существующих  правительств  Армении  и  Грузии и установление там
"власти трудящихся", теперь перегруппировывалась, разворачиваясь фронтом  на
север.  Анклав,  состоящий  из  части  Азербайджана,  Ставрополья,  Кубани и
горских республик Северного Кавказа, уже полгода  существовал  автономно  от
РСФСР,  связанный  с ней только морским путем через Гурьев, и дальнейшая его
судьба требовала решения. У советского правительства было  два  варианта  --
договориться о передаче ему Астрахани и коридора вдоль Волги до Саратова или
воевать.  Врангелевские  же  дипломаты  предлагали  иное -- обмен территории
Северного Кавказа на равноценную в непосредственно  прилегающих  к  совдепии
областях.  У них сильным козырем была постоянная угроза казачьего восстания,
которое, несомненно, имело бы успех при одновременном наступлении Слащева от
Ростова  и  десантах  на  Тамань,  Новороссийск,  Туапсе.  Короче,  ситуация
складывалась  взрывоопасная, и Левашов прилагал титанические усилия и чудеса
макиавеллизма,  чтобы  не  допустить  такого  развития  событий.  Он  обещал
Троцкому  все  что  угодно  --  возврат в дополнение к первым восьми вагонам
остальной части "золотого  эшелона",  военную  помощь  против  туркестанских
сепаратистов,   неограниченные   поставки   продовольствия  и  ширпотреба  в
голодающие,  раздетые  и  разутые  советские  губернии  и  другие  не  менее
заманчивые  льготы и преференции. Пока Троцкий колебался, яростно торгуясь и
пытаясь шантажировать и Запад, и Юг.
     Олегу однажды даже пришлось как бы вскользь упомянуть, что напрасно Лев
Давыдович  столь  внимательно  прислушивается  к   посланцам   "загнивающего
капитализма". Пусть лучше вспомнит уроки не столь еще далекой мировой войны.
Обещать  Запад  умеет,  но  готов  ли  он,  а главное, в состоянии ли помочь
Советской республике, если отмобилизованные и  отдохнувшие  дивизии  Слащева
вздумают вдруг ударить по кратчайшему направлению на Москву?
     --  От  Лондона  до  Москвы  гораздо дальше, чем от Курска и Тамбова. А
Москва в качестве вашей столицы,  думаю,  не  в  пример  более  удобна,  чем
Архангельск или Вятка...
     Иногда,  если  удавалось,  они  собирались вчетвером: Новиков, Шульгин,
Берестин и Воронцов -- хорошая мужская компания -- и приглашали  к  себе  на
пароход  Врангеля. Петр Николаевич уже обжился и свыкся с ними, одновременно
как с друзьями и покровителями. Разница в возрасте у них была  небольшая  --
Верховному  правителю  недавно  исполнилось  сорок  два,  каждому  из них --
ненамного меньше. В эти годы разница в четыре-пять лет уже не воспринимается
как существенная.
     Генералу отвели роскошные апартаменты в ярусе кают  суперлюкс,  где  он
нередко   оставался   ночевать,  радуясь  возможности  хоть  один  вечер  не
чувствовать себя государственным деятелем.
     Играли в преферанс, выпивали понемногу, по заведенной традиции -- рюмку
за каждый сыгранный мизер. ну и разговаривали, конечно.  Любой  претендующий
на роль диктатора правитель страдает (если он умный и нормальный человек) от
невозможности  иметь  близких  друзей.  Здесь  у  Врангеля была великолепная
возможность -- ни один из претендующих на  его  дружбу  людей  ни  в  мачтой
степени  от  него  не  зависел  и, в свою очередь, не пытался навязывать ему
какие-то неприемлемые требования (в его понимании).
     Разговоры обычно складывались следующим образом.
     -- Ты, Петр Николаевич (на "ты" они  по  гвардейской  традиции  перешли
почти  сразу),  --  конечно,  самодержавный  правитель  и  диктатор,  мы это
одобряем и приветствуем. В твои дела лезть не собираемся. Но  давай  так  --
есть  у  тебя  хорошая  идея, излагай, в деньгах отказа не будет. Есть у нас
интересная мысль -- выслушай.  Подумай,  если  хочешь,  посоветуйся,  с  кем
нужно.  Не  будет  возражений  --  прими и помогай исполнить. Финансирование
опять же наше. И учти, мы тебе плохого не посоветуем. Сами заинтересованы.
