Лечь на курс норд-ост, дать ход
тридцать узлов (а "Валгалла", подобно последнему обладателю  "Голубой  ленты
Атлантики"  --  лайнеру  "Юнайтед  Стойте",  могла  на  форсировке развить и
сорок), и гордые британцы не увидели бы  его  кормы  даже  в  свои  отличные
дальномеры "Барра и Струда".
     Но  смысл-то  намеченной  акции  был  совсем в другом. Они спустились в
рубку.
     -- Вон, идут орелики... -- Воронцов указал Новикову отметки на  круглом
экране   локатора.   Перебросил   на  панели  несколько  тумблеров,  включая
компьютерную систему распознавания цели. Наведенные по радиолучу  оптические
датчики,  установленные  на клотиках мачт, захватили об®ект, передали сигнал
компьютеру,  который  его  обработал,  усилил  и  дорисовал  неразличимые  с
дистанции в двадцать пять километров подробности.
     Цветной  пятидесятидюймовый  экран изобразил отчетливо, словно в записи
на лицензионной кассете, картину эффектно режущих  штилевое  море  эсминцев.
Они  шли  строем  пеленга,  с  трехкабельтовыми интервалами, и действительно
намеревались зайти на Зонгулдак с северо-запада, перекрывая пароходу  прямой
путь  в Крым. Если жертва рискнет и успеет выйти в открытое море, то прижать
ее к обрывистому, далеко выступающему на северо-восток берегу.
     -- Минут через десять-пятнадцать они нас заметят, -- продолжил  капитан
и  скомандовал  вахтенному  штурману:  --  Курс  NNW-триста десять. Скорость
двадцать пять.
     Нос парохода покатился влево, под острым углом к курсу эсминцев.
     -- Сейчас мы покажем им свои мачты  и  трубы  и  поглядим,  что  ребята
станут  делать,  --  комментировал  Воронцов  происходящее  малосведущему  в
морской тактике Новикову. --  Включить  дымоимитаторы!  --  приказал  он  на
вахту.
     Из  трех  колоссальных  труб  "Валгаллы"  повалил  густой угольный дым.
Вообще-то ее парогазовые турбины даже на самом полном  ходу  давали  о  себе
знать лишь дрожанием горячего воздуха над раструбами вентиляторов, но сейчас
требовалось  показать англичанам, что кочегары, надрываясь, швыряют лопатами
в топки скверный турецкий антрацит.
     -- Готово, засекли...
     На экране было отчетливо видно, как на  левофланговом  эсминце  замигал
ратьеровский фонарь.
     --  Дистанция  --  десять  миль,  --  вслух прочитал Воронцов показание
дальномера, словно Андрей был  неграмотный.  --  Это  они  пока  только  дым
увидели. Согласовывают тактику...
     В  следующие минуты по команде командира отряда эсминцы резко прибавили
скорость. Под косыми форштевнями вспухли белые  буруны.  Два  корабля  стали
забирать влево, на перехват, третий остался на прежнем курсе, чтобы отрезать
цель от берега.
     --   Так,  года  два  они  машин  точно  не  перебирали,  обрастание  в
Средиземном море тоже приличное, значит, парадный ход у них в лучшем  случае
тридцать.  А  то  и  меньше. Давай пока двадцать восемь дадим, -- по-свойски
обратился Воронцов к штурману. -- Играть боевую тревогу!
     Это уже была игра, роботам совсем не требовался высокий и пронзительный
крик горна,  чтобы  переключиться  на  новую   программу,   хватило   бы   и
электрического импульса, однако Воронцов старался для себя и Новикова, а еще
больше  -- для мичмана Белли, единственных на корабле людей, в ком старинный
сигнал вызвал запечатленный на генетическом уровне душевный под®ем, и легкий
мороз по коже, и выброс солидной порции адреналина в кровь. Такой же,  может
быть,  или очень похожий сигнал посылал их далеких предков в седло на берегу
Калки или со штыком наперевес на стены Измаила.
     Еще в Замке у Антона, когда "Валгалла" существовала только в чертежах и
макетах, Воронцов, не зная, где им придется оказаться, в каких временах и на
каких широтах, во избежание неприятных  случайностей  решил  вооружить  свой
пароход  так,  чтобы  он  мог  выдержать  бой  с парой линкоров или линейных
крейсеров. Конечно, против ударного  авианосного  соединения  "Валгалла"  не
выстояла бы, но такой вариант и не рассматривался,
     Предусмотрительность  Дмитрия  уже  оправдала себя в момент сумасшедшей
торпедной атаки французского  миноносца  на  севастопольском  рейде.  Теперь
предстоял второй акт.
