пузырька воздуха с другим,  отражению  лучей
предметом  белого  цвета  или  тому,  что происходит, когда  тело  животного
усваивает полезные вещества  и выбрасывает бесполезные, а  губка (даже  если
часть ее поднимается над водой)  притягивает воду и  выталкивает воздух и т.
п.  Впрочем,  зачем  перечислять  все  эти  примеры?  Ведь   ни  одно  тело,
приближенное к другому, не может ни изменить его, ни измениться само под его
влиянием,  если  этому  действию  не предшествует  взаимное восприятие. Тело
воспринимает пути, которыми оно проникает внутрь; воспринимает силу  другого
тела,  которому оно  уступает; воспринимает, отходя назад, удаление  другого
тела,  которое  его  удерживало;   воспринимает  разрыв  своей  целостности,
которому  оно  определенное время  сопротивляется. Словом,  всюду существует
восприятие.  А  воздух  так  остро  воспринимает  тепло  и  холод,  что  его
восприятие  оказывается намного  тоньше,  чем человеческое, которое, однако,
считается  мерой холодного и теплого.  Таким образом, становится  ясным, что
люди  в отношении этого  учения  совершили двойную ошибку: во-первых,  они в
большинстве случаев вообще не обращались к этому учению и  не  разрабатывали
его, несмотря на чрезвычайную его важность, а во-вторых, в том случае, когда
они все  же  случайно обращались  к наблюдениям  над  этими  проблемами, они
заходили дальше, чем следует,  приписывая всем телам обладание чувством, так
что сломать ветку дерева становилось чуть ли не преступлением, ибо оно могло
вдруг застонать,  как  Полидор  ^. А между тем  они должны  были исследовать
различие  между восприятием и  чувством,  не только сравнивая в  целом тела.
наделенные  чувством, и тела, не наделенные чувством  (например, растения  и
животные), но и  наблюдая за  самим чувствующим телом  и  пытаясь  выяснить,
почему  такое большое число действий  совершается вообще без какого бы то ни
было  участия чувств:  переваривается и выбрасывается  пища, мокроты и  соки
движутся вверх и вниз по всему телу, сердце и сосуды  пульсируют, внутренние
органы, подобно мастерским, исполняют каждый свою работу. И однако все это и
многое  другое  совершается   без  участия  чувства.  Но  люди  недостаточно
отчетливо  видят, каков характер действия чувства  и какого рода тело, какая
продолжительность  времени, какая повторяемость  впечатления  необходимы для
того,  чтобы  вызвать  страдание  или  наслаждение. Наконец,  они,  как  мне
кажется, вообще совершенно не понимают различия  между простым восприятием и
чувством,  так же  как не знают того, в какой мере возможно  восприятие  без
участия чувства. А ведь это спор  не только о словах, попов  высшей  степени
важном  существе дела.  Поэтому это учение,  как  исключительно  полезное  и
имеющее  отношение  к  очень многим вещам,  должно  получить более  глубокое
развитие. Ибо неосведомленность в этой области у некоторых древних философов
была  так велика, что они  всем без исключения  телам приписывали душу и  не
понимали, каким образом может  происходить произвольное движение без участия
чувства и как может существовать чувство без души ^.
     То, что  до сих пор  не  проводилось должного  исследования  форм света
(несмотря  на  то  что  в  области оптики осуществлено  уже много  серьезных
работ), можно объяснить только какой-то поразительной небрежностью. Ибо ни в
оптике, ни  где-либо в  другом месте мы не встречаем более или менее  ценных
исследований  о  свете.  Исследуется распространение лучей света, но не  его
происхождение.  А  источником  этого  недостатка,  как  и  аналогичных  ему,
является причисление оптики к разряду  математических  дисциплин, ибо в этом
случае слишком поспешно  была покинута  почва физики. С другой стороны, и  в
самой  физике свет (как  и его причины) получает  порой почти фантастическое
толкование,  и его  рассматривают  как нечто  среднее между  божественной  и
природной  субстанциями, а некоторые из  платоников  даже заявляли,  что  он
древнее самой материи, совершенно безосновательно вообразив, что после того,
как было создано пространство, оно сначала  заполнилось  светом, а уже потом
--   материей.  А  между  тем  Священное  писание  достаточно   красноречиво
свидетельствует, что темная масса  неба и земли была  создана раньше  света.
