-под контроля, на улицах в самом деле завяжутся уличные бои. А
мы от этого ничего не выгадаем...
     -- Именно для этого, -- скрипучим,  весьма  подходящим  к  его  скучной
внешности голосом сказал незнакомец.
     --   Простите,   не  имею  чести  быть  знакомым?  --  спроил  Артузов,
игнорировавший  человечка,  пока  тот  молчал.  Мало  ли  кто  и  зачем  мог
находиться  в  кабинете  Трилиссера.  Но раз он вмешался в серьезную беседу,
следует УТОЧНИТЬ позиции.
     -- Господин Подгурский, --  представил  гостя  хозяин  кабинета.  --  В
прошлом -- товарищ начальника департамента царского министерства иностранных
дел.  Сегод  ня  --  руководитель нашей резидентуры в Англии. Тот человек, о
котором я вам  уже  говорил.  Осуществляет  связь  с  зарубежными  друзьями,
Артузов молча кивнул.
     --  Ни  правительство,  ни военное командование, ни ваш друг Агранов не
имеют представления, какими силами располагают "заговорщики"  и  какие  цели
преследуют,   --   продолжил  свою  речь  Подгурский.  --  Умело  подогревая
беспорядки, мы дождемся, пока у кого-нибудь  не  выдержат  нервы.  Прольется
кровь.  Властям придется действовать решительно. Беспорядки вдобавок вызовут
раскол и раздоры в ближнем окружении Троцкого.  Там  нет  единого  мнения  в
оценке  событий.  Когда  начнутся  уличные  бои,  несогласованность и глупое
соперничество среди партийного и военного руководства достигнут предела... В
подобном положении тот, кто проявит  больше  хладнокровия,  решительности  и
твердости, справится с беспорядками и может рассчитывать на крупный куш.
     --  И  все  же -- что дальше? Вы хотите только попугать нынешнюю власть
бесчинствами толпы? Или заставить  Троцкого  собственными  руками  разогнать
своих  не  справившихся  с  делом  сторонников?  А кто от этого выиграет? --
Артузов вдруг увидел, что  его  слова  не  очень  нравятся  собеседникам,  и
уточнял;  --  Я  не  вдаюсь  сейчас в идейные и моральные оценки акции, меня
интересует только техническая сторона.
     -- Нет.  Нынешняя  власть  мае  вполне  устраивает.  Нам  нужны  именно
беспорядки.  Погромы.  Убийства иностранных представителей, в первую очередь
врангелевских... Артузов, кажется, понял.
     --Вы что, хотите спровоцировать возобновлениевойны  с  белыми?  Но  для
чего? Республика сейчас воевать не может. Разве следующим летом,.. И вообще,
что  значит  ~  мы?  Это  кто?  Мы, в моем понимании, это Михаил, Генрих, я,
Агранов  тоже...  Со  мной  лично  никто  ничего  не  обсуждал.   Об®яснись,
пожалуйста, -- обратился Артузов к Трилиссеру.
     --  Об®яснимся  позже.  Положись  на  меня, не прогадаешь. Сейчас нужно
довести дело до конца. А чтобы ты не переживал слишком, скажу, что войны  не
будет.  Как только белые пред®явят республике ультиматум, хоть какой-нибудь,
вмешаются наши друзья.
     -- Тебе что жалко белых? -- вмешаются Ягода.
     Трилиссер жестом велел ему молчать.
     -- Это будет нечто  вроде  повторения  августа  четырнадцатого  года...
Улавливаешь?
     --  Мне  помнится,  август  четырнадцатого  года закончился плохо и для
Сербии, и для России, и для Австрии с Германией...
     -- Кроме названных вами, там были и другие  участники-.  --  почти  без
интонаций сказал Подгурский. Ну, если так... -- развел руками Артузов.

        Глава 19
     Со своим предложением вызвать из монастыря дополнительные силы Рудников
опоздал  буквально  на  полчаса.  Он  успел переговорить по рации с дежурным
офицером (сам Басманов  был  где-то  в  городе),  передал  ему  распоряжение
немедленно  выслать на Гоголевский два отделения с полным боевым снаряжением
и спустился на первый этаж. Двое офицеров дежурили у парадной двери изнутри,
еще  один  наблюдал  с  чердака  за  двором  и  прилегающими  кварталами,  а
четвертого он послал на ищу -- следить за обстановкой от Волхонки до Арбата.
