходил.  А  теперь  как  папуас  две  недели
будешь...
     --  Я  -- ладно. Раненых бы довезти. У Берестинавсех вылечим. А браслет
бы я где взял? Их всего три. Один у Лешки,  один  у  Андрея  с  Сильвией,  а
третий на пароходе, Мало ли что там случиться может, раз пошла такая пьянка.
Нам же только сутки ехать было по мирной территории.
     -- Вот тебе и мирная... Знала бы, лучше бы дома осталась.
     --  Ври  больше.  Теперь я знаю -- ты баба азартная и страшная. Сколько
сегодня патронов расстреляла? Что касается ясновидения... Честно говорю:  не
знаю.  Вообще-то  я  просто  себя  на их место поставил. Раз живьем "об®ект"
захватить сразу не получилось, надо кончать до рассвета.  Вот  и  догадался,
исходя  из  технических  возможностей  и  характера  рельефа.  А  теперь сам
думаю... Может, и вправду ясновидение? Ну да Бог с ним. Лучше коньяку  налей
заместо  противошокового.  И  себе тоже... -- Он выпил полстакана, подмигнул
Ларисе. --~ Ну, мы теперь с тобой точно братья по оружию.
     Она едва заметно улыбнулась и  тоже  подмигнула.  Отнюдь,  впрочем,  не
весело.
     --  Я  сегодня  человек  десять,  наверное,  подстрелила.  И совершенно
никаких эмоций не испытываю. Разве только злорадство. Это плохо, наверное...
     -- А ля гер ком а ля гер. Все нормально. Тебе ж не пнервой, на Валгалле
тоже по "ракообразным" стреляла. Молодец, вот таких баб я  и  люблю!  Сейчас
помоги  мне  одеться -- что-то плечо плохо двигается, -- и займемся пыточным
делом. Ты тоже приготовься, будешь участвовать.
     -- Не имею желания.
     -- Неважно. Психология. Когда на допросе присутствует красивая женщина,
да еще  зловещего  облика,  клиент  быстрее  ломается.  Во-первых,  страшно,
во-вторых,   стыдно   страх   показывать,  проще  сразу  колоться,  сохраняя
достоинство.
     -- У меня зловещий облик? Ты  так  думаешь?  "  Постарайся,  чтоб  был.
Приоденься соответственно, подраскрасься. Мне тебя учить?
     ...Поезд  тронулся  без  гудка,  оставив  за  собой  кучи  еще пеняющих
пороховым дымом  гильз,  наскоро  присыпанные  землей  окопы,  куда  офицеры
свалили  трупы  бандитов,  высокий  шест  с тревожным красным лоскутом перед
разорвавшей насыпь воронкой, и кое-как склепанный из железных полос крест на
том месте, где испарился в пламени взрыва  "живота  не  пощадивши  за  други
своя" поручик Нелидов.
     Перед  тем  как  приказать  ввести  первого  пленного, Шульгин, уступив
настойчивому требованию  Ларисы,  часа  полтора  вздремнул,  предоставив  ей
подготовить   все  необходимое.  Потом  надел  свежую  сорочку  и  китель  с
генеральскими  погонами,  расположился  за  маленьким,   почти   игрушечным,
письменным  столом,  на  зеленом сукне которого белел одинокий лист бумаги и
посверкивала в  лучах  только  что  вставшего  солнца  граненая  хрустальная
пепельница.
     Лариса устроилась на угловом диванчике, изображая "фурию белой идеи". В
туго перетянутой  офицерским  ремнем  черной  лайковой  куртке  поверх  алой
водолазки, черных  велюровых  джинсах  в  обтяжку,  высоких  черных  сапогах
смотрелась  она  впечатляюще. На рукаве -- трехцветный шеврон и корниловский
череп с костями. Темно-каштановые волосы распущены по плечам,  губы  тронуты
карминной перламутровой помадой, глаза умело подкрашены в "персидском стиле"
-- углами до висков, ресницы удлинены махровой тушью.
     Облик  действительно  вызывающий и даже способный напугать непривычного
человека. Ведь в эти годы подобным образом выглядели только  женщины  вполне
определенных моральных качеств, пусть и не такие красивые.
     Покачивая  блестящим  сапогом,  Лариса задумчиво подкрашивала ногти. По
вагону разносился ацетоновый запах лака.