Что  же  касается  физических  исследовании  света,  основанных  на  анализе
чувственных восприятий, то они сразу же сводятся  к вопросам распространения
световых лучей, так  что  собственно физического исследования света почти не
проводится.  А  людям  следовало   бы  спуститься  немного  пониже  в  своих
рассуждениях и попытаться выяснить,  что есть общего у всех светящихся  тел,
иначе  говоря,  исследовать  форму  света.  Ведь  сколь  бесконечно телесное
различие (если его оценивать  по  достоинству)  солнца и гнилого  пня или же
гнилой  рыбьей чешуи! Следовало также попытаться понять,  в чем  заключается
причина  того,  что некоторые  тела  при нагревании  загораются  и  начинают
испускать свет, с другими  же этого  не происходит? Железо, металлы,  камни,
стекло, дерево, масло, сало от  огня воспламеняются или  же по крайней  мере
накаляются докрасна, а  вода и воздух  даже от самого сильного, невыносимого
жара не испускают никакого света и не сверкают. И  если кто-нибудь подумает,
что это происходит потому, что свет -- это свойство огня, а вода и воздух во
всех отношениях враждебны огню  ^, то  такой человек, конечно же, никогда не
плавал в лодке по  морю темной  теплой ночью, ибо он смог бы  в таком случае
увидеть,  как искрятся и светятся  капельки  воды под ударами  весел. То  же
самое происходит  и с пеной  неспокойного  моря,  которую  называют морскими
легкими. Что,  наконец,  имеют  общего с  пламенем и раскаленными предметами
светлячки,  и светящиеся жуки, и индийская муха, освещающая целую комнату, и
глаза некоторых животных, светящиеся в  темноте, и сахар,  искрящийся, когда
его колют или скребут, и пот мчащегося жаркой ночью коня, и некоторые другие
вещи?  Действительно,  люди  так мало  знают об  всем  этом, что большинство
считает, что искры от кремня на самом деле возникают от трения воздуха. Но с
другой  стороны,  так как воздух  не загорается от  нагревания и не начинает
заметно  светиться,  то  каким  же  образом  в конце концов совы  и  кошки и
некоторые другие  животные могут видеть ночью?  И поскольку зрение не  может
происходить без света, то неизбежно предположение, что самому воздуху присущ
от природы некий врожденный, хотя и очень слабый и незаметный свет, который,
однако, приспособлен к  строению  зрительных органов таких животных и вполне
достаточен им  для  зрения  ^.  Причина же этого недостатка, как. впрочем, и
многих других, состоит в том, что люди не умеют выводить  из частных явлений
общие формы  тех или  иных  свойств  (naturae),  т.  е.  то,  что мы назвали
специфическим предметом метафизики, которая в свою очередь  сама  составляет
часть физики, или учения  о  природе. Итак, нужно вести исследование формы и
происхождения света', отнеся  этот раздел науки к числу тех,  которые должны
быть созданы. Об учении о субстанции как  разумной так и чувственной души, о
ее способностях, а также о приложениях к этому учению сказано достаточно.

        " * КНИГА ПЯТАЯ * "

        "Глава I"
     Разделение учения об использовании и объектах способностей человеческой
души на логику и  этику. Разделение  логики на искусство открытия, суждения,
запоминания и сообщения
     Наука об  интеллекте, великий  государь,  и  наука о  человеческой воле
являются  близнецами, потому  что просветление  ума и  свобода  воли  вместе
возникают и вместе гибнут, и во всей Вселенной не  существует более глубокой
симпатии, чем та, которую испытывают друг к другу истина  и добро. Тем более
должно  быть  стыдно  ученым,  если  они, будучи  в  науке  подобны крылатым
ангелам, в  своих страстях уподобляются змеям, ползающим по земле, а души их
подобны грязному зеркалу.
