егает моей постели?"
   Ее познания в сфере брачных отношений были весьма скромными.  Но  она  не
могла не понимать, что в ее супружестве что-то ненормально. Натан был добр к
ней, он проявлял внимание к ее малейшим  желаниям  и  старался  не  дать  ей
скучать в долгом путешествии.  Но  поскольку  та  близость,  о  которой  она
мечтала,  не  наступала,  она  чувствовала  себя  обойденной  и  морально  и
физически. И хотя Натан изображал большую любовь к ней,  это  было  какой-то
имитацией чувств. Она по-прежнему знала мужа так же мало, как и в тот  день,
когда он сделал ей предложение. Он был вежлив, добр, заботлив, но он не  был
ее любовником!
   Элизабет была очень нежной и застенчивой  по  натуре  и  во  всем  винила
только себя. Ей даже  в  голову  не  могло  прийти,  что  подлинные  причины
странного поведения Натана кроются в нем  самом.  Поэтому  и  винила  только
себя, что несмотря на замужество, по-прежнему оставалась невинной.
   Вот если бы, думала она самокритично,  она  была  более  привлекательной,
более женственной...
   Ей бы следовало получше знать жизнь, корила она себя, и особенно то,  как
удовлетворить желания мужчины!
   Она была искренне убеждена в том, что сама виновата в холодности мужа. Ей
очень хотелось посоветоваться с Мэри, но  стеснительность  не  позволяла  ей
этого сделать. Да и как  было  говорить  о  своем  поражении  с  собственной
служанкой! Наконец она осмелилась заговорить об этом с Натаном. Но не успела
она вымолвить и слова, как он, все поняв, со странной улыбкой заговорил сам:
   - А.., гм-гм, да, конечно, наверное, тебе кажется странным, моя  дорогая,
мое поведение. Я думаю, будет лучше, если мы немножечко подождем с..,  этим.
Новый  Орлеан  -  замечательный  город,  действительно  замечательный...   Я
надеюсь, что именно там наш медовый месяц покажется нам, как  бы  сказать..,
более сладким!
   Она снова поддалась его убеждениям и подумала о том, как он разумен. Ведь
он заботится об ее интересах! Теперь Элизабет  стала  ждать  конечной  точки
путешествия с большой надеждой. Но тем не  менее  ее  опасения  относительно
слишком малого интереса Натана к ее особе не исчезли.  Это  давило  на  нее,
волновало сердце и разум, и сколько бы она ни корила себя за  обыденность  и
даже вульгарность, но так и не смогла смириться с отсутствием интереса к ней
со стороны Натана.
   Проблема усугублялась тем, что ей было только семнадцать, и она была  еще
весьма наивной и сентиментальной. Именно поэтому она  мечтала!  О,  как  она
мечтала! Порой ее щеки в ответ на внутренние переживания вспыхивали. Слишком
часто по ночам, когда она лежала без сна и вслушивалась в мерные удары  волн
о борт судна, ее посещали мысли и видения, которые волновали кровь и смущали
сознание. Ей становилось тревожно. Она была замужней  женщиной,  хотя  и  не
женой в прямом смысле этого слова, и ей нельзя было теперь мечтать  о  своем
высоком черноволосом дьяволе. А она все же видела его в своих снах наяву! Он
приходил к ней каждую ночь. Она никогда не могла  подробно  рассмотреть  его
лица: он был либо в тени, либо стоял в профиль. Но она узнала бы  его  среди
всех. Он приходил, и ему нужна была именно она.  Ее  сновидения-миражи  были
очень натуралистичны, хотя по утрам она, истомленная ночными  переживаниями,
не всегда  могла  вспомнить  в  деталях,  как  разворачивались  события.  Но
ощущение опасности, даже боли,  оставалось.  Она  помнила  также  совершенно
отчетливо его твердые губы на своих губах  и  странные,  пугающие  ощущения,
которые были вызваны твердой, иногда недоброй рукой, скользившей по ее телу.
   Она никому не отваживалась рассказать о своих  странных,  очень  реальных
снах и чувствовала себя особенно неуютно оттого, что помнила  вкус  поцелуев
незнакомца, а вот лица его явственно представить не могла. Не один  раз  она
собиралась  открыться  Мэри,  но  всегда  природная  стыдливость  и   боязнь
показаться смешной  останавливали  ее.  К  тому  же  было  нечто  совершенно
интимное в ее сновидениях, чем она не хотела делиться ни с кем, даже со  все
понимающей и очень доброй Мэри Имс. Элизабет  хранила  свою  тайну  и  ждала
очередную ночь.., и незнакомца.