     Штабс-капитан не сумел об®яснить Ларисе причину пюей тревоги, просто он
воспринимают  нынешнюю  Москву как глубокий вражеский тыл и, несмотря на то,
что и главно его группа действовала вместе с чекистами Агранова, поверить  в
перерождение большевиков не мог. Постоянно ждал от них какой-нибудь пакости.
Слишком  специфический  опыт  приобрел  он  в  годы  гражданской войины и не
допускал для себя возможности  мирного  сосуществования  в  ближайшие  годы.
Может быть, когданибудь позже...
     Рудников  вышел  на  крыльцо,  с  удовольствием  вдохнул холодный сырой
воздух. Температура на улице быстро падала, может быть. скоро  пойдет  снег.
Пора  бы,  неестественно  долго  тянется  то дождливая, то сухая и солнечная
осень...
     Где-то в центре хлопнуло несколько винтовочных  выфелов.  Вразнобой  и.
кажется, в разных местах. Штабскапитан насторожился.
     Далеко   справа   в  перспективе  бульвара,  со  стороны  храма  Христа
Спасителя, появился грузовик. За ним еще один. Рейнджеры Басманова? Рудников
прищурился, козырьком поднес ладонь ко лбу.
     Рановато вроде бы. Даже если немедленно бросились выполнять приказ,  за
пятнадцать  минут не успеть... На всякий случай штабс-капитан сделал отмашку
своему офицеру, не спеша идущему  по  противоположной  стороне  бульвара  от
памятника  Гоголю.  Тот  заметил  сигнал,  понял,  присел на скамейку, начал
прикуривать, не  сводя  глаз  с  командира.  Жестом  Рудников  приказал  ему
наблюдать  и  без  крайней необходимости не вмешиваться. А сам отодвинулся в
глубину крыльца, прячась за массивным опорным столбом.
     Машины остановились, с первой начали спрыгивать на мостовую разномастно
одетые люди, вооруженные по преимуществу короткими  винтовками  без  штыков.
Издали  Рудников  не  разобрал,  австрийскими  или  японскими.  Их оказалось
довольно много -- десятка полтора. Еще пару секунд он надеялся, что  это  не
по  их душу, может, просто, сбор по тревоге какого-нибудь рабочего отряда. В
соседнем квартале располагался клуб профсоюза типографских рабочих.
     Однако тут же все стало ясно. Люди развернулись в  цепь,  часть  заняла
позицию за деревьями и фонарными столбами, а человек семь медленно двинулись
к дому.
     Рудников  вытащил  "кольт".  В обойме всего семь патронов, зато убойное
действие изумительное. Теперь главное -- выиграть время. Минут десять.
     -- Эй,  там,  стоять!  --  крикнул  он  из  своего  укрытия.  --  Здесь
официальное  представительство.  Под защитой мандата Совнаркома. Кто такие и
что вам нужно?
     Люди на мгновение замешкались. Скорее просто  от  неожиданности,  а  не
потому, что слова показались им убедительными.
     --  У нас ордер на обыск здания, -- отозвался наконец кто-то из заднего
ряда.
     -- Один с ордером и без оружия -- ко мне. Остальные  --  на  месте.  --
Рудников  надеялся,  что Лариса Юрьевна из своей комнаты услышит его голос и
поторопит подмогу. Или позвонит по телефону своим приятелям в ЧК или  в  ЦК.
Капитан каблуком ударил в дверь за спиной. Она мгновенно приоткрылась.
     Его маневр заметили, из-за деревьев ударил нестройный залп. В полотнище
двери  с  глухим  чмоканьем  вонзилась  несколько  пуль, одна срикошетила от
мраморной облицовки крыльца с тоскливым воем. Все стало ясно. Началось...
     Рудников присел, трижды выстрелил навскидку и с  удивительным  для  его
массивного  тела  проворством  отпрыгнул  в  вестибюль.  Еще  несколько пуль
ударило в днсрь, но толстые дубовые плахи выдержали.
     -- Наверх! -- скомандовал капитан охранникам. --  И  беглый  огонь!  На
поражение!
     Вчетвером  в  особняке  с толстыми каменными стенами продержаться можно
довольно долго,  если  нападающие  не  подберутся  вплотную  к  окнам  и  не
забросают защитников гранатами.
     Сам  Рудников  решил  на  этот случай остаться внизу. Кроме пистолета с
четырьмя патронами и еще одной заII.юной обоймой,  он  мог  рассчитывать  на
оставленный   дежурным   офицером   "АКСУ"   с   двойным  обмотанным  черной
изоляционной лентой магазином. Боеприпасов в доме было много, но в  подвале.
