му, что вы знали, как он любил мастера Дика?
     - Нет.
     - Тогда, значит это из-за леди Лавинии...
     - Нет.
     - Но...
     Милорд печально улыбнулся.
     - Ах, Уорбертон! А вы утверждали, что видите нас насквозь! Зачем мне было это делать, как не ради его самого?
     - Этого я и боялся, - адвокат беспомощно махнул рукой. - Вы не вернетесь.
     - Нет, Уорбертон, не вернусь. Дик может управлять моими поместьями. Я останусь на большой дороге.
     Уорбертон сделал последнюю попытку.
     - Милорд! - в отчаянии воскликнул он. - Может, вы хотя бы подумаете, как будет опозорено имя вашей семьи, если вас поймают?
     Взгляд его собеседника прояснился.
     - Мистер Уорбертон, право, у вас удивительно мрачные мысли! Знаете, я как-то не задумывался о таком неприятном обороте. Клянусь вам, виселица мне не суждена.
     Адвокат сказал бы еще многое, но появление слуги с тяжелым подносом прервало разговор. Слуга поставил угощение на стол, зажег свечи и придвинул два стула.
     - Обед подан, сэр, - сказал он.
     Милорд кивнул и едва заметным движением указал на окна. Слуга тотчас же подошел к ним и опустил тяжелые занавеси.
     Милорд повернулся к мистеру Уорбертону.
     - Что вы скажете, сэр: бургунское или кларет? Или, может быть, вы предпочтете Канарское? Уорбертон выбрал кларет.
     - Кларет, Джим, - распорядился Карстерз, вставая. - Надеюсь, с дороги вы проголодались, Уорбертон: достойный Чадбер чудовищно обидится, если вы не отдадите должное его каплунам.
     - Я постараюсь пощадить его чувства, - ответил адвокат, весело сверкнув глазами, и уселся за стол.
     Каковы бы ни были недостатки мистера Чадбера, повара он держал превосходного. Мистер Уорбертон великолепно отобедал, начав с жирной утки и отведав многочисленные блюда, составившие трапезу.
     Когда обед был доеден и слуга ушел, то, сидя за портвейном, адвокат попытался направить разговор в прежнее русло. Но он недооценил собеседника: вскоре обнаружилось, что они обсуждают последнее восстание Претендента. Адвокат резко выпрямился.
     - Говорят, вы с принцем, сэр.
     Карстерз с неподдельным изумлением поставил рюмку.
     - Я?
     - Да, в самом деле. Я не знаю, откуда эти слухи, но они дошли до Уинчема. Милорд ничего не говорил, и, по-моему, мистер Ричард не поверил.
     - Надо надеяться! С чего это они решили, что я превратился в бунтовщика?
     Мистер Уорбертон нахмурился:
     - В бунтовщика, сэр?
     - В бунтовщика, мистер Уорбертон. Я служил Его Королевскому Величеству.
     - Карстерзы всегда были тори, мастер Джек, и были верны своему законному монарху.
     - Дорогой мой Уорбертон, я ничего не должен принцам - Стюартам. Я родился во время правления Георга Первого, и, право, я достойный виг.
     Уорбертон неодобрительно покачал головой.
     - В роду Уинчемов не было ни одного вига.
     - И вы надеетесь, что никогда не будет, а? А что Дик? Он верен Претенденту?
     - По-моему, мистер Ричард не интересуется политикой, сэр.
     Карстерз поднял брови - и наступило молчание.
     Через пару минут мистер Уорбертон откашлялся.
     - Я... я думаю, сэр... не предполагаете ли вы... э-э... бросить вашу... э-э... профессию?
     Милорд не сдержал отрывистого смешка.
     - Право, мистер Уорбертон, я только-только начал.
     - Только?.. Но год назад - мистер Ричард...
     - Я его остановил? Да, но, сказать по правде, сэр, я с тех пор мало преуспел!
     - Так значит, сэр, вы... не приобрели... э-э... дурной славы!
     - Господи, нет, конечно! Дурной славы - ну, скажете тоже! Признайтесь, Уорбертон: вы вообразили меня каким-то героем? Может, "Джентльменом Гарри"?
     Уорбертон покраснел.
     - Ну, сэр... Я... э-э... не знаю.
     - Я вижу, мне придется вас разочаровать. Думаю, что в полиции обо мне не слыхали. И, сказать по правде, это занятие меня мало привлекает.
     - Тогда почему же вы продолжаете, милорд?