     Мы  подошли уже  к учению  об  использовании  и  объектах  способностей
человеческой  души.  Это учение  делится  на  две  очень  известные и  всеми
признаваемые части  -- логику и  этику. При этом, однако, следует оговорить,
что учение  об  обществе,  обычно  считающееся частью  этики, мы  уже раньше
выделяли  в  самостоятельную  и  цельную  науку  о  человеке, его  связях  с
обществом,  и  поэтому здесь речь будет идти  только об  отдельном человеке,
рассматриваемом  вне  этих  связей.  Логика  изучает  процессы  понимания  и
рассуждения,  этика --  волю, стремления и аффекты;  первая рождает решения,
вторая  --  действия.  Не  подлежит,  однако,  сомнению, что  в  обеих  этих
областях,  т.  е. в  области суждения и в области действия, роль своего рода
посла, или посредника, или поверенного как  той, так и другой стороны играет
воображение. Ведь  чувство передает воображению все виды  образов, о которых
затем выносит суждение разум, а  разум  в свою  очередь, отобрав и приняв те
или иные образы, возвращает их воображению еще до того, как принятое решение
будет исполнено. Ибо воображение всегда  предшествует произвольному движению
и возбуждает его, так что  оно является общим орудием и того, и  другого:  и
разума,  и  воли;  впрочем,  этот  Янус имеет  два лица: лицо,  обращенное к
разуму,  несет  на  себе отпечаток истины,  лицо  же, обращенное к действию,
выражает добро; однако эти два лица подобны,
     ...как быть полагается сестрам '.
     Но воображение  не является  лишь обыкновенным  посредником,  и  помимо
своей  роли  простой  передачи поручения само  приобретает немалое  влияние.
Аристотель правильно говорит: "Душа обладает такой же властью над телом, как
господин над рабом, разум же обладает над  воображением такой властью, какая
существует в свободном  государстве у выборного магистрата  по  отношению  к
гражданину" ^ который  в свою очередь тоже может получить власть. Мы  видим,
что  в вопросах веры  и религии воображение берет верх над самим  разумом  и
выходит на первый план, и не потому, что  божественное просветление  находит
себе  место  в  воображении  (наоборот,  оно  располагается  прежде всего  в
крепости духа  и интеллекта),  но  потому,  что милосердие  божье использует
движения  фантазии  как орудие просветления, точно так же как оно использует
движения воли в качестве  орудия  добродетели. Именно поэтому религия всегда
искала  себе  путь  и  к человеческому  уму прежде  всего,  через сравнения,
образы, притчи, видения, сны. Кроме того, не так уж мала  власть воображения
и в области убеждения, осуществляемого силой красноречия. Ведь если искусная
речь способна ласкать, воспламенять, увлекать в любую  сторону умы людей, то
все  это  происходит  благодаря  активной деятельности воображения, которое,
приобретая неодолимую силу, не  только  нападает  на  разум, но и  совершает
насилие над ним, и ослепляя  его, и в  то же время возбуждая. Тем не менее я
не вижу причины отступать  от  первоначального деления: ведь воображение  по
существу  не создает науки, так как  поэзия, которую  мы  вначале  отнесли к
области воображения, скорее  должна считаться своего  рода развлечением ума,
чем наукой. Значение же воображения для понимания естественных явлений науки
о  душе мы  только  что отметили. Что  же  касается  его близкого родства  с
риторикой,  то  вполне  естественно  отнести  рассмотрение  этого вопроса  к
области самой риторики, о которой мы будем говорить ниже.
