ушаньями и прекрасными винами, -  громко  сказала
Мария, обрадовавшись, что хоть что-то вывело его из равновесия.
   Габриэль нахмурился и строго посмотрел на дворецкого.
   - Что все это значит? Еды в доме более чем достаточно, почему вы  кормите
людей этим... - он посмотрел на остатки варева в тарелке, - этими помоями? В
других домах свиней кормят лучше.
   Толстое лицо дворецкого перекосилось от страха.
   - Ста.., старый хозяин приказал.., и я.., думал...
   - Я не старый хозяин! - зло процедил  Габриэль  сквозь  зубы.  -  Я  буду
распоряжаться в этом доме ровно столько, сколько мы пробудем в Пуэрто-Белло.
И пока я здесь, вы проследите,  чтобы  этих  людей  кормили  по-человечески.
Иначе я сдеру с вас шкуру и повешу ее у себя в доме на Ямайке! Ясно?
   Побледневший дворецкий подобострастно закивал головой.
   - Они должны хорошо питаться, - продолжал Габриэль, - и я посоветовал  бы
вам не наживаться на этом... - И, обернувшись к Марии, которая  с  интересом
наблюдала за происходящим, мрачно заметил:
   - Я не очень похож  на  твоего  брата,  не  так  ли?  Мне  не  доставляет
удовольствия морить голодом тех, кто на меня работает. - Он приподнял ее  за
плечи и поставил перед собой. - Но те, кто у меня служат,  должны  исполнять
мои прихоти. И только я  решаю,  каковы  их  обязанности...  Ты,  чаровница,
больше всего устраиваешь меня в постели.
   Мария задохнулась от негодования, а он, не обращая на нее внимания, обвел
взглядом слуг, жмущихся друг к другу от страха, и холодно сказал:
   - Она никогда больше не должна здесь появляться. Эта девушка служит мне и
только мне! - Он посмотрел на пунцовое от  стыда  лицо  Марии.  -  Если  она
ослушается меня и кто-то из вас  ей  поможет...  Я  велю  запороть  того  до
полусмерти. Повинуйтесь мне, и вы убедитесь, что я щедрый хозяин, ну а  если
предадите.., пеняйте на себя!
   Поняв по испуганным лицам  слуг,  что  смысл  сказанного  дошел  до  них,
Габриэль сменил тон.
   - Ну а теперь нагрейте еще воды. - Он посмотрел на  перепачканную  одежду
Марии и поморщился. - Ты, дорогая, нуждаешься в ванне.  -  Но,  увидев,  что
слуги все еще стоят в оцепенении, мягко добавил:
   - Я хочу, чтобы вы сделали это немедленно.
   Все моментально закипело вокруг, все засуетились, а Габриэль, крепко взяв
Марию за  руку,  вышел  из  кухни,  уводя  ее  за  собой.  Она  начала  было
сопротивляться по дороге, но попытки вырваться из его рук  были  равносильны
попыткам остановить ураган, и, поняв это, Мария покорно пошла за ним.
   Дойдя до своих покоев, Габриэль ногой  распахнул  дверь  и  почти  силком
втащил туда Марию и, только затворив за собой дверь, отпустил ее.
   - Ты меня удивляешь. То ты со страстью отдаешься мне, то поджидаешь  меня
с ножом, а сегодня... - Он нахмурился. -  Что  ты  придумаешь  сегодня,  моя
дорогая? Чего ты пытаешься добиться  своими  дурацкими  выходками?  Чтобы  я
пожалел тебя? Или раскаялся,  что  взял  тебя  в  плен?  Или  ты  стараешься
возбудить к себе сочувствие среди слуг? А может, ты просто извращенка?
   Наверно, он был прав, но она  не  могла  ответить  ни  на  один  из  этих
вопросов. Как убедить его, что это -  наказание,  которое  она  избрала  для
себя, что, унижаясь, она искупает свой страшный  грех?  Как  объяснить  ему,
что, воздвигая между ними барьеры, она пытается  предотвратить  новую  беду?
Как передать этому смуглому чужаку, что ее душа разрывается при мысли о  тех
несчастных,  которые  страдают  в  разграбленном  городе,  что  она  считает
малодушием наслаждаться жизнью с тем, кто повинен во всем этом. Не зная, как
выразить свои чувства, и боясь вновь отступить  перед  его  обаянием,  Мария
сказала:
   - Я твоя пленница, и мне казалось, что при той вражде, которая  с  давних
пор существует между нашими семьями, было бы совершенно  естественным,  если
бы ты отправил меня работать вместе с другими слугами. Ведь Диего именно так
поступил с тобой.  Как  же  я,  его  сестра,  смею  рассчитывать  на  другое
отношение?
