а, а раз других  критериев  у  него  не
было,  оставалось  просто  довериться  своему  эстетическому чувству. Однако
девушек они умели выращивать классных...
     -- Путей я вижу два. Или ты сам постараешься выйти в Гиперсеть  усилием
воли,  ни  в  коем случае не позволив Дайяне загнать тебя туда, и уже из нее
вернуться домой...
     -- А как же с Сильвией?
     -- Какое тебе до нее дело? Не она ли заманила  тебя  сюда?  Пусть  сама
разбирается...
     Андрей  молча посмотрел на Антона, без какого-то специального выражения
лица, но тот понял.
     --Да, конечно, дворянская честь и прочее... И опять, возможно, ты прав,
а я нет... Тогда есть еще один  вариант.  Я  вернусь  к  себе  и  постараюсь
организовать ваш переход в естественном, материальном виде.
     --  А  как же?.. В смысле, через Гиперсеть я вернулся бы нематериально?
Но куда. в какое тело? Антон пожал плечами.
     -- В собственное. В тот же квант времени, в котором его покинул...
     -- А у меня вот, кстати, при перемещении сюда както странно получилось.
-- Новиков рассказал Антону, что с ним происходило. -- Три попытки.
     -- О чем я тебя и предупреждал. Тоже действие Ловушек сознания. Ты  еще
сильнее,   чем  я  догадывался.  Стоило  тебе  зафиксироваться  в  одном  из
предложенных  тебе   чел,   и   ты   уже   окончательно   потерялся   бы   в
псевдореальпостях.  Твоя  психоматрица  вечно  вращалась  бы в колесе мнимых
воплощений, как электрический заряд в сверхпроводнике. Но  твое  подсознание
тебя вытащило. Или... что-то еще...
     --  А  в  материальном  виде  ты  разве не можешь забрать нас отсюда по
старой схеме -- через Замок? Раньше это получалось свободно...
     -- Но я же тебе говорил: Замок  законсервирован  и  включен  режим  его
самоликвидации.  --  Он  вздохнул, словно решаясь на нечто требующее от него
непомерных усилий и риска. -- Но я попробую. Оставайся здесь и жди...
     -- Сколько?
     -- Не знаю, -- честно  ответил  Антон.  --  Может,  сутки  по  здешнему
времени,  а  может, неделю. Но бояться не надо: Пока синхронизатор при тебе,
аггры бессильны...
     -- Как крест против нечистой силы?
     -- Вроде того...
     -- А и крест не всегда помогал. Хому Брута вон не  спас  ни  крест,  ни
меловой круг, ни молитвы. УДайяны свой Вий не найдется?
     --  Ну  ты и настырный мужик, Новиков. Вечно такое придумаешь, что и не
знаешь, как ответить... Короче, давай надеяться  на  лучшее.  Ни  под  каким
видом  не снимай синхронизатор, а Сильвию, если она тебе дорога, не отпускай
от себя дальше чем на полсотни метров. Тогда уцелеете  и  меня  дождетесь...
Лучше  же всего, пожалуй, вам было бы отсюда исчезнуть. Куда угодно, в лесах
скрыться, даже к квангам в их город-муравейник. Главное -- как можно  дальше
от  Дайяны  с  ее  паладинами...  Имел  глупость  на  удочку  одной  дамочки
попасться, так хоть от другой остерегись,
     --А стрелять можно, если прижмут по-настоящему? --  В  иных  категориях
Новиков  мыслить  так  и  научился,  вернее  --  еще  не привык. Антон пожал
плечами.
     --Разве что в абсолютно безвыходном положении.  Только  я  думаю,  если
таковое  наступит,  стрельба мало поможет. Час-два, может, и продержишься, а
потом по тебе так ударят, что ни вас, ни дома не останется...
     -- Ладно, значит, от стрельбы воздержимся,  --  согласился  Андрей,  --
только  уж  и  ты  не тяни, ради Бога, а то нам здесь как-то одиноко... -- И
вдруг его лицо осветила внезапно пришедшая мысль. -- Слушай, а  у  меня  еще
одна  идея. Помнишь, как ты нас отвлекающими маячками снабдил? В Москве еще,
чтобы аггровскую разведку запутать? Здесь нельзя так? Разбросать по лесу.  в
самых  глухих  дебрях,  где Сашка с Берестиным охотничьи заимки поставили, а
здесь обстановку создать, будто мы спешно уехали...
     -- А сами куда спрячетесь?