     И согласие, как правило, достигалось. Например, Новиков, когда уже была
сыграна хорошая "сочинка"  --  до  ста  двадцати,  по  доллару  за  вист,  и
Верховный  правитель отчего-то опять был в большом выигрыше, сидя в глубоких
креслах у открытой двери кормового балкона,  раскуривая  сигару  и  подливая
всем под чашечку самолично сваренного геджасского кофе бенедиктинский ликер,
вдруг проговорил:
     --  А вот отчего бы нам, ваше высокопревосходительство, не установить в
твоей  Югороссии  совершенно  оригинальный  политический  режим?   Сочетание
древнеафинской  демократии  с идеалами господина Великого Новгорода. Мы ведь
убедились уже, --  а  если  ты  еще  не  убедился,  то  будешь  иметь  такое
удовольствие,  --  что на российской территории никакие логически устроенные
системы не приживаются...
     --  Поясни,  что  ты  подразумеваешь,  --  спрашивал  Врангель,   после
успешного  курса  лечения  позволявший  себе  и  выпить,  и покурить, как во
времена своего студенческого и офицерского прошлого.
     --  Лишь  только  то,  что  европейского  типа  демократия  с  выборным
парламентом  и  принципом:  один  человек  -- один голос у нас не работает и
работать не будет. Так не лучше ли создать нам  своеобразное  государство  с
формально полным равенством, выборным органом типа Думы или Земского собора,
но  устроенное  сословно-корпоративно.  То  есть  имеют  место  сословия  ~-
дворяне, ремесленники, крестьяне, купцы, казаки, лица  наемного  умственного
труда,  если  угодно,  об®единенные  по  средневековому  цеховому  признаку.
Детализировать не буду, можешь сам литературу  полистать.  Однако  все  свои
проблемы,  от социальной защиты престарелых и инвалидов до любых юридических
вопросов, внутри  корпорации  они  решают  самостоятельно  и  независимо  от
государственной  власти.  В сенате заседают представители сословий с равными
же правами.  Государство,  поскольку  оно  достаточно  богато,  обеспечивает
финансирование   всех  общенациональных  программ  и  выступает  арбитром  и
гарантом равноправия граждан на общенациональном уровне, одновременно снимая
с  себя  всякие  проблемы,  могущие  вызвать  именно   антиправительственные
выступления в каком угодно виде...
     --  А  лично  ты, Петр Николаевич, -- добавлял Шульгин или Воронцов, --
исполняешь  обязанности   того   же   новгородского   князя   плюс   доброго
царя-батюшки, который всех любит и всех рассудит, оставаясь вне критики...
     --  Хорошо  бы,  --  отвечал  разморенный  сладким,  но зверски крепким
ликером в сочетании с чудовищной концентрацией густого, как  сметана,  кофе.
-- А средства на такой проект будут?
     -- Уж об этом не переживай, чего-чего, а это найдем. И как бы невзначай
у кого-то  из друзей появлялось настроение сделать дорогому барону очередной
подарок, ни в коей мере не ущемляющий его  достоинство,  например,  японский
меч   XII   века,   рассекающий   по   ручью   плывущий  опавший  лист,  или
инкрустированную  изумрудами  зажигалку  "Ронсон",  а  то  и  панкратический
бинокль  с  регулировкой  фокусного  расстояния  от  6  до 30, оправленный в
противоударный полиуретан...
     Еще одной плодотворной идеей, доведенной  до  правителя,  например,  на
рыбалке с выездом в открытое море, могло быть предложение о создании на базе
махновских   и   антоновских   отрядов   двух   новых   казачьих   войск   с
соответствующими привилегиями и выкупом у нынешних владельцев  расположенных
на территории этих войск земель.
     На  следующий  день  обычно  такие  неформальные соглашения оформлялись
решением правительства, которое возглавлял умный прагматик Кривошеий.  Он  и
самостоятельно  в  предыдущей  истории  принял ряд законов, долженствовавших
придать    врангелевскому    режиму    необходимую    респектабельность    и
привлекательность,  но  не успел претворить их в жизнь. А ведь их реализация
сулила   русскому   народу   совсем   неплохое   будущее,   несравнимое    с
ленинско-сталинской перспективой.