Запоздало  обругав  себя  за  непредусмотрительность,  капитан  перебежал  к
угловому окну, осторожно выглянул. Серия  коротких  автоматных  очередей  со
второго  этажа  заставила  нападающих  залечь.  Пули  высекали  из булыжника
тусклые синие искры. Трое или четверо были убиты сразу, остальные  торопливо
отползали,  прячась за деревьями и гранитным бордюром, отвечали торопливыми,
почти неприцельными выстрелами.
     Бой  начинал  приобретать  затяжной  характер.   Очевидно,   эти   люди
рассчитывали  на полную внезапность и численное превосходство, не догадались
сначала выяснить силы и огневые средства защитников особняка.
     "Какие кретины! -- подумал Рудников. --Да  я  же  вас  перещелкаю,  как
вальдшнепов на тяге".
     --  Эй,  ребята,  через минуту -- шквальный огонь из всех стволов!.. --
скомандовал он на второй этаж и тут же увидел, что Лариса Юрьевна с  тяжелой
винтовкой непривычных очертаний сбегает вниз по лестнице.
     --  Да  вы что это выдумали! -- закричал он, представив, что достаточно
шальной пули в окно -- и все. Ни бронежилета, ни каски на женщине  не  было.
-- На пол, немедленно, стреляют же!
     --  Не  видала  я,  как  стреляют,  --  презрительно  фыркнула  Лариса,
останавливаясь в простенке.
     -- Может, и видели, -- отозвался Рудников, злясь оттого,  что  вынужден
препираться  с  дамочкой вместо того, чтобы заниматься делом. -- Только я за
вашу  жизнь  головой  отвечаю,  и  нет  сейчас  необходимости  еще   и   вам
подставляться.  Сядьте  на  пол  хотя  бы,  Лариса  Юрьевна,  перешел  он на
просительный тон. Лариса послушалась. -- А если хотите  помочь,  поднимитесь
наверх  и  наблюдайте через окошко чулана за задним двором. Могут они оттуда
зайти. Пожалуйста, Лариса Юрьевна, я  вас  очень  прошу,  а  то  мне  сейчас
вылазку делать, а тыл у нас открыт...
     Рудников  взглянул  на  ручные  часы,  кошкой,  а  вернее,  раз®яренным
медведем-гризли мотнулся к дальнему окну вестибюля.
     С крыши в точно назначенный срок загремели автоматы, и тут  же  капитан
распахнул  створки,  перекатился  через  подоконник  и, никем не замеченный,
распластался в овальном бетонном водостоке.
     ...Агранов мчался на своем автомобиле по Плющихе. Он только  что  успел
доложить  по  телефону  Троцкому,  что  не  сможет  прибыть  к нему вместе с
остальными  членами  коллегии,  намекнул,  что  располагает  крайне   важной
информацией,  которая  расходится  с  той,  которую  ему  будет  докладывать
Менжинский. И попросил санкций на самостоятельные действия.
     -- Хорошо, Яков, --  после  короткой  паузы  ответил  Троцкий.  --  Мне
кажется,  я понимаю. Действуй. Помнишь, с чего началась политическая карьера
Наполеона в Париже? Возможно, твои шансы не хуже.
     ~- Только я очень  прогну  вас,  Лев  Давыдович,  немедленно  прикажите
Муратову  выслать  хотя  бы  две роты во главе с абсолютно верными лично ему
командирами к заднему фасаду Манежа, Пусть станут там, допустим, через  час,
ждут  только меня и будут готовы исполнять исключительно мои команды. Пароль
~ Бонапарт. В трубке коротко хохотнули.
     -- Думаешь, двух рот хватит?
     --  На  первый  случай,  Лев  Давыдович,  если  это   будут   полностью
укомплектованные  и  пггатно  вооруженные  роты. А вы усильте охрану Кремля,
закройте все ворота и вышлите караул на стены.  Как  будто  нашествия  Батыя
ждете,  --  позволил он себе слегка пошутить. -- Если будет нужно, я запрошу
дополнительной  помощи.  И  имейте  в  виду,  не  доверяйте  сегодня  больше
никому... Из наших.
     -- А тебе, Яков?
     Агранов помешкал с ответом. Наконец нашелся:
     --  Пока я по эту сторону кремлевских стен, наверное, можно. Что дальше
-- обстановка покажет...