     Опустились  вниз  декоративные  панели по углам центральной надстройки.
Выдвинулись  до   того   оттянутые   попоходному   и   закрепленные   внутри
полусферических   казематов   стволы   четырех  254-миллиметровых  пушек,  В
распоряжении Воронцова имелось еще и двенадцать скорострельных стотридцаток,
но он сегодня не собирался принимать ближний бой.
     Чуть отворачивая вправо и приводя англичан на левую раковину  парохода,
Дмитрий  продолжал внимательно наблюдать за экраном. Чуть вырвавшийся вперед
эсминец, очевидно, флагманский, приблизился уже на  сорок  кабельтовых.  Для
десяТидюймовок   "Валгаллы"   --   дистанция  почти  прямого  выстрела.  Для
стомиллиметровок "Виттори" -- далековато.  Стрелять-то  можно,  вот  попасть
вряд ли удастся. Хотя пароход -- цель обширная, сдуру могут и вмазать,
     Воронцов  приказал  еще  чуть  увеличить  ход. Англичанин и так идет на
пределе. Повторяется ситуация из турецкой войны 1877 года, когда  броненосец
"Фетхи  Буленд"  пять  часов преследовал русский пароход "Веста", осыпая его
градом тяжелых снарядов, но не имея какогото лишнего  узла  скорости,  чтобы
догнать,  и,  получив  пару  ответных попаданий из русских мортир, прекратил
погоню. За тот бой, кстати,  адмирал  (тогда  лейтенант)  Рожественский  был
награжден орденом Святого Георгия четвертой степени.
     Эсминец  бешено  мигал "ратьером": "Требую показать флаг, остановиться.
Вы находитесь в пределах  запретной  зоны.  В  случае  отказа  подвергнуться
досмотру имею приказ применить оружие, Коммандер Вудворт".
     -- Пхе! -- изобразил презрение Воронцов. -- Всего-то коммандер (капитан
третьего   ранга).   Я   думал,   кого  постарше  пошлют.  Ответить:  "Здесь
американский пароход. О состоянии войны с  Англией  ничего  не  знаю.  Прошу
сообщить   дату   ее   начала".  --  И  повернулся  к  мичману,  внимательно
прислушивавшемуся к  разговору,  но  не  забывавшему  и  о  своих  служебных
обязанностях. -- Сколько от нас до берега?
     --  Двадцать одна миля, господин капитан первого ранга, -- ответил тот,
взглянув на жирную синюю  линию,  которую  чертил  на  карте  автоматический
курсограф.
     -- Отлично. Еще минут пятнадцать дурака поваляем. Тут им не Фолкленды!
     Со   времен   англо-аргентинской   войны   1982  года  за  Фолклендские
(Мальвинские) острова Воронцов  относился  к  англичанам  плохо.  Он  вообще
поддерживал  аргентинцев  из  чисто  эстетических  соображений,  а  уж когда
атомная подводная лодка "Конкерор"  потопила  торпедой  антикварный  крейсер
"Генерал  Бельграно"  за  пределами  зоны боевых действий, испытал искреннее
возмущение военного человека этой бессмысленной акцией. На  крейсере  ни  за
что погибло больше трехсот моряков, в большинстве новобранцев 18 и 19 лет от
роду.
     Коммандер   Вудворт   раздраженно   писал   сигнальным  фонарем:  "Суда
нейтральных стран по  закону  о  военной  контрабанде  подлежат  досмотру  в
запретной зоне. Требую застопорить ход. В противном случае применю оружие!"
     С  боевых  постов  пришло сообщение: "Цель захвачена. Готовы к открытию
огня".
     Пушки  "Валгаллы",  оснащенные  лазерными   прицелами   и   управляемые
специальной  программой  компьютера,  для которой изображающие артиллеристов
роботы были всего лишь сервоприводами к механизмам наводки и  перезаряжания,
могли поражать цель с эффективностью 85--90 процентов против 3-4 процентов у
орудий  эсминцев  и  развивали  темп  огня  до  10 выстрелов в минуту. Такие
артиллерийские комплексы обозначались  остроумным  термином:  "выстрелил  --
забыл". В том смысле, что нет необходимости сомневаться в результате.
     Третий вражеский корабль, заходивший с кормы, отстают почти безнадежно.
Для него. Воронцов, в случае необходимости, мог догнать его без труда,
     "Считаю  ваши действия актом пиратства в открытом море. До согласования
вопроса с моим правительством прошу оставить в покое.  При  попытке  захвата
окажу сопротивление. Считайте себя предупрежденным".