     Таким  же  примерно  путем  Берестин  выговорил в свое время у Врангеля
право на осуществление всеоб®емлющей военной реформы с  назначением  Слащева
командующим  главкомом,  а Воронцов -- специальных полномочнй по возрождению
Черноморского флота.
     В итоге все стороны оставались довольны друг другом.  Врангель  еще  не
понимал   этого,   но  постепенно  он  становился  главой  государства  типа
Саудовской  Аравии  или  Арабских  Эмиратов,  то   есть   самодержцем,   чьи
политические  амбиции не встречали препятствия в виде финансовых проблем, но
серьезно ограничивались тщательно завуалированной волей "визирей". В  данном
случае -- умных и бескорыстных.

        x x x
     Берестин,  используя  карт-бланш  от Врангеля, принял решение разделить
территорию  Югороссии  на  четыре  военных  округа:  Одесский,  Харьковский,
Ростовский и Таврический. Крым в данном раскладе превращался в некое подобие
феодального  владения  --  особо  защищенной  территории,  которая не только
играла роль военноадминистративного  центра,  но  и  могла  в  случае  самых
неблагоприятных   условий   самостоятельно   обороняться  длительное  время,
предоставить убежище жителям "слободы" и "предполья", ну а в  самом  крайнем
случае,  как  в  1920  году  советской  эры,  --  послужить  плацдармом  для
эвакуации. Только на более, разумеется, организованном уровне, чем в прошлый
раз.
     Здесь Алексей, благодарный агграм за то, что они дали  ему  возможность
повоевать,  совместившись  с  личноетью командарма Маркова, целых полгода на
фронтах Отечественной войны, полностью использовал богатый  военный  опыт  и
незаурядные  стратегические способноети своего "альтер эго". Сергей Петрович
Марков,  в  реальной  истории  погибший   в   сталинских   лагерях,   своими
полководческими  дарованиями,  а  главное,  человеческими качествами намного
превосходил Жукова  и  был  близок  к  таким  фигурам,  как  Рокоссовский  и
Черняховский.
     Вместе  с  Воронцовым  они. используя вряд ли предусмотренные Левашовым
возможности его установки пространственно-временного совмещения,  подняли  с
морского дна трехорудийные двенадцатидюймовые башни затонувшей в Севастополе
"Императрицы  Марии"  и  потопленной  в Новороссийске "Императрицы Екатерины
Великой". Для двух из них спешно готовились бетонные казематы  на  Перекопе,
для  одной  --  на  Чонгаре, еще двух -- в Керчи и Феодосии, а три усиливали
береговую  оборону  Севастопольского  района.  Исходя   из   опыта   обороны
Севастополя   в   1942   году,   до   истощения   боезапаса   зона  обстрела
двенадцатидюймовых  стационарных  батарей  оставалась  для  войск  Манштейна
неприступной  даже  без  пехотного  прикрытия.  И  это  при наличии танков и
авиации, которых в двадцатом году у предполагаемого противника быть не могло
в принципе. Согласно планам, оборудование артиллерийских позиций, а  точнее,
фортов,  превосходящих  по  огневой  мощи  линию  Маннергейма,  должно  было
закончиться к февралю двадцать первого года.
     Леди Спенсер, полностью освоившись в Лондоне за последние  три  месяца,
восстановила  все  свои  связи  и считалась сейчас лидером самой агрессивной
части истэблишмента -- сиречь высшего света, призывавшей к предельно жесткой
политике в отношениях с Югороссией, об®явленной гораздо  более  опасной  для
Англии, чем слабое, погрязшее во внутренних проблемах царство большевиков.
     Именно  Сильвия распространила в прессе "секретный меморандум Врангеля"
по вопросам восточной политики. Нечто вроде известного  письма  Зиновьева  о
подготовке  пролетарской  революции  в  Англии. А теперь она же инициировала
принятие документа, аналогичного столь известному "ультиматуму Керзона".