     Агранов сделал свой выбор. После короткой встречи с Вадимом он, как ему
казалось, понял главное: вся эта заварушка затеяна затем, чтобы окончательно
завершить передел оказавшихся в руках  ВЧК  гигантских  финансовых  средств,
накопленных  в  тайных хранилищах на теретории России и в зарубежных банках.
Несколько  сотен  миллионов  золотых  рублей  были  из®яты  за  три  года  у
"эксплуататоров",  и  большая  их  часть  контролировалась  лишь несколькими
лицами; самим Дзержинским, Менжинским, Трилиссером, Бокием, может быть,  еще
и  Артузовым.  Ягода  к святым тайнам вряд ли был допущен, и сейчас выходило
так -- товарищи разуверились в  возможности  спокойно  жить  и  пользоваться
этими  деньгами  здесь.  Боятся;  что  либо  найдутся другие, которые сумеют
опять, либо просто события пойдут таким образом, что придется уносить  ноги,
не  думая о чемоданах. Вот они и решили опередить события. Агранов допускал,
что во паве всего стоит Глеб Бокий, что он и  решил  избавиться  от  коллег,
имеющих собственные хранилища или свои счета в западных банках.
     Троцкий, безусловно, не в их лагере. Добившись высшей власти, он думает
не о том.  как  "схватить и сбежать", а о своем месте в новейшей истории. Но
так или иначе драка начинается жестокая.
     И у него появляется свой шанс. До сих пор он занимался другими  делами,
непосредственно  не  связанными финансами, но кое-какая информаиция есть и у
него. по крайней мере он знает, с кого можно спросить. А уж там...
     Автомобиль остановился у ворот монастыря. Шофер по команде анова  часто
и требовательно засигналил.
     Рудников  не  зря проходил почти два месяца изнурительные тренировки на
полигоне под руководством Шульгина  и  сержантов-инструкторов,  а  во  время
короткого отдыха смотрел великолепные цветные фильмы о схватках рейнджеров и
"зеленых  беретов"  с  вьетнамскими партизанами и арабскими террористами. Он
знал, что ему делать сейчас. Прежде всего -- не спешить. Машины с  десантной
группой   наверняка  уже  мчатся  сюда  и  будут  на  месте  максимум  через
пятнадцать-двадцать минут. Значит, главное --  не  торопиться.  Его  маневра
никто   не   заметил,   все  внимание  нападающих  отвлечено  экономным,  но
непрерывным огнем четырех  стволов  с  чердака  из  верхних  окон.  Короткие
очереди  вряд  ли  могут  поразить  противника,  укрывшегося  за  деревьями,
каменным парапетом  бульвара,  афишными  тумбами.  Однако  свою  задачу  они
выполняют:   несколько  трупов,  темными  грудами  лежащих  на  мостовой,  и
бессвязно что-то выкрикивающий, надсадно стонущий раненый, которого никто не
рискует вытащить, наверняка отобьют охоту вскоре повторить атаку.
     Отдаленная  стрельба  доносилась  из  центра   и,   судя   по   звукам,
распространялась  от  Арбатской  площади  к Кремлю и дальше в Замоскворечье.
Похоже, заварушка в городе разворачивалась всерьез. Рудникова это  радовало.
Раз в Москве почти нет наших, значит, красные бьют друг друга.
     Он  по-пластунски  отполз  метров  на тридцать назад, приподнял голову,
убедился, что нападающим его уже не  увидеть,  стремительно  перекатился  на
другую  сторону бульвара. Теперь он оказался в тылу у неприятеля. Оставалось
выяснить, где сейчас находится и что  делает  поручик  Татаров.  В  туманных
сумерках  сигнала ему, конечно, подать не удастся, но капитан надеялся, что,
когда он начнет действовать, тот поддержит его огнем. Так где же Басманов  и
его люди, однако?
     Басманова,  к  сожалению,  в монастыре не оказалось. Но дежурный офицер
помнил Агранова  по  октябрьским  событиям,  когда  они  вместе  захватывали
Большой  театр,  да  и  пароль гость назвал правильный. Чекист появился не в
самый подходящий момент, штурмовая группа как раз  начинала  посадку  в  три
открытых  "Доджа"  -- других машин у них не имелось, -- поэтому с оружием, в
тяжелых бронежилетах, обвешанные  снаряжением,  в  каждый  автомобиль  могло
поместиться  едва  по  семь-восемь  человек.  Дежурный  по тону Рудникова не
понял, какова срочность вызова, поэтому офицеры рассаживались по машинам, не
слишком торопясь, с шуточками, как при выезде на обычное патрулирование.