     Часть  философии  человека,  которая  посвящена  логике,   не  очень-то
нравится большинству умов, и в  ней не видят ничего, кроме шипов, запутанных
сетей  и силков утонченного умозрения. Ибо если  правильно  утверждение, что
"знание -- это пища ума" ^ то не менее правильно  и то, что, стремясь к этой
пище и  выбирая ее  для  себя,  большинство  проявляет вкус, напоминающий  о
предпочтении, выказанном в пустыне израильтянами, которых охватило страстное
желание  вернуться к горшкам с мясом и отвращение к  манне, хотя  и небесной
пище,  однако  казавшейся  им  менее  сытной  и  вкусной.  Точно  так  же  в
большинстве случаев  людей  привлекают  те науки, в которых есть, если можно
так  выразиться, кое-какая, более  съедобная,  "мясная"  начинка, такие, как
гражданская история, мораль, политика, ибо они волнуют человеческие страсти,
честолюбие  и  затрагивают  судьбы  людей.  А  этот  "сухой  свет"  [логики]
неприятен и невыносим для нежной и слабой природы большинства умов. Впрочем,
если  уж угодно определять  каждое  явление по  степени  его достоинства, то
следует  сказать, что науки, изучающие мышление, безусловно, являются ключом
ко  всем остальным. И точно так  же как рука является орудием орудий, а душа
-- формой  форм *, так  и эти  науки являются науками  наук.  Они  не только
направляют разум, но и укрепляют его, подобно тому как упражнения в стрельбе
из лука развивают не только меткость,  но и силу, давая возможность  стрелку
постепенно натягивать все более тугой лук.
     Логика  делится на четыре  раздела в зависимости  от тех целей, которые
стоят перед каждым из них. В процессе мышления человек либо находит то,  что
он  искал, либо  выносит суждение о том, что он нашел, либо запоминает то, о
чем  он вынес суждение, либо передает другим  то, что  он  запомнил. Поэтому
наука, изучающая мышление, естественно, должна  делиться на  четыре раздела:
искусство  исследования,  или  открытия;  искусство  оценки,  или  суждения;
искусство "сохранения", или памяти;  искусство высказывания, или сообщения ^
Мы будем говорить о каждом из них отдельно.
        "Глава II"
     Разделение  искусства  открытия  на  изобретение  искусств  и  открытие
доказательств. Первое из них,  являющееся особенно важным,  еще должно  быть
создано.  Разделение искусства изобретения  искусств на научный опыт и Новый
Органон. Описание научного опыта (experientia literata)
     Существуют два вида открытия, совершенно отличных друг от друга. Первый
вид -- это  изобретение искусств  и наук, второй -- открытие доказательств и
словесного выражения. Я утверждаю, что первый из этих двух  видов  полностью
отсутствует. Этот недостаток, как мне кажется, можно сравнить с тем случаем,
когда при описи имущества какого-нибудь умершего пишется: "Наличных денег не
обнаружено". Ведь точно так же как все остальное можно приобрести за деньги,
так  и  все остальные  науки  могут быть  созданы при  помощи этой науки.  И
подобно тому как нам никогда не удалось бы открыть Вест-Индию, если бы этому
не предшествовало  изобретение морского компаса  (хотя  в первом случае речь
идет  об огромных  пространствах, а  во втором -- всего  лишь о малозаметном
движении  стрелки),  нет  ничего  удивительного  в  том, что  в  развитии  и
расширении  наук не  достигнуто более  или  менее  значительного  прогресса,
потому что до сих пор игнорируется  необходимость существования особой науки
об изобретении и создании новых наук.
     То, что следует создать  такой раздел  науки,  -- совершенно бесспорно.
Прежде всего потому,  что диалектика ничего не говорит,  более того, даже не
помышляет ни об изобретении искусств,  как механических, так и  тех, которые
называют свободными, ни  о  выработке  средств  для  первых, ни об  открытии
аксиом для  вторых,  но  обращается к  людям  мимоходом, приказывая доверять
каждому в его собственном искусстве.  Цельс, человек умудренный  не только в
медицине  (хотя всем свойственно восхвалять  собственное искусство),  говоря
весьма  серьезно  и  умно  об  эмпирическом  и догматическом  направлениях в
медицине, заявляет, что  сначала  были открыты  лекарства  и другие средства
лечения, а уже потом стали рассуждать о причинах и основаниях болезней, а не
наоборот,  --  сначала были  извлечены  из  природы  вещей причины,  которые
осветили  путь  для  изобретения   лекарств.  Платон  же  со  своей  стороны
неоднократно  утверждал,  что "число  единичных вещей  бесконечно и наиболее
общие понятия  дают  наименее точные сведения о  явлениях,  поэтому существо
познаний,  которые  отличают  мастера  от  неумелого  человека,   состоит  в
промежуточных  суждениях, чему в каждой науке учит опыт" ^  Да и вообще все,
кто упоминает об изобретателях тех или  иных вещей или о  происхождении  той
или иной  науки,  скорее благодарят случай,  чем искусство, и  чаще называют
бессловесных животных, четвероногих, птиц, рыб, змей  учителями знаний,  чем
самого человека:
     Тут Венера, скорбя о беде незаслуженной сына,
     Матерь, срывает диктами с Кретейской Иды с листами
     Зрелыми стебель, цветком пурпурно-кудрявым цветущий, --
     Козам диким в горах знакомо это растенье,
     Как застрянут в спине у них летучие стрелы ".