     - Нужен же мне какой-то повод ездить по стране, - взмолился Джек. - Я не могу бездельничать.
     - Вы... вы вынуждены... э-э... грабить, милорд?
     Карстерз недоумевающе наморщил лоб:
     - Вынужден? А, я вас понял, Уорбертон. Нет, мне хватает на жизнь - сейчас. Было время... но это в прошлом. Я граблю, чтобы развлечься.
     Уорбертон не сводил с него пристального взгляда.
     - Меня удивляет, милорд, что Карстерза это может... развлечь.
     Секунду Джон напряженно молчал, а когда наконец заговорил, тон его был вызывающим и непривычно горьким.
     - Люди, мистер Уорбертон, не были ко мне столь добры, чтобы я испытывал угрызения совести. Но если вам будет приятно это знать, я скажу, что граблю очень и очень редко. Вы недавно обмолвились о моей возможной... э-э... кончине... в подвешенном состоянии. Мне кажется, вам не стоит этого опасаться.
     - Я... мне очень приятно это узнать, милорд, признаюсь, - выдавил адвокат.
     Больше он ничего не смог добавить. После продолжительного молчания он снова достал объемистый свиток пергамента и положил его перед графом, виновато пробормотав:
     - К делу, милорд!
     Карстерз вернулся к действительности и с нескрываемым отвращением уставился на бумаги. Потом неторопливо подлил вина в рюмки. Покончив с этим, он мрачно вздохнул и, встретившись глазами с мистером Уорбертом, рассмеялся в ответ на их насмешливый блеск и сломал печать.
     - Ну, раз вы так настаиваете - к делу, сэр!

***

     Мистер Уорбертон переночевал в "Шашках" и уехал в Уинчем на следующий день двухчасовой почтовой каретой. Весь вечер он играл с его светлостью в пикет и экарте, а потом отправился спать, так и не сумев еще раз поговорить о цели своего визита. Когда он пытался направить разговор к нужной теме, попытки его мягко, но решительно пресекались - и невозможно было настаивать. Милорд, веселый и обаятельный собеседник, говорить о "деле" не желал. Он услаждал адвоката пикантными историями и анекдотами о загранице, но ни разу не позволил мистеру Уорбертону заговорить о доме и о брате.
     Адвокат отправился на отдых, несколько успокоенный прекрасным расположением духа молодого графа, но в тоже время подавленный своей неудачей.
     На следующее утро он встал в двенадцать, но все равно раньше милорда, поднявшегося только к ленчу, который тоже был подан в дубовую гостиную.
     Граф вошел в комнату как всегда неспешно, но решительно - и отвесил Уорбертону великолепный поклон.
     Потом он увлек его полюбоваться на свою кобылу Дженни, которой немало гордился. Когда они вернулись в гостиную, стол уже был накрыт, и мистер Уорбертон понял, что времени отстаивать свое мнение у него почти не осталось.
     Слуга милорда оставался в гостиной, прислуживая им, пока господин не приказал ему пойти позаботиться о чемодане адвоката. Когда за ним закрылась дверь, Карстерз откинулся на спинку стула и с довольно невеселой улыбкой повернулся к своему гостю:
     - Я знаю, мистер Уорбертон, вы хотите убеждать меня. Я буду слушать, если надо. Но я предпочел бы не возвращаться к этому разговору, честное слово.
     Услышав в этом голосе непреклонность, Уорбертон благоразумно отказался от последней попытки.
     - Я понимаю, что это болезненный вопрос, милорд, и больше ничего не скажу. Только... не забывайте - и подумайте, я вас умоляю!
     Его озабоченность тронула графа.
     - Клянусь, вы слишком добры ко мне, Уорбертон. Могу только сказать, что ценю вашу доброту и терпение. Надеюсь, вы простите мне кажущуюся недружелюбность и поверите, что я искренне вам благодарен.
     - Я хотел бы быть вам полезнее, мастер Джек, - пролепетал Уорбертон, расстроенный печальным голосом своего любимца. Он вынужден был поторопиться: уже дожидалась карета, и чемодан устроили на крыше. Когда они остановились на крыльце, ему оставалось лишь стиснуть руку его светлости и попрощаться. Потом он поспешно сел в карету, и дверца за ним захлопнулась.
     Милорд отвесил поклон и проводил взглядом покатившийся по улице тяжелый экипаж. Потом, подавив вздох, повернулся и направился к конюшне. Слуга, заметив его, пошел навстречу.
     - Кобылу, сэр?
