ожет  добавить
что-то к тому, о чем вы мне рассказали.
   - Так что же нам теперь делать? - Джако доверчиво глядел на Ройса.
   Тот поколебался, затем медленно произнес:
   - Как вы думаете, это будет очень  опасно  -  попытаться  следить  за
одноглазым? Выяснить, где он бывает, когда не занят делами  вашей,  э-э,
шайки.  Он,  несомненно,  ведет  двойную  жизнь.  И  если   вы   сможете
обнаружить, какова  другая  жизнь  одноглазого,  мы  уже  не  будем  так
беззащитны, у нас появится оружие против него.
   -  Вы  хотите,  чтобы  мы  шпионили  за  главарем?  -  спросил  Джако
потрясенно.
   - А почему бы и нет? - невозмутимо ответил Ройс. - До тех  пор,  пока
он вне досягаемости, мы будем бороться с завязанными глазами.  Он  может
ударить когда ему вздумается, а мы, ничего не зная о нем,  не  можем  ни
предугадать его действий,  ни  принять  ответные  меры.  -  Наклонившись
вперед в своем кресле, напряженно оглядывая  братьев  прозрачно-золотыми
тигриными глазами, он добавил горячо:
   - Неужели вы не видите! Сейчас он может играть с нами,  как  кошка  с
мышью. Мы вынуждены обороняться, и только, а он атакует нас,  когда  ему
угодно, - ведь все карты у него в руках. - Тут Ройс призадумался. - Хотя
нет, не все: у нас есть одно очко - он еще доверяет вам.
   Задумчиво растирая подбородок, Бен пробормотал:
   - Я не знаю... Наверное, да, он пока что верит нам. Но  меня  немного
беспокоит, что он не приказал нам предпринять еще одну попытку  выкрасть
Пип.
   Джако кивнул, но высказал другую точку зрения:
   - Вероятно, он не вполне доверяет нам в том, что касается  Пип.  Если
бы он только заподозрил, что мы работаем  против  него,  он  бы  тут  же
покончил с нами.
   - Итак? - подытожил Ройс.  -  Сможете  ли  вы  следить  за  ним..,  с
минимальным риском для себя?
   Бен шумно вздохнул и медленно выпустил воздух:
   - Это опасно, что и говорить. Но я думаю, мы справимся с этим.
   - Думаешь? - недовольно повторил за ним Ройс. -  Имея  дело  с  таким
человеком, как одноглазый, думать недостаточно. Ты должен не  думать,  а
знать, способен ли ты взбунтоваться.
   Изуродованное побоями лицо Джако помрачнело, и он отчеканил:
   - Мы сможем сделать это! Даже если одноглазый не вполне уверен в  нас
из-за Пип, он не ожидает  подвоха.  -  Воинственная  усмешка  раздвинула
разбитые губы Джако. - И я, и Бен ходим неслышно, как кошки, - он ничего
и не заметит!
   Ройс внимательно смотрел на братьев Пип, взвешивая  еще  и  еще  раз,
насколько серьезна опасность. Он  не  привык  просить  других  рисковать
собой, оставаясь в безопасности сам.  И  Ройс  снова  почувствовал,  как
ненависть к одноглазому растет в нем. Он был беспомощен, он ничем не мог
помочь Фаулерам - только наблюдать за всем издали, и он питал отвращение
к этому недостойному джентльмена  обстоятельству.  Если  бы  существовал
хоть какой-то выход...
   Вдруг его осенило. Ройс вскочил с кресла, крича на всю комнату:
   - Глупец! Какой же я глупец! - Взглянув на ошеломленных  братьев,  он
рассмеялся. - Да ведь я могу устроить вам всем троим переезд в Америку -
вы там будете в полной безопасности!