     --  Вот  они  сейчас  там задергаются, -- довольным тоном сказал Андрею
Воронцов.
     А Новиков, наблюдая за  происходящим,  снова  терзался  противоречивыми
мыслями.  В  принципе  он  не  имел  ничего  против  того, чтобы как следует
проучить  надменных  сынов  Альбиона.  Присвоили  себе  право  устанавливать
порядки  на  всех  широтах  и долготах Мирового океана, а чего ради? Кто они
такие? Подумаешь, успели настроить броневых коробок больше всех в мире!  Тем
более  что  в  отношении  России всегда проводили самую паскудную и коварную
политику. И в Крымскую войну, и в Турецкую,  и  в  эту  мировую  тоже.  Как,
впрочем, и в следующую. А за Цусиму и Порт-Артур не пора ли им ответить?
     Но  в  то  же  время...  Долбанет  сейчас Воронцов из своих калибров, и
отправятся ничего не  понимающие  моряки,  всего  лишь  выполняющие  приказ,
кормить  черноморских скумбрий и кефалей. Это как если бы противник погрозил
тебе кулаком, а ты его без предупреждения из дробового обреза в живот... Так
он и спросил Воронцова.
     -- Вот, еще один толстовец выискался. А была б здесь не  "Валгалла",  а
обычный   пароход   Доброфлота?   Воздержались   бы  твои  ягнятки?  Оч-чень
сомневаюсь. И ты думаешь, зря я сейчас дурака валяю? Хочешь пари? Если через
пять минут господа британцы изобразят фонарем:  "Извините  за  беспокойство,
желаю  счастливого  плавания",  я  их  трогать не стану. Если нет ~ пусть не
обижаются... Но они ведь не отстанут.
     -- Почему именно через пять? -- не понял Новиков.
     -- А вот почему. Мичманец, расстояние до берега?
     -- Двадцать девять миль два кабельтовых.
     -- Теперь понял? Для чего же  я  гнал  пароход?  Через  три  минуты  мы
выходим из их запретки, хоть я и плевать на нее хотел.
     Подтверждая  его  слова,  над  баковым  орудием "Виттори" вспухло белое
облачко. По курсу парохода, но с недолетом поднялся окрашенный  бурым  дымом
фонтан.
     --  Вишь,  специальные  пристрелочные  снаряды  у  них. Как у японцев в
Цусиме.
     Донесся приглушенный расстоянием короткий гром.
     -- Это, наверное, у японцев были их снаряды, --  счел  нужным  уточнить
Андрей.
     -- Не один ли хрен! Все, вышли мы из запретной зоны. Радист, давай!
     Это  тоже  Воронцов придумал заранее. С антенны мощной радиостанции, на
волне, отведенной для сигнала "SOS", и по другим волнам тоже  пошел  в  эфир
отчаянный  крик:  "Всем,  всем,  всем! В открытом море атакован неизвестными
кораблями. Повторяю, в Черном море оперируют пиратские  корабли  неизвестной
принадлежности.  Веду неравный бой. Прошу помощи! Пароход САСШ "Валгалла". И
координаты.  И  снова  этот  же  призыв,  который  принимали,  наверное,   и
радиостанции  Эйфелевой  башни,  и  уж  наверняка на английских дредноутах в
Мраморном море, и  в  штабе  Верховного  комиссара.  Передав  записанный  на
магнитофон  сигнал  бедствия раз десять, автомат в рубке переключил всю мощь
корабельных   передатчиков   на   создание   помех,    перекрывающих    весь
радиодиапазон.
     А  коммандор Вудворт, занятый своим делом, этого не слышал и, если даже
знал,  что  вышел  из  тридцатимильной  зоны,  счел   возможным   сей   факт
проигнорировать.  Снова  выплеснула  огненный  факел  баковая  пушка,  пошел
сверлить пространство второй снаряд. Этот лег точнее, на полкабельтова перед
носом "Валгаллы".
     -- Ну а я что говорил? -- словно сожалея, развел  руками  Воронцов.  --
Кормовой плутонг -- залп!
     Новикову   никогда   раньше   не   приходилось  слышать,  как  стреляют
корабельные пушки большого калибра. Впечатление куда более сильное,  чем  от
танковой  стомиллиметровки.  Хотя и там в ушах долго стоит мучительный звон.
Десятидюймовки шарахнули так, что Андрей присел и, ошеломленный, долго мотал
головой, в пустой след глотая открытым  ртом  воздух,  тошнотворно  и  остро
завонявший сгоревшим кордитом.