   Несмотря на свои опасения, страхи и неуверенность в будущем, Элизабет тем
не менее ждала прибытия в Новый Орлеан. Затейливые решетки балконов  богатых
домов на главной улице, невероятное разнообразие товаров, которые можно было
найти на местном  рынке  и  в  многочисленных  магазинах,  театры  и  другие
заведения для развлечений - все это ожидало ее в  большом  красивом  городе,
который раскинулся по берегам Миссисипи. И это  наполняло  ее  предвкушением
чего-то очень хорошего.
   Как ни странно, но  Натан  опять  заказал  им  раздельные  апартаменты  в
гостинице, покраснев при этом, и предложил очередную отсрочку перед тем, как
вкусить все "удовольствия брака". Элизабет не удивилась и не огорчилась. Она
постепенно приходила к пониманию  того,  что  их  брак  по  каким-то  особым
причинам не был похож на другие. А значит, она вкусит  "удовольствия  брака"
только тогда, когда Натан сочтет момент подходящим. Она не очень  переживала
из-за  отсрочки,  объясняя,  что  "это",  видимо,   настолько   малоприятная
процедура, что  Натан  из  любви  к  ней  отодвигает  час  наступления  этой
дьявольской игры.
   И все же она по-прежнему размышляла о том,  что  же  такое  эти  "брачные
забавы". И на вторую ночь их пребывания в Новом Орлеане она  снова  решилась
заговорить об этом. Оба они собирались на покой после  долгого  и  приятного
дня, посвященного завоеванию замечательного города. Но,  видя  свою  большую
одинокую постель, Элизабет не смогла удержаться, чтобы не  спросить  Натана,
когда же он все-таки собирается разделить с ней ее ложе, тут же добавив, что
они просто могут лечь вместе и не делать ничего такого, чего ему не хотелось
бы.
   Возникла очень неудобная ситуация. Элизабет почувствовала себя  смущенной
за проявленную инициативу, а Натан покраснел, не зная, что  и  сказать.  Они
молча смотрели друг  на  друга.  Элизабет  в  накинутом  на  плечи  шелковом
пеньюаре,  а  Натан  в  очень  идущем  ему,   подчеркивающем   его   красоту
красно-черном парчовом халате. Это продолжалось несколько секунд, потом, как
бы встряхнувшись, Натан с нервной улыбкой произнес:
   - Мой дорогой ребенок, конечно, со  временем  я  войду  в  твою  спальню.
Просто я думал, что тебе удобней быть  одной...  -  Он  запнулся,  проглотил
какие-то слова, но все же закончил фразу:
   - Если ты хочешь, чтобы я разделил с тобой твое ложе, я не  вижу  причин,
чтобы откладывать дальше этот момент.
   Натан волновался, наверное, больше,  чем  его  жена,  и  это  подтвердило
страхи Элизабет,  что  именно  она  была  первопричиной  странной  ситуации,
возникшей между ними. В молчании они  вошли  в  спальню.  Элизабет  легла  в
постель в пеньюаре, соблазнительно подчеркивающем ее пленительные изгибы, и,
все более возбуждаясь, с нетерпением ждала развития  событий.  Расширившиеся
до  огромных  размеров  глаза  следили  за  действиями  Натана.  А   тот   с
преувеличенной медлительностью  стал  стягивать  с  себя  халат  и  оказался
наконец рядом с ней только в тонкой ночной пижаме. Он быстро погасил  свечу,
и в темноте Элизабет ясно услышала, как он снимает с себя последнюю  одежду.
Сердце ее просто выскакивало из груди, и она, замерев, ждала момента,  когда
ее муж окажется рядом с ней.
   Натан проник под сатиновое покрывало очень робко и  застыл  на  несколько
мгновений рядом с ней в неподвижности. Затем, преодолевая  свое  волнение  и
нервозность, он медленно стал придвигаться к Элизабет.
   Он притянул ее к себе  и,  словно  бабочка  крыльями,  взмахивал  руками,
стараясь коснуться ее тела. Его губы были теплыми  и  добрыми,  но  Элизабет
ощутила, что в нем нет настоящей страсти. Ей становилось все очевиднее,  что
Натан искренне хотел бы доставить ей удовольствие, но что-то  препятствовало
и мешало ему сделать это. Или он не мог ?..