   - Значит, если твой брат жестокий и бесчеловечный мерзавец, я должен быть
таким же?
   - Как ты можешь так говорить о моем  брате!  -  с  негодованием  крикнула
Мария. - Разве ты лучше? Не ты ли убивал безоружных людей, когда ворвался  в
город со своей бандой? Грабить мирных жителей! И  разве  не  силой  ты  взял
меня?
   - Тебя? - переспросил Габриэль. - Если мне не изменяет память, тебя никто
не заставлял, совсем наоборот, ты сама хотела этого, очень хотела...
   Зачем он облек в слова то, что она чувствовала, но боялась произнести,  в
чем не хотела признаться самой себе?
   - Нет! Никогда! Никогда женщина из рода Дельгато добровольно не  ляжет  в
постель с Ланкастером! - крикнула Мария  и  ударила  Габриэля  по  щеке.  Он
закрыл глаза и как будто оцепенел.
   - Никогда больше не смей этого делать. - В его голосе звучала  угроза.  -
Боюсь, тебе не понравится мой метод обучения хорошим манерам.
   - Мне все не нравится в тебе, - сказала Мария, усмехнувшись,  -  так  что
можешь не стараться - ты меня не удивишь.
   Она была похожа на маленького взъерошенного котенка, и у Габриэля не было
ни малейшего желания воевать с ней.., во всяком случае сейчас. Она выглядела
очень уставшей и подавленной. К  тому  же  ему  хотелось  любить  ее,  а  не
рассуждать о горе, которое их семьи причинили друг другу.
   Потерянная и несчастная стояла перед ним Мария.
   Как хотелось и ей, выкинув из головы все обиды, броситься в его объятия и
забыть обо всем. Однажды она позволила  себе  поступить  так...  Но  это  не
должно повториться, иначе она предаст и семью и родную страну.  Ненависть  и
презрение - вот чувства, которые должны руководить ею.
   Она украдкой взглянула на Габриэля. Между  ними  не  может  быть  ничего,
кроме вражды, и с его стороны нечестно проявлять к ней показанное  внимание.
Как это несправедливо, что ее сердце радостно  замирает  при  виде  его.  Ну
почему ее неудержимо тянет к нему? Нет, ей нельзя думать об  этом.  Ведь  он
Ланкастер, а она Дельгато, и ее долг поддерживать честь своей семьи.

Глава 8

   Услышав шум за дверью, ведущей в соседнюю комнату, Габриэль  обратился  к
Марии.
   - Должно быть, ванна готова, - улыбнулся он. - Я с удовольствием  исполню
роль твоей горничной.
   - Мне не нужна ничья помощь, а уж тем более твоя!
   Габриэль язвительно усмехнулся:
   - Не забывай, что решения здесь пока принимаю я!  И  уж  если  я  чего-то
захотел, меня не остановить.
   Прежде чем Мария смогла ответить, он подхватил  ее  на  руки  и  отнес  в
смежную  комнату,  где  уже  стоял  большой  медный  чан,  на  три  четверти
наполненный горячей  водой,  рядом  лежал  большой  кусок  ароматного  мыла.
"Наверно, не будет большим грехом позволить себе помыться, - подумала Мария,
- но я не дам ему прикоснуться к себе". Она грустно вздохнула: можно  думать
все что угодно, он все равно поступит по-своему.
   - Отпусти меня! - скомандовала Мария. Ее тело начало реагировать  на  его
близость, и ей это не нравилось.
   - Все, что пожелает миледи. - Он осторожно поставил Марию на пол и  начал
искать застежки на ее одежде.
   - Оставь меня! - резко сказала Мария, ударив  его  по  рукам.  -  Я  могу
помыться сама!
   - Думаешь так просто лишить меня этого удовольствия?  Вряд  ли  тебе  это
удастся.
   Его пальцы были быстры и проворны, и, несмотря  на  сопротивление  Марии,
через несколько секунд на ней не осталось ничего. Красная от  смущения,  она
была готова провалиться со стыда.
   - Боже правый! Как же ты хороша! - с благоговением произнес  Габриэль,  и
его руки медленно заскользили по  ее  плечам,  талии,  бедрам.  Он  наклонил
голову и стал целовать ее груди, нежно шепча:
   - Такие  маленькие,  такие  сладкие..,  и  мои.  К  своему  стыду,  Мария
почувствовала, как упоительная истома начала разливаться по всему телу.
   Она испугалась и отпрянула от него.