     Агранов, не сообщая главного, да он пока и  сам  не  знал,  в  чем  это
главное  заключается,  попытался  об®яснить  офицеру в пятнистой серо-черной
куртке, весьма  удобной  для  действий  в  вечернем  городе,  что  ожидаются
серьезные  беспорядки,  способные  в  результате  привести к очередной смене
власти и возобновлению гражданской войны, и что искренние сторонники мира  и
согласия  крайне  нуждаются  в  помощи  господ  офицеров, которые уже внесли
определенный вклад...
     Офицер слушал чекиста без особого интереса. Ему, как и Рудникову, чужды
были проблемы большой политики , и он тоже  с  интересом  понаблюдал  бы  за
разборками  в  стане  врага.  Из  гимназического  курса  он кое-что помнил о
Французской революции и считал, что, когда  революционеры  начинают  убивать
друг    друга,   это   быстрее   приводит   к   восстановлению   нормального
государственного порядка.
     -- Знаете, товарищ, -- ответил наконец он, растирая подошвой окурок, --
зря вы мне все это  рассказываете.  Я  имею  сейчас  другой  приказ  и  буду
выполнять именно его. А о высоких материях вы с полковником побеседуете...
     -- Да где же я его буду сейчас искать? "~ чуть не в отчаянии воскликнул
Агранов.
     Офицер пожал плечами. И, уже садясь в машину, бросил через плечо:
     -- Если хотите, езжайте за нами. Там есть кому вас выслушать...
     Рудников  еще  раз  взглянул  на  часы,  выругался  беззвучно  и поднял
автомат.  Сколько  можно  ждать,  в  концето  концов?  Глядишь,  к   красным
подкрепление раньше подоспеет.
     Темнеющие  в  тумане  фигуры  виднелись  расплывчато,  зато  позиция  у
капитана была замечательная. Он  откинул  металлический  приклад,  вжал  его
затыльник  в  плечо  и  выпустил  первую  прицельную очередь. Рудников любил
убивать. Вернее, он любил стрелять и попадать во врагов, как другим нравится
стендовая стрельба или утиная охота. Чувство это пришло к нему постепенно.
     До конца пятнадцатого года  тогдашний  Рудников,  способный  и  в  меру
настырный  молодой  человек,  удовлетворял  свою любовь к сильным ощущениям,
работая  репортером  уголовной  хроники,  а  когда  подошло  время   и   ему
призываться  в действующую армию, решил, что кормить вшей в окопах наравне с
деревенскими ваньками и митьками ему, человеку образованному, как  бы  и  не
пристало.  И  он  подал  прошение  о  зачислении  в Отдельные гардемаринские
классы. Все-таки учиться два года, а после выпуска надеть  белый  кителек  с
золотыми погонами, а не грубую рыжую шинель.
     С  классами  что-то  не  заладилось; или морских офицеров на тот момент
имелся избыток, или просто не  понравился  Виктор  Рудников  своим  обличьем
воинскому  начальнику.  Однако  и  вольноопределяющимся  он  тоже не стал, а
направился в школу прапорщиков обучаться премудростям  кавалерийской  науки.
Через  полгода  приколол  по  звездочке  на  каждый погон и отбыл с маршевым
эскадроном на Кавказский фронт.
     Попал он в конную разведку драгунского полка, только вместо лихих  атак
и  рейдов служба ему выпала совсем другая. Во время осады Карса, где коннице
негде было разгуляться, двадцатитрехлетний прапорщик  нашел  себя  совсем  в
другом  качестве.  Любившие  его  за  простоту  нрава  и умение рассказывать
занимательные истории из жизни воровского мира, драгуны как-то подарили  ему
трофейную винтовку "ли-энфильд" с оптическим прицелом.
     За  первый  десяток  турок  Рудников получил "Анну" четвертой степени и
красный темляк на шашку, за второй -- "Владимира" и  звездочки  подпоручика.
Стрелял он аккуратно и точно, убедившись в своем мастерстве, не столько даже
убивал,  как старался грамотно ранить -- в живот, в бедро, в колено. И греха
на душу не брал, и возни противнику в зимних горах с раненым  в  десять  раз
больше, чем с убитым.
     Летом   семнадцатого,   уже   в   Трапезунде,   он  стал  поручиком,  и
главнокомандующий  Кавказской  армией  великий  князь   Николай   Николаевич
приколол ему на китель заветный георгиевский крестик с белой эмалью.
     Впереди  мерещились  скалы  Босфора  и  капитанские  погоны.  Почему  и
воспринял