   Он неумело трогал ее  маленькие  груди.  Но  вот  его  губы  стали  более
ищущими, движения рук свидетельствовали  об  охватывающем  его  возбуждении.
Элизабет   хотелось   ответить   ему   взаимностью,   но   неуверенность   и
нерешительность Натана убивали ее возбуждение, порождали испуг и  мешали  ей
получить удовольствие  от  странного,  но  отнюдь  не  противного  ощущения,
вызванного его ласками. Время шло, Элизабет лежала рядом с мужем,  испытывая
удивление и разочарование, не зная, что же произойдет  дальше,  не  понимая,
что она должна делать и как  поступит  он.  Элизабет  почувствовала,  что  и
Натана охватило разочарование. И это  для  нее  было  тем  более  непонятно,
потому что его тело все теснее прижималось к ее плоти. И она была податлива,
но казалось, ему этого не требуется. Все как-то странно не сочеталось с тем,
что его движения становились все более неистовыми, его  бедра  обхватили  ее
ноги, тепло его тела проникло в нее через тонкую ткань ночной  рубашки,  его
руки прижимали ее к горячему мужскому телу...
   Спохватившись, что она до конца не раздета, Натан стал  стягивать  с  нее
последнюю одежду. Оказавшись  нагой,  Элизабет  не  испытала  ничего,  кроме
приступа стыдливости. Она не ощущала страстного подъема, хотя  он  продолжал
свои странные возбуждающие манипуляции. В какой-то момент ей пришла в голову
мысль: не об  этом  ли  говорила  Мелисса,  когда  объясняла,  что  ее  долг
заключается  в  том,  чтобы  дать  мужу   возможность   удовлетворить   свои
эмоциональные потребности. Из-за этого она терпела его руки на своих  грудях
и бедрах, но желания слиться с ним, раствориться в нем  не  возникало.  Было
очевидно, что и Натану это не доставляет особого удовольствия.
   После   нескольких   попыток   сделать   Элизабет   женщиной,   Натан   с
разочарованным вздохом, усталым тоном изрек:
   - Может быть, завтра ночью я буду более ловким,  дорогая...  Наверное,  я
слишком устал за наше долгое путешествие. Не думай обо мне плохо из-за того,
что ты пока не стала женщиной, надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.  Но  я
люблю тебя и больше всего на свете хочу сделать тебя счастливой.  Верь  мне,
моя дорогая Элизабет.
   Ее сердце дрогнуло от его признания, и она не  осмыслила  тот  факт,  что
пока Натан лежал рядом с ней, ни в один момент его мужское естество никак не
проявилось и она не смогла ощутить пульсирующий  индикатор  мужских  чувств.
Она очень заботливо поцеловала Натана в лоб. А затем застенчиво сказала:
   - Я не обижаюсь, Натан. Хорошо уже то, что ты  рядом  со  мной.  Мне  так
плохо спать одной во всех этих незнакомых местах.
   Руки Натана опять конвульсивно притянули ее, и он" мягко сказал:
   - Ты так прекрасна и добра ко мне, Элизабет. Немногие девушки  смогли  бы
проявить столько душевной чуткости. Может быть, в следующую ночь я  сумею...
А теперь давай спать.
   Его губы мягко скользнули по ее щеке, и он добавил:
   - Я должен признаться, что мне Очень приятно  чувствовать  тебя  рядом  с
собой.
   Его  слова  доставили  удовольствие  Элизабет,  хотя   не   рассеяли   ее
недоумения. Она не могла осмыслить его слова о том, что он  не  смог  что-то
сделать. Что же это было? В данный момент она была счастлива и  верила,  что
она и Натан сделали первый шаг к близости и супружескому товариществу,  чего
ей так недоставало.
   Следующий день они не спеша бродили по Новому Орлеану.  Поначалу  он  был
немного насторожен, но когда убедился, что Элизабет не намерена вспоминать о
вчерашней  ночи,  успокоился  и  расслабился,  стал  прежним   галантным   и
обаятельным спутником. К сожалению, оказалось, что хороший сам по себе  день
не приблизил их к преодолению проблемы, возникшей в предыдущую ночь.  И  эта
ночь стала точным повторением прошлой. Хотя кое-чем в мелочах и отличалась -
Элизабет уже не испытывала робости и стыдливости.