     -- Можно тоже в леса уйти, только в другую сторону. Или еще лучше!.. --
Андрей вдруг замолчал, как обжегшаяся на молоке кошка. Зачем вслух  выдавать
тайну своего последнего шанса?
     --  Возможно,  это  действительно  выход,  --  немного  подумав, сказал
форзейль. -- Маячков только у меня с собой нет. И мы находимся за  пределами
материального  мира,  как  ты  понимаешь.  Однако  это не проблема. Сейчас я
вернусь к себе и по наводке  твоего  синхронизатора  переброшу  контейнер  с
маячками. Прямо сюда.
     --  Давай. Мы их, гадов, еще погоняем по лесам! Только придумай заодно,
как эти маячки разбрасывать. Хорошо бы что-то вроде  шаров-зондов  и  баллон
водорода для заправки. Или ракету с парашютиком, дальность полета километров
пять хотя бы...
     -- Договорились. Жди. Я буду спешить...-- Антон встал с подножки, чисто
человеческим  жестом  записного  франта одернул стрелку на широких чесучовых
брюках. -- Нет, я в вас  сразу  не  ошибся.  Жаль  было  бы  потерять  таких
союзников...  --  И  исчез.  Вместе с ним исчез и окраинный московский двор,
голоса играющих в отдалении детей, гудки паровозов и электричек на  Окружной
дороге,  летнее  небо  в  мелких,  пухлых,  как разрывы шрапнелей, облачках,
пересеченное инверсионным следом ивинчивающегося в зенит самолета.
     Андрей вновь осознал себя лежащим лицом вниз на кровати. Воспоминание о
состоявшейся встрече было куда более ярким, чем о самом реалистическом  сне.
Будто  он  действительно разговаривал только что с Антоном, просто закрыл на
миг глаза и оказался здесь. Светящиеся  стрелки  часов  показывали  половину
шестого  утра.  Непопятно,  проспал  ли  он  несколько часов до контакта или
после? Знать это имело  смысл,  чтобы  определить,  как  скоро  можно  ждать
посылки  от  Антона.  Впрочем, если она придет, появление ее наверняка будет
обставлено так, что прозевать он не сможет.
     Сильвию будить было еще рано -- если алкоголь действует на нее так  же,
как  на  обычную  женщину,  очнется она часов в девять, не раньше, да и не в
самом лучшем состоянии. Однако против похмелья способ есть. Андрей гфошел  к
ней  в  комнату. Аггрианка спала на спине, похоже, беспокойно -- одеяло было
скомкано и сбито ногами к стене, но дышала она ровно.  Он  вновь  укрыл  ее,
нашел  на  тумбочке  снятый  перед походом в баню браслет, вновь защелкнул у
Сильвии на запястье. Узенький желтый сектор  на  циферблате,  вздрагивающий,
как   ин.икаторный  глазок  старинного  лампового  приемника,  показал,  что
состояние ее пока еще не совсем соответствует норме. Но это дело  нескольких
минут. Проснется она в полном порядке.

        Глава 11
     В  ближайшие  дни  Шульгин  развернул в Москве бурную деятельность. Ему
доставляло искреннее удовольствие ощущать себя пауком, изготовившим огромную
ловчую сеть и сидящим в ее центре, чутко прислушиваясь, не задрожит ли  одна
из радиальных нитей, сообщая, что очередная жертва готова к употреблению.
     Меняя время от времени грим и костюмы, он бродил по улицам, ни с кем не
делясь  целями  этих прогулок, а Басманову, единственному, кто позволял себе
задавать вопросы, отвечал, что на ходу ему лучше думается.
     Ходить по столице РСФСР и в самом деле было интересно. Нэп, об®явленный
всего  месяц  назад,  уже  начал  приносить  первые  плоды.  Заколоченные  с
семнадцатого  года  витрины  лавок  и  магазинов  вновь открылись, в глубине
помещений наблюдалась энергичная деятельность, а некоторые уже  и  торговали
чем  придется. Неизвестно где спрятанными от реквизиций еще дореволюционными
товарами, продукцией оживившихся ремесленников и  коекакой  контрабандой  из
Прибалтики  и  Югороссии.  В садике напротив Большого театра и под Иверскими
воротами  юркие  молодые  люди  свистящим  шепотом   спрашивали   валюту   и
врангелевские  "колокольчики", на Сухаревке почти свободно продавали кокаин,
а по Петровке и Кузнецкому мосту защелкали каблучками первые прилично одетые
проститутки.