     -- Знаешь, -- говорил Шульгин, с интересом наблюдая за  ее  действиями,
--  наше  положение  по  отношению  к  пленникам  куда выигрышнее, чем можно
предположить. Даже с учетом разницы в статусе. Дело в том, что для  нас  все
происходящее  --  интеллектуальная  игра,  пусть  и сопряженная с риском для
жизни. Но тем не менее... Для них же это единственная жизнь, и о возможности
иной они не подозревают. Потому  относятся  к  ней  куда  серьезнее,  отчего
непременно  и  проиграют.  Заведомое  отсутствие  вариантов  очень осложняет
жизнь...
     Лариса слушала его рассеянно. Понемногу приходя в себя после  недавнего
стресса,  она  почти  не  слышала  глубокомысленных  сентенций приятеля. Как
всякая женщина, она думала о  последствиях  чересчур  уж  бурно  проведенной
ночи. Первой ее половины.
     --  Как  ты  себе  представляешь  дальнейшее?  -- спросила она наконец,
поймав паузу в Сашкиных умопостроениях. -- Что будет с  тобой,  со  мной,  с
Олегом?
     ~  В  каком смысле? -- недоуменно повернулся к ней Шульгин. -- Откуда я
знаю, что с нами будет? Может, на следующем километре такой фугас  рванет...
Или...
     -- Да я не об этом. Если живыми до Москвы доедем.
     1  Как  с  Олегом  держать  себя  будем?  Как ни в чем не быва1 ло? Мне
придется спать с ним, думая при этом о тебе, а ты  будешь  нормально  с  ним
общаться,  прикидывая, когда и как снова его обманешь? Как такое соотнести с
банальной нравственностью?
     -- Господи, Ларок, да о чем ты вообще? Какая тебе нравственность,  если
вся  наша  теперешняя  жизнь по определению безнравственна! Историю и судьбы
людей об колено ломаем, руки у всех в крови... -- Он сказал эти слова и  сам
их  вроде  бы испугался. -- В крови... Она, может быть, и ненастоящая, как в
ковбойском фильме, а все равно... Нет, лучше в эти дебри  не  лезть.  И  без
того  на  душе муторно. Забудь все... А ты про наши невинные игры вспомнила.
Да какая разница -- может, тебе все во сне привиделось! Бывали же такие сны,
правда? Кайф, переходящий в кошмар.
     Лариса не ответила, возможно, нечто такое припоминая.
     -- Ерунда все это, -- подвел Сашка итог. -- Вот если  бы  ты  от  Олега
насовсем  ушла  ко  мне,  к  другому  -- неважно, ему тяжело бы пришлось, не
спорю. А то, чего мы не знаем, для нас и не существует. Согласна?  Если  нет
-- подумай, время есть. Только в жены я тебя не возьму, и не из-за Олега. Мы
с  тобой в супруги друг другу не годимся. Пробки быстро перегорят. Друзья --
это да. Особенно в широком смысле... -- Взглянул на  девушку,  не  обиделась
ли? Вроде бы нет, только усмехнулась непопятно.
     --  Пока  же займемся делом грязным, но необходимым, -- подвел он черту
под разговором и позвонил в серебряный настольный колокольчик.

        Глава 7
     Первым к ним в кабинет ввели мужчину лет сорока, одетого в  обычный  по
тем  временам  полувоенный  костюм -- френч с большими накладными карманами,
широкие галифе и ботинки на толстой  тройной  подошве  с  твердыми  крагами.
Достаточно  умное,  со  вчерашнего утра небритое лицо, начинающий наливаться
всеми цветами спектра кровоподтек от  переносицы  до  угла  рта.  Веревку  с
запястий  у  него  явно сняли только что, и он шевелил пальцами и массировал
затекшие кисти.
     Взгляд его Шульгину показался знакомым, не лично, а  той  куда  большей
свободой  и независимостью, чем у нормальных русских людей, и он обратился к
пленнику сразу по-английски. Пробный шар,  так  сказать,  подкрепленный  той
штукой,  что лежала на диване, прикрытая газетой. А, как известно, с помощью
Антона  Сашка  изучил  язык  на  уровне  автора  знаменитого  вебстеровского
словаря.  И произношение имел самое что ни на есть оксфордское. На каком уже
тогда разговаривали только природные аристократы в собственном узком  кругу.
И еще, возможно, профессор Хиггинс из "Пигмалиона".
     В  глазах  допрашиваемого  метнулось  удивление, которого Шульгину было
достаточно.