   Теперь она хотя бы представляла, чего ей ожидать.  И  когда  рука  Натана
коснулась ее грудей, она не удивилась. Она даже сделала  робкую  неуверенную
попытку ответить на ласки мужа своими действиями. Ее губы  в  ответ  на  его
поцелуй стали мягкими и теплыми, а своими  маленькими  ручками  она  не  без
волнения стала гладить его плечи и спину. Но, увы, чего-то  не  хватало  для
гармонии, и после нескольких не совсем  ясных  ей  попыток  сделать  что-то,
Натан   оторвал   себя   от   нее   и   прошептал,   перейдя   на   какой-то
противоестественный бас:
   - Элизабет, все это не имеет смысла. Мне хотелось верить, что с  тобой  я
смогу... Смогу. Но оказалось, что Лонгстрит был прав - я не должен был..,  я
не в состоянии лечь в постель с женщиной. О Боже  мой,  что  же  мне  теперь
делать?
   Элизабет почувствовала, как  ее  тело  охватил  озноб,  она  привстала  в
постели и медленно спросила:
   - Что ты имеешь  в  виду,  Натан?  Какое  отношение  к  тебе  имеет  этот
Лонгстрит?
   Бесцветным голосом Натан прошептал:
   - Никакого, с  одной  стороны.  И  решающее,  с  другой.  Мне  надо  было
рассказать тебе все еще  до  нашего  бракосочетания,  чтобы  ты  сама  могла
сделать выбор. Но я был абсолютно уверен,  что  смогу  порвать  отношения  с
Лонгстритом. Я был так уверен в этом, потому что считал, что твоя красота  и
доброта, и мое желание должны были превратить меня в настоящего  мужчину.  Я
верил, что мой плачевный опыт в темной сфере человеческих страстей останется
в прошлом и я смогу забыть об этом.
   После паузы он горько добавил:
   - Я был категорически не прав.
   Элизабет сидела, как маленькая ледяная статуэтка, в середине кровати,  ее
чаяния и мечты рассыпались, как горка пепла под  порывом  зимнего  ветра.  В
словах Натана было так много непонятного, пугающего, что выходило  за  рамки
здравого смысла. И тут она вспомнила странный разговор, случайно  услышанный
ею в Портсмуте. Что имел в виду тот мужчина? Он сказал  примерно  следующее:
"А Лонгстрит-то влюблен в этого парня".
   Напуганная собственными мыслями, которые она полностью не могла осознать,
Элизабет спросила с некоторым вызовом:
   - Может быть, ты все же объяснишь мне, Натан, в чем дело? Я уверена,  что
тебе будет легче, когда ты поговоришь со  мной  откровенно.  Я  сделаю  все,
чтобы помочь тебе.
   Он повернулся к ней, поймал ее маленькую, ставшую ледяной руку, сжал ее и
устало вымолвил:
   - Нет, дорогая, я не думаю, что моей беде можно  помочь  разговорами.  Но
тем не менее я расскажу тебе все... И если после этого ты захочешь  покинуть
меня, я отнесусь к этому с пониманием.
   Но как раз этого Элизабет хотелось меньше всего - нет, она не  собиралась
расставаться со своим мужем! Даже если окажется, что она не  любит  его,  ей
хватит и того, что он так красив и добр к ней. Он мог бы признаться ей,  что
является самым жестоким убийцей на земле, и она все  равно  не  ушла  бы  от
него. Такого внимательного и заботливого отношения за всю ее короткую  жизнь
к ней не проявлял никто другой. Ей вспомнилась холодная  обстановка  усадьбы
"Три вяза", ее ироничная деспотичная мачеха, безразличный отец, и  она  даже
вздрогнула. Натан нанес бы ей страшный удар, если бы потребовал,  чтобы  она
возвратилась туда.
   И вот, когда он почти рыдая и преодолевая стыд, признался ей в  том,  что
много раз был физически  близок  с  мужчинами,  с  Чарльзом  Лонгстритом,  в
частности, она была потрясена, и ей  хотелось  навсегда  отторгнуть  его  от
себя. То, что два мужчины могут стать любовниками, было вне ее  разума.  Она
понять этого не могла. Элизабет была даже не в  состоянии  представить,  что
происходит между  мужчиной  и  женщиной,  когда  они  оказываются  вдвоем  в
постели, а уж когда в  качестве  любовников  выступают  двое  мужчин..,  это
находилось вообще за гранью ее разума. Поэтому признание Натана, что он не в
силах полюбить женщину физически, что в данной ситуации он просто  импотент,
добавило в ее бедную головку новую порцию замешательства и ужаса.