   - Умоляю, пожалуйста, прекрати! Ни один мужчина не видел меня обнаженной,
никогда не  прикасался  ко  мне  так,  как  это  делаешь  ты.  Пожалуйста..,
остановись... - Мария подняла голову.
   На нее смотрели потемневшие от нахлынувшей страсти глаза.
   - Ты думаешь, я не знаю? Но теперь ты принадлежишь мне. Я отбил тебя у дю
Буа, и теперь ты моя.., в моих руках ты стала женщиной, моей женщиной,  и  я
один имею право ласкать и смотреть на тебя, когда мне этого захочется.
   - Но.., мне стыдно, когда ты так смотришь  на  меня,  -  зардевшись,  она
опустила глаза.
   - Тебе стыдно, что я смотрю на твою красоту? О Мария! Разве  можно  этого
стыдиться. Ты так хороша, что ни один мужчина, глядя на тебя,  не  останется
равнодушным. - Его взгляд не торопясь скользил по ее телу,  задерживаясь  то
на высокой груди, то на тонкой талии, то на соблазнительном изгибе бедер.
   Габриэль с трудом оторвался от восхитительного зрелища.
   - В ванну, миледи, быстро! А то, боюсь, все, что я  планировал  на  более
позднее время, случится прямо сейчас на полу.
   Он взял ее на руки и окунул в чан с водой. И если раньше взгляды Габриэля
смущали ее, а прикосновения  приводили  в  трепет,  то  это  было  ничто  по
сравнению с тем,  что  ей  пришлось  испытать  во  время  мытья.  Его  руки,
казалось, были всюду: нежные прикосновения и смелые ласки возбуждали ее. Она
еле сдерживалась, чтобы не протянуть руку и не притронуться к смуглому лицу,
склонившемуся над ней, к высокому  лбу,  твердому  подбородку.  Ей  хотелось
погладить его непослушные волосы,  притянуть  его  к  себе  и  поцеловать  в
чувственные губы, которые подарили ей столько счастливых минут.
   Мария старалась отогнать эти мысли прочь,  но  безуспешно.  Она  схватила
Габриэля за руку и, пытаясь остановить его, в отчаянии крикнула:
   - Прекрати! Прекрати сейчас же, не то я... Не то я...  -  Она  запнулась,
увидев его глаза, и с трудом вымолвила:
   - Если ты не перестанешь, я окачу тебя водой.
   Габриэль лениво улыбнулся в ответ. Мария была так соблазнительна!  Мокрые
пряди волос, извиваясь, как тропические растения, спускались ей на плечи,  а
капельки воды на теле при свечах были похожи на маленькие жемчужинки.
   - Если бы этот чан был побольше, я бы присоединился к тебе... - сказал он
тихо. - Не бойся намочить мою одежду, я все равно не намерен  в  ней  больше
оставаться...
   И, глядя на ее пунцовые щеки, громко рассмеялся.
   - Скоро ты избавишься от смущения.., но не раньше, чем я научу тебя  всем
премудростям любви.
   Мария смотрела на него с восхищением и ужасом.  Она  прекрасно  понимала,
чем может закончиться их разговор. Если он и дальше будет так нежен и  мягок
с ней, она не устоит перед его обаянием, и, призвав на помощь  свой  здравый
смысл, она сказала:
   - Не  думай,  что  это  будет  так  легко  сделать.  Я  сразу  хочу  тебя
предупредить, что буду сопротивляться. Хоть я и твоя раба, но  у  меня  есть
душа, сердце и чувства, которыми ты не вправе распоряжаться. Ты  не  знаешь,
что я чувствую. Ведь я Дельгато, а ты - Ланкастер... Между нами  многолетняя
семейная вражда, и лучше тебе не забывать об этом.
   Благодушное настроение Габриэля вмиг исчезло.
   - Вряд ли это случится, - сказал он изменившимся голосом. - А тебе хорошо
было бы запомнить следующее: в твоем положении довольно  глупо  выводить  из
себя хозяина. Я был добр к тебе.., но могу быть и жестоким.  Не  сомневайся!
Если ты будешь упорствовать, то скоро узнаешь, как суров я бываю. Не  доводи
меня, иначе пожалеешь. Это я тебе обещаю.
   - Ты хочешь напугать меня? -  спросила  Мария,  и  глаза  ее  воинственно
сверкнули. - Хуже того, что ты уже сделал, быть не может. - И чтобы доказать
ему, а самое главное, самой себе, что она его не  боится,  Мария  запальчиво
проговорила:
   - Я не боюсь тебя. Ты - Ланкастер, и мы,  Дельгато,  знаем,  как  с  вами
обращаться!