   Гордость,  свойственная  детям  Джейн,  может  быть,  и  побудила  бы
Фаулеров отказаться от предложения, но судьба Пип и  зверское  избиение,
которому они только  что  подверглись,  заставили  их  медлить.  Взгляды
братьев встретились. То, что они увидели в глазах друг друга, убедило их
полностью, потому что они выдохнули одновременно:
   - Когда?
   Не давая себе времени подумать, с пуританским рвением отметая мысли о
Пип, Ройс возбужденно проговорил:
   - Завтра я увижусь с моим агентом, и он все  сделает.  Главное  -  мы
обеспечим вам место на первом же корабле, отплывающем в Штаты. А  сейчас
все, что нам остается, - это охранять Пип и  вам  двоим  постараться  не
попасть в беду, пока корабль не отчалит. Ну и  самая  рискованная  часть
нашей кампании - доставить вас всех на борт, не возбудив подозрений.
   - Если вы доставите туда  Пип,  о  нас  беспокоиться  нечего:  только
скажите название корабля и когда он отплывает - и мы будем там! - сказал
Джако почти весело.
   Ройс слегка улыбнулся. "Если только, - подумал он, - все пойдет  так,
как запланировано". Отхлебнув из бокала, он сказал:
   -  Прежде  чем  мы  пожелаем  друг  другу  спокойной  ночи,   давайте
договоримся, как нам разыскать друг друга. Я полагаю, что моей любовнице
можно доверять, но этого недостаточно. Нам еще нужен какой-то  сигнал  в
случае крайней необходимости. Что вы об этом думаете?
   Бен и Джако недоуменно смотрели друг  на  друга.  Наступило  короткое
молчание, затем Ройс щелкнул пальцами.
   - Занавески, - сказал  он  кратко.  Увидев  изумление  на  лицах,  он
пояснил:
   -  Поскольку  третий  этаж   моего   особняка   большей   частью   не
используется, я предлагаю выбрать третье окно справа на  третьем  этаже.
Если все спокойно - занавески полуоткрыты. Полностью открытые -  значит,
встречаемся тем же вечером, скажем, в десять часов, а задернутые наглухо
- сигнал, что мы должны увидеться немедленно.
   План был одобрен, и на этом они  расстались,  весьма  довольные  друг
другом.
   Утром в среду Ройс уже  сидел  в  хорошо  обставленном  офисе  своего
агента.
   - Вы, должно быть, любопытствуете, почему я здесь так рано?
   Агенту Роджеру Стэдхэму было около тридцати пяти.  Он  был  человеком
среднего роста, без  особых  примет.  Его  рекомендовал  Ройсу  Понтеби.
"Чрезвычайно способный и скрытный парень", -  сказал  о  нем  Джордж,  и
Роджер действительно был таким. Его ореховые  глаза  спокойно  встретили
взгляд Ройса, он вежливо улыбнулся и ответил:
   - Я уверен, что вы назовете мне причину вашего  визита  тогда,  когда
вам будет удобно.
   - Ну, то, о чем я вас попрошу, не слишком удобно для  меня  лично,  и
тем  не  менее...  Надобно  отправить  в  Америку  четырех  человек.   И
желательно на первом же корабле, отплывающем в Штаты.
   Если Стэдхэм и был удивлен просьбой Ройса, он не выдал этого,  сказав
просто:
   - О, жаль, что  ваше  теперешнее  пребывание  в  Англии  будет  столь
коротким.
   Ройс едва не поправил его, но вовремя остановился. Он сказал "четырех
человек", непроизвольно скрывая истину, и если Стэдхэм подумал, что речь
идет о нем самом, - тем лучше.
   Поболтав еще немного, Ройс поднялся и дружелюбно заметил на прощание:
   - Итак, дело за вами. Сообщите мне, пожалуйста,  название  корабля  и
дату отплытия как можно скорее.
   Стэдхэм горячо заверил его, что все будет в порядке,  и  проводил  до
самых дверей.