     Старая  добрая  Англия  кипела.  И  бушевала.  Свободная  пресса  --  и
лейбористская,  и  консервативная,  и  даже либеральная -- исходила гневом и
возмущением. Как же это так, неблагодарная Россия, и не  Российская  империя
даже.  к  которой  можно  было  относиться  с  неприязнью,  но  все-таки и с
некоторым  уважением,  а  жалкий  ее   обрубок,   врангелевская   Югороссия,
неизвестно  откуда  появившаяся и неизвестно почему победившая в гражданской
войне, вдруг заявила, что она является правопреемницей той, старой России  в
полном  об®еме  и требует соблюдения тайного соглашения 1915 года о передаче
ей Константинополя, Босфора и Дарданелл!
     Публикации в газетах, в зависимости  от  их  направленности,  несколько
различались тональностью, но в принципе были едины. Таких требований Великой
Британской империи пред®являть не в праве никто.
     Да,  предположим, в разгар мировой войны можно было пообещать союзнику,
от которого зависела судьба европейского фронта, удовлетворение каких-то его
пожеланий, но ведь все относилось для окончательного решения на послевоенные
времена, когда обстановка не раз и не два могла измениться.
     И разве не  английская  это  поговорка:  "Настоящий  джентльмен  хозяин
своего слова. Он может его дать, и он же может взять его обратно"?
     Что  такое  вообще  этот так называемый союзник? За всю писаную историю
Россия и Англия вынужденно поддерживали друг друга лишь дважды  --  в  эпоху
наполеоновских  войн  и  в  эту,  слава  Богу, закончившуюся мировую. И все.
Остальные двести лет они были непримиримыми противниками.
     И вот сейчас, когда не осталось у Великой Британии достойных соперников
на морях, неизвестно кто требует передать ему контроль  над  проливами,  над
границей  Европы  и Азии, над Ближним Востоком и над входом в Суэцкий канал,
наконец!
     Да такая наглость требует немедленного и  достойного  возмездия!  Разве
правительство  и адмиралтейство не могут завтра же послать в Крым пять-шесть
линкоров,  которые  только  дымом  своих  труб  и   залпом   непревзойденных
пятнадцатидюймовок  покажут  потерявшим чувство реальности русским медведям,
кто сегодня вершит мировую политику?
     Причем что интересно -- этот хорошо сдирижированный хор поддерживали  и
те  общественные  силы,  которые  до  последнего времени весьма сочуственнно
относились и к царской России, и к борьбе Врангеля с  большевиками,  которые
критиковали  решение королевского двора отказать в убежище семье несчастного
императора Николая.
     Буквально единицы независимых то ли от поддержки правительства,  то  ли
от  чьих-то  "высших" интересов газет позволили себе публикации, хоть как-то
если не оправдывающие, то с пониманием относящиеся к позиции Югороссии.
     И очень громко звучали голоса и в печати, и в парламенте,  что  гораздо
правильнее будет сейчас поддержать
     большевистскую  РСФСР,  чтобы  ее  реорганизованная  и даже пополненная
европейскими  волонтерами,  недавно   победоносная   Красная   Армия   вновь
развернула  наступлению  на  Юг и продолжила столь благотворную для мирового
равновесия тенденцию русского взаимоистребления.
     Однако отчего-то европейские союзники "владычицы морей" по  коалиции  в
этом стремительно вызревающем новом кризисе отнюдь не спешили ее поддержать.
     Франция  выражалась  туманно: мол, соглашения соглашениями, но не стоит
ли прежде вновь собрать  Лигу  Наций  и.обсудить  справедливость  российских
претензий и возможность достижения компромисса?
     Германия  осторожно  зондировала точку зрения Врангеля на возобновление
строительства  железной  дороги  Берлин-Стамбул-Багдад   и   форму   участия
Югороссии  в  промышленном  возрождении  Турции  в случае денонсации условий
Севрского договора.
     САСШ вообще делали вид, что данный эпизод их не слишком касается, но по
некоторым признакам чувствовалось,  что  затруднение  Англии  доставляет  им
удовольствие.  Вдруг да и вправду она ввяжется в противостояние с Россией, и
тогда можно будет еще сколько-то времени поманеврировать, изнуряя  партнеров
сомнениями по поводу своей истинной позиции.
     Новиков,  возвратившийся  из  тайного  визита  в  Ангору, приехавший из
Харькова Берестин, Шульгин, Воронцов и Ирина обсуждали в штабном кабинете на
"Валгалле" свои ближайшие планы.
     Как говорится, последняя пуговица к  мундиру  последнего  солдата  была
пришита, силы на театре расставлены, пора было переходить к действиям.