     Оттого и Сашке легко теперь было заниматься своими  тайными  делами.  В
отличие   от   сентябрьских   дней,   улицы  сейчас  были  полны  народу,  и
праздношатающегося, глазеющего  на  непривычно  полные  витрины  и  прилавки
ежедневно открывающихся магазинов, и занятого собственными делами.
     В  Верхних  торговых рядах, в Петровском и Лубянском пассажах появилось
столько подозрительных людей, что у ВЧК просто  не  хватало  агентов,  чтобы
отслеживать  каждого.  С  точки  зрения  партийных  и  чекистских ортодоксов
подозрительными стали практически все.
     Левашов смирился с тем,  что  Шульгин  все  активнее  и  беззастенчивее
вовлекает  его  в свои не совсем понятные игры. Тем более что неожиданно для
Олега верной сторонницей Сашкиных авантюр оказалась Лариса. Да  и  сама  она
проявляла  удивительный  политический энтузиазм. Заставила Левашова об®явить
ее представительницей Международного Красного Креста, Комитета Лиги наций по
делам беженцев, Нансеновского комитета и  еще  нескольких  благотворительных
организаций,  вытребовать  под  это  дело  соседний  с  особняком деревянный
полутораэтажный  домик,  где  устроила  свой  якобы  офис  и  где  несколько
элегантных, заграничного вида молодых людей и барышень вели с десяти до трех
часов прием лиц, желающих репатриироваться в Югороссию, выяс-
     нить  судьбу исчезнувших в годы войны родственников или просто получить
вспомоществование под торопливо выдуманные  легенды.  В  приемной  постоянно
толпились десятки посетителей, а иногда очередь выстраивалась даже на улице.
Причем субсидии выплачивались только тем, кто мог доказать, что пострадал от
революции  и  большевизма  либо  сам  лично,  либо  его родственники, взятые
заложниками, репрессированные или  расстрелянные.  Это,  конечно,  не  могло
вызвать  радости  у  московских  властей,  когда сотни людей подробно, часто
документированно  излагали  международным  наблюдателям   тайны   "диктатуры
пролетариата".
     Но  любые  попытки советских властей препятствовать деятельности миссии
или преследовать ее посетителей вызывали очень  резкие  демарши  со  стороны
Левашова,  который  хоть  и  сочувствовал  коммунистам, но к нарушениям прав
человека относился еще нетерпимее, чем цинично настроенный Шульгин.
     Под  такой  "крышей"  Кирсанов  мог  работать  совершенно  спокойно  --
встречаться  с  агентурой,  получать  от  ничего не подозревающих просителей
нужную ему информацию, через Левашова обращаться с запросами о  судьбах  тех
или иных лиц в любое советское учреждение, II том числе и вЧК.
     Кроме тощ, в глубоких подвалах дома, которые прежний хозяин использовал
для хранения  скобяного  и  москательного  товара, бывший жандарм оборудовал
небольшую частную тюрьму, где по ночам, как требовали обычаи, он вел  долгие
и,  судя  по  всему,  эффективные  допросы  неизвестно  откуда  привозимых и
неизвестно куда потом исчезающих лиц.
     Шульгин понимал, что ротмистр ведет глубокую разработку порученных  его
заботам  пленников,  но  до поры о результатах его не спрашивал. Считал, что
профессионализма  Кирсанову  хватит,  а  когда   потребуется,   они   сумеют
согласовать позиции.
     и  с  Аграновым  он  до  поры не встречался, считая, что "воскресать из
мертвых" еще не время, лучше вселить в "друзей" уверенность,  что  все  идет
согласно  их  расчетам.  Зато  он  вытребовал  у  Берестина  еще  один взвод
рейнджеров, которых тоже разместил в Новодевичьем.
     Вообще  картина  получалась  забавная  --  в   самом   центре   столицы
пролетарского  государства  почти в открытую функционировала белогвардейская
резидентура, и ВЧК, даже если и догадывалась об  этом,  ничего  поделать  не
могла. Слишком все странно, но и закономерно в те же время переплелось.