   Выходя из  офиса,  Ройс  испытывал  смешанное  чувство  облегчения  и
горечи. И все-таки он был доволен собой и своим утренним поступком.  Это
вносило хоть какую-то ясность в мучительные отношения с Пип. "Делай  что
должно - и будь что будет!" - воскликнул  Ройс  про  себя  и  отправился
домой.
   Он не был бы так оптимистично настроен,  если  б  знал,  что  за  его
визитом к Стэдхэму наблюдали. Темная  фигура  таилась  в  тени  высокого
здания,  и  чей-то  цепкий  взгляд  был  прикован  к   уходящей   фигуре
длинноногого американца.
   Несколько минут нищенски одетый незнакомец  внимательно  смотрел  ему
вслед, затем, бросив еще один злобный взгляд, скользнул мимо парадного и
вошел через черный ход. Украдкой взобравшись по лестнице, он поднялся на
нужный этаж и, как тень, проник в комнату,  где  сидел  Роджер  Стэдхэм,
углубившийся в бумаги.
   Человек этот отнюдь не был незнакомцем  для  Роджера.  При  виде  его
ореховые глаза Стэдхэма расширились, и он воскликнул:
   - Господи Боже! Что вы здесь делаете?  Вы  же  обещали,  что  никогда
больше не встретитесь со мной!
   Мужчина  молча  улыбнулся,  его  единственный  глаз  пронзал  Роджера
насквозь.
   - Простите, - протянул он саркастически, - но иногда  я  не  в  силах
сдержать обещания. Разве вы всегда можете справиться с  азартом  игрока?
Жаль, что у вас нет еще одной богатой тети, не правда ли?
   Роджер Стэдхэм побледнел  и  опустил  глаза.  Зная,  что  ускользнуть
невозможно, он спросил тусклым голосом:
   - Что вы хотите от меня?
   - - О, ничего особенного, - вежливо ответил одноглазый.  -  Я  только
хочу знать, какое дело привело сюда Ройса Манчестера...

Глава 10

   За обедом Ройс и Захари обсуждали, где провести лето.
   - Так ты собираешься погостить у Джулиана Девлина? - спросил  Ройс  с
некоторым удивлением. - Пусть вы  стали  друзьями,  но  ты  уверен,  что
хочешь провести с ним несколько недель в деревне?
   Захари смущенно улыбнулся:
   - Я знаю, это покажется тебе странным, но  как  только  мы  перестали
враждовать, обнаружилось, что у нас куча общих интересов.  -  Его  глаза
зажглись энтузиазмом. - Джулиан говорит, что в Сен-Одри-Холле прекрасная
рыбалка и что там мы вволю поездим  верхом,  не  то  что  в  Гайд-парке.
Кажется, уже вечность я не мог позволить  себе  как  следует  пришпорить
лошадку. Мне надоело во всем сдерживать себя!
   - А граф? Ты не забыл о нем?
   Захари покачал головой:
   - Это был мой первый вопрос Джулиану, но  он  сказал,  что  его  отец
редко бывает в Сен-Одри-Холле - с ним связаны горькие воспоминания.
   Левая бровь Ройса скептически поднялась:
   - Горькие воспоминания? У графа?
   - Гм... - Захари бросился на диван. - Джулиан  рассказывал  мне,  что
граф был очень привязан к своей невестке и, когда та умерла,  обнаружил,
что не может подолгу  оставаться  там,  где  все  напоминает  ему  о  ее
кончине.
   С выражением недоверия на лице Ройс усмехнулся:
   - Мы говорим с тобой об одном  и  том  же  человеке,  не  правда  ли?
Седьмом графе Сен-Одри, Стивене Девлине? Самом надутом и недобром  типе,
которого я когда-либо встречал? И ты пытаешься втолковать  мне,  что  он
способен чувствовать и даже страдать? Позволь  мне  усомниться  в  этом,
дружочек!
   Захари задумался.