   Главное, что Натан пытался объяснить Элизабет, не сразу дошло до нее.  Он
утверждал, что между ними по ночам ничего быть не может! О, если бы она была
постарше  и  поопытнее,  если  бы  она  вообще  имела  понятие  о  том,  что
представляют  собой  супружеские  отношения,  наверное,   она   приняла   бы
необходимое решение. Но она, полная самых благих намерений, сочла, что время
вылечит  все  и  их   обоюдное   стремление   исправить   положение   сможет
действительно изменить ситуацию к лучшему. Многое из того,  что  поведал  ей
Натан, коробило ее, но в конце концов все решила его доброта по отношению  к
ней. В выборе перед перспективой возвратиться в "Три вяза"  или  остаться  с
ним победил он со  своими  стыдливыми  признаниями.  О  нет!  О  том,  чтобы
возвратиться в Англию к мачехе с ее тиранскими замашками, да еще после такой
короткой и неудачной семейной жизни, не могло быть и речи!
   Ей не удалось скрыть от Натана, что после его признаний она почувствовала
себя преданной. Она также была зла на него за то, что он поставил  на  карту
не только ее будущее, но и  свое  собственное.  Но  Элизабет  была  приучена
принимать с хладнокровием все напасти, которые только  могут  обрушиться  на
нее. Ей было проще постараться приспособиться к  трудностям,  чем  начать  с
ними борьбу. Она была готова покориться нелегкой судьбе.
   Решение остаться, несмотря ни на что,  с  мужем,  далось  ей  нелегко.  И
пришло оно не в ту злополучную ночь. Она была шокирована тем,  что  услышала
от своего мужа, и  в  течение  нескольких  дней  их  отношения  были  крайне
непростыми и напряженными. Они оба старались действовать так,  будто  ничего
не  произошло,  и  продолжали  обследовать  Новый  Орлеан.  Они  обедали   в
многочисленных ресторанах,  но  чтобы  ни  происходило,  между  ними  стояли
признания той злополучной ночи. Они больше не предпринимали попыток наладить
супружеские отношения, и Элизабет поняла, что теперь она в такой же мере  не
хочет, чтобы Натан приласкал ее, как раньше желала этого.
   Она все время "чувствовала, что ей  надо  переступить  через  что-то,  но
решила не концентрировать свое  внимание  на  одних  проблемах.  Они  вместе
должны стремиться к  тому,  чтобы  сделать  их  брак  удачным,  и  хотя  она
по-прежнему находилась в некотором шоке  от  того,  что  произошло,  все  же
смотрела в будущее скорее с оптимизмом.  Время,  думала  она,  только  время
позволит разрешить все проблемы, и через несколько лет они,  оглянувшись  на
этот период их жизни, будут посмеиваться над собственной глупостью.
   Натан  был  очень  обрадован  решением  Элизабет  не  покидать  его,   он
почувствовал огромное облегчение и тоже  был  согласен,  причем  без  всяких
колебаний, что единственный выход на сегодняшний день -  подождать  развития
событий. Пристыженный собственной неспособностью исполнить супружеский долг,
он  как  можно  скорее  хотел  пройти  этот  отрезок  жизни.   Он   разделял
убежденность Элизабет, что с течением времени все  наладится  и  они  смогут
вести нормальную супружескую жизнь. Они по-прежнему были слегка насторожены,
оставаясь  наедине,  но   общее   ощущение   беды   сближало   их   каким-то
противоестественным образом.
   Натан чувствовал себя должником Элизабет за одно то, что  она  решила  не
бросать его, а сумела своим добрым сердцем понять его трагедию и  стремилась
облегчить его участь.
   Они решили не задерживаться надолго в Новом Орлеане, и Элизабет не смогла
бы ответить себе самой на  вопрос,  огорчило  ее  это  или  обрадовало.  Она
стремилась скорее прибыть в Натчез, чтобы, преодолев все сомнения, вместе  с
Натаном приступить к обустройству их семейной жизни. С  другой  стороны,  ей
было немного жаль того хрупкого равновесия, которое установилось между  ними
в этом замечательном городе. Что еще ждет  их  впереди?  Она  не  собиралась
провести остаток своих дней в скорби и унынии. Время излечит все.
   Наибольшее впечатление на Элизабет за время ее пребывания в Новом