     Так  что  совсем неудивительно (поскольку древние  обычно  обожествляли
изобретателей полезных вещей),  что  у египтян -- древнего народа,  которому
очень многие  искусства обязаны своим возникновением,  --  в  храмах  стояло
множество изображений животных и почти не было человеческих статуй:
     Чудища разных богов и лающий дерзко Анубис ^
     И даже  если  вы,  следуя  греческой  традиции,  предпочитаете  считать
создателями  искусств  не животных, а людей, вы  все  же никогда не  сможете
сказать,  что  открытие  Прометеем  огня   было   результатом  сознательного
исследования или что он,  впервые  ударяя по кремню,  ожидал получить искры;
нет,  он случайно  напал на это открытие и, как  говорят, "совершил кражу  у
Юпитера". Поэтому что касается  изобретения искусств, то  открытием пластыря
мы  обязаны дикой козе, открытием  модуляций в музыке  -- соловью, открытием
промываний  желудка --  ибису ^  изобретением  артиллерийского  искусства --
подскочившей крышке котла; короче говоря, вообще мы всем этим обязаны случаю
или любому  другому обстоятельству значительно больше,  чем диалектике. Мало
чем отличается  от только что названного  и  тот способ изобретения, который
верно описывает Вергилий:
     Чтоб до различных искусств дошел в размышлениях опыт
     Мало-помалу... '°
     Ведь здесь речь идет  именно о том методе открытия, на который способны
сами  животные и к которому они часто прибегают,  т.  е.  о  внимательнейшем
интересе к какой-то  одной вещи  и о постоянном упражнении с ней, к которому
этих животных неизбежно побуждает инстинкт самосохранения. Цицерон правильно
заметил: "Постоянное занятие одним  делом очень часто побеждает и природу, и
искусство" ". Поэтому если о людях говорят:
     ...труд же упорный,
     Все победил, да нужда, что гнетет в обстоятельствах жестких ",
     то подобным же образом можно спросить о животных:
     Кто научил попугая говорить (здравствуйте) ? "
     Кто  научил ворона  в засуху бросать  камушки в дупло  дерева,  на  дне
которого он  заметил  воду,  чтобы таким образом он мог  дотянуться  до  нее
клювом, когда  она  поднимется? Кто показал пчелам  путь, которым они всегда
летят по  воздуху на покрытые цветами  луга, хотя  эти луга иногда  и  очень
далеко  отстоят от их  ульев,  а  потом возвращаются вновь в свои ульи?  Кто
научил  муравья, прежде чем положить в свой  муравейник зерна, обгрызать их,
чтобы  они не проросли и не  сделали напрасным весь его труд? Таким образом,
если  мы  обратим  внимание  в  приведенном  выше  стихе Вергилия  на глагол
extundere (выковать), который указывает на трудность  предприятия, и наречие
paulatim (постепенно), которое  указывает на  медлительность этого процесса,
то мы вновь придем туда, откуда мы отправились, т. е. к тем самым египетским
божествам,  ибо  до  сих  пор люди  в  своих  открытиях  слабо  использовали
возможности разума и никогда не прибегали к помощи искусства.
     Во-вторых, если  несколько  внимательнее присмотреться к делу, то  сама
форма индукции, которую предлагает нам диалектика, доказывает справедливость
нашего утверждения, ибо эта форма индукции, с помощью которой предполагается
обнаружить и обосновать принципы  наук, совершенно по