   - Ну, если верить Джулиану, это единственное теплое чувство,  которое
граф испытывал к кому-либо, кроме себя. Говорят, именно  чрезмерная  его
привязанность к умершей  была  причиной  охлаждения  отношений  графа  с
женой. - Захари добавил:
   - Как я понял, его невестка отнюдь не была старой ведьмой.  Напротив,
это было очаровательное, прелестное молодое  существо,  и  Лусинда  ясно
дала понять, что нисколько не жалеет бедную женщину, умершую родами. Еще
бы! - воскликнул он насмешливо. - Ведь богатство Девлинов,  которым  так
чванится леди Лусинда, досталось им после ее смерти! Если бы бедняжка не
завещала все свои сокровища графу, Девлины и сейчас были  бы  бедны  как
церковные крысы.
   Помимо своей воли заинтересованный  рассказом,  но  не  желая,  чтобы
Захари заметил это, Ройс произнес, насмешливо растягивая слова:
   - Подумать только, ты и Джулиан, кажется, уже обсудили большую  часть
их семейных историй!
   Слегка покраснев, Захари быстро ответил:
   - Ты ошибаешься! Джулиан ни словом не обмолвился мне  об  этом.  Мать
Леланда и леди Лусинда - приятельницы. И когда я прошелся однажды насчет
холодности между родителями Джулиана - ведь и слепому видно,  что  между
ними  нет  любви,  -  Леланд  и  Джереми  объяснили  мне   все.   Леланд
рассказывает, что граф влюбился во  вдову  своего  брата  и  Лусинда  не
простила ему этого. Вообще он уверяет,  у  леди  Лусинды  исключительная
память, и даже спустя двадцать лет она ненавидит умершую. А мать Леланда
объясняет это тем, что Лусинда была  увлечена  старшим  братом  графа  и
именно поэтому возненавидела его юную вдову. Старший брат ни  в  чем  не
был похож на младшего - отца Джулиана. Леланд рассказывал, что его звали
"лихим графом" и очень любили в свете. Готов заключить пари, что Джулиан
в дядю, а не в отца.
   Бросив  взгляд  на  увлеченного  рассказом  Захари,  Ройс  с  пафосом
заметил:
   - Как интересно! Весьма, весьма романтическая история!
   Захари, увидев  насмешку  в  прозрачных  глазах  кузена,  сконфуженно
улыбнулся:
   - Леланд - хороший парень, но так много болтает!
   - Да, - ехидно подтвердил Ройс. - И ты, кажется, подцепил от него  ту
же привычку.
   - Но ты  не  можешь  отрицать,  что  это  действительно  Схватывающая
история! Подумай только - "лихой граф" женился на богатейшей  наследнице
вдвое моложе его, а затем, когда всякий ожидал,  что  он  остепенится  и
осядет в деревне вместе с молодой прелестной женой, его убивают. А потом
лишившуюся  близких  молодую  вдову  утешает   младший   брат,   который
унаследовал титул старшего и который, кстати сказать, ненавидел его.  Но
вскоре умирает и она, и ее новорожденная дочь вместе с ней -  разве  это
не сюжет для Шекспира?
   -  С  каких  это  пор,  -  заметил  Ройс  саркастически,  -  ты  стал
поклонником этого поэта?  Если  мне  не  изменяет  память,  ты  на  днях
отказался сопровождать меня в театр, где давали "Отелло".
   Захари состроил гримасу:
   - Ну, это совсем другое дело!
   Они поболтали еще немного,  а  затем,  как  обычно,  Захари  исчез  в
поисках развлечений.  Да,  странная  и  страшная  история,  думал  Ройс,
вышагивая по комнате. Главные действующие лица давным-давно  мертвы,  но
живы страсти, томившие их. Может быть, потому, что унаследовал состояние
вдовы брата,  Стивен  Девлин  так  возмущался  теми,  кто  уже  рождался
богатым? Не здесь ли корни неприязни графа к  нему?  Ройс  сомневался  в
этом, хотя слова Захари засели в его мозгу, особенно  те,  что  касались
умершей в младенчестве девочки...