     - Именно так, Джим. Кобылу. Через час.
     Он повернулся, собираясь уйти.
     - Сэр... ваша честь!
     Он оглянулся:
     - Ну?
     - Они настороже, сэр. Поостерегитесь.
     - Они всегда настороже, Джим. Но - спасибо.
     - Вы... вы меня с собой не возьмете, сэр? - взмолился он.
     - Тебя? Боже, нет! Я не собираюсь подвергать тебя риску. И ты будешь мне полезнее, исполняя мои приказы здесь.
     Слуга отступил.
     - Да, сэр. Но... но...
     - Это все, Джим.
     - Да, сэр... но вы будете осторожны?
     - Как никогда.
     Он ушел в дом.
     Через час это был другой человек. Исчезли изумрудный перстень и щегольская трость. От лени не осталось и следа: он был собран и решителен. Теперь он был в костюме для верховой езды: темно-желтый кафтан, бриджи из оленьей кожи, сверкающие сапоги. Произведение парикмахерского искусства сменилось скромным коричневым париком и лихо заломленной черной треуголкой.
     Он стоял на пустом крыльце, наблюдая, как Джим приторачивает к седлу багаж и отдавая изредка отрывистые приказы.
     Вскоре появился мистер Чадбер с посошком на дорогу: милорд осушил бокал и вернул со словами благодарности и гинеей на дне.
     Услышав громкие призывы из дома, хозяин гостиницы низко поклонился и со словами извинения исчез.
     Джим бросил последний взгляд на подпруги и, оставив кобылу на дороге, подал своему господину перчатки и хлыст.
     Карстерз молча принял их и, похлопывая хлыстом по сапогу, внимательно глядел слуге в лицо.
     - Наймешь карету, как обычно, - сказал он наконец, - и отвезешь мой багаж в... - тут он замолчал, нахмурившись, - Льюис. Снимешь комнату в "Белом Олене", закажешь обед и приготовь... абрикосовый с... Гм!
     - Синим, сэр? - подсказал Джим, желая помочь. Господин прищурился.
     - Ну и шутник ты, Солтер. Абрикосовый и кремовый. Кремовый? Да, это хорошая мысль - кремовый. Это все. Дженни!
     Кобыла повернула голову и заржала, приветствуя хозяина.
     - Умница! - Он легко вскочил в седло и похлопал по холеной шее. Потом, наклонившись, снова обратился к Солтеру, который стоял рядом, придерживая лошадь за уздечку.
     - Плащ?
     - За спиной, сэр.
     - Парик?
     - Положил, сэр.
     - Пистолеты?
     - Уже заряжены, сэр.
     - Прекрасно. Я буду в Льюисе к обеду - если все обойдется.
     - Да, сэр. Вы... вы будете осторожны? - обеспокоенно спросил он.
     - Разве я не обещал?
     Он выпрямился в седле, тронул кобылу каблуком и, одарив слугу быстрой улыбкой и кивком, пустил ее легкой рысью.

ГЛАВА 2
Милорд в "Белом олене"

     "Сэр Энтони Ферндейл" сидел за туалетным столиком в "Белом олене", лениво полируя ногти. На стуле висел роскошный шелковый халат. За его спиной Джим занимался париком, не забывая о приготовленном к одеванию кафтане и жилете.
     Карстерз оставил свое занятие, зевнул и откинулся на стуле: стройный ловкий мужчина в рубашке из льняного батиста и абрикосовых атласных штанах. Он некоторое время рассматривал в зеркале свой галстук и наконец поднес к нему руку. Солтер затаил дыхание. С чрезвычайной неторопливостью рука чуть сдвинула булавку с бриллиантами и изумрудом - и снова опустилась. Солтер вздохнул с облегчением, - господин перевел взгляд на него.
     - Никаких неприятностей, Джим?
     - Никаких, сэр.
     - У меня тоже. Просто на удивление легко. У этих птах храбрости, как у воробьев. Двое мужчин в карете: один - задиристый мошенник - торговец, а другой - его клерк. Боже! Как мне жаль этого человека!
     Он застыл с баночкой румян в руке.
     Солтер вопросительно посмотрел на него.
     - Да, - кивнул Карстерз. - Очень жаль. Похоже, толстяк шпыняет и задирает его, как это у них водится. Жирный трус! Он попрекал его даже моим появлением! Да, Джим, ты прав: он не понравился мне, этот мсье Фадби. Поэтому, - невинно добавил он, - я избавил его от ларца с деньгами и двухсот гиней. Подарок беднякам Льюиса.