   Кровь ударила Габриэлю в голову. Страстное маленькое существо, которое он
всего два дня назад сжимал в своих  объятиях,  куда-то  испарилось,  оставив
вместо себя  эту  мегеру  с  ядовитым  языком.  Он  встал  и,  прищурившись,
внимательно посмотрел на Марию.
   - Ты думаешь, что хуже не будет? - спросил он тихим, вкрадчивым  голосом,
и Марии стало не по  себе.  -  Ну,  что  ж,  ты  вынуждаешь  меня  доказать,
насколько тебе было хорошо той ночью, - сказал он со злой усмешкой.
   Мария не на шутку встревожилась. Но было поздно.  Схватив  за  плечи,  он
резким движением вытащил ее из  воды  и,  не  обращая  внимания  на  попытки
вырваться из его рук, грубо замотал в  банную  простыню.  Прижав  девушку  к
себе, Габриэль  понес  ее  в  спальню,  громко  захлопнув  за  собой  дверь.
Отодвинув полог, он швырнул свою пленницу на кровать. На этот раз он не ушел
и прежде, чем Мария смогла выпутаться из простыни, быстро разделся, срывая с
себя одежду, и опустился рядом с ней.
   Борьба была недолгой. Как ни старалась Мария, она не смогла по-настоящему
противостоять молодому  и  сильному  мужчине.  Но  больше  всего  ее  пугала
проснувшаяся в нем какая-то животная грубость. Сознание того, что  она  сама
спровоцировала его, не приносило утешения. Все это  было  похоже  на  дурной
сон. Наконец ей удалось отстраниться и посмотреть ему в глаза. Сердце  Марии
забилось сильнее,  когда  она  не  увидела  в  его  взгляде  ни  злости,  ни
раздражения, в нем было только одно желание.
   Внезапно он нежно поцеловал ее плечо и прошептал:
   - Все должно быть по-другому... Я бы предпочел, чтобы ты хотела  меня,  а
не боролась со мной вот так.
   Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и Мария ощущала  предательскую
слабость  во  всем  теле.  Как  ей  хотелось  сильнее  прижаться   к   нему,
почувствовать его ласковые руки на своем теле, ощутить  вкус  его  страстных
поцелуев. Она уже совсем было решила сдаться,  как  вдруг  неожиданно  в  ее
воображении возник образ отца, и она услышала голос Диего:
   "Шлюха! Дрянь! Где твоя гордость? Ведь ты же Дельгато, а он Ланкастер! Ты
хочешь обесчестить славное имя, которое носишь?!"
   - Нет! Никогда! - закричала Мария и резко  оттолкнула  Габриэля.  Пытаясь
освободиться от него, сама того не желая, она больно ударила его  коленом  в
пах. Скрючившись и застонав от  боли,  Габриэль  перекатился  на  бок  и  на
мгновение замер. Мария застыла в недоумении, не сразу поняв, что  произошло,
но, оценив появившийся шанс, быстро перебралась  на  другой  конец  кровати,
подальше от человека, который так манил ее и  от  которого  из-за  проклятой
фамильной гордости ей следовало держаться подальше. Она уже свесила  ноги  с
кровати, когда Габриэль, придя в себя, железной хваткой вцепился ей в плечо.
   - Ну нет! Боюсь, что ты добилась своего - вывела меня из  себя...  Теперь
мне плевать на то, что ты  будешь  чувствовать.  -  И  он  силой  втащил  ее
обратно.  Он  был  груб,  настойчив,  и  Мария  поняла,  что  не   в   силах
противостоять такому напору. Вот тут-то она и вспомнила про нож.
   Собрав последние  силы,  она  извернулась  и,  сунув  руку  под  подушку,
нащупала там острое лезвие.  Не  думая  о  последствиях,  повинуясь  слепому
инстинкту, Мария ударила его ножом  и,  услышав  сдавленный  крик,  испытала
странное чувство облегчения и страха одновременно. Она приподнялась на локте
и увидела, что попала ему  по  лицу:  кровь  струйкой  стекала  по  щеке  из
небольшой раны на скуле. Почувствовав угрызения совести, Мария с отвращением
отбросила нож в сторону.
   - Я.., я.., не хотела, - прошептала она, и в голосе ее звучало  искреннее
раскаяние. Но слова замерли у нее на губах, когда она  увидела  устремленный
на нее взгляд.