   А Пип мечтала. Каждую ночь она в  уединении  своей  жалкой  комнатки,
лежа на жесткой, узкой  постели,  вспоминала,  как  Ройс  поцеловал  ее.
Ощущение, испытанное ею тогда,  немедленно  возвращалось,  и  она  снова
чувствовала ,его сильные руки на своей  талии,  прикосновение  твердого,
ищущего рта, нетерпеливый, затуманенный, молящий взгляд темно-золотистых
в минуты самозабвения глаз буквально преследовал ее. Доводил  до  стона,
до холодного пота на лбу. О если бы он еще раз взглянул на нее так!
   Пип отчаянно сопротивлялась мыслям о том, что случилось в библиотеке,
но все было против нее - воля, гордость, разум.  Даже  собственное  тело
отказывалось повиноваться ей и томилось днями и ночами, ночами особенно,
странной жаждой  близости  чужого  сладостного  тела  -  -  ее  хозяина,
неистовой надеждой, что когда-нибудь он снова завладеет ее губами.
   Погруженная в себя, Пип ходила по дому  как  сомнамбула.  Даже  страх
перед одноглазым на время оставил ее, и хотя ей не хватало братьев и она
мечтала увидеть их и поговорить с ними, одна  забота  целиком  завладела
ею:  как  разрушить  колдовскую  связь,  существовавшую  между   ней   -
подзаборницей и воровкой - и богатым,  родовитым  красавцем  -  хозяином
дома? И что еще печальнее - она запуталась не только в магических чарах,
притягивающих их друг к другу, но самые основы ее жизни были разрушены.
   "Единственное, что мне не нравится здесь,  -  думала  она,  рассеянно
вычищая камин в кабинете Ройса, - это я сама, когда хозяин рядом".
   Пока Пип не встретила Ройса Манчестера, она страшной клятвой  клялась
себе, что скорее умрет, чем станет игрушкой какого-нибудь богача. Но это
было до того, как она  ощутила  в  себе  женщину,  разбуженную  поцелуем
мужчины. Теперь она ни в чем не была уверена.
   "Что  же  мне  делать?"  -  спрашивала  себя  Пип,  стискивая   руки.
Надеяться, что она  и  ее  братья  чудом  попадут  в  Америку?  Или  что
одноглазый откажется от своих  планов?  Как  чертовски  ей  не  повезет.
Сейчас она в безопасности, а  что  с  ней  будет,  когда  Ройсу  надоест
оказывать ей покровительство или он вернется к себе в Америку? Не  вечно
же ему стоять между ней и одноглазым! Стало  быть,  выбора  у  нее  нет.
Остается только одно - продать свое тело, и, если она не хочет  кончить,
как Джейн,  ей  надо  продать  себя  подороже.  Что  ж,  если  Манчестер
действительно без ума от нее, он заплатит высокую цену, самую высокую.
   Решение было принято, но вместо облегчения Пип почувствовала  щемящую
пустоту. Апатично переходя от  предмета  к  предмету,  не  понимая,  что
делает, Пип по инерции продолжала убирать комнату. Позади нее  открылась
и закрылась дверь, но она не обратила на это  ни  малейшего  внимания  и
только тогда поняла, что не одна, когда удивленный Ройс воскликнул:
   - Мне кажется, ты слишком долго стираешь пыль с этой картины!
   Вздрогнув, Пип обернулась. Тот, о ком она думала, думала дни и  ночи,
стоял в нескольких шагах от нее.
   Ошеломленная, она быстро  наклонила  голову,  пробормотала  что-то  в
ответ онемевшими губами и заторопилась в направлении двери, но он нагнал
ее и схватил за руку.