     Мостик  под  ногами дернулся. Воронцов вскинул к глазам бинокль. Первый
фонтан взметнулся выше мачт  эсминца  и  обрушился  на  его  палубу  тоннами
бурлящей  воды, а второй снаряд лег точно между трубами. Идущий полным ходом
корабль дернулся и вроде бы даже подпрыгнул на мгновение над волной, хотя по
идее должен был, наоборот, просесть от удара.
     Очевидно, снаряд  перебил  штуртросы  или  заклинил  руль,  потому  что
эсминец  вдруг  понесло  на  циркуляцию.  Из лопнувшей палубы хлестали струи
белого пара. Быстро  теряя  ход,  он  стал  лагом  к  волне,  начал  заметно
крениться.
     --  Видал?  Ювелирная работа. А я специально болванкой стрелял. Так что
ничего страшного. Турбина, наверное, вдребезги да дырка в борту  или  днище.
Как  говорят  доктора:  жить будет. Если у них аварийный дивизион знает, что
делать. Пробить водяную тревогу, задраить переборки, пластырь завести...  --
Он говорил, спокойно, специально для Андрея.
     -- А убитых сколько? -- спросил для чего-то Новиков.
     --  Это  как  повезет. Бывает, что и ни одного. Наоборот тоже бывает. А
если бы они нам сейчас в рубку залепили? Нам их сотки вот  так  вот  хватило
бы... -- Воронцов чиркнул себя большим пальцем по горлу. И тут же воскликнул
удивленно: -- Ты погляди, второй-то что делает! Крутой, мать его!..
     Второй  эсминец,  вместо  того  чтобы  правильно среагировать на намек,
выйти из боя  и  заняться  оказанием  помощи  терпящему  бедствие  флагману,
отказавшись  от  явно  опасной  агрессии,  то  ли  сдуру,  то  ли в припадке
оскорбленного британского достоинства дал  своим  машинам  полный  форсаж  и
рванулся  в отчаянную торпедную атаку. Иначе расценить его намерения кое-что
понимающий в военно-морских делах Воронцов не мог.
     Набрав выходящую даже за пределы  проектной  скорость,  узлов  тридцать
пять,  не  меньше,  бритвенно  узкий  миноносец, подняв выше полубака пенный
бурун,  стал  догонять  "Валгаллу".  В  двадцать   раз   превосходящий   его
водоизмещением  пароход так резко разгоняться не умел. Расстояние между ними
начало опасно сокращаться.
     Отчетливо  было  видно,  как   разворачиваются   на   своих   вертлюгах
трехтрубные торпедные аппараты.
     Вдобавок  "Виттори"  (как он назывался на самом деле, Воронцов не знал,
видел только белые цифры "15" посередине борта) открыл беглый огонь из обеих
своих баковых пушек.
     На верхней кромке первой  трубы  "Валгаллы"  возникла  дыра  с  рваными
краями. Еще один снаряд с журчанием прошел над кормой.
     --  Этак  он в натуре может нам парой торпед засветить... Ну, я тоже не
Христос! -- Даже сейчас Дмитрий не удержался от обычного флотского трепа.  У
них  в  дивизионе  траления  острить  в  моменты опасности считалось хорошим
тоном. Изящно выходило или нет ~- второй вопрос.
     -- Залп!
     Двухсоткилограммовая болванка, летящая со скоростью восемьсот метров  в
секунду   (энергию   удара  желающие  могут  посчитать  сами),  вонзилась  в
форштевень эсминца прямо под гюйсштоком.  Такого  эффекта  от  попадания  не
ожидали  ни  Воронцов с Новиковым, ни тем более мичман Белли, жадно следящий
за перипетиями первого в его жизни боя.
     Прочная сталь  палубы  мгновенно  собралась  в  гармошку,  плюща  между
складками  орудийные  площадки  вместе с расчетами, многотонный комок мятого
металла накрыл мостик и боевую рубку. Полетела в сторону  опутанная  вантами
мачта, повалилась набок дымовая труба.