     Троцкий,  получив  всю  полноту  государственной  и  партийной власти в
урезанной, но все равно гигантской стране,  понимал,  что  в  данный  момент
следует  сохранят лояльность в отношении своих неожиданных союзников Обладая
тонким и изощренным умом, Лев Давыдович догадывался -- Врангель здесь играет
роль совершеннс второстепенную, даже декоративную.  И  такое  положение  его
устраивало.  За  ближайшие  год-два  он  рассчитывал навести в РСФСР твердый
государственный  порядок,   окон   чательно   избавиться   от   политических
противников,  создать нормально (в его понимании) функционирующую экономику,
реорганизовать  и  перевооружить  армию,  укрепить  международное  положение
Советской  республики,  Ему  требовалось  время, чтобы выяснить наконец, чьи
интересы представляют те люди, которые все это устройли. И какие собственные
цели они преследуют,
     Он разослал своих эмиссаров в Ревель,  Ригу,  Варшаву,  Берлин,  Париж,
Лондон,  Стокгольм  и  Женеву  восстав  новить  старые,  утраченные  за годы
гражданской войнь связи, наладить новые и разобраться, что за непонятна сила
вышла на авансцену в спектакле, все  роли  в  котором,  казалось  бы,  давно
расписаны, как если бы в третьем действии "Гамлета" появился новый персонаж,
переворачивающий веками известную интригу,
     И  по  два-три  раза в неделю встречаясь с Левашовым, то для обсуждения
конкретных проблем внутренней и внешней  политики,  то  как  бы  просто  для
свободного  обмена  мнениями, Троцкий старался невинно звучащими вопросами и
тщательно выстроенными, в стиле Платона,  застольными  беседами  извлечь  из
партнера  какие-то  крупицы  информации,  пригодные  для анализа и сочинения
гипотез.
     Олегу эти беседы тоже доставляли удовольствие. Личность собеседника его
занимала и просто потому, что он видел в нем достойного противника  (уже  не
единомышленника),  а главное, тем, что живой Троцкий разительно отличался от
нарисованной советскими историками  карикатуры.  Потом  Левашов  возвращался
домой, извлекал из кармана диктофон, и они с Шульгиным и Ларисой внимательно
изучали  запись,  обращая внимание на общую схему разговора, явный и скрытый
смысл   отдельных   фраз,   интонации   собеседников.   Выясняя   для   себя
стратегические  цели  партнера, додумывали, какие выводы он может сделать из
слов Левашова, намечали сценарий дальнейших своих действий.
     Вот, например, однажды, встретившись очередной  раз  в  Кремле,  в  том
самом кабинете, в котором скончался Владимир Ильич и который именно и избрал
для  себя  Лев  Давыдович,  отнюдь  не  боясь  привидений и даже наслаждаясь
фактом, что злейший его враг (но и союзник по борьбе с прочими "товарищами")
уже не существует, а сам он жив, здоров, весел и полон сил,  они  заговорили
за чашкой чая о проблемах, которые Левашов считал важными- И для себя, и для
России, и для судеб социализма.
     --  Лев  Давыдович,  --  сказал Олег, -- мы с вами говорим вдвоем и без
свидетелей. Я уже не раз подчеркивал, что заинтересован в том, чтобы  первое
и  пока  единственное  социалистическое  государство  действительно показало
всему  миру  пример  преимуществ,  которые  дают   свобода,   народовластие,
диктатура  пролетариата, если угодно и ликвидация частной собственности. Так
почему же вы всячески уклоняетесь от воплощения  в  жизнь  этой  возвышенной
идеи?
     --  Отчего  вы  так  решили,  Олег Николаевич? -- спросил Троцкий, мило
улыбаясь и посверкивая стеклышками своего пенсне, наверняка приобретенного в
Германии, судя по фиолетовому оттенку просветленного покрытия.
     --  Так  как  же,  Лев  Давыдович?  Вы   же   противитесь   всем   моим
демократическим  предложениям.  Красный  террор  вы  ослабили,  но отнюдь не
прекратили, ваши сотрудники всячески  препятствуют  оговоренному  свободному
обмену  людьми  --  чтобы все желающие уезжали на юг, а иоронники социализма
так же свободно от Врангеля к вам, свою тайную полицию вы упорно  не  хотите
избавить от карательно-расстрельных функций. Нехорошо выходит. Тем более для
вас.  Ведь  еще  три  года  назад  вы  считались  самым  широко  мыслящим  и
либеральным деятелем российской социал-демократии...
     Троцкий посмотрел на Левашова с сожалением и сочувствием,  как  смотрят
на ребенка -- инвалида детства.
     --  Раз  уж мы с вами действительно с глазу на глаз разтовариваем... Вы
где последние годы жили? В Америке?