   - Не убегай так быстро, - сказал он непринужденно, -  я  искал  тебя.
Мне нужно поговорить с тобой.
   Она смотрела на  него  широко  раскрытыми  глазами.  Может  быть,  он
собирается попросить стать его любовницей? О Господи, только не это!  Не
сейчас!
   Рейсу понадобилась почти героическая решимость, чтобы отправиться  на
поиски Пип с намерением выложить ей все свои планы, но он поклялся себе,
что ни одно на свете существо не догадается, какое смятение  вызывает  в
нем мысль о том, что она вот-вот покинет  Англию.  Зато  и  тревоги  его
рассеются, а жизнь войдет в свою колею. Она обворожительна, это  правда,
и даже больше чем обворожительна - желанна, как  никакая  другая.  Но  в
конце концов были у него  обворожительные  женщины,  и  есть,  и  будут.
Несколько недель спустя он уже с трудом вспомнит ее  имя,  не  говоря  о
прочем.
   К несчастью, когда он застал ее с тряпкой в руке в своем  кабинете  и
начал готовиться к своей маленькой речи, Пип взглянула на него. И  когда
она подняла на  него  эти  прозрачно-серые  глубокие  глаза  с  длинными
черными ресницами, Ройс  почувствовал,  что  все  его  добрые  намерения
испарились. Все до одного.
   Чертыхаясь про себя, сдвинув брови, он продолжал - напряженно,  почти
грубо:
   - Я видел твоих братьев. Мы решили, что самое разумное для вас всех -
бегство. Только так вы можете ускользнуть от одноглазого. Я  только  что
дал указание моему агенту купить билеты на пароход,  и  через  несколько
дней вы уже будете на пути в Штаты, в океане.
   "Покинуть его? - подумала Пип, и такая острая боль сжала  ей"  грудь,
что она пошатнулась. - И больше никогда, никогда  не  видеть  его?"  Она
изумленно покачала головой, как бы не в состоянии поверить  услышанному.
Америка! Он отсылает ее в Америку.  Какая  ирония  -  теперь,  когда  ее
мечта, ее и братьев, была на грани осуществления, ничего, кроме  боли  в
сердце - давящей, надсадной, - не осталось!
   Она подошла к нему ближе и маленькой изящной рукой легко  дотронулась
до его груди.
   - Это правда? Вы хотите, чтобы  я  уехала?  Ройс,  вероятно,  мог  бы
справиться с собой, если бы она обрадовалась или молча согласилась с его
словами. Если бы она не коснулась его... Белый  батист  рубашки  не  мог
скрыть опаляющее тепло  маленьких  пальцев,  и  Ройс  почувствовал,  что
теряет самообладание. Хотел ли он,  чтобы  она  уехала?  Горькая  улыбка
разжала стиснутые губы. О да, он  хотел,  чтобы  она  уехала!.  И  чтобы
перестало светить солнце, чтобы луна не вставала больше,  а  его  сердце
прекратило биться... Откровенно чувственная улыбка изогнула твердые губы
американца, и он шепнул, нежно касаясь розового, приоткрытого в смятении
рта:
   - О нет, я не хочу, чтобы ты уезжала... Единственное, чего я хочу,  -
это отнести тебя на софу напротив стены...
   Его губы скользили по ее лицу, зубы мягко покусывали гладкую  горячую
кожу, когда он шепнул ей на ухо:
   - Я хочу положить тебя там и сорвать с тебя всю одежду до  последнего
лоскутка. И любить тебя! Вот чего я хочу...
   Кровь так громко стучала  в  ее  висках,  что  Пип  боялась  потерять
сознание. Превозмогая себя, пытаясь удержаться на ногах,  она  изумленно
качнула головой. Не нужно! Она не должна позволить  этому  случиться!  А
губы Ройса были такими  мягкими  и  ласкающими,  что  почти  лишили  Пип
рассудка; руки ее безвольно