     Полубак   эсминца   раскрылся,  как  сардиночная  продолговатая  банка,
вывернув наружу начинку офицерских кают. Впрочем,  наблюдать  эту  жуткую  в
своей  театральности  картину  пришлось  не  больше двух-трех секунд. Второй
снаряд двухорудийного залпа ударил в борт ниже ватерлинии, очевидно,  достал
до киля, и перенапряженный корпус корабля не выдержал. Обшивка лопнула точно
по  мидельшпангоуту.  Эсминец  стал  складываться пополам, словно перочинный
нож.  Набежавшая  волна  довершила  дело.  Исковерканный  полубак,  мелькнув
суриком  днища,  ушел  под  воду  почти  мгновенно, а кормовая часть корпуса
попыталась задержаться на поверхности и могла бы остаться на плаву, как  это
не   раз   случалось   с   кораблями,  подрывавшимися  на  минах.  Несколько
черноморских и балтийских эсминцев и крейсеров в Отечественную войну  теряли
нос  или  корму  и  не  только сохраняли плавучесть, но добирались до родных
портов и вновь вступали в строй после ремонта.
     Но английские моряки были настолько самонадеянны  или  отвыкли  за  два
мирных   года   от  настоящей  службы.  что  пошли  в  бой  с  незадраенными
водонепроницаемыми  дверями  в  переборках.  И  море  тут   же   захлестнуло
раскаленные бешеным пламенем форсунок котлы.
     Взрыв  был  такой,  будто  сдетонировали  все  шесть  приготовленных  к
выстрелу торпед.
     Через минуту на бурлящей поверхности остались только обломки  рангоута,
шлюпок  и  пробковые  матросские  койки.  Живых  же  людей  на  месте гибели
миноносца не осталось. Ни одного человека.
     Точно  так  же  в  четырнадцатом  году,  раньше,   чем   успел   опасть
полукилометровый столб воды, дыма и пара, исчез в балтийской глубине русский
крейсер "Паллада" с экипажем в восемьсот офицеров и матросов.
     -- Боевым постам -- дробь! -- скомандовал Воронцов. -- Вернуть стволы в
диаметральную плоскость. Пробанить орудия.
     Не  снижая  хода,  "Валгалла"  продолжила свой путь по маршруту, слегка
уклоняясь к весту, чтобы четко выйти на створ херсонесского маяка.
     На экране и в бинокли было  видно,  как  последний  уцелевший  эсминец,
переложив  руль,  пошел  к  месту  гибели  своего  "систер-шипа" и бессильно
болтающемуся лагом к  волне,  окутанному  облаком  пара  из  разбитых  машин
флагману.
     Мичман  Белли  хлопал  глазами в полном обалдении от этой блистательной
виктории. Душу его переполнял восторг, который  только  из-за  воспитания  и
присутствия  рядом  неизмеримо  старших  по возрасту и положению особ не мог
вылиться наружу наиболее естественным образом.
     Это надо же, как повезло! В первом его офицерском выходе в море, да еще
на обыкновенном, пусть и  очень  большом,  коммерческом  пароходе  оказаться
участником  такого  сражения'  Кто  бы  поверил  --  четыре выстрела, и один
новейший британский эсминец утоплен, второй поврежден почти безнадежно! Нет,
годы позора позади, возвращаются славные времена российского флота!  Не  зря
он  верил  в  свою судьбу. Прадед, капитан-лейтенант Белли, взявший со своим
десантным отрядом в 1799 году Неаполь и  получивший  за  это  от  императора
Павла  орден  Андрея Первозванного, по статуту положенный только генералам и
коронованным особам, может быть им доволен.
     В историю вошли слова императора, сказанные при возложении на  скромные
обер-офицерские эполеты голубой орденской ленты: "Капитан-лейтенат Белли, ты
меня  удивил,  так  вот и я тебя удивлю!" Вот и он сам, получив за участие в
спасении Колчака орден, недостижимую мечту многих и многих, наверняка  может
теперь рассчитывать еще и на "Владимира" или хоть "Станислава", а с ним и на
третью, лейтенантскую звездочку...
     Воронцов  словно бы прочитал мысли мичмана. Да и труда в том особого не
было.
     -- Вот так вот, мичманец! -- хлопнул он его тяжелой ладонью по  погону.
--А то ли еще будет...
     Новиков  же,  отойдя  к  крылу  мостика,  закурил,  испытывая  странное
ощущение, что все это уже было точно так  или  почти  так,  как  только  что
случилось,  хотя  и  знал  абсолютно точно, что впервые в жизни участвовал в
морском сражении. Тогда откуда  же  это  яркое  воспоминание  --  вспененная
кильватерными  струями  вода,  грохот  орудийных  выстрелов, свист снарядных
осколков, уходящие под воду корабли? Из  бредового  видения,  явленного  ему
внутри Гиперсети?
     Одновременно  Андрея  мучила  совсем  другая,  совершенно  практическая
забота  --  а  что,  если  англ