     Джим повел плечом, хмурясь.
     - Если вы отдаете все, что отбираете, сэр, то зачем вообще грабить? - напрямую спросил он.
     Губы милорда сложились в иронической улыбке.
     - Таково мое назначение, Джим, - высокое назначение. И, кроме того, меня забавляет эта игра в Робин Гуда: отнимать у богатых и давать бедным, - добавил он специально для Солтера. - Но вернемся к моим жертвам: ты бы хохотал, если бы увидел, как малышка вывалился из кареты, когда я открыл дверцу!
     - Вывалился, сэр? Почему же?
     - Он взялся мне это объяснить. Оказывается, ему приказали держать дверцу, чтобы не дать войти мне, - поэтому когда я ее распахнул, то, вместо того, чтобы отпустить ее, он выпал на дорогу. Конечно, я нижайше извинился - и мы немного поговорили. Очень милый человечек... Но я не мог не рассмеяться, когда он растянулся на дороге!
     - Жаль, что я не видел, ваша честь. Мне бы очень хотелось быть с вами. - Он не без гордости оглядел модную фигуру своего господина. - Я бы много дал, чтобы посмотреть, как вы останавливаете карету, сэр!
     С заячьей лапкой в руке Джек встретил в зеркале его восхищенный взгляд и расхохотался.
     - Не сомневаюсь... Я придумал превосходный голос: чуть осипший и пропитой, немного, пожалуй, громковатый... Ах, такой могли бы слышать в кошмарных снах. И уверен, что слышат, - задумчиво добавил он, прикрепляя мушку в уголке рта. - Так? По-твоему, чересчур низко? Ничего, сойдет... Что происходит?
     Внизу на улице поднялась суматоха: стучали копыта, перекликались конюхи, по булыжнику прогремели колеса. Джим подошел к окну и, вытянув шею, чтобы лучше видеть, посмотрел вниз.
     - Карета приехала, сэр.
     - Я догадался, - ответил милорд, пудрясь.
     - Да, сэр. О, Боже, сэр! - он затрясся от смеха.
     - Что еще?
     - До чего забавно, сэр! Два джентльмена: один толстый, другой маленький! Весь съежившийся, как паук, а другой...
     - Похож на бегемота - особенно лицом?
     - Да, так, сэр. Довольно похож. Он в фиолетовом.
     - О, Господи! В фиолетовом - с оранжевым жилетом!
     Джим снова всмотрелся.
     - Так и есть, сэр! Но как вы узнали? - Джим еще не успел договорить, как его осенило, и глаза его вспыхнули.
     - Полагаю, что имел честь встречаться с этими джентльменами, - невозмутимо проговорил милорд. - Пряжку, Джим... Огромная такая карета и колеса выкрашены желтым?
     - Да, ваша честь. И к тому же джентльмены немного не в духе.
     - Вполне вероятно. У меньшего джентльмена одежда... немного выпачкана?
     - Мне не видно, сэр: он стоит позади толстого.
     - Мистер Шмель... Джим!
     - Сэр? - Он поспешно оглянулся на резкий оклик.
     Милорд стоял, брезгливо держа двумя пальцами жилет с узором горохового цвета на горчично-желтом фоне. Под его суровым взглядом Джим опустил глаза и стал похож на школьника, пойманного на какой-то шалости.
     - Ты приготовил это... это уродство - чтобы я его надел? - вопросил он внушающим ужас тоном. Джим мрачно взглянул на жилет и кивнул:
     - Да, сэр.
     - Разве я не сказал: "кремовый фон"?
     - Да, сэр. Я думал... думал, что это - кремовый!
     - Мой любезный друг... это... это... я даже не могу сказать, что это! И еще гороховый!.. - Он содрогнулся. - Убери...
     Джим поспешил забрать оскорбивший милорда предмет.
     - И принеси мне вышитый атлас. Да, так. Он услаждает взор.
     - Да, сэр, - согласился сконфуженный Джим.
     - На этот раз ты прощен, - добавил милорд, весело сверкнув глазами. - А что поделывают наши друзья?
     Солтер вернулся к окну.
     - Они ушли в дом, сэр. Нет, вон джентльмен-паучок! Похоже, он торопится, ваша честь.
     - А! - проговорил граф. - Можешь помочь мне надеть кафтан. Спасибо.