     -- Еще дальше...
     -- Ну вот. Идеализм хорошо исповедовать, когда  лично  не  причастен  к
практическим  решениям.  Простите,  можно  попросить  у  вас еще одну из тех
папиросочек? Смешно, я глава великого государства, а вынужден одалживаться у
гостя. Что делать, снабжение у нас еще плохо.  налажено.  Монополия  внешней
торговли,  сами  понимаете.  А требовать для себя индивидуальных поставок из
Турции я не считаю возможным...
     -- Да ради Бога, Лев Давыдович! Завтра  же  я  распоряжусь,  чтобы  вам
доставили хоть ящик для начала. А какие вам больше нравяться?
     -- Вот те, в черной коробке. Что-то про герцога...
     --  А,  "Герцеговина флор". Действительно, очень неплохие. И не вы один
так думаете. Помните, у Пруткова: "Вы любители сыр? -- спросили  раз  ханжу.
-- Люблю, -- он отвечал, -- я вкус в нем нахожу...
     Левашов достал из кармана папиросы, положил на зеленое сукно стола. Сам
прикурил "Честерфильд".
     -- Так о чем мы? -- спросил Троцкий.
     --  Да о том же. Давайте вместе с южанами попытаемся создать нормальную
демократическую  конфедерацию.  Как  в  Швейцарии.   Пусть   люди   свободно
перемещаются  ;  между  Москвой  и  Харьковом,  избирают приемлемый для себя
политический  строй,  способ  хозяйствования  и  тому  подобное.  Мы  готовы
финансировать   все   связанные  с  этим  затраты,  способствовать  развитию
индивидуального и коллективного хозяйства в  менее  благоприятных  природных
зонах.  Понятно,  что  Вологда  не  так  привлекательна для крестьянина, как
Кубань, но ведь и на Соловках монахи ухитрялись арбузы выращивать. Зато люди
наконец  впервые  в  истории  смогут  действительно  осуществить   свободный
выбор...  Я  даже  не  возражаю против идеи придания законодательных функций
профсоюзам... и ваших трудовых армий. Отчего бы и нет, если их использование
будет добровольным и экономически оправданным...
     -- М-да-а... -- Троцкий не спеша выдохнул дым папиросы,  которую  курил
медленно, не скрывая удовольствия. -- Честный разговор -- так честный. Вы на
самом  деле  считаете,  что  в  обозначенных  вами условиях удастся сочетать
равноправное и взаимоприемлемое сосуществование двух таких государств?
     -- Так почему же нет? -- Левашов на полном серьезе говорил с Троцким  и
действительно   был   уверен,  что  огромное  число  людей,  избавленных  от
принуждения  и  имеющих  свободу  выбора,   предпочтет   социализм   царству
эксплуатации   и   неравенства,   которое   и   свергла  народная  революция
семнадцатого года. Он ведь и сам, прослужив больше  семи  лет  инженером  на
кораблях   загранплавания,   отнюдь  не  прельстился  видимым  благополучием
"свободного  мира"  и  сохранил  уверенность  в  неоспоримых   преимуществах
"развитого социализма". Не во всех, конечно, сферах...
     --  Просто  потому,  что  вначале  на  юг  перебегут  все интеллигенты,
технические специалисты, царские офицеры,  избавленные  от  страха  за  свои
семьи,  находящиеся  сейчас  под  контролем  ВЧК... Да, кстати, от одиозного
названия необходимо избавиться. Эту безусловно  нужную  организацию  следует
назвать иначе, чтобы не вызывать у людей ненужных ассоциаций.
     -- ГПУ, " сказал Левашов.
     -- Как? Почему ГПУ?
     --  Главное  политическое  управление. Достаточно нейтрально и вполне в
духе возложенных  на  данный  орган  задач.  А  можно  и  НКГБ  --  Народный
комиссариат  государственной безопасности... Троцкий пожевал губами, глядя в
потолок.
     -- Нет, первое, пожалуй, лучше.  Государственная  безопасность  --  это
как-то  так... Государство и без того аппарат насилия, а подчеркивать лишний
раз его особую охрану... Нет, ГПУ лучше. Сегодня же распоряжусь. У вас  есть
чувство слова. Ценю...
     --  Да  уж...  --  только  и  нашел  что  ответить на этот сомнительный
комплимент Левашов.
     -- Однако продолжим. Царские офицеры, без которых советская армия  пока
небоеспособна,   торгово-купеческий   элемент,   за