        Глава 10
     Берестин  и  Новиков  стояли на плоской вершине горы в одном из отрогов
Понтийского хребта, неподалеку от порта Зонгулдак, расположенного  на  южном
берегу  Черного моря примерно на полпути между знаменитым Синопом и проливом
Босфор. С километровой высоты видны  были  облепившие  склоны  холмов  белые
кубики  средневековых  домов с плоскими крышами, с десяток европейского типа
зданий в центре города, пирсы угольных причалов, несколько  приткнувшихся  к
ним фелюг и каботажных пароходов.
     Недавно  поднявшееся  апрельское  солнце  освещало  голубовато-мглистый
вогнутый  щит  моря,  у  горизонта  круто  загибавшийся  вверх  и  неощутимо
сливавшийся с таким же голубым, по-утреннему дымчатым небом.
     Среди  грязно-черных  пароходов  времен  чуть ли не Крымской кампании и
закопченных припортовых пакгаузов  белоснежный  корпус  "Валгаллы"  выглядел
странно  и  чужеродно.  Даже  на  расстоянии  нескольких  километров размеры
корабля производили впечатление. Вряд ли еще когда-нибудь в этот захолустный
порт заходили трансатлантические лайнеры такого класса.
     В бинокль можно было различить бесконечную вереницу запряженных ослами,
мулами, даже верблюдами  одно-  и  двухосных,  тяжело  нагруженных  повозок,
тянувшихся  из  порта  в город, и такую же вереницу пустых, направлявшихся к
причалу.
     Они  везли  тысячи  ящиков  с  винтовками,  пулеметами,   патронами   и
орудийными  снарядами.  Изредка в поле зрения попадали конные запряжки в два
уноса, тянущие по пыльной грунтовой дороге знаменитые  русские  трехдюймовки
1902/27  года  с  передками  и зарядными ящиками и 122-миллиметровые гаубицы
образца 1938 года.
     К апрелю 1921 года  греческая  армия,  насчитывающая  около  ста  тысяч
человек  при  шести  тысячах  пулеметов  и  четырехстах  орудиях,  продолжая
наступление,  вышла  на  линию  Измит  ~  Денизли,  глубоко  вклинившись  на
контролируемое  Кемаль-пашой  Анатолийское плоскогорье. До Ангоры, временной
столицы независимой Турции, по прямой оставалось едва полтысячи километров.
     Армия Мустафы Кемаля имела  в  своем  составе  51  тысячу  штыков,  440
пулеметов  и  едва  150  старых  немецких  пушек с расстрелянными стволами и
мизерным запасом снарядов.
     Тем не менее в сражении у Иненю турки благодаря куда более  серьезному,
чем у греков, боевому опыту (большинство солдат Кемаля три года сражались на
Кавказском фронте с русской армией) нанесли интервентам серьезное поражение,
заставили их остановиться, чем выиграли необходимое себе время.
     В  середине  марта  после  предварительного  визита Новикова в качестве
посла с особыми полномочиями в ставку Кемаля прилетел Берестин.
     Они  сразу  понравились  друг  другу  ~  тридцатидевятилетний  турецкий
генерал,  еще  в мировую войну прославившийся тем, что под его командованием
славная  19-я  дивизия  сбросила  в   море   англо-французский   десант   на
Галлиполийском полуострове, и тридцатисемилетний русский, выигравший (Кемаль
это знал) гражданскую войну.
     Берестин в качестве принятых на Востоке подарков преподнес Кемалю белый
"Лендровер"  с двум_я бочками дизтоплива, винтовку "СВД" и пистолет Стечкина
в пластмассовой кобуре-прикладе, а генерал отдарил  его  белым  же  конем  с
отделанными   серебром   сбруей   и  седлом  и  саблей  XV  века,  осыпанной
драгоценными камнями.
     Лидер турецкой революции принимал коллегу в старом купеческом  доме  на
одной   из  кривых,  узких,  как  трамвайный  вагон,  улочек  Ангоры,  круто
спускающейся с обожженного библейским солнцем холма.
     На второй этаж вела скрипучая,  натертая  воском  деревянная  лестница.
Большая,  совершенно  пустая  комната была застелена и завешана драгоценными
коврами, на полу -- только низкий резной  столик,  уставленный  вазочками  с
засахаренными  фр