     Милорду не без труда удалось попасть в великолепное атласное одеяние, которое сидело на нем, словно влитое, так великолепно было подогнано по фигуре. Он расправил кружевные манжеты и, чуть нахмурившись, надел на палец перстень с изумрудом.
     - Думаю пробыть здесь несколько дней, - заметил он спустя несколько мгновений. - Чтобы... э-э... не возникло подозрений.
     И он посмотрел на слугу из-под полуопущенных ресниц.
     Не в натуре Джима было расспрашивать хозяина о делах, а тем паче удивляться каким-либо его словам или поступкам: он предпочитал получать и немедленно исполнять его приказы. Он испытывал к Карстерзу собачью преданность и обожание, слепо следуя за ним, и был счастлив ему служить.
     Карстерз нашел его во Франции совершенно без средств: предыдущий хозяин уволил его из-за безденежья. Став личным слугой милорда Джона, он так и остался при нем, оказавшись незаменимым человеком. Несмотря на удивительно невыразительное лицо, он был совсем не глуп и не раз выручал Карстерза из опасных переделок, нередких в бесславной и рискованной карьере грабителя. Лучше всех понимая своего непредсказуемого господина, - он и на этот раз догадался, о чем тот думает. В ответ на его взгляд он многозначительно подмигнул.
     - Так этих джентльменов вы сегодня ограбили, сэр? - спросил он, выразительно ткнув большим пальцем в сторону окна.
     - Мгм. Мистера Шмеля и его спутника. Похоже, что так. Мне не по душе мистер Шмель. Я нахожу его несимпатичным. Но есть некоторая вероятность, что он обо мне того же мнения. Я собираюсь продолжить наше знакомство.
     Джим презрительно хмыкнул - и получил в ответ вопросительный взгляд.
     - Ты не в восторге от нашего друга? Пожалуйста, не суди по внешнему виду. Может, у него прекрасная душа. Но я не думаю. Н-нет, право же, не думаю. - Он легко рассмеялся. - Знаешь, Джим, похоже, мне предстоит сегодня недурной вечер!
     - Не сомневаюсь, ваша честь. Провести толстого джентльмена можно играючи.
     - Вероятно. Но мне придется иметь дело не с толстым джентльменом, а, если не ошибаюсь, с властями этого очаровательного городка. Я не ошибся - паучок возвращается?
     Солтер пододвинулся к окну.
     - Да, сэр. И с ним еще трое.
     - Вот именно. Будь любезен, подай мне табакерку. И трость. Спасибо. Я чувствую, что пришло время показаться. Пожалуйста, не забудь: я только что приехал из Франции и не спеша еду в Лондон. И держись поглупее. Да, вот так.
     Джим радостно ухмыльнулся: он не напускал на себя глупого выражения, и шутка господина доставила ему немалое удовольствие. Он широким жестом распахнул дверь и проводил взглядом "сэра Энтони", жеманно засеменившего по коридору.
     В кофейной комнате лондонский торговец, которого звали мистер Фадби, излагал свои обиды, перемежая рассказ многочисленными выразительными паузами и подчеркивая слова. Его слушали мэр, секретарь городского совета и приходской пристав. Всех троих вызвал мистер Чилтер, его клерк, в соответствии с приказом: мистер Фадби любил, чтобы у него было много слушателей. Вот и сейчас, несмотря на потерю своего драгоценного ящика с наличностью, он получал немалое удовольствие.
     А вот мистер Хеджез, мэр, удовольствия не получал. Это был суетливый человечек, страдавший несварением желудка. Его ничуть не интересовало происшедшее, и он не понимал, чего хочет от него мистер Фадби. Его оторвали от обеда, он был голоден и, сверх всего прочего, находил мистера Фадби на редкость непривлекательным типом. Однако разбой на большой дороге был делом довольно серьезным, следовало что-то предпринимать: поэтому он слушал рассказ с притворным интересом, напустив на себя глубокомысленный вид, и в нужные моменты издавал звуки, изображающие сочувствие. И чем дольше он смотрел на мистера Фадби и слушал, тем меньше тот ему нравился.
     Секретарь городского совета тоже не испытывал к нему расположения. В мистере Фадби было что-то, отталкивающее, его обращение становилось особенно неприятным, если общественное положение его собеседника было ниже его собственного. Приходской же пристав вообще ни о чем не думал. Решив (совершенно справедливо), что происшедшее не имеет к нему никакого отношения, он откинулся на спинку своего стула, равнодушно разглядывая потолок.
     История, которую излагал Фадби, удивительно мало напоминала истину.