     -- Садитесь, достопочтенный сэр,  и  будьте  как  дома.  Еще  несколько
минут,  и леди Лариса сможет подать нам очень неплохое виски, сигары, а то и
ростбиф, если мы ее  попросим.  Нет-нет,  представляться  друг  другу  будем
позже,   согласитесь,   это  немедленно  к  чему-то  обязывает.  А  в  среде
джентльменов говорить те вещи, что я собираюсь довести до  вашего  сведения,
как-то не принято. Посему останемся пока инкогнито, при том что вы мое имя и
так знаете, а я о вашем догадываюсь...
     Изобразив   эту  тираду,  Сашка  откинулся  на  спинку  кресла,  размял
очередную папиросу, чисто русским движением заломил ее мундштук, затянулся с
чувством собственного достоинства.
     Пленник явно колебался. Шульгин отлично  понимал,  о  чем  тот  думает.
Русский язык его наверняка страдает хоть какими-то погрешностями, и выдавать
себя  за  русского  --  заведомо  обречено  на неудачу, сопряженную причем с
потерей лица. Но  и  сразу  признаться  в  своей  национальной  и  служебной
принадлежности  тоже  неприемлемо  для  кадрового  разведчика,  которым  он,
несомненно, является. Сашка решил ему помочь.
     -- Ну, если ваши принципы того требуют, я могу вам позволить минут пять
поизображатьиз себя глухонемого  или,  скажем,  красного  интернационалиста,
мадьяра или немца. Чеха не надо, у славян акцент трудный для имитации. Но не
больше,  свободным  временем  не  располагаю.  При недостижении соглашения в
отведенный мной  отрезок  времени  оставляю  за  собой  право  прибегнуть  к
нецивилизованным методам. Лариса Юрьевна, продемонстрируйте... -- перешел он
на русский язык.
     У  Шульгина имелся небольшой, но успешный опыт следовательской работы с
руководителями советской ВЧ К, и он решил велосипедов не изобретать.
     Лариса сдернула салфетку с откидного столика рядом  со  своим  диваном.
Взгляду  открылась  закопченная паяльная лампа, позаимствованная у машиниста
паровоза, и извлеченное из полевого телефона магнето.
     -- К сожалению, утюга у нас не имеется. Чем  богаты,  как  говорится...
Мне  жаль использовать столь грубые доходы, но ведь это ваши нынешние друзья
первыми решили вернуть Россию к  раннему  средневековью.  Культурным  людям,
вроде нас с вами, они должны казаться отпратительными...
     Лицо Сашкиного собеседника передернула нервная гримаса.
     -- Что вы от меня хотите? -- спросил он по-английски.
     --  Уже прогресс, -- обрадовался Шульгин. -- Для начала полные анкетные
данные, цель вашей акции, заказчики, организаторы и, по  возможности,  смысл
происходящего.  Это  пока  все, что меня интересует. Если за время дороги до
Харькова мы достигнем полного взаимопонимания, могу обещать  вам  не  только
жизнь  и  свободу,  но  и  вполне  приличное  вознаграждение. Если же нет --
залумайтесь о том. чем в данный момент заняты ваши недавние соратники.  Нет,
ни  чем они заняты, а кто занят ими? Как медик я уверен, что могильные черви
уже учуяли приятный для них запах...
     Все это Шульгин говорил с располагающей,  абсолютно  светской  улыбкой,
выбирая  наиболее  вежливые  обороты  языка,  время от времени поглядывая на
Ларису как оы за подтверждением своих слов, а она отвечала ему  равнодушным,
даже  сонным взглядом. Сашка подумал, что и ему от этого взгляда делается не
по себе. Ночь девушка не спала и пережила сильнейшее нервное  напряжение  во
время  боя,  но  все-таки...  Куда понятнее был бы лихорадочный блеск глаз и
едва сдерживаемая истерика... Или ей на самом деле нравится такая роль?
     Англичанин тоже должен был испугаться. И что-то, конечно, в душе у него
шевельнулось, но апломб представителя "владычицы морей" пока  заставлял  его
"деркать  понт".  Я  не  очень  понимаю,  о  чем вы говорите. Да, я случайно
оказался в качестве наблюдателя миссии Красного Креста в расположении одного
из отрядов союзной вашему правительству повстанческой армии господина Махно.
Однако я и понятия не имел о смысле проводимой ими операции, а уж тем  более
что  она направлена против вооруженных сил Юга России, которым правительство
его величества  оказывает  всестороннюю  поддержку.  Сожалею  о  случившемся
недоразумении  и  буду вам благодарен, если вы доставите меня в расположение
британской миссии в Харькове или в Москве, на ваше усмотрение...
     Шульгин выслушал произнесенную твердым  голосом  тираду  с