   Никто никогда еще не смотрел на нее так. За  какую-то  долю  секунды  там
промелькнуло презрение, ярость, сожаление  и  желание  -  все  было  в  этом
взгляде. Потом Габриэль  закрыл  глаза,  и  в  комнате  воцарилась  гнетущая
тишина. Что-то темное и  зловещее  медленно  вползало  в  комнату,  и  Мария
чувствовала, как оно сжимается вокруг нее. Она переступила  некую  невидимую
черту, и их отношения уже никогда не станут иными;  ей  стало  страшно,  она
боялась этого сильного человека. У нее появилось ощущение, что того Габриэля
Ланкастера, которого она знала и который так привлекал ее, уже давно  нет  в
этой комнате, а  рядом  с  ней  на  кровати  лежит  Черный  ангел,  которого
смертельно боялись все ее соотечественники.
   Габриэль медленно поднял руку и поднес ее к  раненой  скуле.  Пальцы  его
обагрились кровью.
   - В тот день, когда Гарри  Морган  освободил  меня  из  трюма  проклятого
невольничьего корабля, - леденящим  душу  голосом  произнес  Габриэль,  -  я
поклялся: никогда больше ни один из Дельгато  не  возьмет  надо  мной  верх;
никогда больше не прольют Дельгато ни капли ланкастерской крови. Я  поклялся
использовать любую возможность, чтобы освободить землю от вашего  проклятого
племени. - Он улыбнулся, и от этой улыбки дрожь пробежала у Марии по  спине.
Она вся сжалась, приготовившись защищаться до последнего. -  Однако  выходит
так, - продолжал он тем же тоном, - что мне придется нарушить клятву... Я не
убью тебя, но когда я уйду, ты, возможно, пожалеешь, что я не сделал  этого.
- Он горько рассмеялся. - Ты правильно  поступила,  что  напомнила  -  очень
доходчивым способом - о коварстве твоей семьи... И  мне,  защищая  фамильную
честь Ланкастеров, надлежит обращаться  с  тобой  с  такой  же  грубостью  и
жестокостью, с какой твой брат обращался со мной и моими близкими.
   У Марии пересохло в горле. Она со страхом думала о том, что  наделала,  и
все же в глубине души старалась не жалеть об этом. Теперь  в  их  отношениях
все  стало  предельно  ясно,  и  пути  назад  нет.  Со  смешанным   чувством
удовлетворения и печали она подумала  о  том,  что  после  сегодняшней  ночи
сердце ее должно успокоиться - Габриэль Ланкастер стал и ее врагом.
   Она уже поняла, что он может быть груб,  но  не  могла  себе  представить
насколько. Все барьеры, которые она ставила  на  его  пути,  он  моментально
сметал. Его пальцы впивались в нее, словно стальные когти, руки, как  тиски,
сдавливали ее так сильно, что не было мочи вздохнуть, а губы.., она даже  не
представляла, что губы могут быть такими жесткими,  а  поцелуи  жалить,  как
пчелы...
   Мария ощутила вкус крови во рту. Была ли то кровь из  его  раны,  или  ее
нежные губы не выдержали его безжалостных поцелуев, она не  знала.  То,  что
произошло между ними, казалось ей символичным. Даже кровь. Так  должно  было
случиться. Поколения Дельгато и Ланкастеров принесли друг другу много  горя,
так почему между ними все должно быть иначе. Но в какой-то момент борьбы она
ощутила неизбежность своего поражения, почувствовала, что слабеет и  желание
сопротивляться  покидает  ее.  Ей  вдруг  стало  безразлично,  что   с   ней
произойдет.
   Как только бессмысленность дальнейшей борьбы дошла до ее сознания,  Мария
поняла, что тело ее стали наполнять  новые  ощущения.  Ей  открылась  другая
сторона страсти, которая поразила  и  ужаснула  ее.  Яростный  всепожирающий
огонь начал разгораться у нее внутри. Прикосновения  Габриэля  уже  не  были
неприятны, наоборот, они возбуждали ее; его руки и губы больше не  причиняли
боли.
   Первобытная, животная страсть захватила  обоих,  заполонив  все  мысли  и
чувства. Ни мести, ни гордости не было места в том,  что  происходило  между
ними. Сгорающий от желания дикий мужчина и необузданная первобытная  женщина
вступили в вечный спор, который всегда оканчивается одинаково.
   Когда его рот вновь стал искать ее губы,  она  не  стала  сопротивляться.
Почувствовав изменение в ее настроении, Габриэль застонал от удовольствия, и
его пальцы еще глубже зарылись в волосы Марии. Он запрокинул назад ее голову
и, сдерживая себя, маленькими глотками пил пьянящее  вино  ее  страсти,  так
бесстыдно предлагаемое ему.  Ее  то  сопротивляющееся,  то  податливое  тело
приносило ему невыразимые муки. Он терял  контроль  над  собой,  разрываемый
неудержимым животным желанием; он хотел обладать этой  жен